Стальной призрак

Немецкий офицер приложил к глазам бинокль. Две гусеничные машины шли на небольшой скорости в сторону моста по грунтовой дороге. Одна из них тянула на буксире русский танк с повернутой назад пушкой. Что это? Тягачи? Русские тягачи тянут неисправный танк. Но тягачи какие-то странные. Верхняя их часть закрыта брезентом. Из-под брезента не торчит ствол пушки. Какая-то хитрость русских? Нелепое зрелище! На нападение это как-то не похоже.

– Что это, господин обер-лейтенант? – спросил солдат. – Новые русские танки? Или разновидность их реактивных минометов? Идут без охраны и тащат за собой танк. А если это и вправду их реактивные минометы? Тогда мы сможем получить за них награду!

– Связь, – коротко приказал офицер.

Положив бинокль и продолжая наблюдать за странными машинами, офицер взял трубку полевого телефона.

– Карл, ты видишь это? – спросил обер-лейтенант командира своего танка.

– Так точно. Это русские танки, – отозвался танкист. – Прикажете подбить их? Через несколько минут они будут у меня на прицеле.

– А почему они так странно выглядят? Не думают ли русские таким камуфляжем обмануть нас? Что за нелепость!

– Думаю, это неисправные танки, господин обер-лейтенант. Русские их просто перегоняют в ремонтные мастерские. Возможно, у них повреждены башни. Я думаю, что под брезентом башни танков повернуты стволами назад. Прикажете стрелять?

– Подожди пока, Карл, – задумчиво проговорил офицер, которому понравилась мысль своего солдата о награде. – Постараемся подпустить их поближе. Если они пойдут через мост, мы сможем захватить их. Не стреляй, пока они не подойдут к ориентиру «развилка дорог». Нет, Карл, вообще не стреляй без команды.

Танки спокойно шли, ветер трепал рваный выгоревший брезент, которым русские танкисты зачем-то укрыли башни своих машин. Обер-лейтенант отдал приказ приготовиться к бою пулеметчикам, которые находились в окопах.

Сегодня утром захватить мост удалось довольно легко. Сначала поработала авиация, а потом штурмовая группа при поддержке двух танков пошла в атаку. Пулеметные гнезда расстреляли из орудий. Сопротивление было слабым, русские не ожидали атаки. И эти их нелепые танки тоже не выглядят угрожающе. Наверное, все же следует расстрелять их, не подпуская к мосту. Вон они уже на расстоянии меньше километра от моста.

– Телефон. – Офицер протянул руку, но солдат вдруг стал показывать на дорогу.

Обер-лейтенант изумленно смотрел, как два танка с брезентом на башнях продолжали идти вперед, а танк, который они тащили на буксире, вдруг остановился. Оборвался трос?

Дальше стало происходить непонятное. Остановившаяся «тридцатьчетверка» начала поворачивать башню. Два танка, которые продолжали идти к мосту, тоже шевельнули пушками, брезент с башен вместе с маскировкой из веток полетел на землю.

Немецкий офицер схватил трубку полевого телефона, но в это время в воздухе зашелестел снаряд, а спустя секунду донесся звук выстрела танковой пушки на дороге.

– Карл, огонь! – крикнул в трубку обер-лейтенант. – Огонь по русским танкам!

Но в ответ на его приказ из трубки раздались крики и ругань. В ушах еще гудело от удара русской болванки о башню немецкого танка, стоявшего за насыпью слева от моста.

– Заклинило башню, электропривод не справляется… Не можем повернуть, не хватает хода орудия…

Второй выстрел русского танка стал роковым. Бронебойный снаряд пробил башню немецкого «Т-III». Начался пожар, в трубке слышались предсмертные вопли.

Второй танк выстрелил в сторону русских танков, которые неслись к мосту, но промахнулся.

