Стань моим завтра
Часть 2 из 69 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
В первую ночь в хостеле «Парксайд» соседки у меня не было. Я провела несколько долгих часов, как Том Хэнкс в фильме «Большой»: придвинув старенький комод к двери и свернувшись калачиком на кровати. Я пыталась сжаться в комок, наблюдая за тараканом, бежавшим по половице вдоль стены. Мне было страшно до жути.
Но я не плакала.
Я открыла ключом дверь своей комнаты. Яркая красно-желтая открытка, которую я купила для Тео, первой бросилась мне в глаза. А потом я увидела, что вся одежда, которую я привезла с собой в Нью-Йорк, за исключением той, что была на мне, валялась на полу вместе с компактными баночками шампуня, мыла и лосьона – даже коробочка противозачаточных таблеток не стала исключением. В комнате было четыре шкафчика, запиравшихся на ключ. Дверь моего оказалась погнутой и висела на одной петле. На вторую ночь моего пребывания в хостеле в комнату ворвалась девушка, пробормотала свое имя – Джейн – и бросила на вторую кровать потрепанный спальный мешок. Потом она засунула в шкафчик синюю дорожную сумку и быстрым шагом вышла из комнаты. Больше я ее не видела.
А теперь пропали и все ее вещи.
– Что за черт?..
У меня заколотилось сердце. Я вылетела из комнаты и сбежала по ступенькам к стойке регистрации, которая больше напоминала пропускной пункт в метро. Я дрожащей рукой постучала по оргстеклу, чтобы привлечь внимание администратора. Это был лысеющий мужчина с пивным животом и скучающим выражением лица. Он листал эротический журнал, покуривая миниатюрную сигару, дым от которой заполнял кабинку и просачивался сквозь круглое отверстие в нижней части стекла.
– Моя комната… – выдохнула я. – В мою комнату кто-то вломился. Мою сумку обшарили. Соседки нет и ее вещей тоже. Может быть, это она сделала?
Не знаю, на что я рассчитывала – возможно, на то, что администратор будет так же шокирован и возмущен, как и я. Или на то, что эта ситуация его хоть как-то обеспокоит. Но мужчина всего лишь тяжело вздохнул и бросил журнал на столик.
– Господи. Ты что, забыла закрыть чертов шкафчик на ключ?
Я уставилась на него.
– Что?.. Нет. Конечно, не забыла, – произнесла я, чувствуя, как ярость потихоньку выжигает из меня страх. – Я заперла чертову дверь, только вот ее кто-то оторвал!
– Вот дерьмо, – проговорил он. – У тебя что-то украли?
– Не знаю. Я запаниковала. Ничего там не разглядывала, сразу побежала сюда.
Я успела наделать немало глупостей с тех пор, как приехала сюда, но на то, чтобы не оставлять деньги в хостеле, мне ума хватило. Я хранила остаток финансов в кошельке, который прикрепила к петле ремня и засунула под свои черные брюки. Ноутбук я носила на собеседование с собой – вместе со своим портфолио. Кроме него у меня была только одна ценность – мои художественные принадлежности…
О боже.
Я почувствовала, как кровь отливает от лица – словно я была скетчем, с которого разом стерли все краски.
– Только не это… Черт, нет-нет-нет!
Охваченная паникой, я взбежала вверх по ступеням. Краем сознания я понимала, что администратор тяжело плетется следом за мной. Оказавшись в комнате, я начала рыться в своих вещах. Меня мутило от мысли о том, что какой-то незнакомый человек трогал мою одежду руками. Трогал мое белье. Но на нее вор не покусился. Хоть чего-то стоили только мое двубортное пальто и сапоги, но и то, и другое было сейчас на мне. Но все мои принадлежности для рисования исчезли. Складывающийся переносной столик, ручки и карандаши, скетчбук фирмы «Кансон»…
Зачем? Почему кто-то решил украсть ручки и бумагу?
Потому что они были высшего качества. Мое самое ценное имущество. Инструменты, с помощью которых я создавала свои рисунки. Я словно лишилась пальцев на руке.
– Что-то украли?
– Все, – проговорила я. Желудок сжался так сильно, что я едва могла дышать. – У меня украли абсолютно все.
