Стажер диверсионной группы
Часть 18 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Они самые, товарищ комиссар! – серьезно кивнул Ерке, не меняя строевой стойки.
А чего это Вадим так тянется? Разведчик перед корреспондентом? Пусть даже последний из САМОЙ Москвы? И зачем корреспонденту сопровождение из двух автоматчиков?
– Свободны, товарищи! – полуобернувшись к бойцам, скомандовал Гайдар. – Я знаю этих людей!
Автоматчики поставили «ППД» на предохранитель, закинули оружие на плечо и, на секунду встав по стойке «смирно», развернулись и ушли. Краем глаза я заметил, что повар Трофим тоже куда-то испарился.
– Товарищ комиссар, разрешите доложить! – начал Ерке. – Меня, как вы знаете, посылали к своим для налаживания связи. По пути я встретил группу Осназа, у которой было аналогичное задание от штаба фронта. Всех этих людей я лично знал. Вот я и счел необходимым сразу привести их к товарищу подполковнику. Тем более что присутствующий здесь Игорь…
– Сын нашего командира! – перебил Вадима Гайдар. Наконец-то суровое лицо писателя полностью разгладилось, и на нем появилась знакомая добрая улыбка. – Вольно, лейтенант! Можете продолжить прием пищи! Ну, здравствуйте, дорогие товарищи! Игорь Глейман и Хуршед Альбиков, если мне память не изменяет?
– Так точно! Товарищ… э-э-э… комиссар! – ответил я.
Аркадий Петрович рассмеялся.
– Напугал я вас? Разрешите представиться: начальник Особого отдела сводной группы Глеймана!
– А, так это про вас Вадим говорил: мол, появился батальонный комиссар из Москвы и навел порядок!
– Да, это я! – с улыбкой кивнул Гайдар. – Сами понимаете, Игорь, что приехал я в войска совсем по другому делу, но тут немецкое наступление, окружение, паника, беспорядок, потеря управления и прочие сопутствующие тактическому поражению неприятности. Вот и пришлось молодость лихую вспомнить!
– Вы же, товарищ комиссар, во время Гражданской войны полком командовали? – зачем-то уточнил я, хотя прекрасно помнил этот факт из биографии детского писателя.
– Неполного состава и недолго, но да, командовал! – не стал отпираться Гайдар. – Вы, Игорь, можете по-прежнему обращаться ко мне по имени-отчеству!
– Я слышал, Аркадий Петрович, что вы были самым молодым командиром полка в истории Красной Армии! – припомнил я еще один фактик.
– Неужели? – удивился Гайдар и на секунду прикрыл глаза, что-то прикидывая в уме. – Хм… Я как-то раньше об этом не думал… Но если посчитать… А ведь верно… Мне тогда только-только семнадцать лет исполнилось… И вряд ли кто-то еще в таком же возрасте… Выходит, что вы правы, Игорь! Вы, похоже, мою биографию лучше меня знаете! Опять, наверное, скажете: в школе учили?
– Конечно! – пожал я плечами.
– Интересная у вас школа, да… – задумчиво произнес Гайдар. – Ну, ведь я там несколько раз бывал… Хорошая школа! Ладно, это всё лирика! Вы обед закончили? Разговор есть… Лейтенант Ерке!
– Я! – Вадим снова с явным сожалением отставил котелок и вытянулся, привычно поморщившись от боли в сломанных ребрах.
– Вы мне тоже понадобитесь для подробного доклада о вашей миссии! – строго сказал «добрый детский писатель». – Однако я вижу, что вы ранены… Перевязка нужна?
– Нет, товарищ комиссар! – мотнул головой Вадим. – Ребра повреждены, но открытых ран нет, срочной перевязки не требуется!
– Хорошо! – кивнул Гайдар. – Сержант Альбиков, вас ведь всего четверо, мне правильно сообщили?
– Да, товарищ комиссар! Нас четверо, но командир группы и радист сейчас у подполковника Глеймана и…
– Подробности в моей палатке! – строго сказал Гайдар, оглядываясь по сторонам. – Здесь слишком много лишних ушей. Итак… все закончили кушать? Идите за мной!
И детский писатель, он же по совместительству особист сводной группы, развернулся и, не оглядываясь, рванул быстрым шагом куда-то в глубину леса, ловко уворачиваясь по пути от веток.
