Стыд
Часть 39 из 64 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Он никогда так раньше не пропадал, – говорит Виктория.
– Любит ли он лес? – спрашивает Крилле.
– Лес? – удивленно спрашивает она. – Нет, он ненавидит лес.
– Тело было найдено в лесу, – объясняет он.
– Да, я читала об этом, но все равно подумала, что это может быть Магнус. Несмотря на то что он точно не отправился бы в лес по своей воле.
– У вас есть какая-нибудь недавняя фотография с ним? – интересуется Эмма.
Виктория достает мобильный телефон и показывает фото мужчины. Магнус держит в руках ребенка и улыбается в камеру. Им сложно определить, тот ли это человек, который был в могиле.
– Есть ли еще какая-нибудь отличительная примета, кроме обручального кольца? – спрашивает Эмма, не упоминая, что на руке умершего не было кольца.
– Шрам над правой бровью, – осторожно говорит Виктория. – В детстве он упал с велосипеда, и ему пришлось наложить несколько швов.
Эмма приближает изображение лица жертвы на своем телефоне. Обе брови мужчины целы.
70
Что же сейчас делает Виктория? Магнус рисует себе картину: она сидит с детьми на огромном диване «честерфилд». Вера только что пролила свою Loka Crush[14], а Симон и Лисен ссорятся из-за миски с чипсами. Оба думают, что другому досталось больше. До этого они ели такос с вегетарианским фаршем и авокадо, а теперь смотрят что-то по телевизору. Но на этом воображение заканчивается. Магнус не знает, какие программы сейчас показывают по телевизору, потому что прошли месяцы с тех пор, как он проводил время с семьей. Он может представить, что Викан будет полна решимости жить и двигаться дальше, несмотря на то что сходит с ума от беспокойства. Она будет игнорировать свою болезнь и исчезновение мужа и сконцентрируется на тех лучах света, которые все еще светят на нее.
Вера, Симон и Лисен.
Как вы там, мои любимые?
Магнус мечется между сном и явью. И в этот раз он, видимо, проспал довольно долго. Он понятия не имеет, сколько именно. Каждый раз, когда Магнус засыпает, он задается вопросом, а не в последний ли раз.
Мужчина в сапогах умер?
Именно поэтому он не приходит, чтобы достать его отсюда?
Магнус больше не мерзнет, несмотря на холод. Влажная почва облепила его тело, и он, подобно куколке, лежит в своем коконе. Разница только в том, что Магнус исчезнет, а не родится.
Трудно представить, как сильно он был неправ, когда мечтал умереть. Ошибался, когда думал, что его смерть будет облегчением и для Викан, которая любит его и все время заступается за него, несмотря на то что он раз за разом обманывает ее и детей. И как Магнус вообще мог подумать, что его смерть принесет что-то хорошее детям? Очевидно, что он оставит на их судьбах шрам, который не заживет до конца жизни. Магнус не понимает, как мог прийти к таким невероятно мрачным мыслям. И теперь, когда он осознает, как это все нелепо, он уже не может сам определять свою судьбу.
Магнус должен выжить.
Должен ради семьи.
Тем не менее он снова начинает засыпать и не может никак этому воспрепятствовать.
На этот раз его сон, возможно, будет вечен.
71
Эмма бросает взгляд на часы на приборной панели. Половина десятого. Инес и Элли наверняка уже спят, но она все равно должна повидаться с ними именно сегодня вечером. Долгие часы разлуки разрывают Эмму на части изнутри. Она высадила Крилле в городе, а сама направилась к Нюллету в Седермальм. Затем в ее планах поехать к Инес в Сальтшебаден. Вновь Эмму начинают терзать сомнения. Сможет ли она продолжать так жить или ей нужно сменить работу?
Она борется с тем, чтобы позвонить Вестбергу и сказать, что труп не принадлежит Магнусу Свантессону.
– А вот теперь я очень удивлен, – говорит Вестберг на своем ярко выраженном диалекте. – Среди заявленных пропавших без вести больше нет людей, подходящих под описание.
– В худшем случае это труп человека, которого пока не ищут, – говорит Эмма и поворачивает на перекрестке налево. – Может быть, родственники не знают, что он пропал. Это далеко не первый случай, когда кто-то уезжает, не уведомив своих близких.
– У тебя ведь есть с собой рентгеновские снимки зубов жертвы? – спрашивает Вестберг.
– Есть. Мне удалось уговорить судебного стоматолога из Сольны на встречу завтра утром, несмотря на то что будет суббота, – говорит Эмма. – Тогда мы с большой вероятностью и узнаем личность жертвы.
Идентификация человека по слепку зубов – эффективная процедура, но лишь в случае наличия сравнительного материала.
– Ильва сейчас находится на секционном столе, – говорит Вестберг. – Нам остается только надеяться, что мы не просто так эксгумировали ее тело. Мне уже пришлось оправдываться в СМИ. Ее родственники не были довольны этим решением.
