Страх никогда не стареет

– Он вообще-то технарь, волей случая ставший юристом. Создать компьютерный вирус – это одно, а вот из разрозненных кусков сложить целое – это другое, это творчество!

Мои философские выкладки о любви к расследованию преступлений, которые у меня, подвыпившего, могли развиться в часовой монолог, прервал звонок телефона.

Инна замерла. Я не спеша достал телефон и, глядя ей в глаза, ответил:

– Да!

– Фикус, ты где? – спросил резидент.

– У Инны. Она мне рассказывает, как кактусы разводить.

– Выпил, что ли? По голосу чувствуется.

– Есть немного, расслабился. Пропустил сто граммов, лягушатинкой закусываю.

– Как она на вкус? Говорят, курицу чем-то напоминает. Все попробовать хочу, да никак не получается, – сказал он вполне серьезно.

Я покосился на мисочку с отвергнутым деликатесом. Если столь опытный и почтенный человек, как резидент, считает, что это вкусное блюдо, то я зачем отказываюсь?

– Саша, завтра надо встретиться. Часам к десяти ты как, готов будешь?

– Всегда готов! – бодро рапортовал я.

У Инны медленно бледнело лицо. Я прикинул, что если она грохнется в обморок, то при падении головой до стены недостанет. Хорошая у нее квартира, просторная. Падать можно.

– Помнишь, где у теплицы встречались? Найдешь? Я тебе кое-что расскажу, а заодно обговорим детали договора. Девушке передай – амнистия. Москва согласилась. Все, пока!

Я сложил телефон и задумчиво посмотрел на хозяйку. Она вдруг дернула головой, и из носа у нее резко, потоком побежала ярко-алая кровь. Инна схватила стоящую пирамидкой на столе тряпичную салфетку и приложила к лицу. Все равно кровь успела закапать и платье, и грудь. Я взял со стола бутылку водки, подошел к ней и приложил к носу.

– Запрокинь голову, вот так. Сейчас пройдет, Инна, не волнуйся. От напряжения так бывает.

– Ты мне, медику, объясняешь, от чего кровь может носом пойти? – стараясь дышать ртом, сказала она. – Что тебе сказали?

– Амнистия. Москва согласна на обмен. Но, дорогая моя, всеобщий рай и благоденствие наступят только после того, как я решу. Так что, все в твоих руках. Мне-то, Инночка, никто не мешает шепнуть этим простофилям, что с чем надо сравнить. Тогда становится актуальным телефонный справочник. Он вон там лежит.

– Они сами не догадаются?

– Ты пока вне подозрений, это раз. Экспертизу можно самим инициировать и веревку подменить, это два. Мои московские боссы могут дать команду это сделать, это три. Я могу попросить боссов, приведя серьезные доводы, это четыре. К моему мнению прислушаются, это пять. Есть еще шесть, семь, восемь. У меня много чего есть и в ту сторону, и в эту.

– Я пойду переоденусь.

– Я провожу тебя.

– Ты мне не доверяешь? Думаешь, я вернусь с пистолетом? Да у меня его просто нет!

– В замечательном городе Новосибирске у меня проявилось странное влечение – смотреть, как раздеваются девочки, девушки, женщины. Честное слово, до этого такого пристрастия не было.

– Я отношусь к женщинам?

– Ну, не к девочкам же!

– Пошли, извращенец. А Наталья – это девушка? А девочка кто?

– Да так, знаете ли…

– Ты отцовскую любовницу раздел?

– Не надо все воспринимать буквально. Где бы я ее раздевал, не в ГУВД ли? Попросил всех выйти из кабинета и потными руками стал расстегивать на ней одежку? А она бы стояла и вместо того, чтобы завизжать, млела от счастья? Как ты себе вообще это представляешь?

Она кивком головы показала, что с ее стороны имела место глупость. Не отрывая салфетку от лица, она прошла в ванную комнату, размером немного меньше, чем в их особняке, но все равно большую. Там, со вздохом посмотрев на меня, стянула через голову платье и поместила его в корзину для белья, приготовленного в стирку. Окровавленная салфетка отправилась туда же.

