Стажер диверсионной группы
Часть 21 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ола… – пропыхтел я, останавливаясь, выпрямляясь и буквально повисая на черенке. Ноги уже почти не держали.
Видимо, видок у меня соответствовал моему самочувствию, потому как Алькорта мигом бросил свой инструмент, подхватил меня и поволок на опушку, в тень.
– Eres blanco como un lienzo! Игорь, ты бледный совсем! Что с тобой? – тыкая мне в лицо горлышком фляги, испуганно спросил баск.
– У него три контузии было! – пояснил внезапно возникший рядом Валуев. – Я еще удивился, как он сюда дошел! А этот дурачок не придумал занятия лучше, чем махать лопатой на солнцепеке! Как будто рядом нет нескольких сотен здоровенных мужиков! Да куда ты ему флягой в нос тычешь? Дай сюда!
И Петя, отобрав у Алькорты фляжку, ловко сунул горлышко в мой рот и заставил сделать несколько больших глотков. Меня малость отпустило…
– Ну вот, вроде оклемался! Даже порозовел! – удовлетворенно сказал Валуев. – Ну, ты и напугал меня, пионер! Не хватало мне еще перед твоим отцом ответ держать: как это я его дитятко не уберег! Причем на хозработах! За каким хером ты сюда приперся?
– Вас искал!
– Ну вот, нашел! – улыбнулся Петя. – Легче тебе стало?
Баск помог мне принять сидячее положение, оперевшись спиной о ствол дерева. Я крякнул и жестом попросил еще воды. Хосеб с доброй братской улыбкой снял с пояса мою собственную флягу, жестом показав, что его уже пуста.
Через минуту я вполне пришел в себя, хотя легкая слабость все еще чувствовалась, поэтому вставать я не стал.
– А неплохо выходит! – оглядывая фронт работ, с удивлением сказал я. – Не ожидал, что за такое короткое время столько сделают! Тут, мне кажется, можно два-три самолета одновременно принимать!
– Да ладно! – усомнился Валуев, тоже оглядывая импровизированную ВПП. – Ты «туберкулезы» видел? У них размах крыла – сорок метров!
– Два «ТБ-3» здесь спокойно сядут в одну линию! – уверенно сказал Хосеб. – Я же пилот, мне лучше знать!
– Ну, раз пилот, то спорить дальше я не буду! – рассмеялся Валуев. – Кстати, я тоже малость притомился… И не мешало бы пожрать…
– Шабаш, шабаш!!! Обед, обед!!! – донеслось через секунду, словно кто-то подслушал Петино высказывание.
Ловко подхватив меня под белы рученьки, товарищи пошли к ближайшей столовой – просторному навесу из брезента и маскировочной сети. В тени навеса стояли длинные дощатые столы и лавки, а меню, как я и предполагал, оказалось весьма скудным – жиденький супчик всё из того же комбикорма да хлеба кусок. Причем непонятно, какого сорта – подозреваю, что в тесто подмешивали не только остатки всех имеющихся в наличии круп, но и сосновую кору (для здоровья!).
Впрочем, намахавшись лопатой и пережив обморок, супец я слопал в охотку. Еще б и добавки попросил, но здесь это было не принято, еды – в обрез. Ничего, скоро сядут «туберкулезы», подкинут не только боеприпасы и топливо, но и тушенку. Встав из-за стола с чувством легкого голода, как и рекомендуют диетологи, я прогулялся к ручейку, к мосткам, где разделся и присоединился к очередной команде, проводящей банно-прачечные мероприятия.
Хорошенько сполоснувшись, я простирнул комбез, гимнастерку, шаровары и белье. Развесил всё это сушиться на кустах и в мокрых синих труселях уселся на берегу, болтая в прохладной воде гудящими от усталости ногами.
– Игорь? – снова традиционный в этот сумасшедший день вопрос из-за спины.
Я вздрогнул. Голос мне был хорошо знаком – высокий и звонкий. Нежный.
– Марина? Ну, ничего себе!
