Стань моим завтра
Часть 50 из 69 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Дарлин уронила голову на грудь. Она то приходила в себя, то снова теряла сознание, тихонько плача в промежутках.
Наконец в коридор вбежали парамедики и заставили всех отойти от Дарлин. Один посветил ей в глаза маленьким фонариком и заговорил громким, ясным голосом. Он сказал, что его зовут Хулио и спросил у Дарлин, что она приняла. Но она уже снова отключилась.
– Кто-нибудь знает? – обратился Хулио ко всем стоявшим рядом.
– Нет, – ответил Уэс. – Мы нашли ее здесь. Мы не знаем, что именно она приняла, как много и кто это ей дал.
– Похоже на какой-то порошок, – сказал второй парамедик, дотрагиваясь затянутым в перчатку пальцем до тонкой струйки желтовато-белой пены, вытекавшей из ее носа. – Когда его вдыхаешь, легко переборщить.
Он выпустил руки Дарлин. Они упали ей на колени и остались лежать так, ладонями к потолку. У меня дрожали ноги. Мы с Зельдой стояли рядом и наблюдали, как парамедики делают Дарлин укол. Ее дыхание немного выровнялось, а к щекам начала приливать краска. Потом они переложили ее на каталку и увезли прочь.
Я шел рядом, держа Дарлин за руку. Когда мы заходили в служебный лифт, я увидел Зельду и протянул ей свободную ладонь. Ее пальцы переплелись с моими и крепко сжались.
– Она наркоманка? – спросил Хулио.
– Бывшая, – сказал я и взглянул на Дарлин. На ее рот была натянута кислородная маска, а по щекам, словно черные слезы, тянулись разводы от потекшего макияжа. – Но, кажется, у нее рецидив.
– С ней все будет хорошо? – слабым голосом спросила Зельда.
– Она в стабильном состоянии, – сказал Хулио. – Жизненные показатели в норме. Теперь нужно, чтобы ее осмотрели врачи в реанимационном отделении.
Двери лифта открылись, и через пару секунд мы уже вышли на улицу. У здания стояла полицейская машина, из которой как раз выходили двое мужчин. Они поговорили с парамедиками, пока каталку Дарлин поднимали в «Скорую». Я протянул Зельде руку, чтобы помочь ей залезть внутрь, но Хулио нас остановил.
– С ней может поехать только один человек.
Зельда обхватила себя за плечи, пытаясь защититься от холода. Все изящные черты ее лица до единой были пропитаны тревогой.
– Езжай ты, – сказала она. – Езжай с ней. Я попробую помочь чем-нибудь здесь, а потом встречусь с вами в больнице. Я видела, как Дарлин разговаривала с какими-то двумя парнями. Может, это они продали ей наркотики? Или вдруг они что-то знают?
– Я отправлю тебе сообщение из больницы.
Мы обменялись еще одним взглядом, и дверь «Скорой» закрылась, разделяя нас. После укола состояние Дарлин стабилизировалось, и теперь парамедики узнавали у меня ее личную информацию – полное имя, контактные данные родственников и опыт употребления наркотиков. Я чувствовал себя предателем, но рассказал все, что смог – в этой ситуации я не мог ни лгать, ни что-то утаивать. Сотрудники службы пробации все равно обо всем узнают и либо продлят ей период условно-досрочного освобождения, либо усилят ограничения.
Либо посадят ее в тюрьму.
Я сжал ее руку.
Дарлин нельзя было за решетку. Она и так едва пережила свой последний срок длиной в восемнадцать месяцев в тюрьме «Бедфорд Хиллз». Последний год она изо всех сил старалась ничего не принимать, и все это разрушилось за одну ночь.
Чертов придурок Кайл…
Он не был виноват, но это не мешало мне желать ему всего плохого. А еще я жалел, что инспектором Дарлин был не Рой. Ее инспектор был строгим козлом, которого не волновало, выживет она или умрет – только бы делала то, что он сказал.