– Как фигура? – Она изобразила модельную стойку.

– Нормально. Осталось только умыться.

К столу Инна вернулась одетая в халат, без бриллиантов, колготок и туфель. Оказывается, дома сенаторским дочкам можно ходить и в таком виде, а то я, ориентируясь по Наталье, думал, что они надевают колготки, как только выходят утром из душа, и снимают вечером, входя в него. После вынужденных водных процедур на лице Инны не осталось и следа от косметики. Самое время вернуться к столу для задушевной дружеской беседы.

– Инна, с чем едят лягушачьи лапки?

– Ты серьезно? Обычно вон с тем соусом. Сама-то я никогда не пробовала такую пакость.

Я достал из мисочки лапку, обмакнул в соус, целиком разжевал и проглотил. Костей, если они там и были, совершенно не чувствовалось. В общем, резиденту порекомендую.


– Давай наконец-то поедим, – предложил я.

Она согласно кивнула и стала на правах хозяйки потчевать меня привезенными из ресторана блюдами, которыми был уставлен стол. Если засидимся до утра, то будет чем позавтракать. Все съесть просто невозможно, а охранников она наверняка не подкармливает.

Солнце зашло за горизонт, быстро наступили сумерки. Инна включила настенные светильники, и наш ужин приобрел интимный антураж.

– С чего начать? – спросила она, предложив завершить трапезу кофе с ликером.

– С чего начать? Пожалуй, с того периода, где вы все вместе на фотографии в библиотеке: море, Крым, папа и мама с дочерьми на отдыхе. Начнем издалека.

– С того лета? Хорошо, давай с него. Этим летом я поступила в фармакологический институт в Москве. Тебе, наверное, уже рассказали, что я после окончания школы два года раздумывала, куда бы мне поступить. Наверное, это так. С другой стороны, передо мной был пример матери, которая с высшим образованием сидела дома, или Фаины, которая работала экономкой. Вообще, примеров, когда образование не дает ничего, – масса. Есть еще Мила, у которой вообще никакого образования, она даже среднюю школу не окончила, но, пока отец был жив, каталась как сыр в масле. В школе мне хорошо давались химия и биология, с другой стороны, я боялась вида крови. Вроде бы стоило поступать на лечебный факультет, но я выбрала фармакологию. После поступления я вернулась домой, и в августе мы все поехали на море. Но в том году с самого начала все пошло как-то наперекосяк. У отца по приезде с Севера стал развиваться какой-то синдром нелюбви ко всему азиатскому. Сам чистокровный башкир, он стал сторониться всего нерусского, и это проникло в семью. Мать у нас была русская, светловолосая и голубоглазая. Наталья зеленоглазая и светло-русая. Я же, сам видишь. И вот отец стал ко мне как-то прохладнее относиться, как к человеку, с которым живешь под одной крышей, но лучше бы не жить. В принципе, я это почувствовала еще за год до его приезда и поэтому твердо решила, что после его возвращения буду жить отдельно. Лучшего предлога, чем поступление в институт в другом городе, не придумать. Отцу было безразлично, где я буду учиться. Матери, наверное, тоже. Если тебя интересует, заметила ли я что-то в отношениях отца и Натальи, то ничего не заметила.

Первый год в институте я прожила в общежитии и больше присматривалась. Представь, из семьи, где жила на всем готовом, – в мир, где обо всем надо заботиться самой. Деньгами, правда, обижена я не была.

На следующий год летом я поняла, что дома что-то случилось. Мать отнеслась к моему приезду настороженно, словно и не желала его. Отец вообще психовал по каждому поводу, связанному со мной, придирался к каждой мелочи. Наталья осталась вроде бы прежней, но она как бы являлась членом их семьи, а я нет. Я чувствовала, что меня терпят как временное явление, которое с наступлением осени пройдет. От нечего делать я больше общалась с прислугой, болталась по городу. Я отсутствовала дома всего лишь год, и этого года хватило, чтобы по разным причинам я растеряла всех прежних подруг. Однажды я подслушала разговор между поварами, что Фаина завышает цены при покупке продуктов и разницу кладет к себе в карман, то есть попросту обворовывает нашу семью. Я убедила мать, что на будущее хочу постичь правила ведения домашнего хозяйства и под этим предлогом получила все бухгалтерские документы за прошедший год. Поверь, все, совершенно все покупки Фаина совершала по цене на десять процентов выше реальной стоимости. Если бы отец узнал об этом, он бы не просто выгнал Фаину, он бы с помощью Городилова упрятал ее за решетку. Я набралась смелости и предъявила экономке результаты своих исследований. Фаина и не думала запираться. Она натуральным образом грохнулась на колени и умоляла пощадить ее. С тех пор…