Девушка стояла наверху, у тропинки, и смотрела на меня, словно не веря, что это я. Честно говоря, здешняя мода меня не впечатляла, а уж военная форма, которую носила Марина, точно была далека от элегантности. Но мужской взгляд так устроен, что замечает не внешнее, а скрытое. Ремень перетягивал узкую талию Маринки, а грудь весьма заметно растягивала гимнастерку…
Я быстро поднялся к девушке и обнял ее. Марина порывисто ответила и, лишь когда мои ручки шаловливые опустились гораздо ниже талии, сказала:
– Игорь, не балуйся!
– Буду!
– Люди увидят…
Небольшая толпа голых мужиков на мостках, как по команде, перестала полоскать обмундирование. Бойцы встали, как суслики в степи, прикрывая мокрыми тряпками причинные места, и смотрели на нас во все глаза, словно вдруг узрели схождение из пролетающего мимо «СБ» маршала Тимошенко!
– Товарищи! Вы живых девушек ни разу не видели? – ласково спросил я и резко перешел на командно-матерный: – А ну, блядь, немедленно вернуться к регламентным работам!!!
Красноармейцы стыдливо отвернулись и возобновили процесс полоскания, только самый молодой косился через плечо.
– Пойдем, прогуляемся, мне тут отец отличное местечко показал! – предложил я, с энтузиазмом собирая с веток свои мокрые шмотки.
Девушка доверчиво последовала за мной. Мы перешли ручей и прошли к месту медитаций прадеда. Подозреваю, что, кроме него, туда никто не ходил, уважая его уединение. Усадив Марину на бревно, я пару секунд раздумывал, что мне делать: одеваться или, наоборот, раздеваться? Девушка, явно почувствовав (а может, и увидев – мокрая ткань трусов ничего не скрывала!) мое возбуждение, испуганно замерла.
– Игорь, ты это… подожди! – робко попросила подруга. – Я пока не готова… Хотя ты… Хотя я…
Совсем засмущавшись, Марина отвернулась, и было видно, что краска залила не только ее щеки, но и шею.
– Я очень рад тебя видеть, солнышко! – твердо сказал я и начал решительно… одеваться.
Негоже вести себя как мальчишка – торопливо и грязно. Совершенно точно Марина – девственница, к тому же у нее психологическая травма из-за попытки группового изнасилования. С ней себя надо вести очень аккуратно! Чего это я вообще в такое «приподнятое состояние» пришел? Я ведь три раза был женат, не считая нескольких ППЖ[40]… Но юное тело не желало прислушиваться к голосу разума: мощнейший стояк даже мешал натянуть шаровары. Наконец сумасшедшим усилием воли я перестал пялиться на шейку Марины, длинную и стройную, просто созданную для поцелуев, на приятные округлости груди, на бархатную кожу бедер, видимую чуть ниже подола уродливой юбки.
Девушка, поняв, что всякое движение за спиной прекратилось, повернулась и, увидев, что я полностью одет, благодарно кивнула и зачем-то прижала руки к груди.
– Игорь, прости! Но я не могу! Очень хочу, поверь… Но не могу!
– Перестань, не за что извиняться! – Я шагнул к ней, взял ее ладони в свои.
Девушку начало трясти. Но я просто стоял и спокойно держал ее ладони, глядя на синюю жилку на виске. И постепенно она успокоилась.
– Знаешь, а ты очень странный! – минут через пять сказала Марина. – Я тебя еще при погрузке в эшелон запомнила – все суетились, кричали, а ты один такой спокойный был. И после, уже во время бомбежки. И в овраге, где мы прятались, и…
– Просто я временами как бы не в себе! В моем теле сидит злобный сорокалетний мужик, ветеран нескольких войн. Он и не такие ужасы видел… – сказал я без улыбки и впервые посмотрел ей в глаза. Красивые глаза, серо-зеленые…
Она вдруг наклонилась и начала меня целовать. Вот ведь… а я почти справился с возбуждением! Но не ответить на ее порыв было выше моих сил. Только через полчаса мы расцепили объятия, дыша при этом, словно кросс бегали.
