Стрелок: Путь на Балканы. Путь в террор. Путь в Туркестан
Часть 73 из 225 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Боже, вы что, опять шутите?
– Нет, я серьезен, как надгробие.
– Не надо так говорить, – укоризненно покачал головой Лиховцев. – Жизнь и смерть это очень серьезные вещи, чтобы вот так ерничать. Я теперь это точно знаю.
– Да ладно тебе, Леша, лучше расскажи, что нового произошло, пока я валялся в отключке.
– Да ничего особенного, если не считать, что цесаревич сдал командование генерал-адъютанту Тотлебену и отбыл в Россию. Кстати, я тоже скоро за ним последую.
– Как, уже?
– Да, госпитальное начальство решило отправить негодных к дальнейшей службе домой. Как вы понимаете, я отношусь к этой категории.
– И много таких?
– К сожалению, много! Безрукие, безногие, слепые, оглохшие, тяжело смотреть…
– Но-но! Ты бодрость-то не теряй.
– Ну, что вы, Дмитрий. У меня как раз все хорошо. Все же я успел получить образование, так что могу служить в присутствии или частной конторе. Две ноги для этого совершенно излишни. К тому же меня ждет Софи, так что будущее видится мне исключительно в светлых тонах. А вот что будут делать другие инвалиды, я не слишком себе представляю. Ведь у многих семьи, и их надо кормить. Эти люди находятся в таком унынии, что больно смотреть.
– И когда вы отправляетесь?
– Точно не скажу, но говорят в ближайшие пару недель нас отправят на телегах в Бургас, а оттуда морем в Севастополь. Все зависит от наличия транспорта.
– Что же, счастливого пути…
– Ну, прощаться пока рано, мы ведь еще увидимся. Я непременно зайду завтра, а сейчас нам пора, а то доктора будут ругаться.
– Ага, спасибо. Феденька, задержись на секунду, я у тебя кое-что на ушко спрошу…
– Чего, Граф? – наклонился Шматов, как только Лиховцев отошел, громыхая своей деревяшкой.
– Говори…
– Ладно все прошло, – поспешил он успокоить Дмитрия, сообразивший, о чем тот спрашивает. – Все шито-крыто. Жандарм, правда, приходил, дознавался, да мы ему: – Знать не знаем, ведать не ведаем. Нашли, де, пораненным, у порванных проводов телеграфных, а кто и почему, бог весть!
– Поверил?
– А кто его знает, ирода. Должно, поверил…
– Про провода сам придумал?
– Да где мне! Северьян велел так говорить.
– Галеев?
– Ну да, он в карауле старшим был да увидал, как мы тебя тащим, вот и надоумил.
– Ишь ты.
– Ага, а еще сам пошел с Анохиным и провода оборвал, да истоптали там сапогами, будто невесть что творилось. Кровью еще набрызгали. Все чин чином.
– Офигеть!
– Ладно, побег я, – заторопился Федор. – Ты поправляйся скорее.
Как это ни странно, но в тот день жандармы так и не появились. Не пришли они и на следующий день, так что Дмитрий стал уже успокаиваться, решив что «голубые мундиры» удовольствовались версией о порче проводов и не стали копать дальше. Однако на третий день в палату вошли два офицера, в одном из которых Будищев узнал Вельбицкого, а во втором – местного поручика Васильева, частенько заходившего на станцию для проверки журналов.
– Здравия желаю вашим благородиям, – тихо поприветствовал он их.
– Здравствуй, братец, – ласково начал штабс-капитан. – Как поживаешь?
– Как в Польше, – слабо улыбнулся унтер и, увидев недоумение на лицах офицеров, пояснил: – У кого больше, тот и пан.
– А ты не меняешься, – хохотнул жандарм. – Все такой же балагур!
– Поздно уже меняться.
– Ну, поздно так поздно. Ты мне лучше расскажи, что с тобой приключилось?
– Честно, ваше благородие?
– Конечно, честно!
– Если честно, то я ни хрена не помню.
– То есть?
– Вот вообще ничего. Вроде вечером уже спать собирался ложиться, а потом чернота… очнулся уже здесь.
– Любопытно. А то, как тебя титулярный советник Валеев посылал линию проверить, стало быть, тоже не помнишь?
– А он посылал?
– Ну, не сам же ты пошел ее проверять?
– Логично, – задумался на миг Дмитрий, а потом решительно заявил: – Возможно, так и было, только я все равно ничего не помню!
– Ну да, с тобой ведь такое уже бывало, – как бы про себя пробормотал штабс-капитан, не спуская с раненого глаз.
Будищев в ответ промолчал, показывая всем своим видом, что и рад бы помочь, но ничего конкретного сказать не может. Вельбицкий еще немного поиграл с ним в гляделки и как бы невзначай спросил:
– А что, когда ты обрыв искать пошел, амбар уже горел?
– Еще и амбар горел? – изумился Будищев. – Вот ночка была!
– Так ты пожара не видел?
– Может, и видел, – пожал плечами унтер. – Говорю же, не помню.
– Но амбар-то ты видел?