Теперь обер-лейтенант понял, что произошло. Он видел, что его обманули этой простой азиатской хитростью. Тот танк, что стоял на дороге, начал расстреливать позиции, как в тире на постоянном прицеле прямой наводкой. Он был самым опасным, потому что целился в спрятанные танки. Видимо, русские успели до этого изучить позиции и определить цели. Танк на дороге был самым опасным, но оставшийся немецкий танк стрелял не в него, а в те «тридцатьчетверки», которые шли к мосту. И раз за разом промахивался по движущимся целям. Следующим выстрелом русские подбили и его.

Теперь и две другие «тридцатьчетверки» открыли огонь по огневым позициям. С короткими остановками они стреляли осколочно-фугасными снарядами, поднимая фонтаны земли и разрушая окопы. С брони стали спрыгивать пехотинцы, пригибаясь и грамотно используя естественные складки местности, они приближались к окопам. Был слышен характерный резкий треск советских «ППШ».

Обер-лейтенант выкрикивал команды в трубку полевого телефона, пытаясь перекричать грохот боя. Замолчал фланговый пулемет, потом взрывом разбросало укрытие второй пулеметной ячейки. Вперемешку с дымящейся рыхлой землей валялись обломки досок, битый кирпич. Один из солдат корчился в этом крошеве и истошно кричал.

Три орудия русских беспрестанно били по немецким окопам. «Тридцатьчетверки» подошли к самому мосту и поливали из пулеметов, не давая возможности поднять голову.

Обер-лейтенант потребовал связь с командованием. Нужно было срочно доложить, что он не может удержать мост, потому что на него неожиданно вышли советские танки. Пуля ударила немецкого офицера в лоб, и он, не выпуская из рук телефонную трубку, повалился ничком на бруствер окопа. Радист пережил своего командира всего на несколько секунд: две пули, звонко ударив в металл, пробили его каску.

Они уже не видели, как из леса выехали два советских грузовика и понеслись к мосту на полной скорости. А еще через пять минут советские автоматчики ворвались на немецкие позиции. Полетели гранаты, затрещали «ППШ». Солдаты в зеленой выгоревшей форме появлялись неожиданно, то с одной, то с другой стороны, они били очередями вдоль окопов, то и дело завязывалась рукопашная.

Не выдержав бойни, несколько немецких солдат бросились в сторону реки, но бойцы Акимцева хладнокровно расстреляли бегущих автоматными очередями.

– Ну, все, кажись, порядок, – вытирая рукавом гимнастерки потное лицо, сказал сержант Блохин. – Пошарьте тут, хлопцы, а я к командиру.

Алексей откинул тяжелый люк танка, вылез на броню и уселся, свесив ноги. Перерытые в начале дня снарядами и мелкими бомбами позиции сейчас превратились в свежее вспаханное безумным пахарем поле. Чернела земля, голыми черепами белели вывернутые булыжники, торчали обгорелые и расщепленные бревна. И всюду – немецкие трупы.

Расчет Соколова оказался верным. Камуфляж танков не смог обмануть немцев, но позволил ослабить их бдительность, в результате короткого замешательства помог выиграть несколько драгоценных минут. Этого времени хватило танку Коренева на два первых выстрела. Его наводчик подбил первый немецкий танк у насыпи и дал возможность двум другим «тридцатьчетверкам» подойти ближе. Третьим выстрелом он поджег второй немецкий танк. А дальше сделали свое дело осколочные снаряды и пулеметы.

Сержант Блохин со своим отделением действовал умело – молодцы автоматчики! А потом уже подоспели танк Коренева и машина со взводом Акимцева.

Бой закончился. Старший лейтенант шел с автоматом в руках по развороченной земле и разглядывал убитых. Подойдя к танку Соколова, Акимцев положил на крыло свой «ППШ» и сдвинул на затылок фуражку.