Я подумал, что Рою все равно стоит позвонить. Спросить совета или узнать, может ли он как-то помочь Дарлин – например, устроить ее в реабилитационный центр получше или что-нибудь в этом духе. Я ощупал задний карман: там лежал бумажник, но телефона не было. Ну конечно. Я оставил его в куртке, которая лежала сейчас в лофте.
Черт.
«Скорая» остановилась у Пресвитерианской больницы Нью-Йорка. Мы быстро прошли в реанимационное отделение, после чего Дарлин завезли в отсек, отгороженный шторкой. Хулио указал мне на стулья, стоявшие в ряд у стены, и я уселся на один из них.
И начал ждать.
Наконец из-за занавески вышел доктор – мужчина с лысеющей головой и добрыми глазами.
– Состояние вашей подруги нормализовалось, но ей нужны покой и медицинское наблюдение. Сегодня вы больше ничем не сможете ей помочь.
Я хотел сказать, что я не сделал ничего, чтобы ей помочь. Она оступилась и упала, но меня не было рядом, чтобы ее подхватить.
Ко мне подошла медсестра и, положив ладонь на мое плечо, сказала:
– Идите домой, поспите. Часы посещения начинаются с восьми утра. Возвращайтесь к этому времени и тогда сможете увидеть свою подругу.
Я позволил ей увести меня прочь от отгороженных шторами отсеков и воспользовался телефоном на сестринском посту, чтобы вызвать Убер. Я попытался вспомнить номер Зельды, но не смог, поэтому позвонил на свой телефон, надеясь, что он у нее. Звонок перевелся на голосовую почту. Я оставил короткое сообщение и, положив трубку, принялся ждать такси.
На улице шел снег. Ледяной вихрь собирал большие снежинки в вихри и водовороты на фоне темного, беззвездного неба.
25. Зельда
1 января
Я рассказала полиции про двух парней, с которыми разговаривала Дарлин, но к этому моменту в лофте осталось не так много людей (случившееся поставило на вечеринке жирную точку), и среди них я этих двоих не видела.
Мы с Уэсом, Хайди, Найджелом и Джеки ждали такси на улице, сжимаясь и дрожа от холода. Найджел больше не смеялся, а Хайди вытирала слезы о плечо Уэса.
– Я должна была за ней присматривать, – сказала она.
Ее чувства эхом отражались в моем сердце. Я была слишком увлечена своим желанием провести несколько минут блаженства с Бекеттом. Я упивалась эйфорией, пока в нескольких метрах от меня страдала Дарлин.
От Бекетта не было ни эсэмэсок, ни звонков. Я волновалась, что он уехал на «Скорой» в одном свитере. Я накинула его куртку себе на плечи и почувствовала, как содержимое одного из карманов тяжело ударилось о мой бок. Я засунула туда руку и обнаружила его телефон.
На экране светился значок голосовой почты – кто-то оставил сообщение с незнакомого номера. Звонили десять минут назад, пока я разговаривала с полицией. Я нажала на кнопку.
«Привет, это Бекетт. Не знаю, получишь ли ты это сообщение, но я сейчас в «Нью-Йорк-Прес». С Дарлин все будет хорошо. Меня выгоняют отсюда, говорят вернуться утром. Я вызываю Убер, чтобы доехать до дома. Скоро увидимся. Пока».
Я передала эту информацию остальным.
– Что за «Нью-Йорк-Прес»?
– Пресвитерианская больница, – сказала Джеки. – Может, нам все равно стоит туда поехать?
– Раньше утра нас все равно не пустят, – сказал Уэс. – Мы же не ее семья.
– Нет, как раз мы и есть ее семья, – произнес Найджел, этими словами навеки завоевав мое расположение.
– Мы поедем туда с утра, – сказала Хайди.
Мы набились в Убер, который вызвал Найджел. По дороге все молчали. Пенн-стрит оказалась перекрыта, поэтому мне пришлось выйти из такси за квартал до дома.