Палатка Особого отдела была примерно в два раза меньше штабной, но охранялась как бы не лучше – я заметил сразу четырех часовых, причем все они были с автоматами «ППД». Замаскирован этот важный объект был так, что с десяти метров казался поросшим травой холмиком.
Рядом с палаткой находился какой-то… трудно подобрать подходящий термин… загон? Примерно как для лошадей, но размерами поменьше – утоптанная площадка, примерно десять на пять метров, огороженная жердями. Причем жерди выполняли чисто декоративную функцию – если бы обитателям загона пришло в голову покинуть площадку, достаточно просто перешагнуть или перепрыгнуть ограду – настолько она была низкая. А обитали здесь полтора десятка красноармейцев – без оружия и ремней. Двое или трое бесцельно мотались из угла в угол, а остальные кучками или поодиночке сидели прямо на земле.
– Это что тут у вас, Аркадий Петрович, проверочно-фильтрационный лагерь? – спросил я Гайдара.
Писатель (особист) резко остановился и внимательно посмотрел на меня.
– Как ты сказал? Проверочно-фильтрационный лагерь? – медленно, словно пробуя слова на вкус, повторил Гайдар. – Хм… Отличный термин! Мы-то это сооружение проверочным пунктом именуем, но слово «фильтрация» – красиво звучит! ПФЛ… Да, отлично!
Махнув рукой, писатель подозвал к себе одного из охранников.
– Как тут, Володя?
– Спокойно, товарищ комиссар! – ответил автоматчик. – Сперва побузили, мол, с чего честных людей в загон запирают. А потом прониклись и успокоились.
– Кормили их?
– Конечно, товарищ комиссар! Всё как положено – такую же пайку, как всем. Многие из новеньких по два-три дня не ели. Им дополнительно отвара хвойного принесли.
– Бежать никто не пробовал?
– Нет! – твердо ответил Володя. – Да если бы и захотели… Пулеметчики в «секрете»[38] бдят в четыре глаза!
– Хорошо! Ступай, Володя! Проверку начнем через… ну, скажем, час! – оглянувшись на нас, сказал Гайдар. – Пройдемте в палатку, товарищи!
Внутри обители «кровавой гэбни» стоял самодельный, сколоченный из жердей стол. А вокруг него несколько чурбачков, изображающих табуретки.
– Они у нас в загородке не больше нескольких часов сидят! – как бы в оправдание сказал Гайдар, когда мы расселись вокруг стола (Ерке снова поморщился от боли). – К нам каждый день с западного направления приходят люди – по десятку, а то и по два-три десятка красноармейцев и командиров. А проверять их нужно обязательно: под видом окруженцев, потерявших документы, немцы несколько раз засылали к нам шпионов. Причем это были русские люди, продавшиеся врагу, поэтому на родном языке они разговаривали свободно, не подкопаешься. И большинство – солдаты того самого «учебного» полка «Бранденбург», с которым мы тогда в июне столкнулись. Помните?
– Конечно, помним, Аркадий Петрович! – кивнул я. – Вы еще тогда их офицера пристрелили. Он, кстати, хоть и немец, но тоже по-нашему отлично говорил!
– Вот-вот! Они очень хорошо подготовлены! – скривился, как от зубной боли, Гайдар. – И если в начале войны их ловили на слабом знании реалий современной Красной Армии, то сейчас они поднатаскались – путем опросов наших пленных, которых, к несчастью, слишком много, немецкие шпионы неплохо изучили внутреннюю кухню армии. Теперь их можно поймать только на каких-то мелких несоответствиях так называемой «легенды» – вымышленной жизни.
– Комиссар Попель сказал, что к вам приходили целых четыре группы делегатов связи из штаба фронта. Хотя комфронта посылал всего две группы… – намеренно небрежно обронил Хуршед.
– Только про одну из этих групп можно достоверно сказать – они шпионы. Остальные… люди как люди… В смысле – обычные командиры Красной Армии! – ответил Гайдар. – Некоторых их них Вадим в штабе фронта видел, но лично не знает. Поэтому непонятно – они действительно делегаты связи или продавшиеся врагу после попадания, например, в плен.
Мутно всё, товарищи, мутно… – Аркадий Петрович горестно вздохнул. – То, как мы ведем контрразведывательные мероприятия в глубоком отрыве от наших госорганов, – дилетантизм и шаманство!