– Много у них появилось молодых солдат, – хмуро сказал он. – Хорошо мы повоевали. Мобилизованной армии уже не хватает, стали призывать зеленую молодежь. А нам это на руку – необстрелянные, пороху толком не нюхали. Небось наслушались, как с маршами по Европе проходили, а не тут-то было! – Акимцев вытянул руку и выставил на запад внушительный кукиш. – Вот вам всем! – Помолчав, добавил: – Восемь убитых у меня. Из них шестеро из отделения Блохина. И раненых двенадцать человек. Трое еще могут в строю остаться, а остальные нет.

– Твои ребята – молодцы, Захар. – Соколов спрыгнул с брони на землю. – Я боялся, что мы здесь их всех положим и танки потеряем. А мы задачу выполнили.

– Нам теперь этот чертов мост еще держать придется. А чем? Со мной вместе боеспособных пятнадцать человек. Хорошо, хоть ты танки сберег! Давай думать, командир.

– Захар! – Соколов тряхнул старшего лейтенанта за плечо. – Ты что? Потери, война ведь, но мы живы, перед нами важная задача, этот мост спасет тысячи жизней, потому что он имеет стратегическое значение! Возьми себя в руки!

– Да. – Акимцев кивнул и опустил голову. – Нервы, черт бы их побрал. Понимаешь, с того самого случая не могу в себе это побороть. От всех скрываю, от себя скрываю. От подчиненных тем более. Перед тобой вот слабину дал. Понимаешь, каждого убитого через сердце пропускаю. Все кажется, что не сберег, что оступился сам. Не понял, не сумел предвидеть. Потому и погибают. Из кожи вон лезу, чтобы каждого спасти, понимаешь!


Соколов смотрел на Акимцева, стараясь своим видом не показать одолевающую его тревогу. А ведь не первый раз он видит, как война ломает, казалось бы, сильных людей. Именно сильных она вот так и ломает. Не трусостью награждает, не заставляет прятаться за чужими спинами. Она, подлая, бьет в самое уязвимое место, в душу бьет, в сознание ответственности за подчиненных, за чужие жизни. Это не страх погибнуть самому, это страх погубить своих солдат. Такие люди, как Акимцев, готовы сами сто раз умереть, но не терять людей в бою. Не поддержали его сразу вышестоящие начальники, навесили на него ярлык оступившегося командира.

– Захар, ты мне нужен очень, – тихо сказал Алексей, – без тебя, без твоего опыта мне одному тут не справиться. Что танки – железо. Без людей мост не удержать. Каждый из твоих бойцов десятерых стоит и по опыту и по храбрости. Мы, может быть, все здесь ляжем в землю сегодня или завтра. Но у нас с тобой приказ удержать позицию.

Акимцев вдруг как будто очнулся от наваждения, потряс головой, потом поднял глаза на танкиста. Во взгляде старшего лейтенанта появилась улыбка.

– Хороший ты парень, Леха! И командир хороший. Значит, решил, что я совсем сдал? Беседу со мной провести надумал, на сознание надавить! Ты это брось, я в порядке. Это я тебе душу излить хотел, болью своей поделиться. Ты не сомневайся, сейчас я пойду, и начнем мы с тобой готовить тут оборону. Твои три танка, да вон пулеметы немецкие, глядишь, не очень ты их изуродовал. Может, с твоих машин еще курсовые пулеметы вытащим. А еще бы нам вот это немецкое горелое железо буксиром на мост перетащить! Баррикаду устроить. Пусть они повозятся под нашим огнем, пока растащат свои горелые танки.

Идея была хорошая. Алексей отправился распоряжаться организацией обороны, тревожно посматривая на небо. Своих убитых бойцы Акимцева похоронили на берегу в стороне от позиций в авиационной воронке, чуть углубив и расширив ее. Три танковых экипажа и оставшиеся в живых автоматчики выстроились возле свежего холмика. Алексей хотел было сказать несколько слов над могилой солдат, как командир группы, но увидев глаза старшего лейтенанта, решил уступить это право ему.

