Стекло

– Что теперь? – спросил Фил.

Брат поднёс ухо ко рту лежащего и некоторое время сидел так, согнувшись в три погибели. Потом поднял глаза на Проводника и сказал:

– Ты знал.

Проводник ничего не ответил. Он сидел в своей обычной позе флегматичного рассказчика и, чуть наклонив голову, смотрел на Брата.

– Ты знал!

Брат даже не вскочил – он бросился на проводника из сидячего положения, прямо через лежащее тело. Проводник не сопротивлялся, Брат легко опрокинул его на спину и стал душить. Баба с Филом рванулись за Братом, оттянули его. Баба заломил руки Брата, уложил его на пол и сел сверху. Мне показалось, что кости Брата треснули.

Проводник поднялся, отряхнулся.

– Самое важное для нас, – сказал он. – Дойти.

– Для тебя, – прохрипел Брат. – Для тебя.

– Для нас. Мы не смогли бы тащить его на себе. А если бы даже и смогли, он прожил бы на несколько дней больше. Погиб бы на пути туда или обратно.

– Нет!

Баба прижал голову Брата к полу, чтобы тот не мог говорить.

– Нам нечем кормить человека в бессознательном состоянии. Мы не можем нести его. И мы не можем ждать.

Все молчали. Проводник ни к чему не призывал, ничего не объяснял, он явно ждал, пока инициативу проявит кто-нибудь другой. Баба чуть ослабил хватку. Брат прохрипел:

– Вы все знали.

Никто не ответил.

– Как его звали? – спросил Шимон.

– Аффи, – ответил Проводник. – Его звали Аффи. А его, – он кивнул на живого Брата, – зовут Фред. Они были актёрами кочевого театра, ездили от Джерры на юг до самого побережья – и обратно. У них была роль с одинаковым текстом. Два бравых парня появляются в ключевых точках сюжета с двух сторон и всё решают. Один блондин, другой брюнет. Не в одном спектакле, в нескольких. Злого царя свергали, мячик из колодца для девочки доставали, неверному мужу помогали скрыться от жены – всё по законам классического фарса. И так хорошо научились играть в паре, что ушли из театра и давали сольные представления. Самый известный трюк назывался «зеркало». Аффи стоял напротив Фреда, публика тихонько, с помощью записок, передавала Фреду, что делать, а Аффи синхронно повторял это за зеркальной рамой, считывая сигналы партнёра.

– И наоборот, – хрипло сказал Фред, которого уже не прижимали к полу.

– И наоборот. – Проводник помолчал. – А потом Аффи умер.

Повисла пауза. Кажется, никто не знал, как это понимать. Говорил ли Проводник о том, что Аффи умер несколько минут назад, или всё-таки речь шла о какой-то тайне, о смерти подлинного Аффи ещё до путешествия.

– Кто его убил, Фред? – спросил Проводник.

– Я, – ответил Фред.

– Да, – продолжил Проводник. – Его убил Фред. Случайно.

– Не случайно, – перебил Фред.

– Тогда говори сам.

Баба окончательно слез с Фреда, и тот сел, разминая затекшие чресла.

– Я любил его, – сказал он. – Я его любил, понимаете? Вы же тут все пустые. Вы никогда никого не любили. Один труп сестры на свалку выкинул, другой женщину в подвале оставил. Вы трусы, твари ссыкливые. Вы ни в чём не виноваты, потому что ничего не делали. Тогда, когда нужно было что-то сделать. Вы жалеете о том, чего у вас никогда не было. И ты тоже. – Он повернулся к Проводнику. – Ты-то что? Почему за тобой идут? Почему я за тобой пошёл? Почему он?

Он кивнул на мёртвого Аффи.

Проводник сидел неподвижно, на лице его была полуулыбка, такое доброе снисходительное выражение, которое обычно возникает при разговоре с непослушным ребёнком.

– Ты же и её не любил. Тебе она просто нужна была, чтобы дойти. А потом ты её оставил. Тёлка дойти не может. Чушь придумал какую-то, чтобы избавиться. Она всё сделала, да? – Фред постепенно входил в раж. – Правильно всё сделала? Поставила время раком? Дорогу расчистила? И где она теперь? Что с ней, ну, скажи?

Он даже порывался встать, но придавленная Бабой нога подвернулась, и он снова сел.

– Она мертва, – сказал Проводник.