– Нам проще изолировать непонятных людей, чтобы разобраться с ними потом, после выхода к своим! – сказал Ерке. – Но мы боимся, что затянувшееся бездействие может быть в перспективе хуже, чем какое-то действие, пусть даже и ошибочное!
– Ладно, лейтенант, это всё соплежуйство! – решительно сказал Гайдар, как будто внутренне встряхнувшись. – Докладывайте о вашем походе. А заодно скажите: что это там горело на юго-востоке всю ночь и всё утро? Примерно в семи километрах от нашего внешнего поста?
Глава 3
Лейтенант Ерке очень подробно рассказал все обстоятельства своего недолгого «анабасиса»[39]. Гайдар внимательно выслушал, записав в лежащий на столе блокнот всего два слова. Со своего места я не видел страницу, но мне показалось, что это были название хутора (Врадиевка) и имя главного упыря (Панас).
– Так… – прослушав историю до конца, сказал Аркадий Петрович и на пару минут завис, прикрыв глаза и постукивая кончиком карандаша по картонной обложке блокнота. – Как это мерзко, когда наши выступают на стороне врага. Сотрудничают с немцами, служат полицаями или карателями… Никогда не думал, что придется слово «коллаборационисты» использовать в отношении граждан Советского Союза.
– Зря вы их «нашими» называете, товарищ Гайдар! – не выдержал я, вспомнив, что творили потомки недобитых бандеровцев уже в XXI веке. – Никогда они подлинно советскими людьми не были! У них не вскипает «ярость благородная» против немцев – напротив, они приветствуют оккупантов, надеясь, что гитлеровцы «освободят» их от «клятых москалей». Эх, никогда мы не будем братьями…
– Ну-у, Игорь… – Явно малость охуевший от моей пламенной речи Аркадий Петрович смотрел на меня с некоторой оторопью. – Вы несколько преувеличиваете. Конечно, Западная Украина совсем недолго пробыла в составе УССР, это и наложило свой отпечаток…
– А вы что, думаете, на Восточной Украине мало предателей? Дело ведь не в том, сколько времени та или иная область существовала в границах СССР… Впрочем, лучше об этом не говорить вообще!
– Почему? – удивился Гайдар.
– Скользкая тема, – объяснил я.
– Э, нет! Давайте эту тему раскроем!
– Ладно, – решился я. – Начать надо с того, что Украины никогда не существовало в природе – украинский язык был придуман поляками в XVIII веке, а украинскую нацию также придумали австро-венгры перед Первой мировой, чтобы расколоть Малороссию. И им это удалось! Вспомните Петлюру – тот все свои мокрые делишки творил под копирку с того проекта, ход которому дали в Вене. Австро-Венгрия распалась, а нелепый кадавр – Украина – остался.
– Хм… Ну, ладно. Если вас послушать, Игорь, то украинцев просто не существует! Но они же есть.
– Да нету их, Аркадий Петрович, нету. Был один – единый – русский народ. Потом часть его осталась на территории Великого княжества литовского – так появились белорусы. А те, кто жил под поляками, стали украинцами. И что? Языка своего нет ни у тех, ни у других, а те, что есть, были сочинены – белорусский лет двадцать назад, а украинский изобрел в 1794 году пан Котляревский. Этот поляк вволю поиздевался над так называемыми украинцами, навыдумывав разных смешных словечек! А ровно через год другой поляк, Ян Потоцкий, начитавшись смешных переводов Котляревского, предложил назвать земли Волыни и Подолии словом «Украина». Вот откуда все пошло!
– Нет, ну был же некий малороссийский язык! – запротестовал Гайдар.
– Диалект, Аркадий Петрович! Диалект! Понимаете, южнорусские диалекты – это еще не язык, это просто говор. Нет, ну есть в Галиции такая «говирка» – слов на шестьсот от силы. Но зачем же раздувать ее в полноценную «мову»? Вон, в Кирове или Перми тоже смешно говорят, если столичный житель услышит, но это же не основание для «самостийности та незалежности»! А мы продолжаем эту дурацкую украинизацию. Зачем? Помните, как кто-то из русских императоров даровал Финляндии и язык, и сенат, и целую кучу прочих националистических цацек? А в итоге, когда грянула революция, финны вырезали десять тысяч русских! Раньше наших просто гнобили, а потом начали сгонять за колючую проволоку или просто кончали. Спрашивается: зачем было пестовать национализм на окраине страны? А теперь мы сами растим собственных националистов! Правильно, очень правильно предлагал товарищ Сталин: дать Украине автономию, и не более того. Посмотрите только, что творится! Националисты создают целые подразделения, которые режут поляков, евреев и русских, и так называемый «простой народ», за малым исключением, их поддерживает. Вот что страшно! Мы сами, своими руками, вскармливаем врагов советской власти! А то, что творилось на хуторе, лишь эпизод в большой войне с националистами, которые ничем, в принципе, не отличаются от нацистов.
Аркадий Петрович смотрел на меня, копируя «фирменный» задумчивый взгляд Валуева.
– Когда я смотрю на вас, Игорь, то вижу юношу, – проговорил Гайдар после длинной паузы. – Когда же я слушаю вас, то воспринимаю как взрослого. Вы для меня загадка, Игорь…
– Да, он такой, – рассмеялся сидевший рядом Хуршед. – Он, товарищ комиссар, не только вас удивляет… Откуда что берется?
– Хорошее среднее образование? – «Невинно» похлопав ресницами, предположил я. – Столица все-таки! И большая домашняя библиотека…
– Ну конечно же! – тихо сказал Гайдар. – Предполагать что иное просто смешно!
– Другой вариант: авангард армии вторжения с Марса! – криво усмехнулся я. – И на самом деле я зеленый саблезубый осьминог!
Гайдар с Альбиковым весело расхохотались. Только Ерке почему-то молчал. Я пригляделся к лейтенанту – оказывается, Вадим спал, каким-то чудом удерживаясь в сидячем положении на хлипкой табуретке.
– Ладно, выжженые оранжевые пустыни Барсума мы с вами, Игорь, еще обсудим! – в свою очередь, огорошил меня Гайдар. – Не знал, что у нас перевели Берроуза!
– Я читал его «Принцессу» в оригинале! – невольно похвастался я.
– Вернемся из фантастики в реальность, – кивнув Хуршеду, который удивленно таращился на нас, предложил Гайдар. – Ерке спит, не будем его беспокоить, а финал его драмы я предполагаю услышать от вас! Зачем вы вообще пошли ночью на хутор? У вас ведь было свое задание!
– Там были пленные красноармейцы! А русские своих не бросают! – ответил русский воин Хуршед Альбиков.
– Да и поквитаться хотелось со сволочами! – добавил я.
А чего это Вадим так тянется? Разведчик перед корреспондентом? Пусть даже последний из САМОЙ Москвы? И зачем корреспонденту сопровождение из двух автоматчиков?
– Свободны, товарищи! – полуобернувшись к бойцам, скомандовал Гайдар. – Я знаю этих людей!
Автоматчики поставили «ППД» на предохранитель, закинули оружие на плечо и, на секунду встав по стойке «смирно», развернулись и ушли. Краем глаза я заметил, что повар Трофим тоже куда-то испарился.
– Товарищ комиссар, разрешите доложить! – начал Ерке. – Меня, как вы знаете, посылали к своим для налаживания связи. По пути я встретил группу Осназа, у которой было аналогичное задание от штаба фронта. Всех этих людей я лично знал. Вот я и счел необходимым сразу привести их к товарищу подполковнику. Тем более что присутствующий здесь Игорь…
– Сын нашего командира! – перебил Вадима Гайдар. Наконец-то суровое лицо писателя полностью разгладилось, и на нем появилась знакомая добрая улыбка. – Вольно, лейтенант! Можете продолжить прием пищи! Ну, здравствуйте, дорогие товарищи! Игорь Глейман и Хуршед Альбиков, если мне память не изменяет?
– Так точно! Товарищ… э-э-э… комиссар! – ответил я.
Аркадий Петрович рассмеялся.
– Напугал я вас? Разрешите представиться: начальник Особого отдела сводной группы Глеймана!
– А, так это про вас Вадим говорил: мол, появился батальонный комиссар из Москвы и навел порядок!
– Да, это я! – с улыбкой кивнул Гайдар. – Сами понимаете, Игорь, что приехал я в войска совсем по другому делу, но тут немецкое наступление, окружение, паника, беспорядок, потеря управления и прочие сопутствующие тактическому поражению неприятности. Вот и пришлось молодость лихую вспомнить!
– Вы же, товарищ комиссар, во время Гражданской войны полком командовали? – зачем-то уточнил я, хотя прекрасно помнил этот факт из биографии детского писателя.