Акимцев говорил хорошо, правильно. Погибшим вечная память и вечная слава. Матери будут плакать, жены. Но чтобы меньше на свете было слез, оставшиеся в живых должны сделать все, чтобы побыстрее очистить землю от ненавистного врага. Короткий залп в воздух, стиснутые зубы. А потом началась работа, которую надо сделать быстро. Враг мог появиться каждую минуту.

Бабенко сумел-таки завести один из подбитых немецких танков. Второй вытащили из окопа и потащили на тросе на мост. В центре моста Бабенко остановил машину, чуть сдал назад, чтобы можно было снять буксировочный трос.

– Давай, Коля, – крикнул он из люка Бочкину. – Отцепляй! Не будем упрощать задачу фашистам. Если захотят растащить танки, пусть со своим тросам приезжают!

– А мы еще посмотрим, разрешить им или нет! – весело скаля зубы, отозвался заряжающий.

Коренев занимался со своим экипажем другим нужным делом. Сколько времени предстояло группе провести в обороне, никто не знал. Оставлять тела убитых немцев вокруг себя было нельзя. Соорудив из бревен волокушу, на которую набили доски от разбитого сарая, прицепили ее к танку. Танк потащил волокушу к двум дальним авиационным воронкам метрах в ста от моста. Часть трупов закопали в передовом окопчике у самого моста.

Часа через три были восстановлены пулеметные гнезда и стрелковые ячейки.

– Товарищ лейтенант. – Подбежавший сержант Блохин поправил пилотку. – Мы боеприпасы нашли. Там на дороге у овражка две полуторки перевернутые. Не загорелись почему-то. Одна с патронами, а вторая с двумя спаренными зенитными «максимами» на турелях. Видать, сюда везли для обороны, да «Юнкерсы» налетели.

– Зенитные? – обрадовался Соколов. – Вот что, сержант, давай их сюда. Один установишь за насыпью, чтобы его с противоположного берега не было видно. В ста метрах от моего танка. А второй ближе к берегу, вон там, в ракитнике. Скажешь Акимцеву, пусть он расчетам секторы обстрела обозначит.

Отпустив сержанта, Алексей повернулся к «семерке». Логунов потопал ногами по броне и спрыгнул на землю.

– Ну, все, товарищ лейтенант, окопчики оформили для Началова и Коренева, сектора обстрела согласовали с пехотой. Снарядов – по половине боекомплекта, патронов почти комплект. Если припрет, возьмемся за немецкое оружие, у них два пулемета целыми оказались, только землей присыпало. Так что, один хороший бой продержимся, может, два. А когда снаряды кончатся, останется только врукопашную идти.

– Пойдем, если надо, и врукопашную, – пообещал Соколов. – Что с горючим?

– Вот это теперь наше самое больное место, – тихо ответил Логунов, став вдруг серьезным. – У Петра запасные баки пробило, у Коренева левый бак снарядом сорвало совсем. Короче, стоять можем, пару раз позиции поменять можем, но активно маневрировать у нас теперь возможности нет. И уйти не сможем. Горючки на два часа хода по пересеченной местности. На приколе мы, командир.

– Возду-у-у-х! – пронесся над позициями протяжный крик.

И почти сразу стали слышны воющие звуки моторов немецких истребителей. Пара «мессеров» шла низко над лесом, с явным намерением скрытно выйти к мосту. Уж очень шумный был сегодня день, а немецкий командир вот уже несколько часов не выходил на связь. Теперь немцы узнают, что здесь произошло, поймут, что мост снова в наших руках.

– К бою! – крикнул Соколов. – Всем в укрытие, приготовиться к отражению атаки противника. Зенитчики, по самолетам огонь!

Спаренные «максимы» открыли огонь почти одновременно, ворочая своими тупыми стволами следом за воздушными целями. Истребители пронеслись над мостом, свечой взвились к облакам, а потом бросились, как гончие на волка. Злобно завыли моторы, окопы прочертили фонтаны земли, выбиваемые пулеметами «мессеров».