– Какой амбар? Тот, что на окраине деревни заброшенный стоит?
– Да, он самый.
– Не могу знать, ваше благородие! А почему вы спрашиваете?
– А вот вопросы, – вступил наконец в разговор второй жандарм, – тут мы задавать будем!
– Как прикажете, ваше благородие!
– Слушай, Будищев, – продолжил поручик, – а ведь ты нам врешь! У тебя шинель не только в крови, но и в копоти. Был ты у этого пожара…
– Вашбродь, – покачал головой Дмитрий, – да я в этой шинели половину Болгарии, будь она неладна, на пузе прополз. И не один десяток турок на тот свет отправил, а уж сколько раз у костра ночевал да на разных пожарищах был, мне и не упомнить!
– Не кривляйся, я у сослуживцев твоих спрашивал. Еще днем она у тебя вычищена была, а тут уже закопченной оказалась. Как так?
– Я же говорю, не помню, – с видом великомученика отвечал ему Будищев.
– Ну, ладно, – снова улыбнулся Вельбицкий. – А у дома, где евреи поставщики жили, ты бывал?
– Это у которого? Тут, господин штабс-капитан, деревня небольшая, да в каждом дворе либо румынский жид на постое, либо свитский генерал на квартире. Недолго и перепутать!
– Что?! – широко распахнул глаза поручик.
– Я имею в виду, где какой дом, они ж тут все на один манер…
– Издеваешься, скотина?
– Не пойму я, вашбродь, чего вы от меня хотите? Я, можно сказать, одной ногой на том свете побывал, да еще не факт, что оттуда вернулся, а вы меня тираните, будто я преступник какой. Если есть в чем обвинить, то так и скажите, а то что же жилы тянете? Я, чай, не железный.
– Ты мне поплачься еще!
– Прошу прощения, а что здесь происходит? – раздался за спиной жандармов голос, на который те нехотя обернулись.
На «стражей законности и порядка» с вызовом в глазах смотрел тщедушный молодой прапорщик, в котором Дмитрий узнал Гаршина.
– А вам какое дело? – грубо отозвался поручик.
– Старший унтер-офицер Будищев – мой подчиненный. Кроме того, он герой войны и георгиевский кавалер! И я хочу знать, по какому праву вы его допрашиваете?
– Полноте, господа! – вмешался Вельбицкий. – Нет никакого повода для ссор. Мы вовсе не допрашиваем вашего… кстати, Всеволод Михайлович, а когда это он успел стать вашим подчиненным? Вы вроде соседними взводами командовали… Ну да ладно! Мы, изволите ли видеть, не допрашиваем вашего протеже, а производим дознание.
– У раненого?!
– Нет, я серьезен, как надгробие.
– Не надо так говорить, – укоризненно покачал головой Лиховцев. – Жизнь и смерть это очень серьезные вещи, чтобы вот так ерничать. Я теперь это точно знаю.
– Да ладно тебе, Леша, лучше расскажи, что нового произошло, пока я валялся в отключке.
– Да ничего особенного, если не считать, что цесаревич сдал командование генерал-адъютанту Тотлебену и отбыл в Россию. Кстати, я тоже скоро за ним последую.
– Как, уже?
– Да, госпитальное начальство решило отправить негодных к дальнейшей службе домой. Как вы понимаете, я отношусь к этой категории.
– И много таких?
– К сожалению, много! Безрукие, безногие, слепые, оглохшие, тяжело смотреть…
– Но-но! Ты бодрость-то не теряй.
– Ну, что вы, Дмитрий. У меня как раз все хорошо. Все же я успел получить образование, так что могу служить в присутствии или частной конторе. Две ноги для этого совершенно излишни. К тому же меня ждет Софи, так что будущее видится мне исключительно в светлых тонах. А вот что будут делать другие инвалиды, я не слишком себе представляю. Ведь у многих семьи, и их надо кормить. Эти люди находятся в таком унынии, что больно смотреть.
– И когда вы отправляетесь?
– Точно не скажу, но говорят в ближайшие пару недель нас отправят на телегах в Бургас, а оттуда морем в Севастополь. Все зависит от наличия транспорта.
– Что же, счастливого пути…
– Ну, прощаться пока рано, мы ведь еще увидимся. Я непременно зайду завтра, а сейчас нам пора, а то доктора будут ругаться.
– Ага, спасибо. Феденька, задержись на секунду, я у тебя кое-что на ушко спрошу…
– Чего, Граф? – наклонился Шматов, как только Лиховцев отошел, громыхая своей деревяшкой.
– Говори…
– Ладно все прошло, – поспешил он успокоить Дмитрия, сообразивший, о чем тот спрашивает. – Все шито-крыто. Жандарм, правда, приходил, дознавался, да мы ему: – Знать не знаем, ведать не ведаем. Нашли, де, пораненным, у порванных проводов телеграфных, а кто и почему, бог весть!
– Поверил?
– А кто его знает, ирода. Должно, поверил…
– Про провода сам придумал?
– Да где мне! Северьян велел так говорить.
– Галеев?
– Ну да, он в карауле старшим был да увидал, как мы тебя тащим, вот и надоумил.