Администратор недоверчиво хмыкнул.
– По виду комнаты не скажешь. Твои вещи тут повсюду разбросаны.
Все кончено. Вообще все.
Я сглотнула, чтобы не расплакаться, и начала собирать свои вещи в одну кучу.
– Вы вызовете полицию? – спросила я себе под нос, поднимая одежду с пола. – Или все гости вашего хостела имеют свободный доступ к личному имуществу друг друга?
Я замерла и снова оглядела комнату.
– Подождите. Чемодан. Где, мать вашу, мой чемодан?
От новенького черного чемодана на колесиках, подаренного мне одной из соседок в честь отъезда из Лос-Анджелеса, не осталось и следа.
– Его тоже забрали, – произнесла я. – Они взяли мой чемодан и предметы для рисования.
Я обернулась и уставилась на администратора злым взглядом.
– Хотя нет, не они. Она. Девушка, которую вы ко мне подселили. Это же явно она сделала, да?
– Похоже на то.
Администратор вздохнул и достал из кармана смартфон.
Тридцать минут спустя прибыли двое полицейских. Я ждала в фойе, положив на колени черный мусорный пакет, в котором лежали все оставшиеся у меня вещи. Копы взяли у меня показания и пошли обыскивать другие комнаты, но ничего не нашли.
– Девушка подписалась именем Джейн А. Ф. Рист, – сказал администратор. – А. Ф. Р-И-С-Т.
– Джейн Аферист? – Мой взгляд грозил просверлить в нем дыру. – Вы что, блин, издеваетесь?
Мужчина пожал плечами.
– Она платила наличными. Даже если бы она назвалась матерью Терезой, мне было бы все равно.
Чертова мать Тереза выписалась из хостела утром и уже давно исчезла в неизвестном направлении.
– Мы сообщим вам, если что-то обнаружим, – пообещал один из полицейских и сочувственно мне улыбнулся.
Тем не менее в его словах слышалось другое послание: «Рассчитывать на многое не стоит».
Администратор приподнял руки, словно демонстрируя, что не несет никакой ответственности. Заселяясь, я подписала отказ от претензий, так что он прекрасно знал, что его задница в безопасности. Но когда копы ушли и я осталась сидеть одна с идиотским мусорным пакетом в руках, его лицо немного смягчилось.
– Послушай, девочка, – начал он. – Можешь остаться в комнате еще на одну ночь бесплатно. Должен же я хоть что-то для тебя сделать, правда?
Я уже собиралась сказать ему, куда он может засунуть свою бесплатную ночь, но солнце стремительно клонилось к горизонту. Куда мне было идти?
До Филадельфии всего два часа пути на поезде.
– Ладно, – коротко бросила я управляющему, задушив эту мысль в зародыше. – Я согласна остаться здесь еще на одну ночь, но только если вы поселите меня в одиночном номере.
Он поднес к подбородку толстые, короткие пальцы и, почесав щетину, кивнул.
Оказавшись в своей новой комнате, я бросила мусорный пакет на широкую кровать и огляделась. В углу стояли стул и крошечный столик, но в ящике не было ни ручки, ни бумаги.
У меня нет ни ручки, ни бумаги.
Заморгав изо всех сил, я достала телефон, чтобы просчитать варианты. У меня оставалось всего 700 долларов. Если возвращаться в Вегас – даже не думай плакать, Росси, – на билет уйдет 300 долларов. А потом еще 300 на оплату аренды за комнату, которую я там снимала.
Если же оставаться в Нью-Йорке, семисот долларов не хватит даже на сутки. Мне пришлось бы искать квартиру, и все деньги ушли бы на задаток, так что до конца месяца мне было не протянуть. Но что я точно не собиралась делать, так это оставаться здесь, в хостеле, и пытаться переделать свой графический роман.
– Да и чем мне его переделывать? – с горечью напомнила я себе. У меня больше не было художественных принадлежностей. Эта мысль каждый раз пронзала мне сердце насквозь, а потом ранила и более практичную часть меня, потому что более-менее сносные ручки и бумага стоили не меньше долларов пятидесяти.
Закончив с подсчетами, я бросила телефон на грубое оранжевое покрывало. Итак, вывод: я в полной заднице. Я потерпела неудачу. Теперь мне ничего не оставалось, кроме как вернуться в Вегас и снова жить в своей старой комнате в переполненной людьми квартире, которые еще и постоянно менялись. Я не сомневалась, что Тео снова возьмет меня на работу в тату-салон, но мне этого не хотелось. Я устала делать татуировки. Меня расстраивало то, что мои рисунки исчезали за дверьми салона, лишая меня возможности снова их увидеть. Я хотела создать что-то, что могла бы подержать в руках. Что-то, что мог бы увидеть весь мир…
Твоя гордость не уступает твоей же глупости.
К глазам подступали слезы, и я заставила себя подняться с постели, прежде чем они смогли взять надо мной верх. Засунув мусорный пакет в шкафчик, я хлопнула дверцей и закрыла ее на замок. Нужно было поужинать.
Мне пришлось признать свое поражение, но я решила, что этот город должен мне один нормальный ужин, прежде чем я уеду обратно в Вегас. Взяв в руки портфолио, я вышла из комнаты.
2. Зельда
29 ноября
Руперт – один из моих соседей в Вегасе – говорил, что увидеть художественную сторону Нью-Йорка можно в районе Ист-Виллидж. Сейчас мне было совершенно не до художественности, но я предпочитала двигаться хоть в каком-то направлении, чем ощущать себя потерянной и абсолютно, до ужаса беспомощной. Я снова спустилась в метро и поехала на северо-восток. Вышла на станции Астор-Плейс и зашагала по улице Сент-Марк в сторону Второй авеню.
Стараясь запоминать ориентиры – по обе стороны наблюдалось множество баров и магазинов богемного вида, – я принялась искать кафе с плюс-минус нормальной едой по цене, соответствующей моим скудным финансам.
Увидев маленькое итальянское бистро под навесом в красно-белую полоску, на котором красовалось название «Джованни», я остановилась. «Как банально», – подумала я, ощущая, как меня окутывает теплый запах, просачивающийся на улицу. Томатный соус с чесноком, базиликом и розмарином…
Розмарин.
Волна тоски по дому накрыла меня так резко, что закружилась голова. Когда-то давным-давно так пахло у мамы на кухне.
Я прижала портфолио к груди, словно щит, и открыла дверь в бистро. Оно оказалось крошечным – всего на пятнадцать столов, на каждом из которых стоял стеклянный стаканчик со свечой. Силиконовые скатерти в красно-белую клеточку, пластиковые грозди винограда на стене и плохо нарисованные итальянские пейзажи.
Банальнее некуда, но еда здесь пахла не хуже маминой. Аромат обволакивал меня и навевал воспоминания о нашей кухне, о том времени, когда у меня была сестра. О времени, когда мы с ней ссорились и тягали друг друга за волосы, а потом, словно животные, бегали рядом с теплой плитой, уворачиваясь от мамы, которая пыталась наказать нас за хулиганство, легонько стукнув по лбам деревянной ложкой.
«Возвращайся домой, – прошептал голосок в моей голове. – Садись в поезд и возвращайся домой».
Но теперь дома все было иначе. После похищения сестры наша семья словно рухнула на дно холодной мрачной пропасти. От любви и тепла остались лишь осколки. Все мы были сломлены – мои родители, бабушки и дедушки, тети и дяди… Когда произошло невообразимое, моя большая, громкая итальянская семья лишилась своего голоса.
Начала ли мама снова готовить? Теперь я не имела представления о том, как течет жизнь дома; я не жила там уже шесть лет. Я сама себя отправила в ссылку. Чувство вины перед Розмари за то, что я так невообразимо ее подвела, сделало из меня изгнанницу. Мама продолжала аккуратно настаивать, чтобы я приезжала, и ее слова манили меня. Пару раз в год я поддавалась и надеялась: хотя бы сейчас у меня получится поверить их словам, что я ни в чем не виновата. Но мои воспоминания вопили об обратном, и каждый визит заканчивался тем, что мое сердце наполнялось паникой и разрывалось на части. Из-за этих воспоминаний я променяла свой постоянно растущий город в Филадельфии на пустыни Невады, где все было мне совершенно не знакомо.
Атмосфера «Джованни» была мне очень знакома.