Пехотинцы затаились в окопах, прижимаясь к стенке, которая находилась со стороны атакующих самолетов. Пара истребителей ушла за лес, снова набрала высоту и понеслась заново поливать позиции из пулеметов.

Соколов подумал, что им повезло, что это истребители, а не истребители-штурмовики, что на их с Акимцевым головы не посыпались осколочные бомбы.

Снова развернулись на турелях зенитные пулеметы. Стало слышно, что из окопов по самолетам стреляют из автоматов и немецких трофейных пулеметов.

Соколов не особенно рассчитывал сбить самолеты. Основная задача зенитчиков была отпугнуть «мессеры», не дать им прицельно атаковать наши позиции. Но кому-то сегодня все же повезло. Один из немецких самолетов неожиданно просел в воздухе, изменился звук его мотора. «Мессер» не смог набрать высоту и стал тянуть над лесом, уходя от моста на запад. Второй взмыл вверх и как будто охранял своего ведомого, кружа высоко под облаками и наблюдая за окрестностями.

– Ну, теперь держись, – проговорил Алексей. – Теперь жди гостей, и часа не пройдет. Логунов, наблюдай за тем берегом, я к пехоте!

Соколов не успел отойти от танка и нескольких шагов, как увидел спешащего к нему Блохина. Сержант бежал между окопами, придерживая рукой каску на голове.

– Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант! – Блохин подбежал к Соколову и сразу сбавил голос почти до шепота: – Командира убило. Нет больше нашего Акимцева.

– Черт, – простонал Соколов и с горечью сплюнул. – Как чувствовал ведь, как чувствовал. Еще подумал… Эх!

– Если правду говорить, то и я чувствовал… Нашла старшего лейтенанта пуля.

– Вот что, сержант, принимай командование! Следи, чтобы твои орлы не хватались за автоматы, пока немцы не подойдут на пятьдесят метров. Пусть стреляют из трофейных карабинов. Если пойдут танки, то – огонь из пулеметов по мосту. Они попытаются растащить баррикаду. А я буду выбивать бронетехнику и артиллерию, если ее притащат. И поставь кого-нибудь наблюдать, вдруг немцы с собой привезут лодки и постараются переправиться к нам в тыл по воде. Все понял?

– Так точно, – бойко козырнул Блохин и побежал обратно к своим.

Увы, кто воевал, знает, что на фронте часто бойцы чувствуют свою близкую смерть. Не все, но бывает. Вдруг тоска одолевает, вдруг начинают не вовремя вспоминаться родные и близкие, особенно те, кто умер. Товарищи к бою готовятся, а у такого все из рук валится. Сядет и сидит, смотрит в одну точку. Вот и с погибшим Акимцевым, как показалось Алексею, происходило то же самое. Может, байки, мистика, а может, и правда.

Думать об этом не хотелось, да и некогда было думать.

Кажется, уверенный тон лейтенанта-танкиста добавил Блохину уверенности. Да и приказания, на взгляд опытного сержанта, танкист отдавал толковые.

Блохин успел добежать и спрыгнуть в окоп, когда в неподвижном вечернем воздухе появился зловещий гул. Это могли быть только танки и гусеничные бронетранспортеры. Дождались!

– А ну, хлопцы, слушай мою команду! – зычно прокричал Блохин, поднимая голову над бруствером окопа. – К бою! Стрелять по пехоте только из карабинов. Автоматы, когда немчура мост пройдет, только для ближнего боя.

Соколов стоял в люке своей «семерки». Сейчас главным было не подпустить немцев к самому мосту. Не так много у него сил, чтобы вступать в ближний бой, чтобы поднимать солдат в штыковую. Сейчас только огневой бой на максимальной дистанции. Три танковых орудия – это сила. Если бы еще была возможность не давать прицельно бить по себе. Но горючего совсем мало.