Повисшая после этой фразы тишина показалась мне давящей, будто на палатку сверху рухнула гора и только тонкие дуги удерживают её, не позволяя упасть на наши головы.

– Как? – спросил Шимон.

Проводник перевёл на него взгляд.

– Её убил Ка.

– И ты… ты позволил?


– Да.

Ещё одна пауза. Воздух в паузах сгущался, становясь желеобразным. Мне было тяжело дышать.

Проводник был, как всегда, хладнокровен. Он снова повернулся к Фреду.

– Ты обещал рассказать свою историю, – сказал он.

– Почему? – спросил Фред. – Почему я должен рассказывать свою историю, если я не знаю твоей?

– Я расскажу её последним. А сейчас ты.

Проводник умел переключать внимание. Казалось бы, он ничего не делал, просто говорил, как обычно, тихим, вкрадчивым голосом, с едва заметными нотками иронии, но мы всё равно повернулись к Фреду в ожидании продолжения истории Аффи. Алярин, которую все мы знали, с которой общались каждый день и в которую были в какой-то мере влюблены, отодвинулась на второй план.

– А что продолжать, – сказал Фред. – Мы просто поссорились. Так бывает. Напились как свиньи и поссорились. И он ударил меня, точнее, попытался. В лицо. Но промазал. А я в ответ ударил его бутылкой – и попал. И он умер. Упал на пол, и всё, ничего больше. Что вы смотрите так. Не этого, – он показал на Аффи. – Другого. Тот был настоящий.

– А потом?

– А потом я ночью отнёс тело к реке, недалеко она была. И сбросил туда, пусть унесёт. Даже камня не привязал. А это… Это тоже Аффи. Мне же надо было как-то продолжать представления. Ну и я дал объявление. Нужен был блондин примерно роста Аффи, актёр. Нашёлся такой – вон он. Отрепетировали всё. Снова начали выступать. Сказали, что два месяца паузы было, отпуск. Они похожи были, Аффи. Народ-то и не заметил, тем более в гриме. Работали много, тоже стали друг друга с полуслова понимать.

– И тоже стали любовниками?

Фред скривился.

– Любовниками. Нет. Ему нравились женщины. Да и мне он был безразличен. Мы просто работали. Всё время в образе. Если на публике, то всегда синхрон. Мы не должны были появляться по одному, такая игра. А любовниками – нет.

– А когда ты вернёшься, Фред, – сказал Проводник, – ты найдёшь нового Аффи?

Фред усмехнулся.

– А когда ты вернёшься, Проводник, – сказал он в ответ, – ты найдёшь новую Алярин?

Это был удар, которого Проводник не ожидал. Всё же в нём оставалась человечность. Он опустил голову, и я узнал выражение его лица – таким же оно было, когда он отвечал «не знаю» на вопрос о том, что ждёт нас в конце пути.

– Он станет Стеклом, – сказал Проводник и поднялся. – Он достигнет Стекла раньше любого из нас.

Мы понимали, что нужно делать. Мы надели костюмы и вынесли Аффи наружу. Было ещё светло – из-за Аффи палатку разложили значительно раньше обычного.

«Головой к северу», – сказал Проводник.

Мы отнесли Аффи подальше от палатки и положили его на спину, головой к нашей цели. Одежду, кроме нижнего белья, с него сняли. Кто-то спросил: «Мы увидим, как он превращается?»

«Да, – ответил Проводник, – это быстро».

И в самом деле через несколько минут конечности Аффи начали бледнеть, сквозь них стал проглядывать снег. Стекло распространялось по его телу, и через некоторое время непрозрачной оставалась только небольшая область в районе живота. Самым странным мне показалось остекленение головы – нижняя часть, лежащая на снегу, уже была прозрачной, а лицо – ещё нет, точно тонкую маску надели на стеклянный манекен.

Через десять минут перед нами лежал стеклянный человек, нами же и созданный. Как это оказалось просто – убить одного из своих и положить его на снег, сделав стеклянной статуей. Интересно, что чувствовал Фил, вводивший Аффи адреналин.

«Это ваш первый указатель, – сказал Проводник. – По нему вы будете возвращаться».

«А ты?»

Но Проводник не ответил – он скрылся в палатке.

Мы зашли следом и разоблачились.

Казалось, что всё как обычно – мы сидели в кругу, а Проводник готовился рассказать очередную историю. Только не хватало Аффи – человека, чьё имя мы узнали только после его смерти. Фред сидел, обняв руки коленями. Фил тоже был сам не свой, мне даже показалось, что он мелко дрожал.

