Страна чудес

Элеанор Куин упала на колени рядом с мамой – эти косички, лук и колчан со стрелами, сдержанная улыбка… Орла ничего не могла с собой поделать: она вздрогнула от протянутой руки, всего на секунду, убежденная, что дочка стала кем-то другим.

– Нет, все хорошо, мама. Я кое-что узнала – кое-что очень важное!

– Правда? – Орла была измученной, полуживой. Неудача добила ее. Дух даже не хотел, чтобы Орла с ним разговаривала; у нее не было выбора. И она уже знала, что скажет дочка. – «Ей нужна ты».

Элеанор Куин засмеялась:

– Мы сделали все наоборот!

Орла сорвалась с того места, где припала к земле, с новой маниакальной решимостью:

– Нет! Ни в коем случае!

– Мама…

– Давай, мы идем домой. – Она схватила Элеанор Куин за куртку, и когда девочка начала сопротивляться, Орла оттащила ее от дерева.

– Мама, ты не понимаешь!

– Нет, это ты не понимаешь!

– Она не желает мне зла, Она чувствует со мной связь – как и я чувствую связь с ней. Теперь я понимаю. Она хочет, чтобы мы жили вместе…

– Жили? – закричала Орла дочери прямо в лицо; ей было все равно, что Элеанор Куин сжалась от страха. – Ты не понимаешь, что она задумала…

– Я знаю больше тебя! Когда-то она была девушкой, но теперь…

– Раньше может быть, но она уже не та девушка. Посмотри на ее силу. Нельзя… Если бы она была внутри тебя, что стало бы с тобой?

– Она не причинит мне вреда! И, мама…

– Она заменит тебя!

Элеанор Куин смотрела на нее мудрым, даже слишком взрослым взглядом. Голод, укоренившийся на ее лице и сделавший скулы более рельефными, сделал ее взгляд еще старше.

– Ты ошибаешься, мама. Она не заменила дерево. Дерево все это время было живым, у него все было хорошо. Может, поэтому оно и прожило так долго… Ты до сих пор не слушаешь… – ее слова были наполнены досадой и жалостью.

Орла схватила дочку за руку и продолжила идти к дому. В ней бушевали жестокие мысли, ни одна из которых не была направлена на дочь. Возьми топор. Сруби дерево. Эта штука уже достаточно пожила. Она не заслужила еще одного шанса.

– Старое умирает, Элеанор Куин. Так заведено.

– Но тогда мы сможем уйти. Я пытаюсь спасти тебя, мама! – Она освободилась от маминой хватки. – Тебя и Тайко.

Орла остановилась. Взглянула на дочку с ужасом, смешанным с отвращением. Неужели слишком поздно? Неужто дух исказил разум ее дочери, сделал из нее обманщицу и лгунью ради получения желаемого?

– Тайко умер, ты же знаешь…

– Нет, Тайко пропал. Но я думаю, что мы – я – могу его вернуть.

– Как?

– Я еще не… еще не совсем понимаю. Но это часть плана. И если Она сделает меня своим новым домом, то…

Как будто Она пытается доказать, насколько далека от человека. Она действительно думает, что Орла поменяет одного ребенка на другого?

Орла положила руки на узкие плечи дочери, ее гнев ушел. Не стоило винить Элеанор Куин за то, что хотела спасти брата.

– Ты ничего ей не должна. И мне ничего не должна, и даже Тайко. Я знала… Я предлагала Ей себя. Это был бы честный компромисс. Я взрослая и могу принять такое решение. То, что Она просит от тебя, не может решать девятилетняя девочка. Я ей объяснила, а Она не послушала. Ей нельзя доверять. Когда Она была девушкой, то занималась колдовством или верила во что-то… опасное – вот почему это случилось. Она перенесла свою душу в гребаное дерево!

Орла взяла дочку за руку и снова направилась в сторону дома.

– Значит, подождем. Чертово дерево умрет, и пускай Она выберет себе другое. Или лису, или кролика – это не наша гребаная проблема. Нам не надо было сюда приезжать, но это я вытащу тебя отсюда, а не наоборот.

– Я просто хотела помочь, – тихо сказала дочь.

– Конечно, ты помогла, потому что ты храбрая, умная, сильная девочка. Верь мне, не Ей. Во что бы Она ни превратилась, Она тебе не друг.

Элеанор Куин смотрела на маму пристальным, оценивающим взглядом. Несколько недоверчивым. Орле захотелось прочесть мысли дочери, отчаянно сдерживая собственные.

Остаток пути домой они шли молча. Только Орла качала головой. Все уже могло закончиться. Дух был слишком упрям. А может быть… Орла отбросила эту мысль. Не хотела вспоминать, как Элеанор Куин стояла во дворе, воспринимая с самого начала то, чего остальные не видели. Возможно, Ей с самого начала была нужна Элеанор Куин. Потому что она похожа на ту девушку.

Шоу мог догадываться о чем-то, что не хотел принимать. Но их дочка всегда была чувствительнее. В мозгу, подобно фейерверкам, мелькали мысли и воспоминания. Появление Шоу было последней попыткой повлиять на дочь. Хотя, если бы Она пришла в образе Тайко, было бы хуже. Но Орла знала: Ей нельзя доверять. И все же…


Какой особой связью, какой магией обладала Элеанор Куин?