– Ой, что я делаю! – зашептала она сбивчиво. – Нет, ну правда!
– Ты еще скажи: мы комсомольцы, нам до свадьбы нельзя! – подъебнул я.
– Молчи, дурак! – резко ответила Марина. – Вокруг меня каждый день гибнут десятки людей. Война… ничего запретного не осталось! И я готова… я хочу, но… – Тут ее пафос снова угас, и девушка, что-то сбивчиво залепетав, уткнулась в мое плечо. Я стоял и осторожно гладил ее по волосам и спине, не предпринимая никаких сексуальных действий. Действительно, не время сейчас… Вот, может быть, вечером?
Человек не согласен отказываться от радостей жизни даже на передовой. Хотя как раз на фронте больше всего ценишь мир и стремишься урвать хоть что-то у хрупкого бытия, такого ненадежного и преходящего.
– Ты надолго сюда? – тихо спросила Марина, не поднимая головы.
– А вот как в прорыв двинетесь, так и мы с вами!
– Скорей бы… Надоело по лесам прятаться!
– Ты тут с госпиталем?
– Ну да. Врачи хорошие собрались, кто уцелел. А выжили не все. Неделю назад фельдшера убило, Зиночку. Бомба рванула – и… всё! У дымящейся воронки только какие-то кровавые лоскутки остались. А такая девушка была: красавица, умница, пела замечательно, все мужчины на нее заглядывались, но она никого к себе не подпускала. Всё говорила мне: мол, вот закончится война, тогда и выйду замуж, рожу двух детей, мальчика и девочку. И после нее только какие-то лоскутки… Я теперь вместо нее…
– А как ты меня нашла? – спросил я какую-то ненужную ерунду, только чтобы отвлечь девушку, которая, кажется, снова начала скатываться в пучину бесшумной истерики.
– А я Гайдара встретила. Он сказал, что ты здесь, вот я и пошла тебя искать. И нашла…
– Как-то мы с тобой слишком бурно встретились, не находишь? – пошутил я. – Надо настоящее свидание назначить! Я достану конфет и нарву цветов…
Марина подняла на меня голову и всмотрелась в мое лицо с каким-то специфическим интересом. Блин, и у неё появился этот «фирменный» вопросительный взгляд Валуева.
– А приставать не будешь? – смешливо сощурилась девушка.
– Да ты что? – возмутился я. – Как можно?
Марина рассмеялась и, легонько оттолкнув меня, хлопнула ладошкой рядом с собой. Мол, садись, будем культурно проводить время. Я чинно уселся, чувствуя себя пионером на первом свидании. Эх, жаль, семечек не хватает, сейчас бы руки занять – лучше не найдешь! Марина полуобернулась ко мне и легонько коснулась грудью плеча. Но я не стал трактовать это движение как предложение к продолжению прелюдии. Просто спокойно сидел и лениво следил за проплывающими в синем небе облаками. Хорошее все-таки местечко для уединения прадед нашел – никто нас не беспокоит уже полчаса. И это посреди набитого тысячами людей леса, где через каждые два-три метра стоит танк или орудие.
– А вот скажи мне, старый злобный дядька: когда война закончится? – внезапно спросила Марина, прижимаясь теснее.
– Ты знаешь, еще месяц назад я бы ответил тебе, что она закончится в мае сорок пятого года. Конечно же, нашей победой! – задумчиво сказал я.
– Когда? В мае сорок пятого?!! – ахнула Марина. – Четыре года? Не может быть!
– Солнышко, мы ведем войну с чрезвычайно умелым, хорошо обученным, отлично мотивированным и храбрым врагом! К тому же на фашистов сейчас вся цивилизованная Европа, кроме Англии, работает, снабжает их всем необходимым.
– Вся Европа, получается, против нас? Тогда понятно! – медленно сказала Марина. – Но всё-таки: в мае сорок пятого! Нет, в голове не укладывается.
– Но сегодня, после разговора с отцом, я уже не так уверен в дате! – сказал я после небольшого раздумья. – Как-то всё не так идет…
– Не так? В каком смысле – не так? – Девушка попыталась заглянуть мне в глаза.
– Если у командования получится воплотить в дело их замысел, то о каких-либо активных действиях на Юго-Западном фронте фашисты забудут до следующего года! Правда, тогда, возможно, наступление на Москву начнется на пару месяцев раньше и они могут успеть до морозов и исчерпания резервов… – вслух раздумывал я, словно забыв про присутствие девушки. Но в какой-то момент, встряхнувшись, включил контроль и, с улыбкой посмотрев на Марину, сказал: – Не переживай, солнышко, никогда им нас не победить! А когда именно война закончится – не столь важно! Главное, что она гарантированно закончится в Берлине!
Девушка несколько минут сидела абсолютно неподвижно, как будто боясь упустить нечто эфемерное. Но потом ойкнула и вскочила с бревна, поправляя юбку. Снова мелькнула бархатная кожа чуть выше коленок…
– Мне уже в госпиталь пора! Спасибо тебе, Игорь! – Она наклонилась и чмокнула меня в щеку.
Я проводил Марину до развилки главной тропинки лагеря (мимо мостков с очередным подразделением на помывке – под завистливыми взглядами!) и вздохнул, глядя в спину. Ужасные сапоги, эта грубая юбка и гимнастерка девушку не красили, но и полностью лишить ее прелести не могли. Снять бы все это… Ничего, потерпишь. Сказано же было – все еще будет. Надейся и жди, как в песне поется…
А мне пора вернуться к земляным работам! Грустно вздохнув, я поплелся к будущему полевому аэродрому.
Глава 5
К вечеру поле было вычищено и чуть ли не вылизано – гладкое, как Центральный аэродром имени Фрунзе. Красноармейцы с чувством выполненного долга разошлись по своим подразделениям. Только мы втроем остались на месте, прилегли на опушке ельника, набросав под уставшие от «непосильной» работы тела густые зеленые ветви. Начало темнеть, и тогда-то к нам присоединился Альбиков.
Видимо, видок у меня соответствовал моему самочувствию, потому как Алькорта мигом бросил свой инструмент, подхватил меня и поволок на опушку, в тень.
– Eres blanco como un lienzo! Игорь, ты бледный совсем! Что с тобой? – тыкая мне в лицо горлышком фляги, испуганно спросил баск.
– У него три контузии было! – пояснил внезапно возникший рядом Валуев. – Я еще удивился, как он сюда дошел! А этот дурачок не придумал занятия лучше, чем махать лопатой на солнцепеке! Как будто рядом нет нескольких сотен здоровенных мужиков! Да куда ты ему флягой в нос тычешь? Дай сюда!
И Петя, отобрав у Алькорты фляжку, ловко сунул горлышко в мой рот и заставил сделать несколько больших глотков. Меня малость отпустило…
– Ну вот, вроде оклемался! Даже порозовел! – удовлетворенно сказал Валуев. – Ну, ты и напугал меня, пионер! Не хватало мне еще перед твоим отцом ответ держать: как это я его дитятко не уберег! Причем на хозработах! За каким хером ты сюда приперся?
– Вас искал!
– Ну вот, нашел! – улыбнулся Петя. – Легче тебе стало?
Баск помог мне принять сидячее положение, оперевшись спиной о ствол дерева. Я крякнул и жестом попросил еще воды. Хосеб с доброй братской улыбкой снял с пояса мою собственную флягу, жестом показав, что его уже пуста.
Через минуту я вполне пришел в себя, хотя легкая слабость все еще чувствовалась, поэтому вставать я не стал.
– А неплохо выходит! – оглядывая фронт работ, с удивлением сказал я. – Не ожидал, что за такое короткое время столько сделают! Тут, мне кажется, можно два-три самолета одновременно принимать!
– Да ладно! – усомнился Валуев, тоже оглядывая импровизированную ВПП. – Ты «туберкулезы» видел? У них размах крыла – сорок метров!
