Стальная империя
Часть 20 из 56 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Что “никак нет”, подполковник? Сочувствуете? Устали?
– Ни то, ни другое, господин верховный главнокомандующий, я не устал и не сочувствую изменникам и предателям. Но я ощущаю себя абсолютно беспомощным в сложившейся обстановке, когда не могу даже предположить, где ждать следующий удар и какова будет новая диверсия…
– Быть недовольным собой – это хорошо, это правильно, – император отвернулся от подполковника и сделал несколько шагов к окну, полюбовался на весенний пейзаж, и, стоя спиной к собеседнику, продолжил, – всё предугадать и просчитать невозможно. Именно поэтому на войне неизбежны потери. Наша задача сделать так, чтобы ошибки не повторялись и не накапливались, иначе они превратятся в катастрофу… Да вы присаживайтесь, Александр Александрович, в ногах правды нет.
Подполковник неловко со скрипом придвинул к себе стул и примостился на краешек, продолжая держать спину и подбородок, как по команде “смирно”. Император оглянулся, усмехнулся, увидев столь церемонную позу, и продолжил тоном школьного учителя, повторяющего для нерадивого ученика невыученный урок:
– Контрразведка рискует всегда и что бы она не делала, обречена ошибаться. Если вы позволите себе либеральничать и откажетесь от превентивной нейтрализации вероятного противника, будете регулярно сидеть вот с таким каменным выражением лица и сожалеть о том, что не углядели и не пресекли… Ну а если позволите себе переусердствовать и начнёте махать саблей по первому же подозрению, очень скоро в тюрьме окажется масса невиновных людей и работать просто будет некому. И самое неприятное – золотой середины в вашей профессии не бывает, если только вы не ясновидящий. Но это общие слова. А теперь конкретно…
Император ещё раз пробежал глазами по рапорту Шершова, вздохнул и продолжил:
– Мы имеем загадочный взрыв на нашем новейшем броненосце Черноморского флота и катастрофу под Мукденом. В результате в плен попало десять тысяч наших солдат и офицеров, а путь на Харбин оказался открыт. Так?
– Ещё Порт-Артур, – добавил, потупившись, Шершов.
– Порт-Артур – тоже, – согласился монарх, – там потеряно семь батальонов. И Вы воспринимаете это, как провал возглавляемой Вами контрразведки… А если всё проще? Что, если взрыв на броненосце – результат преступной халатности, а военачальники, оказавшись в непривычных для себя условиях почти полного окружения, просто запаниковали и выпустили нити управления войсками из своих рук? Или у вас есть достоверные сведения о сознательном переходе генералов Стесселя и Артамонова на сторону врага?
– Таких сведений у меня нет, – потупился Шершов, – но сам факт капитуляции, практически без боя, при первом же обстреле…
– А вот это уже общая недоработка, – присел напротив Шершова монарх, – мы не определили для наших военачальников критерии, по которым будем отличать сбережение личного состава от малодушия. И я предлагаю этот пробел устранить. Подготовьте соответствующий приказ… Назовем его “Ни шагу назад!”. Сами отправляйтесь с ним в Читу и, если получится, в Харбин и во Владивосток, лично проверьте состояние воинских гарнизонов, настроение офицеров и проинспектируйте ваших людей на местах. А насчет отставки, – император указал на рапорт Шершова, – мы поговорим после вашего возвращения.
Император дождался, пока подполковник выйдет на улицу, проводил его взглядом, открыл не спеша тяжелый ящик стола, достал полевой телефон Голубицкого, обеспечивающий прямую связь с Чудовым монастырём, крутанул ручку, дождался ответа знакомого голоса.
– Феликс Эдмундович, зайдите, пожалуйста. Есть несколько вопросов, не терпящих отлагательств…
На пути в Петербург.
– Вот, сэр, – молодцеватый капитан выложил на широкий адмиральский стол ничем непримечательный кусок угля.
Адмирал Керзон-Хау, младший флагман Эскадры Канала и командующий экспедицией на Балтику, вопросительно поднял бровь. Капитан развернул кусок на сто восемьдесят градусов. Адмирал заинтересованно вгляделся в ровный срез, напоминавший, скорее, обсыпанный угольной пылью кусок мыла с отверстием приблизительно в полдюйма в середине.
– Подробности? – ткнул пальцем в изделие адмирал.