Я быстро зашагала по улице, наклонив голову вниз и вцепившись в накинутую на плечи куртку Бекетта. Было ужасно холодно. Мокрый снег летел мне в лицо, обжигая щеки и заставляя глаза слезиться.
Они слезились только из-за снега и не из-за чего больше.
Войдя в квартиру, я тут же подошла к радиатору и пнула его ногой. Он протестующе заскулил, но из него полилась беспрерывная струйка теплого воздуха. За окном завывал усиливавшийся ветер.
Господи, бедный Бекетт.
Я переоделась в пижамные штаны, футболку и толстовку, а потом начала мерить комнату шагами. Волнение за Дарлин начало перетекать в беспокойство за Бекетта.
Он в порядке. Он вызывал такси. Он едет домой.
Домой…
Я свернулась калачиком в кровати и принялась ждать.
Тихий скрежет ключа о замок вывел меня из дремоты. В квартиру зашел Бекетт, принеся за собой волну холодного воздуха. Он бросил ключ на столик и подул на руки. Он казался усталым, сломленным и словно побитым.
– Привет, – сказал он.
Я села.
– Что случилось? Как она?
Бекетт прислонился к кухонному столику, глядя в окно, за которым бушевал ледяной ветер, закручивавший снег в вихри.
– Ее откачали. Напичкали успокоительными. С ней все будет в порядке. Настолько, насколько это для нее возможно.
Бекетт стоял, сутулясь, и говорил упавшим, бесцветным голосом. Он подул на руки еще раз, а потом встряхнул ими, как будто ему было больно. При свете гирлянд я заметила, что его свитер промок от растаявшего снега, а лицо и уши казались огненно-красными.
– Ты уехал без куртки, – сказала я. – А дорогу перекрыли до соседнего квартала…
Он кивнул.
– Я не чувствую рук.
– Господи, иди сюда.
Он снял кроссовки и стянул с себя свитер, оставшись в обычной белой майке.
– Их тоже снимай, – сказала я, показывая на мокрые от снега брюки.
– Зельда…
– Иди сюда, – повторила я.
Наконец в коридор вбежали парамедики и заставили всех отойти от Дарлин. Один посветил ей в глаза маленьким фонариком и заговорил громким, ясным голосом. Он сказал, что его зовут Хулио и спросил у Дарлин, что она приняла. Но она уже снова отключилась.
– Кто-нибудь знает? – обратился Хулио ко всем стоявшим рядом.
– Нет, – ответил Уэс. – Мы нашли ее здесь. Мы не знаем, что именно она приняла, как много и кто это ей дал.
– Похоже на какой-то порошок, – сказал второй парамедик, дотрагиваясь затянутым в перчатку пальцем до тонкой струйки желтовато-белой пены, вытекавшей из ее носа. – Когда его вдыхаешь, легко переборщить.
Он выпустил руки Дарлин. Они упали ей на колени и остались лежать так, ладонями к потолку. У меня дрожали ноги. Мы с Зельдой стояли рядом и наблюдали, как парамедики делают Дарлин укол. Ее дыхание немного выровнялось, а к щекам начала приливать краска. Потом они переложили ее на каталку и увезли прочь.
Я шел рядом, держа Дарлин за руку. Когда мы заходили в служебный лифт, я увидел Зельду и протянул ей свободную ладонь. Ее пальцы переплелись с моими и крепко сжались.
– Она наркоманка? – спросил Хулио.
– Бывшая, – сказал я и взглянул на Дарлин. На ее рот была натянута кислородная маска, а по щекам, словно черные слезы, тянулись разводы от потекшего макияжа. – Но, кажется, у нее рецидив.
– С ней все будет хорошо? – слабым голосом спросила Зельда.
– Она в стабильном состоянии, – сказал Хулио. – Жизненные показатели в норме. Теперь нужно, чтобы ее осмотрели врачи в реанимационном отделении.
Двери лифта открылись, и через пару секунд мы уже вышли на улицу. У здания стояла полицейская машина, из которой как раз выходили двое мужчин. Они поговорили с парамедиками, пока каталку Дарлин поднимали в «Скорую». Я протянул Зельде руку, чтобы помочь ей залезть внутрь, но Хулио нас остановил.
– С ней может поехать только один человек.
Зельда обхватила себя за плечи, пытаясь защититься от холода. Все изящные черты ее лица до единой были пропитаны тревогой.
– Езжай ты, – сказала она. – Езжай с ней. Я попробую помочь чем-нибудь здесь, а потом встречусь с вами в больнице. Я видела, как Дарлин разговаривала с какими-то двумя парнями. Может, это они продали ей наркотики? Или вдруг они что-то знают?
– Я отправлю тебе сообщение из больницы.
Мы обменялись еще одним взглядом, и дверь «Скорой» закрылась, разделяя нас. После укола состояние Дарлин стабилизировалось, и теперь парамедики узнавали у меня ее личную информацию – полное имя, контактные данные родственников и опыт употребления наркотиков. Я чувствовал себя предателем, но рассказал все, что смог – в этой ситуации я не мог ни лгать, ни что-то утаивать. Сотрудники службы пробации все равно обо всем узнают и либо продлят ей период условно-досрочного освобождения, либо усилят ограничения.
Либо посадят ее в тюрьму.
Я сжал ее руку.
Дарлин нельзя было за решетку. Она и так едва пережила свой последний срок длиной в восемнадцать месяцев в тюрьме «Бедфорд Хиллз». Последний год она изо всех сил старалась ничего не принимать, и все это разрушилось за одну ночь.
Чертов придурок Кайл…
Он не был виноват, но это не мешало мне желать ему всего плохого. А еще я жалел, что инспектором Дарлин был не Рой. Ее инспектор был строгим козлом, которого не волновало, выживет она или умрет – только бы делала то, что он сказал.
Я подумал, что Рою все равно стоит позвонить. Спросить совета или узнать, может ли он как-то помочь Дарлин – например, устроить ее в реабилитационный центр получше или что-нибудь в этом духе. Я ощупал задний карман: там лежал бумажник, но телефона не было. Ну конечно. Я оставил его в куртке, которая лежала сейчас в лофте.
Черт.
«Скорая» остановилась у Пресвитерианской больницы Нью-Йорка. Мы быстро прошли в реанимационное отделение, после чего Дарлин завезли в отсек, отгороженный шторкой. Хулио указал мне на стулья, стоявшие в ряд у стены, и я уселся на один из них.
И начал ждать.
Наконец из-за занавески вышел доктор – мужчина с лысеющей головой и добрыми глазами.
– Состояние вашей подруги нормализовалось, но ей нужны покой и медицинское наблюдение. Сегодня вы больше ничем не сможете ей помочь.
Я хотел сказать, что я не сделал ничего, чтобы ей помочь. Она оступилась и упала, но меня не было рядом, чтобы ее подхватить.
Ко мне подошла медсестра и, положив ладонь на мое плечо, сказала:
– Идите домой, поспите. Часы посещения начинаются с восьми утра. Возвращайтесь к этому времени и тогда сможете увидеть свою подругу.
Я позволил ей увести меня прочь от отгороженных шторами отсеков и воспользовался телефоном на сестринском посту, чтобы вызвать Убер. Я попытался вспомнить номер Зельды, но не смог, поэтому позвонил на свой телефон, надеясь, что он у нее. Звонок перевелся на голосовую почту. Я оставил короткое сообщение и, положив трубку, принялся ждать такси.
На улице шел снег. Ледяной вихрь собирал большие снежинки в вихри и водовороты на фоне темного, беззвездного неба.
25. Зельда
1 января
Я рассказала полиции про двух парней, с которыми разговаривала Дарлин, но к этому моменту в лофте осталось не так много людей (случившееся поставило на вечеринке жирную точку), и среди них я этих двоих не видела.