Может быть, поэтому с переездом все встало на свои места; может быть, мы исполнили какую-то предначертанную судьбу, и место моей дочери…

Нет.

Потому что помимо этого она помнила страх Бин. Горький вопрос, когда девочка смотрела на снежные сугробы, завалившие их дом: «Мы умрем?»

Элеанор Куин не желала этого. Никогда. Она хотела дом на жилой улице и друзей, с которыми можно поиграть. Нормальную жизнь. Она хотела учиться играть на музыкальном инструменте, тихо, чтобы ее никто не критиковал.

Ожидание смерти дерева – не самые дальновидные меры, которые она могла предпринять, но сохранение жизни дочери было для нее превыше всего. Не дать ей умереть с голоду. Не позволить ей отдать себя духу.

Орле хотелось бы прямо сейчас побежать за помощью. Но если она оставит Элеанор Куин одну или даже просто отвернется, девочка сбежит в лес и согласится на Ее просьбу. И тогда погибнет последний сектор сердца Орлы. Моро-Беннеты исчезнут.

Через несколько дней семья брата Шоу будет дома. Может, они и не станут сразу волноваться, что до Беннетов не дозвониться, но наверняка приедут. Через неделю, две. До тех пор ей просто нужно сберечь Элеанор Куин – живой.





41




Элеанор Куин вошла в дом, даже не потрудившись стряхнуть снег с ботинок. Она бросила снегоступы у двери, поставила лук у стенки и бросилась на некрасивое клетчатое кресло. Орла закрыла за ними дверь.

– Зачем ты ее запираешь? – спросила Элеанор Куин.

Орла пожала плечами. Запирать дверь было бесполезной защитой, но желание не пускать Ее было сильным.

– Не злись.

– Я не злюсь. – Элеанор Куин стянула с себя свитер и бросила его на пол. – Я могу кое-то сделать, а ты этого не хочешь.

Орла пожалела, что ее матрас сейчас не на своем месте – наверху, в комнате. Ей хотелось вскарабкаться по лестнице, залезть в постель, натянуть одеяло на голову и проснуться только тогда, когда она будет уверена, что дерево и проклятая тварь внутри него мертвы. Но оттуда она не могла следить за дочкой.

– Как там в поговорке? «Отосплюсь на том свете»?

– Ты говоришь какую-то ерунду. – Орла видела фальшь в раздражении дочери, понимая, что Элеанор Куин вот-вот расплачется. Она присела на подлокотник клетчатого кресла и притянула девочку к себе.

– Ты меня душишь! – оттолкнула девочка руки Орлы.

– Я пытаюсь уберечь тебя.

– Уже слишком поздно, почему ты просто не дашь мне…

– Еще не поздно. Она умирает вместе с деревом. Когда дерево умрет, дух внутри него больше не будет представлять для нас угрозы. Но до этого, пока мы окончательно не ослабели, нам нужно попробовать свои силы в охоте.

Элеанор Куин бросила на нее осторожный взгляд:

– В смысле… убить животное?

– Мы не можем ждать, пока не останется буквально ничего съедобного. А там почти ничего не осталось.

От какой-то внезапной мысли мышцы на лице дочки дернулись.

– Мы не должны умереть. – Печальные слова, едва слышный шепот.

– Вот именно.

Правда заключалась в том, что Орла не представляла себя охотницей, которая снимает шкуру с животного, пока его теплая плоть парит на морозе. А еще не считала себя специалисткой по выживанию, которая изучает сложные лесные массивы вокруг дома. У них была вода, электричество, отопление. И если бы Орла смогла их прокормить…

– Я читала давным-давно, что иногда, когда ты умираешь, электрические цепи в теле сходят с ума, – сказала Орла. – Возможно, поэтому некоторые люди ненадолго умирают, но потом возвращаются и сообщают, что видели свет в конце тоннеля или какие-то видения. Я знаю, что ты чувствуешь связь с духом, с девушкой, но смерть – это естественный процесс. – Если только в тебя не выстрелили из ружья. – Я думаю, что мы видим нечто подобное. Она – это… последствие нарушения электрических цепей. Они зашкаливают. Мы пытались Ей помочь – ты же знаешь, пытались. Но мне кажется, что нам надо Ее отпустить. Пока ждем, мы должны поддерживать свое здоровье. Тебя это устраивает?

– Мама, я не хочу никого убивать. Не хочу стрелять в животное и не хочу, чтобы дух… Это жизнь, Мама. Я верю Ей – мы видели Ее фотографию. Она была девушкой, которая приехала сюда из города, как и я. У нас есть нечто общее, и ей со мной легче, чем с папой. Она не пыталась сделать ничего плохого – ты сама мне говорила, что тогда от туберкулеза не было лекарства. И что Ей оставалось делать?

Конечно, Орла не могла винить испуганную девушку за то, что та хотела жить, но то, что происходило сейчас, было… неестественно. Сверхъестественно.

Но она бы за что не призналась, что сочувствует этой девушке – это дало бы Элеанор Куин еще больше оснований ее жалеть.

– Она не была девушкой больше ста лет. Она знает о… вещах, далеко выходящих за рамки…

Но Элеанор Куин не обращала на нее внимания, на ее лице был написан восторг: