Стрелок: Путь на Балканы. Путь в террор. Путь в Туркестан
Часть 142 из 225 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Само собой. И тут вот еще какое дело. Нам, возможно, уехать отсюда придется. Надолго. Поедешь со мной?
– А далеко?
– Очень.
– А Стеша?
– Семен, не рви мне сердце. Если ей не полегчает, то лучше оставить в лечебнице. Там за ней хоть присмотрят.
– Прости, Дмитрий Николаевич, – как-то очень серьезно, по-взрослому ответил мальчик. – Только на кого я Стешу оставлю? А еще мамка с сестренками малыми…
– Ну ладно, – покачал головой Будищев. – Я еще никуда не уехал.
Антонина Дмитриевна, несмотря на помощь брата, с трудом выбралась из кареты и, тяжело вздохнув, направилась к дому. Последнюю ночь она провела у постели императрицы Марии Александровны и очень устала. Трагическая гибель сына тяжело сказалась на самочувствии ее величества. Никто из приближенных или слуг не услышал от этой маленькой, но сильной женщины ни единой жалобы или стона, и лишь в некогда прекрасных глазах черной бездной плескалось отчаяние. Большинство подруг государыни давно умерли, царственный муж в открытую изменял ей, а теперь жестокая судьба забрала еще и сына. Ее бедное сердце не выдержало этого последнего страдания, и она тихо угасла на глазах своей камер-фрейлины.
Ноги плохо слушались графиню, и она непременно упала бы, если бы к ней на помощь не пришел высокий молодой человек с щегольскими усами.
– Держитесь за меня, – воскликнул он, протягивая руку.
– Благодарю вас, – начал было Вадим Дмитриевич, но тут же осекся, узнав Будищева.
– Я тоже рад вас видеть, – кивнул тот в ответ.
– Ах, это вы, – всхлипнула Антонина Дмитриевна, с благодарностью приняв помощь. – Хорошо, что вы пришли поддержать нас в этой утрате.
Бывший унтер с бесстрастным лицом помог пожилой женщине добраться до дому, где его ношу тут же попытались перехватить слуги. Впрочем, эта попытка не удалась, и молодой человек проводил графиню до гостиной.
– У вас, вероятно, какое-то дело? – сухо осведомился граф Блудов.
– Что с тетушкой? – обеспокоенно спросил Дмитрий, проигнорировав вопрос.
– Переутомилась. Они были очень близки с ее величеством, и… моя сестра восприняла эту утрату близко к сердцу.
– Со мной все хорошо, – ответила графиня, немного отдышавшись. – А вы как?
– Да со мной-то что сделается! – беспечно отмахнулся Дмитрий. – Молодой, здоровый, жениться вот собрался.
– В каком смысле? – опешил граф.
– В смысле на девушке. Тоже молодой и красивой. Хотел с вами познакомить.
– Она что – здесь?
– Нет, конечно. Просто договорились бы о встрече.
– И на том спасибо. Впрочем, как видите, ваши матримониальные планы крайне не своевременны.
– Это точно.
– Что же, очень хорошо, что вы это понимаете. Так что не смею задерживать.
– Есть еще одна проблема.
– Час от часу не легче! Что вам еще угодно?
– Да в лечебницу меня не пускают.
– В какую еще лечебницу?
– Это моя вина, – вмешалась в перепалку Антонина Дмитриевна. – Со всеми этими трагическими событиями, я забыла отдать необходимые распоряжения.
– Мне, право, совестно вас беспокоить…
– Пустяки! Вадим, распорядись, пожалуйста, принести писчие принадлежности. До кабинета мне теперь не добраться, так что я напишу записку здесь. Этого будет достаточно.
– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? – сокрушенно вздохнул Блудов. – Просто сумасшедший дом какой-то!
Тем не менее все необходимое было доставлено, и старая графиня принялась за работу. Покончив с письмом, Антонина Дмитриевна присыпала его песком и, убедившись, что чернила высохли, протянула послание Дмитрию.
– Берите. И, разумеется, как только позволят обстоятельства, я с большой охотой познакомлюсь с вашей избранницей.
– Спасибо. Она вам понравится.
– Не сомневаюсь, – фыркнул Вадим Дмитриевич.
– Ну, мне пора, – изобразил поклон Будищев.
Тетушка в ответ лишь слабо улыбнулась, а вот кандидат в отцы неожиданно вызвался проводить незваного гостя.
– Да я не заблужусь, – попытался отказаться тот, но граф шел вперед, не обращая внимания на возражения.
Дойдя до двери, он резко повернулся, и, прокашлявшись, спросил:
– Вы не передумали?
– Насчет чего? – прикинулся простачком Дмитрий.