– Неполного состава и недолго, но да, командовал! – не стал отпираться Гайдар. – Вы, Игорь, можете по-прежнему обращаться ко мне по имени-отчеству!
– Я слышал, Аркадий Петрович, что вы были самым молодым командиром полка в истории Красной Армии! – припомнил я еще один фактик.
– Неужели? – удивился Гайдар и на секунду прикрыл глаза, что-то прикидывая в уме. – Хм… Я как-то раньше об этом не думал… Но если посчитать… А ведь верно… Мне тогда только-только семнадцать лет исполнилось… И вряд ли кто-то еще в таком же возрасте… Выходит, что вы правы, Игорь! Вы, похоже, мою биографию лучше меня знаете! Опять, наверное, скажете: в школе учили?
– Конечно! – пожал я плечами.
– Интересная у вас школа, да… – задумчиво произнес Гайдар. – Ну, ведь я там несколько раз бывал… Хорошая школа! Ладно, это всё лирика! Вы обед закончили? Разговор есть… Лейтенант Ерке!
– Я! – Вадим снова с явным сожалением отставил котелок и вытянулся, привычно поморщившись от боли в сломанных ребрах.
– Вы мне тоже понадобитесь для подробного доклада о вашей миссии! – строго сказал «добрый детский писатель». – Однако я вижу, что вы ранены… Перевязка нужна?
– Нет, товарищ комиссар! – мотнул головой Вадим. – Ребра повреждены, но открытых ран нет, срочной перевязки не требуется!
– Хорошо! – кивнул Гайдар. – Сержант Альбиков, вас ведь всего четверо, мне правильно сообщили?
– Да, товарищ комиссар! Нас четверо, но командир группы и радист сейчас у подполковника Глеймана и…
– Подробности в моей палатке! – строго сказал Гайдар, оглядываясь по сторонам. – Здесь слишком много лишних ушей. Итак… все закончили кушать? Идите за мной!
И детский писатель, он же по совместительству особист сводной группы, развернулся и, не оглядываясь, рванул быстрым шагом куда-то в глубину леса, ловко уворачиваясь по пути от веток.
Палатка Особого отдела была примерно в два раза меньше штабной, но охранялась как бы не лучше – я заметил сразу четырех часовых, причем все они были с автоматами «ППД». Замаскирован этот важный объект был так, что с десяти метров казался поросшим травой холмиком.
Рядом с палаткой находился какой-то… трудно подобрать подходящий термин… загон? Примерно как для лошадей, но размерами поменьше – утоптанная площадка, примерно десять на пять метров, огороженная жердями. Причем жерди выполняли чисто декоративную функцию – если бы обитателям загона пришло в голову покинуть площадку, достаточно просто перешагнуть или перепрыгнуть ограду – настолько она была низкая. А обитали здесь полтора десятка красноармейцев – без оружия и ремней. Двое или трое бесцельно мотались из угла в угол, а остальные кучками или поодиночке сидели прямо на земле.
– Это что тут у вас, Аркадий Петрович, проверочно-фильтрационный лагерь? – спросил я Гайдара.
Писатель (особист) резко остановился и внимательно посмотрел на меня.
– Как ты сказал? Проверочно-фильтрационный лагерь? – медленно, словно пробуя слова на вкус, повторил Гайдар. – Хм… Отличный термин! Мы-то это сооружение проверочным пунктом именуем, но слово «фильтрация» – красиво звучит! ПФЛ… Да, отлично!
Махнув рукой, писатель подозвал к себе одного из охранников.
– Как тут, Володя?
– Спокойно, товарищ комиссар! – ответил автоматчик. – Сперва побузили, мол, с чего честных людей в загон запирают. А потом прониклись и успокоились.
– Кормили их?
– Конечно, товарищ комиссар! Всё как положено – такую же пайку, как всем. Многие из новеньких по два-три дня не ели. Им дополнительно отвара хвойного принесли.
– Бежать никто не пробовал?
– Нет! – твердо ответил Володя. – Да если бы и захотели… Пулеметчики в «секрете»[38] бдят в четыре глаза!
– Хорошо! Ступай, Володя! Проверку начнем через… ну, скажем, час! – оглянувшись на нас, сказал Гайдар. – Пройдемте в палатку, товарищи!
Внутри обители «кровавой гэбни» стоял самодельный, сколоченный из жердей стол. А вокруг него несколько чурбачков, изображающих табуретки.
– Они у нас в загородке не больше нескольких часов сидят! – как бы в оправдание сказал Гайдар, когда мы расселись вокруг стола (Ерке снова поморщился от боли). – К нам каждый день с западного направления приходят люди – по десятку, а то и по два-три десятка красноармейцев и командиров. А проверять их нужно обязательно: под видом окруженцев, потерявших документы, немцы несколько раз засылали к нам шпионов. Причем это были русские люди, продавшиеся врагу, поэтому на родном языке они разговаривали свободно, не подкопаешься. И большинство – солдаты того самого «учебного» полка «Бранденбург», с которым мы тогда в июне столкнулись. Помните?
– Конечно, помним, Аркадий Петрович! – кивнул я. – Вы еще тогда их офицера пристрелили. Он, кстати, хоть и немец, но тоже по-нашему отлично говорил!
– Вот-вот! Они очень хорошо подготовлены! – скривился, как от зубной боли, Гайдар. – И если в начале войны их ловили на слабом знании реалий современной Красной Армии, то сейчас они поднатаскались – путем опросов наших пленных, которых, к несчастью, слишком много, немецкие шпионы неплохо изучили внутреннюю кухню армии. Теперь их можно поймать только на каких-то мелких несоответствиях так называемой «легенды» – вымышленной жизни.
– Комиссар Попель сказал, что к вам приходили целых четыре группы делегатов связи из штаба фронта. Хотя комфронта посылал всего две группы… – намеренно небрежно обронил Хуршед.
– Только про одну из этих групп можно достоверно сказать – они шпионы. Остальные… люди как люди… В смысле – обычные командиры Красной Армии! – ответил Гайдар. – Некоторых их них Вадим в штабе фронта видел, но лично не знает. Поэтому непонятно – они действительно делегаты связи или продавшиеся врагу после попадания, например, в плен.
Мутно всё, товарищи, мутно… – Аркадий Петрович горестно вздохнул. – То, как мы ведем контрразведывательные мероприятия в глубоком отрыве от наших госорганов, – дилетантизм и шаманство!
– Нам проще изолировать непонятных людей, чтобы разобраться с ними потом, после выхода к своим! – сказал Ерке. – Но мы боимся, что затянувшееся бездействие может быть в перспективе хуже, чем какое-то действие, пусть даже и ошибочное!
– Ладно, лейтенант, это всё соплежуйство! – решительно сказал Гайдар, как будто внутренне встряхнувшись. – Докладывайте о вашем походе. А заодно скажите: что это там горело на юго-востоке всю ночь и всё утро? Примерно в семи километрах от нашего внешнего поста?
Глава 3
Лейтенант Ерке очень подробно рассказал все обстоятельства своего недолгого «анабасиса»[39]. Гайдар внимательно выслушал, записав в лежащий на столе блокнот всего два слова. Со своего места я не видел страницу, но мне показалось, что это были название хутора (Врадиевка) и имя главного упыря (Панас).
– Так… – прослушав историю до конца, сказал Аркадий Петрович и на пару минут завис, прикрыв глаза и постукивая кончиком карандаша по картонной обложке блокнота. – Как это мерзко, когда наши выступают на стороне врага. Сотрудничают с немцами, служат полицаями или карателями… Никогда не думал, что придется слово «коллаборационисты» использовать в отношении граждан Советского Союза.
– Зря вы их «нашими» называете, товарищ Гайдар! – не выдержал я, вспомнив, что творили потомки недобитых бандеровцев уже в XXI веке. – Никогда они подлинно советскими людьми не были! У них не вскипает «ярость благородная» против немцев – напротив, они приветствуют оккупантов, надеясь, что гитлеровцы «освободят» их от «клятых москалей». Эх, никогда мы не будем братьями…
– Ну-у, Игорь… – Явно малость охуевший от моей пламенной речи Аркадий Петрович смотрел на меня с некоторой оторопью. – Вы несколько преувеличиваете. Конечно, Западная Украина совсем недолго пробыла в составе УССР, это и наложило свой отпечаток…
– А вы что, думаете, на Восточной Украине мало предателей? Дело ведь не в том, сколько времени та или иная область существовала в границах СССР… Впрочем, лучше об этом не говорить вообще!
– Почему? – удивился Гайдар.
– Скользкая тема, – объяснил я.
– Э, нет! Давайте эту тему раскроем!