– Два «ТБ-3» здесь спокойно сядут в одну линию! – уверенно сказал Хосеб. – Я же пилот, мне лучше знать!
– Ну, раз пилот, то спорить дальше я не буду! – рассмеялся Валуев. – Кстати, я тоже малость притомился… И не мешало бы пожрать…
– Шабаш, шабаш!!! Обед, обед!!! – донеслось через секунду, словно кто-то подслушал Петино высказывание.
Ловко подхватив меня под белы рученьки, товарищи пошли к ближайшей столовой – просторному навесу из брезента и маскировочной сети. В тени навеса стояли длинные дощатые столы и лавки, а меню, как я и предполагал, оказалось весьма скудным – жиденький супчик всё из того же комбикорма да хлеба кусок. Причем непонятно, какого сорта – подозреваю, что в тесто подмешивали не только остатки всех имеющихся в наличии круп, но и сосновую кору (для здоровья!).
Впрочем, намахавшись лопатой и пережив обморок, супец я слопал в охотку. Еще б и добавки попросил, но здесь это было не принято, еды – в обрез. Ничего, скоро сядут «туберкулезы», подкинут не только боеприпасы и топливо, но и тушенку. Встав из-за стола с чувством легкого голода, как и рекомендуют диетологи, я прогулялся к ручейку, к мосткам, где разделся и присоединился к очередной команде, проводящей банно-прачечные мероприятия.
Хорошенько сполоснувшись, я простирнул комбез, гимнастерку, шаровары и белье. Развесил всё это сушиться на кустах и в мокрых синих труселях уселся на берегу, болтая в прохладной воде гудящими от усталости ногами.
– Игорь? – снова традиционный в этот сумасшедший день вопрос из-за спины.
Я вздрогнул. Голос мне был хорошо знаком – высокий и звонкий. Нежный.
– Марина? Ну, ничего себе!
Девушка стояла наверху, у тропинки, и смотрела на меня, словно не веря, что это я. Честно говоря, здешняя мода меня не впечатляла, а уж военная форма, которую носила Марина, точно была далека от элегантности. Но мужской взгляд так устроен, что замечает не внешнее, а скрытое. Ремень перетягивал узкую талию Маринки, а грудь весьма заметно растягивала гимнастерку…
Я быстро поднялся к девушке и обнял ее. Марина порывисто ответила и, лишь когда мои ручки шаловливые опустились гораздо ниже талии, сказала:
– Игорь, не балуйся!
– Буду!
– Люди увидят…
Небольшая толпа голых мужиков на мостках, как по команде, перестала полоскать обмундирование. Бойцы встали, как суслики в степи, прикрывая мокрыми тряпками причинные места, и смотрели на нас во все глаза, словно вдруг узрели схождение из пролетающего мимо «СБ» маршала Тимошенко!
– Товарищи! Вы живых девушек ни разу не видели? – ласково спросил я и резко перешел на командно-матерный: – А ну, блядь, немедленно вернуться к регламентным работам!!!
Красноармейцы стыдливо отвернулись и возобновили процесс полоскания, только самый молодой косился через плечо.
– Пойдем, прогуляемся, мне тут отец отличное местечко показал! – предложил я, с энтузиазмом собирая с веток свои мокрые шмотки.
Девушка доверчиво последовала за мной. Мы перешли ручей и прошли к месту медитаций прадеда. Подозреваю, что, кроме него, туда никто не ходил, уважая его уединение. Усадив Марину на бревно, я пару секунд раздумывал, что мне делать: одеваться или, наоборот, раздеваться? Девушка, явно почувствовав (а может, и увидев – мокрая ткань трусов ничего не скрывала!) мое возбуждение, испуганно замерла.
– Игорь, ты это… подожди! – робко попросила подруга. – Я пока не готова… Хотя ты… Хотя я…
Совсем засмущавшись, Марина отвернулась, и было видно, что краска залила не только ее щеки, но и шею.
– Я очень рад тебя видеть, солнышко! – твердо сказал я и начал решительно… одеваться.
Негоже вести себя как мальчишка – торопливо и грязно. Совершенно точно Марина – девственница, к тому же у нее психологическая травма из-за попытки группового изнасилования. С ней себя надо вести очень аккуратно! Чего это я вообще в такое «приподнятое состояние» пришел? Я ведь три раза был женат, не считая нескольких ППЖ[40]… Но юное тело не желало прислушиваться к голосу разума: мощнейший стояк даже мешал натянуть шаровары. Наконец сумасшедшим усилием воли я перестал пялиться на шейку Марины, длинную и стройную, просто созданную для поцелуев, на приятные округлости груди, на бархатную кожу бедер, видимую чуть ниже подола уродливой юбки.
Девушка, поняв, что всякое движение за спиной прекратилось, повернулась и, увидев, что я полностью одет, благодарно кивнула и зачем-то прижала руки к груди.
– Игорь, прости! Но я не могу! Очень хочу, поверь… Но не могу!
– Перестань, не за что извиняться! – Я шагнул к ней, взял ее ладони в свои.
Девушку начало трясти. Но я просто стоял и спокойно держал ее ладони, глядя на синюю жилку на виске. И постепенно она успокоилась.
– Знаешь, а ты очень странный! – минут через пять сказала Марина. – Я тебя еще при погрузке в эшелон запомнила – все суетились, кричали, а ты один такой спокойный был. И после, уже во время бомбежки. И в овраге, где мы прятались, и…
– Просто я временами как бы не в себе! В моем теле сидит злобный сорокалетний мужик, ветеран нескольких войн. Он и не такие ужасы видел… – сказал я без улыбки и впервые посмотрел ей в глаза. Красивые глаза, серо-зеленые…
Она вдруг наклонилась и начала меня целовать. Вот ведь… а я почти справился с возбуждением! Но не ответить на ее порыв было выше моих сил. Только через полчаса мы расцепили объятия, дыша при этом, словно кросс бегали.
– Ой, что я делаю! – зашептала она сбивчиво. – Нет, ну правда!
– Ты еще скажи: мы комсомольцы, нам до свадьбы нельзя! – подъебнул я.
– Молчи, дурак! – резко ответила Марина. – Вокруг меня каждый день гибнут десятки людей. Война… ничего запретного не осталось! И я готова… я хочу, но… – Тут ее пафос снова угас, и девушка, что-то сбивчиво залепетав, уткнулась в мое плечо. Я стоял и осторожно гладил ее по волосам и спине, не предпринимая никаких сексуальных действий. Действительно, не время сейчас… Вот, может быть, вечером?
Человек не согласен отказываться от радостей жизни даже на передовой. Хотя как раз на фронте больше всего ценишь мир и стремишься урвать хоть что-то у хрупкого бытия, такого ненадежного и преходящего.
– Ты надолго сюда? – тихо спросила Марина, не поднимая головы.
– А вот как в прорыв двинетесь, так и мы с вами!
– Скорей бы… Надоело по лесам прятаться!
– Ты тут с госпиталем?
– Ну да. Врачи хорошие собрались, кто уцелел. А выжили не все. Неделю назад фельдшера убило, Зиночку. Бомба рванула – и… всё! У дымящейся воронки только какие-то кровавые лоскутки остались. А такая девушка была: красавица, умница, пела замечательно, все мужчины на нее заглядывались, но она никого к себе не подпускала. Всё говорила мне: мол, вот закончится война, тогда и выйду замуж, рожу двух детей, мальчика и девочку. И после нее только какие-то лоскутки… Я теперь вместо нее…
– А как ты меня нашла? – спросил я какую-то ненужную ерунду, только чтобы отвлечь девушку, которая, кажется, снова начала скатываться в пучину бесшумной истерики.