– Видимо, я должен как-то это объяснить, – сказал Проводник. – Оправдаться перед вами. Потому что Аффи убил, несомненно, я, пусть и руками Фила.

Он посмотрел на Фила и кивнул ему.

– У одного человека была мечта, – продолжил он, – подняться на самую высокую гору в мире. Он знал, что это сложно, но возможно – до него на эту гору поднимались сотни людей, и большая часть их возвращалась обратно живыми и здоровыми. Для восхождения нужно было много тренироваться, а также скопить серьёзную сумму, чтобы нанять гида и оплатить разрешение властям страны, где находилась гора. Кроме того, нужно было подняться на десяток более мелких гор, чтобы освоить различные альпинистские приёмы и вообще научиться восхождениям. Десять лет человек работал только ради этого. Каждый день он тренировался – бегал, забирался на альпинистские тренажёры, худел, развивал в себе силу и выносливость. Все деньги он тратил на оборудование или откладывал на оплату разрешения. И вот наконец пришло время путешествия. Он был полностью готов – силён и ловок, у него появился немалый опыт, он поднялся на восемь других гор, у него было достаточно денег для необходимых расходов.

Он приехал к подножью горы совершенно счастливый. Здесь были другие альпинисты – его братья по разуму, люди, которые думали, как он, поступали, как он, хотели того же, чего и он. Перед ним возвышалась гора – величайший вызов в его жизни, его великая цель и важнейшее достижение. Он присоединился к одной из групп восходителей – и они отправились наверх.

Они шли много дней, останавливаясь в промежуточных лагерях для акклиматизации. Иногда они спускались вниз, чтобы снова подняться уже на большую высоту – так полагалось делать для лучшего приспособления к разреженному воздуху. Наконец их группа обосновалась в штурмовом лагере – том, откуда должно было начаться собственно восхождение. Погожим утром они отправились наверх – им предстоял тяжёлый и долгий путь к вершине. Но через час одному из членов экспедиции стало плохо, и остальные с трудом спустили его вниз – сперва в штурмовой лагерь, а потом и в базовый. Изначально их было пятеро, теперь же осталось четверо.

Они предприняли вторую попытку – снова поднялись до лагеря, там переночевали и пошли на штурм, но вскоре один из восходителей сорвался с невысокой полки и сломал ногу. Оставшиеся трое, в том числе наш герой, спустили его вниз. У них оставалась последняя попытка.

На этот раз всё шло как по маслу, и в первые три часа штурма не было никаких проблем. Но внезапно один из членов экспедиции присел на камень и завалился в сторону – его сердце остановилось, не выдержав трудностей восхождения. Его друг сказал, что не может оставить тело, и поволок его вниз, а наш герой пошёл дальше – наверх. До вершины оставалось совсем немного, когда он заметил в стороне от тропы сидящего альпиниста. Тот был ещё жив, но едва дышал и не мог двигаться. Человек некоторое время колебался, но потом взвалил альпиниста на плечи и пошёл вниз. Это был самый трудный путь в его жизни – гораздо труднее, чем восхождение. Он шёл несколько часов, падал, вставал, взваливал свою ношу на плечи, почти терял сознание – но добрался. Последние метры до лагеря он шёл как автомат, ничего не видя и не слыша, и дойдя, просто упал – его подхватили другие альпинисты, спасли, вырвали из объятий смерти.

Он пришёл в себя через несколько дней – уже в госпитале, неподалёку от горы. На руках у него осталось по три пальца, на ногах – по два, остальные он потерял. Окно хорошей погоды подошло к концу, да и его физическое состояние исключало новую попытку в том же году. А в следующем уже не действовало разрешение, и денег на новое у него не было. Мечта была от него всего в нескольких десятках метров, и он не смог её осуществить – и вряд ли когда-нибудь сможет. Когда к нему в очередной раз зашёл врач, он задал ему всего один вопрос: а тот, второй, выжил? Какой второй, не понял врач. Которого я нёс. Я не знаю, сказал врач, он сюда не поступал, но те, кто вас привёз, оставили свой телефон, может, они знают. Он позвонил. Ответил один из альпинистов, подобравших его у базового лагеря. Он спросил про второго человека, и альпинист ответил, что, когда его подобрали, человек у него на плечах уже несколько часов как был мёртв. Они похоронили его там же, у лагеря, по старой традиции завалив тело камнями.