– Ладно, – решился я. – Начать надо с того, что Украины никогда не существовало в природе – украинский язык был придуман поляками в XVIII веке, а украинскую нацию также придумали австро-венгры перед Первой мировой, чтобы расколоть Малороссию. И им это удалось! Вспомните Петлюру – тот все свои мокрые делишки творил под копирку с того проекта, ход которому дали в Вене. Австро-Венгрия распалась, а нелепый кадавр – Украина – остался.
– Хм… Ну, ладно. Если вас послушать, Игорь, то украинцев просто не существует! Но они же есть.
– Да нету их, Аркадий Петрович, нету. Был один – единый – русский народ. Потом часть его осталась на территории Великого княжества литовского – так появились белорусы. А те, кто жил под поляками, стали украинцами. И что? Языка своего нет ни у тех, ни у других, а те, что есть, были сочинены – белорусский лет двадцать назад, а украинский изобрел в 1794 году пан Котляревский. Этот поляк вволю поиздевался над так называемыми украинцами, навыдумывав разных смешных словечек! А ровно через год другой поляк, Ян Потоцкий, начитавшись смешных переводов Котляревского, предложил назвать земли Волыни и Подолии словом «Украина». Вот откуда все пошло!
– Нет, ну был же некий малороссийский язык! – запротестовал Гайдар.
– Диалект, Аркадий Петрович! Диалект! Понимаете, южнорусские диалекты – это еще не язык, это просто говор. Нет, ну есть в Галиции такая «говирка» – слов на шестьсот от силы. Но зачем же раздувать ее в полноценную «мову»? Вон, в Кирове или Перми тоже смешно говорят, если столичный житель услышит, но это же не основание для «самостийности та незалежности»! А мы продолжаем эту дурацкую украинизацию. Зачем? Помните, как кто-то из русских императоров даровал Финляндии и язык, и сенат, и целую кучу прочих националистических цацек? А в итоге, когда грянула революция, финны вырезали десять тысяч русских! Раньше наших просто гнобили, а потом начали сгонять за колючую проволоку или просто кончали. Спрашивается: зачем было пестовать национализм на окраине страны? А теперь мы сами растим собственных националистов! Правильно, очень правильно предлагал товарищ Сталин: дать Украине автономию, и не более того. Посмотрите только, что творится! Националисты создают целые подразделения, которые режут поляков, евреев и русских, и так называемый «простой народ», за малым исключением, их поддерживает. Вот что страшно! Мы сами, своими руками, вскармливаем врагов советской власти! А то, что творилось на хуторе, лишь эпизод в большой войне с националистами, которые ничем, в принципе, не отличаются от нацистов.
Аркадий Петрович смотрел на меня, копируя «фирменный» задумчивый взгляд Валуева.
– Когда я смотрю на вас, Игорь, то вижу юношу, – проговорил Гайдар после длинной паузы. – Когда же я слушаю вас, то воспринимаю как взрослого. Вы для меня загадка, Игорь…
– Да, он такой, – рассмеялся сидевший рядом Хуршед. – Он, товарищ комиссар, не только вас удивляет… Откуда что берется?
– Хорошее среднее образование? – «Невинно» похлопав ресницами, предположил я. – Столица все-таки! И большая домашняя библиотека…
– Ну конечно же! – тихо сказал Гайдар. – Предполагать что иное просто смешно!
– Другой вариант: авангард армии вторжения с Марса! – криво усмехнулся я. – И на самом деле я зеленый саблезубый осьминог!
Гайдар с Альбиковым весело расхохотались. Только Ерке почему-то молчал. Я пригляделся к лейтенанту – оказывается, Вадим спал, каким-то чудом удерживаясь в сидячем положении на хлипкой табуретке.
– Ладно, выжженые оранжевые пустыни Барсума мы с вами, Игорь, еще обсудим! – в свою очередь, огорошил меня Гайдар. – Не знал, что у нас перевели Берроуза!
– Я читал его «Принцессу» в оригинале! – невольно похвастался я.
– Вернемся из фантастики в реальность, – кивнув Хуршеду, который удивленно таращился на нас, предложил Гайдар. – Ерке спит, не будем его беспокоить, а финал его драмы я предполагаю услышать от вас! Зачем вы вообще пошли ночью на хутор? У вас ведь было свое задание!
– Там были пленные красноармейцы! А русские своих не бросают! – ответил русский воин Хуршед Альбиков.
– Да и поквитаться хотелось со сволочами! – добавил я.