Волна печали и тоски по дому все нарастала, и мне захотелось выбежать на улицу. В этот момент меня окликнул бармен, стоявший за изогнутой стойкой из красного дерева, которая протянулась на всю длину ресторанчика.
Но я не плакала.
Я открыла ключом дверь своей комнаты. Яркая красно-желтая открытка, которую я купила для Тео, первой бросилась мне в глаза. А потом я увидела, что вся одежда, которую я привезла с собой в Нью-Йорк, за исключением той, что была на мне, валялась на полу вместе с компактными баночками шампуня, мыла и лосьона – даже коробочка противозачаточных таблеток не стала исключением. В комнате было четыре шкафчика, запиравшихся на ключ. Дверь моего оказалась погнутой и висела на одной петле. На вторую ночь моего пребывания в хостеле в комнату ворвалась девушка, пробормотала свое имя – Джейн – и бросила на вторую кровать потрепанный спальный мешок. Потом она засунула в шкафчик синюю дорожную сумку и быстрым шагом вышла из комнаты. Больше я ее не видела.
А теперь пропали и все ее вещи.
– Что за черт?..
У меня заколотилось сердце. Я вылетела из комнаты и сбежала по ступенькам к стойке регистрации, которая больше напоминала пропускной пункт в метро. Я дрожащей рукой постучала по оргстеклу, чтобы привлечь внимание администратора. Это был лысеющий мужчина с пивным животом и скучающим выражением лица. Он листал эротический журнал, покуривая миниатюрную сигару, дым от которой заполнял кабинку и просачивался сквозь круглое отверстие в нижней части стекла.
– Моя комната… – выдохнула я. – В мою комнату кто-то вломился. Мою сумку обшарили. Соседки нет и ее вещей тоже. Может быть, это она сделала?
Не знаю, на что я рассчитывала – возможно, на то, что администратор будет так же шокирован и возмущен, как и я. Или на то, что эта ситуация его хоть как-то обеспокоит. Но мужчина всего лишь тяжело вздохнул и бросил журнал на столик.
– Господи. Ты что, забыла закрыть чертов шкафчик на ключ?
Я уставилась на него.
– Что?.. Нет. Конечно, не забыла, – произнесла я, чувствуя, как ярость потихоньку выжигает из меня страх. – Я заперла чертову дверь, только вот ее кто-то оторвал!
– Вот дерьмо, – проговорил он. – У тебя что-то украли?
– Не знаю. Я запаниковала. Ничего там не разглядывала, сразу побежала сюда.
Я успела наделать немало глупостей с тех пор, как приехала сюда, но на то, чтобы не оставлять деньги в хостеле, мне ума хватило. Я хранила остаток финансов в кошельке, который прикрепила к петле ремня и засунула под свои черные брюки. Ноутбук я носила на собеседование с собой – вместе со своим портфолио. Кроме него у меня была только одна ценность – мои художественные принадлежности…
О боже.
Я почувствовала, как кровь отливает от лица – словно я была скетчем, с которого разом стерли все краски.
– Только не это… Черт, нет-нет-нет!
Охваченная паникой, я взбежала вверх по ступеням. Краем сознания я понимала, что администратор тяжело плетется следом за мной. Оказавшись в комнате, я начала рыться в своих вещах. Меня мутило от мысли о том, что какой-то незнакомый человек трогал мою одежду руками. Трогал мое белье. Но на нее вор не покусился. Хоть чего-то стоили только мое двубортное пальто и сапоги, но и то, и другое было сейчас на мне. Но все мои принадлежности для рисования исчезли. Складывающийся переносной столик, ручки и карандаши, скетчбук фирмы «Кансон»…
Зачем? Почему кто-то решил украсть ручки и бумагу?
Потому что они были высшего качества. Мое самое ценное имущество. Инструменты, с помощью которых я создавала свои рисунки. Я словно лишилась пальцев на руке.
– Что-то украли?
– Все, – проговорила я. Желудок сжался так сильно, что я едва могла дышать. – У меня украли абсолютно все.
Администратор недоверчиво хмыкнул.
– По виду комнаты не скажешь. Твои вещи тут повсюду разбросаны.
Все кончено. Вообще все.
Я сглотнула, чтобы не расплакаться, и начала собирать свои вещи в одну кучу.