– А я Гайдара встретила. Он сказал, что ты здесь, вот я и пошла тебя искать. И нашла…
– Как-то мы с тобой слишком бурно встретились, не находишь? – пошутил я. – Надо настоящее свидание назначить! Я достану конфет и нарву цветов…
Марина подняла на меня голову и всмотрелась в мое лицо с каким-то специфическим интересом. Блин, и у неё появился этот «фирменный» вопросительный взгляд Валуева.
– А приставать не будешь? – смешливо сощурилась девушка.
– Да ты что? – возмутился я. – Как можно?
Марина рассмеялась и, легонько оттолкнув меня, хлопнула ладошкой рядом с собой. Мол, садись, будем культурно проводить время. Я чинно уселся, чувствуя себя пионером на первом свидании. Эх, жаль, семечек не хватает, сейчас бы руки занять – лучше не найдешь! Марина полуобернулась ко мне и легонько коснулась грудью плеча. Но я не стал трактовать это движение как предложение к продолжению прелюдии. Просто спокойно сидел и лениво следил за проплывающими в синем небе облаками. Хорошее все-таки местечко для уединения прадед нашел – никто нас не беспокоит уже полчаса. И это посреди набитого тысячами людей леса, где через каждые два-три метра стоит танк или орудие.
– А вот скажи мне, старый злобный дядька: когда война закончится? – внезапно спросила Марина, прижимаясь теснее.
– Ты знаешь, еще месяц назад я бы ответил тебе, что она закончится в мае сорок пятого года. Конечно же, нашей победой! – задумчиво сказал я.
– Когда? В мае сорок пятого?!! – ахнула Марина. – Четыре года? Не может быть!
– Солнышко, мы ведем войну с чрезвычайно умелым, хорошо обученным, отлично мотивированным и храбрым врагом! К тому же на фашистов сейчас вся цивилизованная Европа, кроме Англии, работает, снабжает их всем необходимым.
– Вся Европа, получается, против нас? Тогда понятно! – медленно сказала Марина. – Но всё-таки: в мае сорок пятого! Нет, в голове не укладывается.
– Но сегодня, после разговора с отцом, я уже не так уверен в дате! – сказал я после небольшого раздумья. – Как-то всё не так идет…
– Не так? В каком смысле – не так? – Девушка попыталась заглянуть мне в глаза.
– Если у командования получится воплотить в дело их замысел, то о каких-либо активных действиях на Юго-Западном фронте фашисты забудут до следующего года! Правда, тогда, возможно, наступление на Москву начнется на пару месяцев раньше и они могут успеть до морозов и исчерпания резервов… – вслух раздумывал я, словно забыв про присутствие девушки. Но в какой-то момент, встряхнувшись, включил контроль и, с улыбкой посмотрев на Марину, сказал: – Не переживай, солнышко, никогда им нас не победить! А когда именно война закончится – не столь важно! Главное, что она гарантированно закончится в Берлине!
Девушка несколько минут сидела абсолютно неподвижно, как будто боясь упустить нечто эфемерное. Но потом ойкнула и вскочила с бревна, поправляя юбку. Снова мелькнула бархатная кожа чуть выше коленок…
– Мне уже в госпиталь пора! Спасибо тебе, Игорь! – Она наклонилась и чмокнула меня в щеку.
Я проводил Марину до развилки главной тропинки лагеря (мимо мостков с очередным подразделением на помывке – под завистливыми взглядами!) и вздохнул, глядя в спину. Ужасные сапоги, эта грубая юбка и гимнастерка девушку не красили, но и полностью лишить ее прелести не могли. Снять бы все это… Ничего, потерпишь. Сказано же было – все еще будет. Надейся и жди, как в песне поется…
А мне пора вернуться к земляным работам! Грустно вздохнув, я поплелся к будущему полевому аэродрому.
Глава 5
К вечеру поле было вычищено и чуть ли не вылизано – гладкое, как Центральный аэродром имени Фрунзе. Красноармейцы с чувством выполненного долга разошлись по своим подразделениям. Только мы втроем остались на месте, прилегли на опушке ельника, набросав под уставшие от «непосильной» работы тела густые зеленые ветви. Начало темнеть, и тогда-то к нам присоединился Альбиков.