Мы с Уэсом, Хайди, Найджелом и Джеки ждали такси на улице, сжимаясь и дрожа от холода. Найджел больше не смеялся, а Хайди вытирала слезы о плечо Уэса.
– Я должна была за ней присматривать, – сказала она.
Ее чувства эхом отражались в моем сердце. Я была слишком увлечена своим желанием провести несколько минут блаженства с Бекеттом. Я упивалась эйфорией, пока в нескольких метрах от меня страдала Дарлин.
От Бекетта не было ни эсэмэсок, ни звонков. Я волновалась, что он уехал на «Скорой» в одном свитере. Я накинула его куртку себе на плечи и почувствовала, как содержимое одного из карманов тяжело ударилось о мой бок. Я засунула туда руку и обнаружила его телефон.
На экране светился значок голосовой почты – кто-то оставил сообщение с незнакомого номера. Звонили десять минут назад, пока я разговаривала с полицией. Я нажала на кнопку.
«Привет, это Бекетт. Не знаю, получишь ли ты это сообщение, но я сейчас в «Нью-Йорк-Прес». С Дарлин все будет хорошо. Меня выгоняют отсюда, говорят вернуться утром. Я вызываю Убер, чтобы доехать до дома. Скоро увидимся. Пока».
Я передала эту информацию остальным.
– Что за «Нью-Йорк-Прес»?
– Пресвитерианская больница, – сказала Джеки. – Может, нам все равно стоит туда поехать?
– Раньше утра нас все равно не пустят, – сказал Уэс. – Мы же не ее семья.
– Нет, как раз мы и есть ее семья, – произнес Найджел, этими словами навеки завоевав мое расположение.
– Мы поедем туда с утра, – сказала Хайди.
Мы набились в Убер, который вызвал Найджел. По дороге все молчали. Пенн-стрит оказалась перекрыта, поэтому мне пришлось выйти из такси за квартал до дома.
Я быстро зашагала по улице, наклонив голову вниз и вцепившись в накинутую на плечи куртку Бекетта. Было ужасно холодно. Мокрый снег летел мне в лицо, обжигая щеки и заставляя глаза слезиться.
Они слезились только из-за снега и не из-за чего больше.
Войдя в квартиру, я тут же подошла к радиатору и пнула его ногой. Он протестующе заскулил, но из него полилась беспрерывная струйка теплого воздуха. За окном завывал усиливавшийся ветер.
Господи, бедный Бекетт.
Я переоделась в пижамные штаны, футболку и толстовку, а потом начала мерить комнату шагами. Волнение за Дарлин начало перетекать в беспокойство за Бекетта.
Он в порядке. Он вызывал такси. Он едет домой.
Домой…
Я свернулась калачиком в кровати и принялась ждать.
Тихий скрежет ключа о замок вывел меня из дремоты. В квартиру зашел Бекетт, принеся за собой волну холодного воздуха. Он бросил ключ на столик и подул на руки. Он казался усталым, сломленным и словно побитым.
– Привет, – сказал он.
Я села.
– Что случилось? Как она?
Бекетт прислонился к кухонному столику, глядя в окно, за которым бушевал ледяной ветер, закручивавший снег в вихри.
– Ее откачали. Напичкали успокоительными. С ней все будет в порядке. Настолько, насколько это для нее возможно.
Бекетт стоял, сутулясь, и говорил упавшим, бесцветным голосом. Он подул на руки еще раз, а потом встряхнул ими, как будто ему было больно. При свете гирлянд я заметила, что его свитер промок от растаявшего снега, а лицо и уши казались огненно-красными.
– Ты уехал без куртки, – сказала я. – А дорогу перекрыли до соседнего квартала…
Он кивнул.
– Я не чувствую рук.
– Господи, иди сюда.
Он снял кроссовки и стянул с себя свитер, оставшись в обычной белой майке.
– Их тоже снимай, – сказала я, показывая на мокрые от снега брюки.
– Зельда…
– Иди сюда, – повторила я.