– Вы вызовете полицию? – спросила я себе под нос, поднимая одежду с пола. – Или все гости вашего хостела имеют свободный доступ к личному имуществу друг друга?
Я замерла и снова оглядела комнату.
– Подождите. Чемодан. Где, мать вашу, мой чемодан?
От новенького черного чемодана на колесиках, подаренного мне одной из соседок в честь отъезда из Лос-Анджелеса, не осталось и следа.
– Его тоже забрали, – произнесла я. – Они взяли мой чемодан и предметы для рисования.
Я обернулась и уставилась на администратора злым взглядом.
– Хотя нет, не они. Она. Девушка, которую вы ко мне подселили. Это же явно она сделала, да?
– Похоже на то.
Администратор вздохнул и достал из кармана смартфон.
Тридцать минут спустя прибыли двое полицейских. Я ждала в фойе, положив на колени черный мусорный пакет, в котором лежали все оставшиеся у меня вещи. Копы взяли у меня показания и пошли обыскивать другие комнаты, но ничего не нашли.
– Девушка подписалась именем Джейн А. Ф. Рист, – сказал администратор. – А. Ф. Р-И-С-Т.
– Джейн Аферист? – Мой взгляд грозил просверлить в нем дыру. – Вы что, блин, издеваетесь?
Мужчина пожал плечами.
– Она платила наличными. Даже если бы она назвалась матерью Терезой, мне было бы все равно.
Чертова мать Тереза выписалась из хостела утром и уже давно исчезла в неизвестном направлении.
– Мы сообщим вам, если что-то обнаружим, – пообещал один из полицейских и сочувственно мне улыбнулся.
Тем не менее в его словах слышалось другое послание: «Рассчитывать на многое не стоит».
Администратор приподнял руки, словно демонстрируя, что не несет никакой ответственности. Заселяясь, я подписала отказ от претензий, так что он прекрасно знал, что его задница в безопасности. Но когда копы ушли и я осталась сидеть одна с идиотским мусорным пакетом в руках, его лицо немного смягчилось.
– Послушай, девочка, – начал он. – Можешь остаться в комнате еще на одну ночь бесплатно. Должен же я хоть что-то для тебя сделать, правда?
Я уже собиралась сказать ему, куда он может засунуть свою бесплатную ночь, но солнце стремительно клонилось к горизонту. Куда мне было идти?
До Филадельфии всего два часа пути на поезде.
– Ладно, – коротко бросила я управляющему, задушив эту мысль в зародыше. – Я согласна остаться здесь еще на одну ночь, но только если вы поселите меня в одиночном номере.
Он поднес к подбородку толстые, короткие пальцы и, почесав щетину, кивнул.
Оказавшись в своей новой комнате, я бросила мусорный пакет на широкую кровать и огляделась. В углу стояли стул и крошечный столик, но в ящике не было ни ручки, ни бумаги.
У меня нет ни ручки, ни бумаги.
Заморгав изо всех сил, я достала телефон, чтобы просчитать варианты. У меня оставалось всего 700 долларов. Если возвращаться в Вегас – даже не думай плакать, Росси, – на билет уйдет 300 долларов. А потом еще 300 на оплату аренды за комнату, которую я там снимала.
Если же оставаться в Нью-Йорке, семисот долларов не хватит даже на сутки. Мне пришлось бы искать квартиру, и все деньги ушли бы на задаток, так что до конца месяца мне было не протянуть. Но что я точно не собиралась делать, так это оставаться здесь, в хостеле, и пытаться переделать свой графический роман.
– Да и чем мне его переделывать? – с горечью напомнила я себе. У меня больше не было художественных принадлежностей. Эта мысль каждый раз пронзала мне сердце насквозь, а потом ранила и более практичную часть меня, потому что более-менее сносные ручки и бумага стоили не меньше долларов пятидесяти.