– Ишь ты.
– Ага, а еще сам пошел с Анохиным и провода оборвал, да истоптали там сапогами, будто невесть что творилось. Кровью еще набрызгали. Все чин чином.
– Офигеть!
– Ладно, побег я, – заторопился Федор. – Ты поправляйся скорее.
Как это ни странно, но в тот день жандармы так и не появились. Не пришли они и на следующий день, так что Дмитрий стал уже успокаиваться, решив что «голубые мундиры» удовольствовались версией о порче проводов и не стали копать дальше. Однако на третий день в палату вошли два офицера, в одном из которых Будищев узнал Вельбицкого, а во втором – местного поручика Васильева, частенько заходившего на станцию для проверки журналов.
– Здравия желаю вашим благородиям, – тихо поприветствовал он их.
– Здравствуй, братец, – ласково начал штабс-капитан. – Как поживаешь?
– Как в Польше, – слабо улыбнулся унтер и, увидев недоумение на лицах офицеров, пояснил: – У кого больше, тот и пан.
– А ты не меняешься, – хохотнул жандарм. – Все такой же балагур!
– Поздно уже меняться.
– Ну, поздно так поздно. Ты мне лучше расскажи, что с тобой приключилось?
– Честно, ваше благородие?
– Конечно, честно!
– Если честно, то я ни хрена не помню.
– То есть?
– Вот вообще ничего. Вроде вечером уже спать собирался ложиться, а потом чернота… очнулся уже здесь.
– Любопытно. А то, как тебя титулярный советник Валеев посылал линию проверить, стало быть, тоже не помнишь?
– А он посылал?
– Ну, не сам же ты пошел ее проверять?
– Логично, – задумался на миг Дмитрий, а потом решительно заявил: – Возможно, так и было, только я все равно ничего не помню!
– Ну да, с тобой ведь такое уже бывало, – как бы про себя пробормотал штабс-капитан, не спуская с раненого глаз.
Будищев в ответ промолчал, показывая всем своим видом, что и рад бы помочь, но ничего конкретного сказать не может. Вельбицкий еще немного поиграл с ним в гляделки и как бы невзначай спросил:
– А что, когда ты обрыв искать пошел, амбар уже горел?
– Еще и амбар горел? – изумился Будищев. – Вот ночка была!
– Так ты пожара не видел?
– Может, и видел, – пожал плечами унтер. – Говорю же, не помню.
– Но амбар-то ты видел?
– Какой амбар? Тот, что на окраине деревни заброшенный стоит?
– Да, он самый.
– Не могу знать, ваше благородие! А почему вы спрашиваете?
– А вот вопросы, – вступил наконец в разговор второй жандарм, – тут мы задавать будем!
– Как прикажете, ваше благородие!
– Слушай, Будищев, – продолжил поручик, – а ведь ты нам врешь! У тебя шинель не только в крови, но и в копоти. Был ты у этого пожара…
– Вашбродь, – покачал головой Дмитрий, – да я в этой шинели половину Болгарии, будь она неладна, на пузе прополз. И не один десяток турок на тот свет отправил, а уж сколько раз у костра ночевал да на разных пожарищах был, мне и не упомнить!
– Не кривляйся, я у сослуживцев твоих спрашивал. Еще днем она у тебя вычищена была, а тут уже закопченной оказалась. Как так?
– Я же говорю, не помню, – с видом великомученика отвечал ему Будищев.
– Ну, ладно, – снова улыбнулся Вельбицкий. – А у дома, где евреи поставщики жили, ты бывал?
– Это у которого? Тут, господин штабс-капитан, деревня небольшая, да в каждом дворе либо румынский жид на постое, либо свитский генерал на квартире. Недолго и перепутать!
– Что?! – широко распахнул глаза поручик.
– Я имею в виду, где какой дом, они ж тут все на один манер…
– Издеваешься, скотина?
– Не пойму я, вашбродь, чего вы от меня хотите? Я, можно сказать, одной ногой на том свете побывал, да еще не факт, что оттуда вернулся, а вы меня тираните, будто я преступник какой. Если есть в чем обвинить, то так и скажите, а то что же жилы тянете? Я, чай, не железный.
– Ты мне поплачься еще!
– Прошу прощения, а что здесь происходит? – раздался за спиной жандармов голос, на который те нехотя обернулись.
На «стражей законности и порядка» с вызовом в глазах смотрел тщедушный молодой прапорщик, в котором Дмитрий узнал Гаршина.
– А вам какое дело? – грубо отозвался поручик.
– Старший унтер-офицер Будищев – мой подчиненный. Кроме того, он герой войны и георгиевский кавалер! И я хочу знать, по какому праву вы его допрашиваете?
– Полноте, господа! – вмешался Вельбицкий. – Нет никакого повода для ссор. Мы вовсе не допрашиваем вашего… кстати, Всеволод Михайлович, а когда это он успел стать вашим подчиненным? Вы вроде соседними взводами командовали… Ну да ладно! Мы, изволите ли видеть, не допрашиваем вашего протеже, а производим дознание.
– У раненого?!