Страна чудес

Орла лежала в постели, не до конца проснувшись. Бодрствующая ее часть была настроена на умиротворение, которого она не чувствовала уже давно. В доме было тихо. Как во сне. Слышались только редкие птичьи трели да воронье карканье за окном.

Она согнула ноги, а затем медленно вытянула их. Глубоко вдохнула через нос, сосредоточившись на том, как воздух проникает в каждую клетку тела. В голове, казалось, не было ни единой мысли. Когда Орла выдохнула, мышцы расслабились.

Солнце играло в уголках сомкнутых глаз, из-за краев закрытых жалюзи. Она хотела танцевать и представляла, как делает это, неподвижно лежа в кровати. Танец был медитацией, полной трансформацией тела в другое состояние. В голове играла симфония, и Орла представляла, как движется, рассказывая свою историю.

Поначалу танец был жизнерадостным и волнительным. Мелкие прыжки молодого зверька, исследующего неизвестное место. Преувеличенные движения головы, пока она выглядывала наружу, вперед, в поисках знакомого горизонта, находя только странный и дикий пейзаж. А потом музыка стала более хаотичной.

На сцену вышли другие танцоры. Орла протянула к ним руку, но они крутились, удаляясь от нее, как будто к ним были прицеплены веревки, которые наматывали их на катушки, отрывая от земли. Орла хотела взять их за руки и сформировать сплошную цепочку, чтобы после долгих хождений и погонь они, наконец, смогли танцевать в ряд, в унисон. Но вскоре они начали разделяться, уплывать в темноту, и в луче прожектора предстало новое существо.

Затем последовали более нежные моменты, па-де-де из двух влюбленных. На сцену вырвалась пара оленей на шатающихся ножках; они носились туда-сюда, исследуя все вокруг. Брачные танцы нарушил шквал бешеной музыки – олени прыгали и падали на землю, поднимались, молили о чем-то и снова бегали по кругу. Тянулись друг к другу, спотыкались и вытягивали то одну ногу, то другую. И, наконец, музыка стала лиричной, так как оставшихся танцоров один за другим поглотили подступившие тени, оставляя Орлу одну в резком пятне света. Она ударила себя в грудь со всей грацией, на которую была способна.

Орла ерзала в кровати, инстинктивно дергалась, пока ее тело пыталось исправить сон – позвать танцоров, которые исчезли в темноте.

Внезапно придя в себя, она поморщилась. Мышцы болели, все вернулось. Кошмар ее существования. Долгое время, проведенное на снегу днем накануне, с головой Шоу на коленях.

Орла открыла глаза. В реальной жизни современный балет «Эмпайр-Сити» никогда не дал бы ей главную роль в «Выжившей». Но так вышло, и это было хуже, чем тогда, когда умер ее младший брат; тогда она была в растерянности иного рода, но с ней были родители. Теперь же она осталась без любимого, ее интересовало только то, как спасти своих детей; она наобум совершала какие-то движения, не зная, какое из них приведет танец к триумфальному завершению.

Детей в кровати не было. Где они?

Орла откинула одеяло и подняла тяжелую себя. Кряхтя, свесила ноги с матраса. Если бы Шоу был рядом, она бы попросила его растереть ей поясницу. Если бы Шоу был рядом, она бы понежилась в горячей ванне и оставила завтрак для детей за ним. Если бы Шоу был рядом…

Но его рядом не было. Дом казался пустым… и тихим. Где дети?

Она вскочила с кровати, все еще во вчерашней одежде, и влезла в тапочки.

– Бин? Тигра?

Их не было в комнатах. Секундой позже подтвердилось, что их нет и в гостиной. Тело было как с похмелья, будто ее били. На кухне их тоже не оказалось.

Орла просунула голову в студию Шоу, надеясь увидеть Элеанор Куин с гитарой на коленке и Тайко на полу с бумагой и мелками.

– Элеанор Куин?

Внутри будто бы зажглась спичка, опалив внутренности. Орла надеялась, что они играют в своем новом выдуманном мире. Но их там не было.

Их не было здесь.

– Тайко? Элеанор Куин?

Она звала достаточно громко, чтобы голос разнесся по всему дому. Когда никто не ответил, у нее появилась еще одна идея; Орла бросилась на кухню и открыла дверь в подвал. Они могли догадаться, где спрятаны их рождественские подарки.

– Вы внизу?

Тишина измывалась над ней. Если бы она упала с лестницы, то приземлилась бы в зияющей пасти этой гнетущей тишины, и та бы ее проглотила.

Оно забрало детей. Пришло за ними ночью, и теперь Орла останется одна навсегда. Это наказание? Что она сделала?

Она заметила у входной двери поддон для багажника. Какую-то старую обувь и пару ботинок. Ее. Это значит…

– Черт!