– Я все понимаю, но работа полиции прежде всего, – говорит Эмма и задумывается о сумке с вещами Ильвы, которую никто не забрал из пансионата. Она так и осталась храниться в полицейском участке в Бурленге.
– Они наверняка оценят нашу работу, если мы узнаем правду благодаря этому. Если окажется, что кто-то лишил ее жизни. Разве ты бы не хотела знать о таком?
– Конечно, но это вспорет старые раны ее родственникам, – говорит Эмма. – Мы что-нибудь узнали о причине смерти последней жертвы?
– Нет, но завтра получим предварительные результаты.
– А что с допросом Бендека? – спрашивает она. – Есть ли там прогресс?
– Да, я как раз хотел сказать об этом. У нас есть определенные результаты в этом направлении. Обычно мы добиваемся их, когда полицейские из Стокгольма оставляют нас в покое и дают нам спокойно поработать, – кисло говорит Вестберг.
– Да, просто супер, – отвечает Эмма.
– Обыск их дома дал нам столько интересных улик, что оба брата будут арестованы по обоснованному подозрению в похищениях и убийствах. Наконец-то у журналистов будет чем заняться, вместо того чтобы критиковать нашу работу. Кто-то недавно побывал в этом домике, и мы считаем, что это был Лолек, который прячется где-то рядом.
Эмма вспоминает домик и сарай, две глубокие тарелки на обеденном столе и все те мрачные детали, которые она там видела. Веревку с крюком и брезент.
– Что же вы там нашли?
Эмма прибывает на улицу Торкеля Кнутссона.
– Среди прочего веревку, отметины от которой могли быть оставлены на шеях жертв, и окровавленную лопату, на которой криминалисты обнаружили ДНК в нескольких местах.
– И что по этому поводу сказал Бендек?
– Ничего. Он не хочет, чтобы его обвиняли в каком-то из убийств, – говорит Вестберг. – Он не мог объяснить, как на лопату попала кровь, но отметил, что он не следит за своим братом круглые сутки.
– Значит, он хочет все свалить на своего сбежавшего брата?
– Да, что-то вроде того.
– Мы должны найти его.
* * *
Мне пришлось сменить приемную семью после неудачной попытки побега. Они хотят поселить меня как можно дальше от братьев, чтобы не было еще больше проблем.
Мне даже не разрешено выходить с ними на связь.
Тетки из социальной службы оправдывают это тем, что моим братьям нужно прижиться на новом месте. Я даже не устраиваю сцену – это будет бесполезно. Молчаливо и спокойно иду к машине, которая привезет меня к новому дому. Я сдерживаю свои чувства, но продолжаю задыхаться.
Поездка в Даларну занимает много времени. В моей голове успевает пронестись куча мыслей, прежде чем мы тормозим у большого дома в какой-то глухомани.
Тяжелыми и неуверенными шагами я направляюсь к тому месту, которое станет моим новым домом. Меня встречают мужчина и женщина с картонными улыбками. Издалека они похожи на идеальную пожилую пару, которая сумела преодолеть все препятствия, чтобы их утвердили в качестве моей приемной семьи. Я вежливо жму руку мужчине и женщине и заношу внутрь сумку с теми немногими вещами, которые у меня остались. Тетки из социальной службы о чем-то говорят с этой парой, но я не слушаю их. После долгой поездки меня одолевают голод и усталость.
Но больше всего мне не хватает моих братьев.
Тетки из социальной службы желают мне удачи и оставляют с теми, кто, как они считают, будут для меня хорошей семьей. Но они понятия не имеют о том, что скрывается за этими четырьмя стенами.
Я остаюсь жить с двумя незнакомцами.
Они детально изучают меня, затем говорят принять горячую ванну.
Меня моют, стригут мои ногти, расчесывают и очень коротко подстригают волосы. Я испытываю ужасные ощущения, стоя голышом перед двумя взрослыми, которых вообще не знаю. Я сопротивляюсь им и уже в первый вечер оказываюсь в углу столовой, где меня заставляют стоять спиной, пока они ужинают.
– Тебе должно быть стыдно, и ты будешь стоять там, пока не научишься уму-разуму.
Я совсем не испытываю стыда. Вместо того чтобы прогибаться под их требования, я опираюсь на свою и без того толстую стену – мое ограждение от внешнего мира. В жизни есть проблеск света. Ведь это не мои братья оказались у этой пары, не испытывающей никакого чувства любви, а я.
День за днем, неделя за неделей, год за годом – воспоминания о братьях постепенно стираются из моей головы. Подобно черно-белой фотографии, контуры которой блекнут.
И в конце концов в голове только пустота.
Тем не менее я не могу отказаться от надежды на воссоединение с ними. Эта мысль и убеждает меня жить дальше. Но я буду здесь взаперти до тех пор, пока мои приемные родители не умрут.
Смерть очаровывает меня больше, чем пугает. Она означает перемены, иногда к лучшему. Она может быть подарком. Началом чего-то, а не концом.
Со временем настанет очередь и моих приемных родителей.