– После бомбардировки и взятия Либавы мы обнаружили в порту брошенный командой угольщик. Разумеется, мы объявили его призом и использовали груз для пополнения запасов топлива наших кораблей. В основном с него заправлялись миноносцы, но…
– …Но «Нил» и «Трафальгар» тоже нуждались в угле, – кивнул адмирал. – Что это, Джереми?
– Тринитротолуол, сэр. Не слышал, чтобы кто-то использовал его в качестве взрывчатки, но он, как оказалось, взрывается не хуже динамита. Шашка неровной формы, обсыпана угольной пылью на смоле. Почти невозможно отличить от обычного угля. И детонатор, срабатывающий при повышении температуры. Сейчас он демонтирован, сэр, эта штука совершенно безопасна. Мы буквально просеяли угольные ямы «Трафальгара», фактически полностью разгрузили его, разбивали каждый кусок крупнее кулака, и нашли сразу три таких адских машины, сэр.
– Каков полный список потерь?
– «Хэвок». «Феррет». Четыре номерных тральщика. И «Нил». Вряд ли он выдержит переход до Метрополии для ремонта, сэр. Инженеры говорят, что после двух взрывов смогут ввести в действие не более двух котлов.
– Заделайте пробоины, капитан, и откачайте воду. Оставьте его на мелководье у Либавы для поддержки красномундирников и отражения возможных атак с моря. А когда наши парни дойдут до Кронштадта… Нет, когда они раздолбают этот самый Кронштадт до последнего камня, я лично войду на «Ниле» в Неву, даже если мне придется идти на буксире, и лично расстреляю из главного калибра дворец этого азиата. Благо, он стоит на самом берегу. И, разумеется, впредь я запрещаю использовать трофейный уголь: будем ждать транспортов из Метрополии. Сообщите о случившемся в Адмиралтейство. Возможно, русские приготовили подобные ловушки и на других театрах военных действий.
Капитан почтительно склонил голову: распоряжения были именно те, что он сам собирался предложить командующему.
– Благодарю Вас, капитан. Вы свободны. Эту гадость оставьте на столе, как напоминание о необходимости возвратить долг русским.
У Короля – много.
Такой фразой в британском флоте принято провожать уходящий на дно корабль Его Величества. И это правда. Флот Империи, над которой никогда не заходит солнце, настолько превосходит морские силы любой иной державы, что потеря одного корабля не имеет почти никакого значения. Даже утрата пары броненосцев не способна остановить самую эффективную морскую военную машину мира.
Пусть коварным ударом старик «Нил» доведен до состояния небоеспособности, пусть наглой атакой выведен из строя на полгода могучий «Маджестик». Это не спасет от двенадцатидюймового возмездия ядовитое гнездо Кронштадта и прячущийся за ним оплот тирании Санкт-Петербург!
Место временно выбывших заняли новейшие «Лондон» и «Булварк» с тыловой базы Борнхольма. Еще два броненосца той же серии – «Иррезистебл» и «Имплакэбл» выдвигались на Цейлон в помощь Индийской эскадре, покрывшей себя неувядаемой славой в противостоянии с русскими пиратами, но, увы, понесшей тяжелые потери. Но джентльмены не забывают – “у Короля – много!”, а головной корабль серии «Формидебл» вместе с новым «Венерэблом» оставались в резерве, не получив два систершипа «Куин» и «Принс оф Уэлс». На последних не дождались поставки орудий главного калибра, поэтому удлиняли амбразуры и модифицировали подъемные механизмы, добиваясь возможности стрелять на те же десять миль, что и русские.
Колонна броненосцев Британии вновь выглядела внушительно и грозно. Оба «Формидебла» с пристойной даже в новых условиях противоминной артиллерией шли в голове колонны, за ними следовал «Трафальгар». «Юпитер», «Ганнибал», «Магнифисент», «Марс» и «Принс Джордж» пристроились за ветераном. Впереди ордера широким веером рассыпались тральщики под охраной трех крейсеров типа «Медея». Еще два, вместе с первоклассными «Тезеусом» и «Эндимионом», возглавили группы дестройеров, прикрывая броненосцы с флангов. Дополнительный отряд легких сил, но без приданных крейсеров, шел в кильватере основного.
– Мне не нравится то, что у нас сверху и то, что у нас снизу, – мрачно заметил лорд Керзон-Хау.
– Это большой прогресс, Эшетон, – кивнул его штатский собеседник, – по крайней мере, Вы не сказали ничего плохого про остальные направления.
– По данным разведки, я имею в виду и Ваши данные, Алан, – пожал плечами адмирал, – береговая оборона Кронштадта устарела или не закончена, либо все сразу. Русские укрепили входы в Рижский залив, но я не вижу смысла туда ломиться. Они могут держать легкие силы среди этих островов и в финских шхерах, но у нас достаточно дестройеров, чтобы отогнать их миноносцы. А вот сил и средств на укрепление ключевой позиции у них не хватило. Даже если их девятидюймовки так хороши, как утверждает Джеки, вряд ли их больше восьми на самом острове. И еще восемь – на трех древних броненосцах, четыре на «Петре», по два – на «Николае» и «Александре». Следовательно, у Кронштадта нас встретят шестнадцать орудий против наших двадцати восьми двенадцатидюймовок и еще четырех тринадцатидюймовок «Трафальгара». В той кишке русские не смогут маневрировать, уклоняясь от нашего огня, что ещё больше усугубит их и без того незавидное положение.
– Ясно. Итак, их легкие силы мы парируем нашими.
– Но вот эту летающую свинью мы, к сожалению, не предусмотрели, – вздохнул адмирал, кивая на плывущий чуть в стороне русский дирижабль. – Инженеры в мастерских прямо на ходу клепают лафеты для трехфунтовок, чтобы вести огонь вверх, и я надеюсь, что через пару дней мы не будем у русских, как на ладони.
– А говоря о беззащитности снизу…
В нескольких саженях от кормы одного из идущих впереди корабликов поднялся белопенный столб, а через несколько секунд до мостика донесся глухой удар: по-видимому, тральщик зацепил русскую мину.
– Я имел ввиду именно это. Русские все-таки пошли на неслыханное нарушение международного права, – нахмурился адмирал. – Да, они объявили вход в Финский залив зоной боевых действий.
– Но мы предъявим им еще и это обвинение, – согласился Алан. – Мы станем на якорь?
– Разумеется. Признаться, я планировал продвинуться за этот день немного дальше, но боюсь, нам придется ночевать здесь… Тралить в темноте невозможно, поэтому наша месть подождет еще немного.
* * *
Миноносцы типа «Пернов» были неудачными кораблями. Малая скорость, не слишком надежные котлы и машины, слабое вооружение… Именно поэтому их с легкой душой отдали под безумные эксперименты инженера Луцкого. Все внутренности безжалостно заменили двумя спарками шестицилиндровых моторов Никсона, ранее развернув их производство в Риге и Петербурге. И пусть спроектированные в изрядной спешке редукторы имели ресурс не более сотни часов, отсутствие вылетающих из труб искр в сочетании с двадцатью четырьмя узлами скорости делали их смертельно опасными ночью.
– Вон они, – усмехнулся мичман Альтфатер, глядя на снижающуюся к серым волнам и черным силуэтам звезду. – Хорошо летуны светят!
Выписывающий в небе ленивые восьмерки воздушный корабль выпустил еще одну осветительную ракету, а исходящий из него конус слабого прожектора оставался словно бы прикованным к одному из броненосцев Альбиона.
– Машины – полный! Выхлоп в воду! Минный аппарат – на левый борт, аппарат и пулеметы – товсь!
Моторы глухо взревели, матросы засуетились, разворачивая влево строенные трубы новейшего минного аппарата, установленного вместо двух старых, однотрубных всего полтора месяца назад. Обе спарки крупнокалиберных «Браунингов» шевельнули стволами.
– Цель слева на крамболе! – закричал сигнальщик, специально назначенный на боевую вахту из-за превосходного ночного зрения. – Здоровый!
– Это «Тезеус» из охранения! – среагировал мичман. – Аппарат – пли по готовности, рулевой – право десять!
Пенный след набравшего скорость миноносца был хорошо заметен, и с борта английского крейсера первого ранга ударила пушка – одна, затем вторая, затем на марсе зажегся прожектор, почти мгновенно нащупавший цель.
– ПУСК! – скомандовал офицер, и три длинных сигары одна за другой нырнули в свинцовую воду.
– Право на борт! Отходим…
Трехдюймовый снаряд пробил тонкую сталь борта и разорвался, воспламенив полукустарно установленные в бывшем котельном отделении баки. Мичмана подбросило и, швырнуло в холодную майскую воду.
* * *
– Их было не меньше трех десятков, сэр. Около пяти – большие, типа «Ярроу»[27], они шли во второй волне вместе с этими адскими крейсерами-скаутами, и множество мелких, французского типа «Курье»[28] в первой.
– Почему же они пустили первыми старые миноносцы? – спросил адмирал.
– Видимо, из-за меньшей заметности. Судя по тому, что «Курье» вспыхивали от попаданий, как спички, русские поставили на них бензиновые моторы. В результате их трубы не искрили и дыма над ними не было видно, что резко затруднило стрельбы расчетам противоминных орудий.
– Понятно, – нахмурился адмирал. – Наши потери помимо «Марса» и «Тезеуса»?
– Зафиксированы еще три попадания: два в «Булварк», но, к счастью, по разным сегментам сети, и одно – в «Принца». Его сети тоже выдержали. Шесть наших дестройеров пропали, видимо, уничтоженные орудийным огнем и торпедами, еще один пришлось затопить вследствие тяжелых повреждений. А поскольку «Курье» были вооружены пулеметами пятилинейного калибра, пробивавшими стены рубок наших легких кораблей, даже на уцелевших дестройерах имеются тяжелые потери в экипажах.
– А у русских?
– Мы наблюдали три бензиновых костра, сэр. Остальным удалось уйти.
– Три из скольки? У нас есть пленные?
– Мы подняли из воды одного офицера и двух матросов, все – с тяжелыми ожогами. Офицер и один из матросов умерли, последний русский вряд ли доживет до утра.
– Нам даже не удастся его допросить и узнать, сколько еще этих чертовых миноносцев прячутся в Моонзунде?
– Боюсь, что нет, сэр. Наши моряки утверждают, что у русских было минимум два быстроходных скаута, утыканных четырехдюймовками как еж иголками, и на их счету четыре наших дестроера, а скорее всего и больше: миноносцы русских не демаскировали себя стрельбой, что еще больше затруднило оценку сил противника, сэр. Истребителей типа «Ярроу» было от четырех до шести, причем на них установлены по три двенадцатифунтовки и один трехтрубный минный аппарат. А количество моторных «Курье» оценить невозможно, но их явно осталось не меньше десятка.
– Вот и ответ, Эшетон, – усмехнулся тихо сидевший в углу штатский.
– Ответ на что, Алан?
– Ни то, ни другое, господин верховный главнокомандующий, я не устал и не сочувствую изменникам и предателям. Но я ощущаю себя абсолютно беспомощным в сложившейся обстановке, когда не могу даже предположить, где ждать следующий удар и какова будет новая диверсия…
– Быть недовольным собой – это хорошо, это правильно, – император отвернулся от подполковника и сделал несколько шагов к окну, полюбовался на весенний пейзаж, и, стоя спиной к собеседнику, продолжил, – всё предугадать и просчитать невозможно. Именно поэтому на войне неизбежны потери. Наша задача сделать так, чтобы ошибки не повторялись и не накапливались, иначе они превратятся в катастрофу… Да вы присаживайтесь, Александр Александрович, в ногах правды нет.
Подполковник неловко со скрипом придвинул к себе стул и примостился на краешек, продолжая держать спину и подбородок, как по команде “смирно”. Император оглянулся, усмехнулся, увидев столь церемонную позу, и продолжил тоном школьного учителя, повторяющего для нерадивого ученика невыученный урок:
– Контрразведка рискует всегда и что бы она не делала, обречена ошибаться. Если вы позволите себе либеральничать и откажетесь от превентивной нейтрализации вероятного противника, будете регулярно сидеть вот с таким каменным выражением лица и сожалеть о том, что не углядели и не пресекли… Ну а если позволите себе переусердствовать и начнёте махать саблей по первому же подозрению, очень скоро в тюрьме окажется масса невиновных людей и работать просто будет некому. И самое неприятное – золотой середины в вашей профессии не бывает, если только вы не ясновидящий. Но это общие слова. А теперь конкретно…
Император ещё раз пробежал глазами по рапорту Шершова, вздохнул и продолжил:
– Мы имеем загадочный взрыв на нашем новейшем броненосце Черноморского флота и катастрофу под Мукденом. В результате в плен попало десять тысяч наших солдат и офицеров, а путь на Харбин оказался открыт. Так?
– Ещё Порт-Артур, – добавил, потупившись, Шершов.
– Порт-Артур – тоже, – согласился монарх, – там потеряно семь батальонов. И Вы воспринимаете это, как провал возглавляемой Вами контрразведки… А если всё проще? Что, если взрыв на броненосце – результат преступной халатности, а военачальники, оказавшись в непривычных для себя условиях почти полного окружения, просто запаниковали и выпустили нити управления войсками из своих рук? Или у вас есть достоверные сведения о сознательном переходе генералов Стесселя и Артамонова на сторону врага?
– Таких сведений у меня нет, – потупился Шершов, – но сам факт капитуляции, практически без боя, при первом же обстреле…
– А вот это уже общая недоработка, – присел напротив Шершова монарх, – мы не определили для наших военачальников критерии, по которым будем отличать сбережение личного состава от малодушия. И я предлагаю этот пробел устранить. Подготовьте соответствующий приказ… Назовем его “Ни шагу назад!”. Сами отправляйтесь с ним в Читу и, если получится, в Харбин и во Владивосток, лично проверьте состояние воинских гарнизонов, настроение офицеров и проинспектируйте ваших людей на местах. А насчет отставки, – император указал на рапорт Шершова, – мы поговорим после вашего возвращения.
Император дождался, пока подполковник выйдет на улицу, проводил его взглядом, открыл не спеша тяжелый ящик стола, достал полевой телефон Голубицкого, обеспечивающий прямую связь с Чудовым монастырём, крутанул ручку, дождался ответа знакомого голоса.
– Феликс Эдмундович, зайдите, пожалуйста. Есть несколько вопросов, не терпящих отлагательств…
На пути в Петербург.
– Вот, сэр, – молодцеватый капитан выложил на широкий адмиральский стол ничем непримечательный кусок угля.
Адмирал Керзон-Хау, младший флагман Эскадры Канала и командующий экспедицией на Балтику, вопросительно поднял бровь. Капитан развернул кусок на сто восемьдесят градусов. Адмирал заинтересованно вгляделся в ровный срез, напоминавший, скорее, обсыпанный угольной пылью кусок мыла с отверстием приблизительно в полдюйма в середине.
– Подробности? – ткнул пальцем в изделие адмирал.
– После бомбардировки и взятия Либавы мы обнаружили в порту брошенный командой угольщик. Разумеется, мы объявили его призом и использовали груз для пополнения запасов топлива наших кораблей. В основном с него заправлялись миноносцы, но…
– …Но «Нил» и «Трафальгар» тоже нуждались в угле, – кивнул адмирал. – Что это, Джереми?
– Тринитротолуол, сэр. Не слышал, чтобы кто-то использовал его в качестве взрывчатки, но он, как оказалось, взрывается не хуже динамита. Шашка неровной формы, обсыпана угольной пылью на смоле. Почти невозможно отличить от обычного угля. И детонатор, срабатывающий при повышении температуры. Сейчас он демонтирован, сэр, эта штука совершенно безопасна. Мы буквально просеяли угольные ямы «Трафальгара», фактически полностью разгрузили его, разбивали каждый кусок крупнее кулака, и нашли сразу три таких адских машины, сэр.
– Каков полный список потерь?
– «Хэвок». «Феррет». Четыре номерных тральщика. И «Нил». Вряд ли он выдержит переход до Метрополии для ремонта, сэр. Инженеры говорят, что после двух взрывов смогут ввести в действие не более двух котлов.
– Заделайте пробоины, капитан, и откачайте воду. Оставьте его на мелководье у Либавы для поддержки красномундирников и отражения возможных атак с моря. А когда наши парни дойдут до Кронштадта… Нет, когда они раздолбают этот самый Кронштадт до последнего камня, я лично войду на «Ниле» в Неву, даже если мне придется идти на буксире, и лично расстреляю из главного калибра дворец этого азиата. Благо, он стоит на самом берегу. И, разумеется, впредь я запрещаю использовать трофейный уголь: будем ждать транспортов из Метрополии. Сообщите о случившемся в Адмиралтейство. Возможно, русские приготовили подобные ловушки и на других театрах военных действий.
Капитан почтительно склонил голову: распоряжения были именно те, что он сам собирался предложить командующему.
– Благодарю Вас, капитан. Вы свободны. Эту гадость оставьте на столе, как напоминание о необходимости возвратить долг русским.
У Короля – много.
Такой фразой в британском флоте принято провожать уходящий на дно корабль Его Величества. И это правда. Флот Империи, над которой никогда не заходит солнце, настолько превосходит морские силы любой иной державы, что потеря одного корабля не имеет почти никакого значения. Даже утрата пары броненосцев не способна остановить самую эффективную морскую военную машину мира.