Инна замолчала, глядя в окно, вспоминая свою первую победу на жизненном фронте.

– Все понятно, с тех пор она у тебя стала ручной. По этой же причине вы не могли ее напрямую вовлечь в заговор: Фаина побежала бы к хозяину с доносом и, предав вас, вымолила бы прощение за многолетнее воровство. Скажи мне, а куда она тратила деньги? Я был у нее дома, это не квартира, а крысиная нора. Одевалась она тоже так себе. Любовников вроде бы не имела.

– Саша, я, в общем-то, не знаю, куда она все транжирила. Но денег через нее проходило с каждым годом все больше и больше. Может быть, копила на черный день? Понимала, что отец человек непредсказуемый и может выгнать в любой момент? И куда она пойдет под старость лет? Кто ее на работу примет? К тому же она наполовину татарка, наполовину узбечка, то есть здесь, в Новосибирске, чужеродный элемент.

– Ладно, пока про нее хватит. Теперь про катализатор.

– Скажи мне, если не секрет, а откуда ты про него вообще узнал?

– Инна, мы зря теряем время. Больше чем надо я тебе все равно не скажу.

– Мы куда-то спешим? – спросила она, стараясь придать своему голосу ироничную интонацию.

– Что меня в вас, сестрах, поражает, так это удивительная способность заводить меня на ровном месте. Хорошо, спасибо за ужин, я поехал домой. А ты сиди и думай, не стукнет ли мне в голову проявить преданность присяге в борьбе с преступностью.

– Лягушачьих лапок больше не хочешь? – Она подошла ко мне, протянула руку. – Тогда пойдем.

Держась за руки, мы прошли в другую комнату, которая являлась уменьшенной копией библиотеки в доме сенатора. Инна забралась с ногами на диван, я сел в кресло, которое пододвинул к журнальному столику.

– Если я еще буду зарываться, – сказала она, – сразу же поставь меня на место. Просто у меня от всего этого ожидания крыша временами едет. Представь, я целый день ждала вашего решения, и теперь меня просто заносит на ровном месте. Прости, я это не специально.

– Проехали. Теперь о зелье.

– В этом же злосчастном году я, опять-таки от нечего делать, пока дожидались отъезда в Крым, решила перечитать Агату Кристи. Вернее, не так, Наталья меня подтолкнула к этому. Она говорит, что, мол, есть один рассказ, в котором она что-то не поняла. Рассказ, если ты знаешь, на английском. Наташка сама неплохо владеет языком, но тут мне просто польстило, что младшая сестра обращается за помощью. Я перечитала его раз, второй и поняла, что если перевести названия лекарств на современный язык, то все это можно достать в любой аптеке. Вначале мной двигало простое любопытство, тем более что тематика произведения перекликалась с моей будущей профессией. Сама Агата Кристи стала писать детективы после того, как поработала фармацевтом. Она отлично разбиралась в ядах и подробно описывала отравления. Вообще в ее произведениях описано восемьдесят три убийства с помощью яда. Но одно дело написать: «Губы убитого пахли миндалем, значит, его отравили цианистым калием», другое – катализатор никотина, состоящий из пяти компонентов. В общем, меня этот рассказ заинтриговал.