Закончив с подсчетами, я бросила телефон на грубое оранжевое покрывало. Итак, вывод: я в полной заднице. Я потерпела неудачу. Теперь мне ничего не оставалось, кроме как вернуться в Вегас и снова жить в своей старой комнате в переполненной людьми квартире, которые еще и постоянно менялись. Я не сомневалась, что Тео снова возьмет меня на работу в тату-салон, но мне этого не хотелось. Я устала делать татуировки. Меня расстраивало то, что мои рисунки исчезали за дверьми салона, лишая меня возможности снова их увидеть. Я хотела создать что-то, что могла бы подержать в руках. Что-то, что мог бы увидеть весь мир…
Твоя гордость не уступает твоей же глупости.
К глазам подступали слезы, и я заставила себя подняться с постели, прежде чем они смогли взять надо мной верх. Засунув мусорный пакет в шкафчик, я хлопнула дверцей и закрыла ее на замок. Нужно было поужинать.
Мне пришлось признать свое поражение, но я решила, что этот город должен мне один нормальный ужин, прежде чем я уеду обратно в Вегас. Взяв в руки портфолио, я вышла из комнаты.
2. Зельда
29 ноября
Руперт – один из моих соседей в Вегасе – говорил, что увидеть художественную сторону Нью-Йорка можно в районе Ист-Виллидж. Сейчас мне было совершенно не до художественности, но я предпочитала двигаться хоть в каком-то направлении, чем ощущать себя потерянной и абсолютно, до ужаса беспомощной. Я снова спустилась в метро и поехала на северо-восток. Вышла на станции Астор-Плейс и зашагала по улице Сент-Марк в сторону Второй авеню.
Стараясь запоминать ориентиры – по обе стороны наблюдалось множество баров и магазинов богемного вида, – я принялась искать кафе с плюс-минус нормальной едой по цене, соответствующей моим скудным финансам.
Увидев маленькое итальянское бистро под навесом в красно-белую полоску, на котором красовалось название «Джованни», я остановилась. «Как банально», – подумала я, ощущая, как меня окутывает теплый запах, просачивающийся на улицу. Томатный соус с чесноком, базиликом и розмарином…
Розмарин.
Волна тоски по дому накрыла меня так резко, что закружилась голова. Когда-то давным-давно так пахло у мамы на кухне.
Я прижала портфолио к груди, словно щит, и открыла дверь в бистро. Оно оказалось крошечным – всего на пятнадцать столов, на каждом из которых стоял стеклянный стаканчик со свечой. Силиконовые скатерти в красно-белую клеточку, пластиковые грозди винограда на стене и плохо нарисованные итальянские пейзажи.
Банальнее некуда, но еда здесь пахла не хуже маминой. Аромат обволакивал меня и навевал воспоминания о нашей кухне, о том времени, когда у меня была сестра. О времени, когда мы с ней ссорились и тягали друг друга за волосы, а потом, словно животные, бегали рядом с теплой плитой, уворачиваясь от мамы, которая пыталась наказать нас за хулиганство, легонько стукнув по лбам деревянной ложкой.
«Возвращайся домой, – прошептал голосок в моей голове. – Садись в поезд и возвращайся домой».
Но теперь дома все было иначе. После похищения сестры наша семья словно рухнула на дно холодной мрачной пропасти. От любви и тепла остались лишь осколки. Все мы были сломлены – мои родители, бабушки и дедушки, тети и дяди… Когда произошло невообразимое, моя большая, громкая итальянская семья лишилась своего голоса.
Начала ли мама снова готовить? Теперь я не имела представления о том, как течет жизнь дома; я не жила там уже шесть лет. Я сама себя отправила в ссылку. Чувство вины перед Розмари за то, что я так невообразимо ее подвела, сделало из меня изгнанницу. Мама продолжала аккуратно настаивать, чтобы я приезжала, и ее слова манили меня. Пару раз в год я поддавалась и надеялась: хотя бы сейчас у меня получится поверить их словам, что я ни в чем не виновата. Но мои воспоминания вопили об обратном, и каждый визит заканчивался тем, что мое сердце наполнялось паникой и разрывалось на части. Из-за этих воспоминаний я променяла свой постоянно растущий город в Филадельфии на пустыни Невады, где все было мне совершенно не знакомо.
Атмосфера «Джованни» была мне очень знакома.
Волна печали и тоски по дому все нарастала, и мне захотелось выбежать на улицу. В этот момент меня окликнул бармен, стоявший за изогнутой стойкой из красного дерева, которая протянулась на всю длину ресторанчика.