Она скинула тапочки и сунула ноги в ботинки. Шоу умер в своих. Но обувь детей должна быть там. Она и представить себе не могла, с чего бы Элеанор Куин позволила своему брату выйти во двор, ведь они с ней разговаривали о том, чтобы залечь на дно и не выходить из дома и посмотреть, не устанет ли Оно от них и не прояснит ли своих намерений.

Орла натянула куртку и поспешила на улицу, морально не готовая к еще одному ужасному, наполненному паникой утреннему дню.

– Элеанор Куин! Тайко!

Свежий снег скрипел под ногами, когда она сошла с крыльца и побежала по двум парам мелких следов. Видимо, прошел недолгий ледяной дождь: свежий снег был покрыт тонкой коркой блестящего льда. Было красиво, солнце сияло на снежных просторах, напоминая картины, которые она видела в отражении через окно в ванной.

Орла протаптывала собственный путь, прислушиваясь к каждому шагу в ботинках, под которыми скрипела мерцающая корка. Если бы только она могла так легко давить все ногами, как однажды растоптала двухголового мутанта в снегу. Проложить дорогу до района Челси, подстеречь новых хозяев – «Сюрприз!» – а затем вышвырнуть их на задницы. Она так сильно мечтала увидеть, как ее дети бегут в свою безопасную, тесную старую комнатку.

Когда она подошла к гаражу, настроение стало еще мрачнее: было слишком очевидно, куда ведут маленькие следы. Больная фантазия нарисовала Орле страшную картину: ее мудрая дочь и маленький сын сидят с измазанными кровью губами и пожирают останки отца.

Но они просто предстали перед ней с испуганным и виноватым видом. Стояли коленями в снегу возле тела Шоу, подняв брезент с одной стороны. Под куртками были пижамы. Орла едва сдержала истеричный приступ смеха. Ее муж был похож на флаг – красный, белый и синий. Белая кожа местами посинела. Даже издалека казалось, что его тело превратилось в лед. И выглядело жутко. А кровь замерзла, как подтеки глазури на помятом, кровавом торте.

У Элеанор Куин был раненый взгляд ребенка, ожидавшего наказания. Но Орла не могла на нее кричать. Вместо этого ее глубоко жалила собственная вина – дети смотрели на то, что она сделала. Вдруг они никогда не смогут ее простить?

– Что вы здесь делаете? – Орла обошла их и опустилась на колени, чтобы закрепить брезент.

– Он хотел знать. Все спрашивал: «Где папа?»

– Не надо было ему это показывать.


Она поправила Шоу и попыталась спрятать свое лицо плечом, чтобы дети не видели его выражение. Она чувствовала взгляды детей, прикованные к ней. Убийца. Чудовище.

– Это был ужасный несчастный случай.

– Я так ему и сказала, мама.

Тайко поднялся на ноги. И протянул Орле ручки, чтобы она понесла его:

– Мы помолились, чтобы папа знал: мы его любим. И, может, он все же иногда будет с нами играть.

Орла встала на ноги и подняла его на руки. Как бы она ни хотела, чтобы дети не осуждали ее за это, от такого простого смирения Тайко в горле встал ком.

Когда-нибудь ей придется дать официальное объяснение менее дружелюбным властям. Она подумала о том, что может потерять детей, и крепко его обняла.

– Я рада. Рада, что вы попрощались. Но не хочу, чтобы вы запомнили его таким. Запомните его живым, хорошо? Идем.

По щеке Элеанор Куин струилась слеза; она встала и взяла маму за протянутую руку:

– Ты не злишься?

– Я волновалась. Мы ведь договорились не выходить несколько дней.

– Во дворе так хорошо, – ответила Элеанор Куин.

Они вернулись в дом. Орла мрачно взглянула на голубое небо, на сверкающий, нетронутый снег, на пару ворон, усевшихся на ветку, словно старые друзья. Она ничему не доверяла. И… деревья казались еще ближе, чем раньше. Их ветви тянулись к прочным стенам дома, будто корявые гоблинские ручки.

Она завела детей внутрь и последний раз взглянула в сторону леса, прежде чем закрыть дверь.

– Ты нас не получишь.





29




За два дня Орле пришлось признать, что она проигрывала битву. Скука, подогреваемая нытьем детей, стала сильнее страха.