– Насчет переезда в Америку. Мое предложение остается в силе.
– Хм. А вы знаете – передумал. Пожалуй, я не прочь переехать.
– Вы серьезно?
– Ну, а почему нет? Особенно, если прибавите тысяч пять.
– Наглец!
– Ваша правда. И в кого я только такой уродился?
– Не паясничайте!
– Ну, а что мне остается? Трудное детство, голод, холод, отсутствие положительных примеров перед глазами…
– Довольно!
– Как скажете.
– Итак, вы согласны уехать из России?
– Согласен. Несите деньги.
– Но я не храню в доме такие суммы!
– Это очень правильно с вашей стороны.
– Но я могу выписать чек.
– Боюсь, что этот вариант меня не устроит. Согласитесь, что, приехав в Америку, было бы крайне неприятно узнать, что вы его аннулировали.
– Да за кого вы меня принимаете? – возмутился граф.
– А вы меня? – улыбнулся в ответ Будищев.
– Хорошо, вы получите наличными. Но мне нужны гарантии.
– Хотите – икону поцелую?
– Подите прочь! Когда все будет готово, вас известят.
– Вот это деловой разговор.
Как и следовало ожидать, записка графини Блудовой оказала на больничное начальство самое благоприятное действие. Во всяком случае, тяжелая, окованная железом калитка отворилась, и Дмитрия с Семкой пустили внутрь лечебницы. Против ожидания, там оказалось далеко не так мрачно, как можно было подумать, но забранные решетками окна, неистребимый запах карболки и хмурые физиономии санитаров четко намекали, что здесь далеко не санаторий.
Когда они зашли в палату, Степанида Филиппова с безучастным видом сидела на кровати, обхватив ноги руками, и от всей этой позы чувствовалась такая безысходность, что даже Будищеву, ко всему привычному, стало не по себе. А Семен – тот просто кинулся к девушке и, едва не плача, спросил:
– Стеша, ты меня узнаешь?
– Сема, – еле слышно прошептала она в ответ.
– Дмитрий Николаевич, она меня узнала! – радостно закричал в ответ парень, обернувшись к своему наставнику.
– Уже хорошо, – буркнул тот, внимательно разглядывая обстановку.
– Стешенька, родная, как хорошо, что тебе лучше, – радостно продолжал мальчишка.
– Не шуми, малец, – одернул его сопровождавший их санитар. – Не положено тут кричать. Больные – они от крика могут и испугаться, или еще чего.
– А далеко?
– Очень.
– А Стеша?
– Семен, не рви мне сердце. Если ей не полегчает, то лучше оставить в лечебнице. Там за ней хоть присмотрят.
– Прости, Дмитрий Николаевич, – как-то очень серьезно, по-взрослому ответил мальчик. – Только на кого я Стешу оставлю? А еще мамка с сестренками малыми…
– Ну ладно, – покачал головой Будищев. – Я еще никуда не уехал.
Антонина Дмитриевна, несмотря на помощь брата, с трудом выбралась из кареты и, тяжело вздохнув, направилась к дому. Последнюю ночь она провела у постели императрицы Марии Александровны и очень устала. Трагическая гибель сына тяжело сказалась на самочувствии ее величества. Никто из приближенных или слуг не услышал от этой маленькой, но сильной женщины ни единой жалобы или стона, и лишь в некогда прекрасных глазах черной бездной плескалось отчаяние. Большинство подруг государыни давно умерли, царственный муж в открытую изменял ей, а теперь жестокая судьба забрала еще и сына. Ее бедное сердце не выдержало этого последнего страдания, и она тихо угасла на глазах своей камер-фрейлины.
Ноги плохо слушались графиню, и она непременно упала бы, если бы к ней на помощь не пришел высокий молодой человек с щегольскими усами.
– Держитесь за меня, – воскликнул он, протягивая руку.
– Благодарю вас, – начал было Вадим Дмитриевич, но тут же осекся, узнав Будищева.
– Я тоже рад вас видеть, – кивнул тот в ответ.
– Ах, это вы, – всхлипнула Антонина Дмитриевна, с благодарностью приняв помощь. – Хорошо, что вы пришли поддержать нас в этой утрате.
Бывший унтер с бесстрастным лицом помог пожилой женщине добраться до дому, где его ношу тут же попытались перехватить слуги. Впрочем, эта попытка не удалась, и молодой человек проводил графиню до гостиной.
– У вас, вероятно, какое-то дело? – сухо осведомился граф Блудов.
– Что с тетушкой? – обеспокоенно спросил Дмитрий, проигнорировав вопрос.
– Переутомилась. Они были очень близки с ее величеством, и… моя сестра восприняла эту утрату близко к сердцу.