Пусть коварным ударом старик «Нил» доведен до состояния небоеспособности, пусть наглой атакой выведен из строя на полгода могучий «Маджестик». Это не спасет от двенадцатидюймового возмездия ядовитое гнездо Кронштадта и прячущийся за ним оплот тирании Санкт-Петербург!
Место временно выбывших заняли новейшие «Лондон» и «Булварк» с тыловой базы Борнхольма. Еще два броненосца той же серии – «Иррезистебл» и «Имплакэбл» выдвигались на Цейлон в помощь Индийской эскадре, покрывшей себя неувядаемой славой в противостоянии с русскими пиратами, но, увы, понесшей тяжелые потери. Но джентльмены не забывают – “у Короля – много!”, а головной корабль серии «Формидебл» вместе с новым «Венерэблом» оставались в резерве, не получив два систершипа «Куин» и «Принс оф Уэлс». На последних не дождались поставки орудий главного калибра, поэтому удлиняли амбразуры и модифицировали подъемные механизмы, добиваясь возможности стрелять на те же десять миль, что и русские.
Колонна броненосцев Британии вновь выглядела внушительно и грозно. Оба «Формидебла» с пристойной даже в новых условиях противоминной артиллерией шли в голове колонны, за ними следовал «Трафальгар». «Юпитер», «Ганнибал», «Магнифисент», «Марс» и «Принс Джордж» пристроились за ветераном. Впереди ордера широким веером рассыпались тральщики под охраной трех крейсеров типа «Медея». Еще два, вместе с первоклассными «Тезеусом» и «Эндимионом», возглавили группы дестройеров, прикрывая броненосцы с флангов. Дополнительный отряд легких сил, но без приданных крейсеров, шел в кильватере основного.
– Мне не нравится то, что у нас сверху и то, что у нас снизу, – мрачно заметил лорд Керзон-Хау.
– Это большой прогресс, Эшетон, – кивнул его штатский собеседник, – по крайней мере, Вы не сказали ничего плохого про остальные направления.
– По данным разведки, я имею в виду и Ваши данные, Алан, – пожал плечами адмирал, – береговая оборона Кронштадта устарела или не закончена, либо все сразу. Русские укрепили входы в Рижский залив, но я не вижу смысла туда ломиться. Они могут держать легкие силы среди этих островов и в финских шхерах, но у нас достаточно дестройеров, чтобы отогнать их миноносцы. А вот сил и средств на укрепление ключевой позиции у них не хватило. Даже если их девятидюймовки так хороши, как утверждает Джеки, вряд ли их больше восьми на самом острове. И еще восемь – на трех древних броненосцах, четыре на «Петре», по два – на «Николае» и «Александре». Следовательно, у Кронштадта нас встретят шестнадцать орудий против наших двадцати восьми двенадцатидюймовок и еще четырех тринадцатидюймовок «Трафальгара». В той кишке русские не смогут маневрировать, уклоняясь от нашего огня, что ещё больше усугубит их и без того незавидное положение.
– Ясно. Итак, их легкие силы мы парируем нашими.
– Но вот эту летающую свинью мы, к сожалению, не предусмотрели, – вздохнул адмирал, кивая на плывущий чуть в стороне русский дирижабль. – Инженеры в мастерских прямо на ходу клепают лафеты для трехфунтовок, чтобы вести огонь вверх, и я надеюсь, что через пару дней мы не будем у русских, как на ладони.
– А говоря о беззащитности снизу…
В нескольких саженях от кормы одного из идущих впереди корабликов поднялся белопенный столб, а через несколько секунд до мостика донесся глухой удар: по-видимому, тральщик зацепил русскую мину.
– Я имел ввиду именно это. Русские все-таки пошли на неслыханное нарушение международного права, – нахмурился адмирал. – Да, они объявили вход в Финский залив зоной боевых действий.
– Но мы предъявим им еще и это обвинение, – согласился Алан. – Мы станем на якорь?
– Разумеется. Признаться, я планировал продвинуться за этот день немного дальше, но боюсь, нам придется ночевать здесь… Тралить в темноте невозможно, поэтому наша месть подождет еще немного.