В августе мы уехали на море. Тут-то я поняла, что отец и Наталья перешли все границы. В пансионате мы снимали два двухместных номера: один отец с матерью, другой – мы с Натальей. Отец вечером отправляет нас всех в город прогуляться, а сам остается телевизор смотреть, выпивать. Наталья иногда с нами сходит, иногда у нее «голова болит», и она остается в номере. Если мы с матерью гуляем вдвоем, то у меня такое впечатление, что она выжидает определенное время, чтобы раньше не прийти и им не помешать. Ну а уж если отец пьяный, то он ее и на колени посадит, и по попе погладит.

– Как у Ирины де Сад в «Затерянных в офисе»? Сцена подсматривания в кабинет директора?

– Почему ты спрашиваешь об этом?

– Ключевой момент в «дневниках» Киселева. Он увидел, как Сарибеков гладит дочь под юбкой, и в нем вскипает негодование.

– Ты прав. Эту сцену я описывала по личным воспоминаниям. Так он ее и гладил.

– Так в конечном итоге, Ирина де Сад – это кто?

– Валлентино. Я написала только некоторые сцены в «Затерянных в офисе» и конец «Осеннего просветления».

– Фраза главной героини «Осеннего просветления»: «Если резать, то по живому, мертвое резать поздно» – твоя?

– Моя. В «Просветлении» вообще все размышления героини прописаны мной.

– Узнаваемо. В нужный момент радикальный метод решения проблем из художественного произведения был воплощен в жизнь. Давай дальше.

– Мы вернулись домой, и я решила у матери узнать, зачем она закрывает глаза на это. Ее реакция была такой, что мне хватило. Мать орала на меня, что я выдумываю всякую чушь, что только и умею грязь на людей лить и даже до такой мерзости додумалась, что отца родного с сестрой обвинила в кровосмешении. Мы с ней были вдвоем в библиотеке, она металась по ней и кричала, что это я проститутка и шлюха, только под мужиков стелиться в Москве научилась. Веришь, я, конечно, была не девочка-недотрога, но и потаскухой меня она зря обзывала. Словом, вместо разъяснений я получила плевок в лицо. И буквально за два дня до отъезда отец на ровном месте устроил мне скандал. Смотри, – она встала, подошла ко мне и вывернула нижнюю губу, – видишь шишку? Это он мне так кулаком десять лет назад врезал, что до сих пор не прошло. Наутро, правда, извинился, мол, пьяный был. Так состоялось мое изгнание из дома. Для матери было главное – сохранить видимость семьи, быт, положение в обществе. Отцу было вообще на все наплевать. Для него, как появилось много денег, стало все дозволено. Наталья виду не подавала, что что-то происходит. Словом, я уехала в Москву из чужого дома.

– Мы отдалились от катализатора.

– Вернувшись в Москву, я начала экспериментировать. Условия для этого были превосходные: лаборатории, реактивы, мышки, свинки морские.

– Окуривала мышей? – Я представил, как это должно происходить.

– Саша, никотин можно ввести обычным шприцем, и чтобы получить нужный результат, не обязательно учить мышей курить. Понятно? Ты читал роман Жюля Верна «Таинственный остров»? Нитроглицерин пробовал сделать?

– Ты знаешь, сам не пробовал, но факт общеизвестный, многие пробуют.

– У меня несколько одноклассников пытались следовать рецепту Жюля Верна. В романе все подробно описано: из водорослей получить соду, срезать с тюленей жир, обработать азотной кислотой, то-сё, и получается сильнейшая взрывчатка. У любого читающего роман создается полное впечатление, что изготовить взрывчатку можно дома, на кухне. Но ни у кого не получается. Не получается еще и потому, что Жюль Верн умышленно пропустил один из основных этапов синтеза. То же самое и с романом «Убийство человека, который курил трубку». Если я переведу тебе рецепт изготовления катализатора никотина, объясню, как старинные английские названия переводятся на современный язык, то ты будешь в полной уверенности, что его можно изготовить, как и нитроглицерин, на кухне. Но ничего не получится. Во-первых, у Агаты Кристи дана дозировка, уменьшенная в два раза. Во-вторых, как один из ингредиентов указан уксус, а вместо него надо использовать ангидрид уксусной кислоты, и, в-третьих, то вещество, которое у нее указано использовать в первой стадии приготовления, надо нагревать и добавлять последним.