– Со мной все хорошо, – ответила графиня, немного отдышавшись. – А вы как?
– Да со мной-то что сделается! – беспечно отмахнулся Дмитрий. – Молодой, здоровый, жениться вот собрался.
– В каком смысле? – опешил граф.
– В смысле на девушке. Тоже молодой и красивой. Хотел с вами познакомить.
– Она что – здесь?
– Нет, конечно. Просто договорились бы о встрече.
– И на том спасибо. Впрочем, как видите, ваши матримониальные планы крайне не своевременны.
– Это точно.
– Что же, очень хорошо, что вы это понимаете. Так что не смею задерживать.
– Есть еще одна проблема.
– Час от часу не легче! Что вам еще угодно?
– Да в лечебницу меня не пускают.
– В какую еще лечебницу?
– Это моя вина, – вмешалась в перепалку Антонина Дмитриевна. – Со всеми этими трагическими событиями, я забыла отдать необходимые распоряжения.
– Мне, право, совестно вас беспокоить…
– Пустяки! Вадим, распорядись, пожалуйста, принести писчие принадлежности. До кабинета мне теперь не добраться, так что я напишу записку здесь. Этого будет достаточно.
– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? – сокрушенно вздохнул Блудов. – Просто сумасшедший дом какой-то!
Тем не менее все необходимое было доставлено, и старая графиня принялась за работу. Покончив с письмом, Антонина Дмитриевна присыпала его песком и, убедившись, что чернила высохли, протянула послание Дмитрию.
– Берите. И, разумеется, как только позволят обстоятельства, я с большой охотой познакомлюсь с вашей избранницей.
– Спасибо. Она вам понравится.
– Не сомневаюсь, – фыркнул Вадим Дмитриевич.
– Ну, мне пора, – изобразил поклон Будищев.
Тетушка в ответ лишь слабо улыбнулась, а вот кандидат в отцы неожиданно вызвался проводить незваного гостя.
– Да я не заблужусь, – попытался отказаться тот, но граф шел вперед, не обращая внимания на возражения.
Дойдя до двери, он резко повернулся, и, прокашлявшись, спросил:
– Вы не передумали?
– Насчет чего? – прикинулся простачком Дмитрий.
– Насчет переезда в Америку. Мое предложение остается в силе.
– Хм. А вы знаете – передумал. Пожалуй, я не прочь переехать.
– Вы серьезно?
– Ну, а почему нет? Особенно, если прибавите тысяч пять.
– Наглец!
– Ваша правда. И в кого я только такой уродился?
– Не паясничайте!
– Ну, а что мне остается? Трудное детство, голод, холод, отсутствие положительных примеров перед глазами…
– Довольно!
– Как скажете.
– Итак, вы согласны уехать из России?
– Согласен. Несите деньги.
– Но я не храню в доме такие суммы!
– Это очень правильно с вашей стороны.
– Но я могу выписать чек.
– Боюсь, что этот вариант меня не устроит. Согласитесь, что, приехав в Америку, было бы крайне неприятно узнать, что вы его аннулировали.
– Да за кого вы меня принимаете? – возмутился граф.
– А вы меня? – улыбнулся в ответ Будищев.
– Хорошо, вы получите наличными. Но мне нужны гарантии.
– Хотите – икону поцелую?
– Подите прочь! Когда все будет готово, вас известят.
– Вот это деловой разговор.
Как и следовало ожидать, записка графини Блудовой оказала на больничное начальство самое благоприятное действие. Во всяком случае, тяжелая, окованная железом калитка отворилась, и Дмитрия с Семкой пустили внутрь лечебницы. Против ожидания, там оказалось далеко не так мрачно, как можно было подумать, но забранные решетками окна, неистребимый запах карболки и хмурые физиономии санитаров четко намекали, что здесь далеко не санаторий.
Когда они зашли в палату, Степанида Филиппова с безучастным видом сидела на кровати, обхватив ноги руками, и от всей этой позы чувствовалась такая безысходность, что даже Будищеву, ко всему привычному, стало не по себе. А Семен – тот просто кинулся к девушке и, едва не плача, спросил:
– Стеша, ты меня узнаешь?
– Сема, – еле слышно прошептала она в ответ.
– Дмитрий Николаевич, она меня узнала! – радостно закричал в ответ парень, обернувшись к своему наставнику.
– Уже хорошо, – буркнул тот, внимательно разглядывая обстановку.
– Стешенька, родная, как хорошо, что тебе лучше, – радостно продолжал мальчишка.
– Не шуми, малец, – одернул его сопровождавший их санитар. – Не положено тут кричать. Больные – они от крика могут и испугаться, или еще чего.