* * *
Миноносцы типа «Пернов» были неудачными кораблями. Малая скорость, не слишком надежные котлы и машины, слабое вооружение… Именно поэтому их с легкой душой отдали под безумные эксперименты инженера Луцкого. Все внутренности безжалостно заменили двумя спарками шестицилиндровых моторов Никсона, ранее развернув их производство в Риге и Петербурге. И пусть спроектированные в изрядной спешке редукторы имели ресурс не более сотни часов, отсутствие вылетающих из труб искр в сочетании с двадцатью четырьмя узлами скорости делали их смертельно опасными ночью.
– Вон они, – усмехнулся мичман Альтфатер, глядя на снижающуюся к серым волнам и черным силуэтам звезду. – Хорошо летуны светят!
Выписывающий в небе ленивые восьмерки воздушный корабль выпустил еще одну осветительную ракету, а исходящий из него конус слабого прожектора оставался словно бы прикованным к одному из броненосцев Альбиона.
– Машины – полный! Выхлоп в воду! Минный аппарат – на левый борт, аппарат и пулеметы – товсь!
Моторы глухо взревели, матросы засуетились, разворачивая влево строенные трубы новейшего минного аппарата, установленного вместо двух старых, однотрубных всего полтора месяца назад. Обе спарки крупнокалиберных «Браунингов» шевельнули стволами.
– Цель слева на крамболе! – закричал сигнальщик, специально назначенный на боевую вахту из-за превосходного ночного зрения. – Здоровый!
– Это «Тезеус» из охранения! – среагировал мичман. – Аппарат – пли по готовности, рулевой – право десять!
Пенный след набравшего скорость миноносца был хорошо заметен, и с борта английского крейсера первого ранга ударила пушка – одна, затем вторая, затем на марсе зажегся прожектор, почти мгновенно нащупавший цель.
– ПУСК! – скомандовал офицер, и три длинных сигары одна за другой нырнули в свинцовую воду.
– Право на борт! Отходим…
Трехдюймовый снаряд пробил тонкую сталь борта и разорвался, воспламенив полукустарно установленные в бывшем котельном отделении баки. Мичмана подбросило и, швырнуло в холодную майскую воду.
* * *
– Их было не меньше трех десятков, сэр. Около пяти – большие, типа «Ярроу»[27], они шли во второй волне вместе с этими адскими крейсерами-скаутами, и множество мелких, французского типа «Курье»[28] в первой.
– Почему же они пустили первыми старые миноносцы? – спросил адмирал.
– Видимо, из-за меньшей заметности. Судя по тому, что «Курье» вспыхивали от попаданий, как спички, русские поставили на них бензиновые моторы. В результате их трубы не искрили и дыма над ними не было видно, что резко затруднило стрельбы расчетам противоминных орудий.
– Понятно, – нахмурился адмирал. – Наши потери помимо «Марса» и «Тезеуса»?
– Зафиксированы еще три попадания: два в «Булварк», но, к счастью, по разным сегментам сети, и одно – в «Принца». Его сети тоже выдержали. Шесть наших дестройеров пропали, видимо, уничтоженные орудийным огнем и торпедами, еще один пришлось затопить вследствие тяжелых повреждений. А поскольку «Курье» были вооружены пулеметами пятилинейного калибра, пробивавшими стены рубок наших легких кораблей, даже на уцелевших дестройерах имеются тяжелые потери в экипажах.
– А у русских?
– Мы наблюдали три бензиновых костра, сэр. Остальным удалось уйти.
– Три из скольки? У нас есть пленные?
– Мы подняли из воды одного офицера и двух матросов, все – с тяжелыми ожогами. Офицер и один из матросов умерли, последний русский вряд ли доживет до утра.
– Нам даже не удастся его допросить и узнать, сколько еще этих чертовых миноносцев прячутся в Моонзунде?
– Боюсь, что нет, сэр. Наши моряки утверждают, что у русских было минимум два быстроходных скаута, утыканных четырехдюймовками как еж иголками, и на их счету четыре наших дестроера, а скорее всего и больше: миноносцы русских не демаскировали себя стрельбой, что еще больше затруднило оценку сил противника, сэр. Истребителей типа «Ярроу» было от четырех до шести, причем на них установлены по три двенадцатифунтовки и один трехтрубный минный аппарат. А количество моторных «Курье» оценить невозможно, но их явно осталось не меньше десятка.
– Вот и ответ, Эшетон, – усмехнулся тихо сидевший в углу штатский.
– Ответ на что, Алан?