Первый день они провели в студии Шоу, вместо поминальной службы. И Элеанор Куин, и Тайко пытались играть на гитарах. Пока они только осваивали инструмент, струны звучали приглушенно, призрачно. Орла просмотрела готовые картины Шоу и эскизы, которые он сделал для будущих работ. И увидела все новыми глазами: в его флоре и фауне проявился человеческий фактор, видимо, потому что он осознал: там есть что-то, и оно по-своему пытается связаться с ним. Но сущность Шоу, его мастерство тоже присутствовали в рисунках. Возможно, попытка заставить замолчать то, что он слышал, сделала его еще более сосредоточенным на собственных идеях. В них было так много слоев и неожиданных деталей: отдельный листок, который при ближайшем рассмотрении был похож на морское существо; спутанный кустарник, где было спрятано гнездо с детьми.

Раньше это ее пугало, а теперь помогало раскрывать тайны мужа. Его душа взывала к состраданию, заботе, к тому, чтобы найти безопасное место для каждой потерянной и испуганной души.

Орле захотелось, сильно захотелось отмотать время – чтобы она увидела это раньше. Не только то, что посягало на его сущность, но и сам его талант. Оглядываясь назад, она могла сказать с уверенностью: ее похвала была пустой. Он заслуживал большего.

Орла так и не смогла одарить его… всем. Как случилось, что она больше никогда не приготовит ему особенное блюдо, или не сотрет с его подбородка краску, пока они вместе принимают душ? Не займется с ним любовью – той, которую он заслужил, какую она дарила, отдаваясь во власть их союза? Они ведь старались вернуть себе былую раскрепощенность, которая прошла вместе с особыми красками первых дней их жизни. Теперь она поняла – вот как их брак стал таким серым.

Шоу приехал сюда, чтобы вернуть все цвета, которые они потеряли. И неважно, что еще он чувствовал в этом месте, главное – он обрел талант.

Нашел себя. И потерял все остальное.

Она отвернулась, пока дети бренчали на его гитарах, и тихо заплакала.

Они провели какое-то время, просматривая старые записи со стихами Шоу. Тайко особенно понравились глупые записки, которые никуда не вошли и из которых получались смешные рифмы. Когда дочь прикасалась к страницам, Орла видела: она читает между строк, вбирает в себя почерк отца. Иногда Шоу оставлял для нее записочки в коробке для обеда. Пока настроение не стало мрачным, Орла предложила перекусить, и вместе они побежали на кухню.

Уборка стала веселым занятием… на несколько минут. Прятки им наскучили. Орла научила их некоторым танцевальным движениям, и это было весело… тоже примерно час.

Отчаянно пытаясь найти новое занятие, Орла предложила детям охоту за сокровищами. Она все чаще стала думать о старике, который жил здесь раньше. Замечал ли он что-нибудь? Когда риелтор сказал им, что предыдущий жилец умер в доме, они предположили, что он был стар, но что, если тот человек, как и они сейчас, заперся из страха? Мог ли он умереть с голоду?

Вдруг он оставил подсказку?

Вместе с инструментами и книгами, которые они нашли в подвале, там была пара плотно запечатанных коробок. Она взяла их с собой, перерезала ленту и дала детям задание найти сокровища среди его бумаг. Пока они были заняты, Орла принесла из своей комнаты старые книги, включая книгу по местной истории, с наглядной, но недостаточно информативной фотографией, и просмотрела все еще раз. Может, старик собирал именно эти книги, потому что в каждой из них был кусочек головоломки?

Элеанор Куин сложила фотографии, которые нашла, в аккуратные стопки, но Тайко ныл, что коробки скучные и в них нет ничего интересного. Орла тоже ничего не нашла в книгах – одни были в ужасном состоянии, их страницы склеились от плесени, а другие – совершенно не по теме. Из того, что смогла понять Орла, автор был либо актуарием, либо юристом со страстью к грибам и птицам. Потом, когда дети уснут, она собиралась исследовать шкафы и ванную комнату наверху: может, там есть потайной отсек, место, где тот, кто терял рассудок, прятал свои самые мучительные тайны.

Несколько минут они сидели вместе, сгрудившись в кучу над стопкой старых фотографий. Орла не заметила никаких зацепок, хотя было несколько старых цветных и черно-белых фотографий, с изображенными на них частями гигантского хвойного дерева, которое возвышалось над поместьем.

– Посмотрите, какие пушистые ветки, – сказала Элеанор Куин.

Действительно, когда-то дерево с толстыми, крепкими ветками выглядело намного здоровее. По машинам на газоне Орла предположила, что фотографии были сняты в восьмидесятых – девяностых. Она засунула все обратно в коробки и отложила их в сторону, решив, что потом вернется и рассмотрит повнимательнее, на случай, если что-то упустила. Детям не хватало терпения, чтобы зацикливаться на каком-нибудь одном занятии надолго.

За ужином они ворчали – никому не нравился безвкусный, строго порционный ужин Орлы. Без новых развлечений и телевизора дети спорили о том, какой из DVD-дисков посмотреть. Они устали от игр. Элеанор Куин не находила утешения в книгах.