Спи со мной. Грёзы

Я ощущаю, что это будет самый яркий оргазм в моей жизни еще до того, как Зейн касается меня языком. Ночной Колизей, стены которого видели расцвет и крушение Римской империи, и кудрявая голова джинна между моих обнаженных бедер – настолько безумно, настолько невозможно и настолько прекрасно, что градус возбуждения зашкаливает от одной лишь этой картины.

Когда я ощущаю его горячий язык, его пальцы, то ощущение реальности происходящего исчезает окончательно. Зейн ласкает меня, и я с трудом сдерживаю рвущиеся изнутри стоны. Он определенно не терял времени за последнюю тысячу лет и точно знает, что делает – каждое движение превращается в пытку, когда хочется еще больше, еще откровеннее. Прижимаю его голову к себе, замечая, как напрягается и сжимает кожу лежащая на моем бедре ладонь. Завтра наверняка появятся синяки, но мне плевать. В это мгновение мне плевать вообще на все: даже если начнется Третья мировая, я не сдвинусь с места, пока его губы ласкают меня.

Движения языка становятся настойчивее и быстрее. И без того вырывающееся из груди сердце заходится почти в тахикардии. В следующую секунду я судорожно вздрагиваю, волна наслаждения проходит по телу, пронзая его насквозь, от кончиков пальцев до полуприкрытых ресниц, и я кончаю, не сдерживая громкий стон. Кончаю с его именем на губах.

– Зейн…

Он поднимается, нежно заправляя за ухо мои растрепанные волосы.

– Давно бы так.

Смотрю в огонь его глаз, сияющий ярче окрашенного в розовый предрассветного неба, и различаю в пламени расширенные от возбуждения зрачки.

– Хочу тебя.

– Я не умею говорить тебе «нет», девочка-джинн…

Он усмехается и снимает футболку, а я, немного придя в себя, опять думаю о том, какое сильное и крепкое у него тело. Зейн мог бы быть одним из тех, кто сражался на арене Колизея. Сражался и побеждал. Но разве эти мускулистые плечи, эти руки с браслетами, созданы для войны, а не для любви?

Зейн глядит на меня и целует. Наши языки переплетаются, изучают друг друга, в то время как руки гладят кожу, которая словно искрится и горит под дрожащими, жадными пальцами. Он с легкостью подхватывает меня под ягодицы и приподнимает, заставляя обхватить поясницу ногами. Кажется, что это не стоит ему никаких усилий. Впрочем, может, так оно и есть? Кто знает, где пролегают границы физических возможностей джиннов?

Будто прочитав мои мысли, Зейн улыбается.

– Не думай слишком много.

Я вспоминаю разговор об индийском гуру и американском хиппи, и хмыкаю в ответ.

– Просто кайфуй?

– Именно… – шепчет джинн, и его член проникает в меня, медленно заполняя полностью.

Сознание отключается. Остаются переплетенные тела, сбитое дыхание губы в губы, негромкие стоны, смешавшиеся запахи. То, что происходит между нами – не просто секс. Зейн входит в мою душу, проникает в самое естество – туда, где притаились самые жуткие страхи, где живут самые красивые фантазии. И я беспрепятственно пускаю его в свои тайны. Пускаю его в себя.

Первый солнечный луч падает на стены Колизея, благословляя вечный город и нас, занимающихся любовью в его сердце. Зейн двигается во мне, и в этом движении – невысказанная страсть, сводящая с ума чувственность. С каждой минутой огонь в его глазах разгорается сильнее. Смотрю на него, не отрывая взгляда, и Зейн вдруг прижимает меня к себе, чтобы поцеловать шею и тихо прошептать:

– Ты самая красивая женщина из всех, что я встречал. Ты убиваешь меня…

Я слышу это, и понимаю: мне хочется разделить с ним не постель, потому что это слишком предсказуемо для нас обоих, и не будущее, ведь никто не знает, что будет с нами завтра – мне хочется разделить с ним свои сны. Впиваюсь ногтями в мощную спину и шепчу в ответ:

– Спи со мной… Только со мной. Каждую ночь, пока я кончаю в твоих руках.

Джинн издает глубокий стон, и в тот момент, когда он закрывает глаза в оргазме, на арену амфитеатра падают первые солнечные лучи. Трибуны утопают в них, будто рассвет выплеснулся через край горизонта и затопил весь Рим.

Зейн осторожно опускает меня вниз, и мы, не сговариваясь, садимся на землю и облокачиваемся о стену. Несколько минут молчим, переводя дыхание, а потом он спрашивает:

– Когда ты улетаешь?

Расслабленно смотрю на него, пытаясь уложить в голове все, что произошло.

– Сегодня.

Во взгляде Зейна больше нет огня, лишь жар и пески пустыни.

– Не забывай, что тебе нельзя покидать точку входа. – Он ненадолго замолкает. – Я позвоню.

Мне почему-то становится смешно.

– Ты же в курсе, что это любимая фраза всех парней после первого секса? Догадайся, какой процент из них действительно перезванивает.

Джинн ухмыляется.

– Мне казалось, я убедил тебя в серьезности своих намерений, подставившись под нож слетевшего с катушек психопата. Какой еще парень пошел бы ради тебя на подобное?

Невольно перевожу взгляд на живот, куда ранил его Асаф, и ахаю, заметив тонкую полоску шрама.

– Порез остался на твоем теле, когда ты проснулся… Он мог убить тебя.

Ощущение легкости, которое я испытывала во время нашей близости, моментально улетучивается, а угроза, которая нависла надо мной, вновь возвращается.

– Уже не представляешь себе жизни без меня? – Подмигивает Зейн, а затем едва заметно морщится, возвращаясь к неприятным воспоминаниям. – Иншаллах, убить джинна не так просто. Если с помощью намерения можно перенести физическое воздействие в реальность, то забрать жизнь намного сложнее. Для этого требуется завладеть кольцом джинна и найти в его сне имя, данное Аллахом. Поэтому из-за царапин я не переживаю. Тем более, что умею заживлять их быстро.

– Голова идет кругом. – Вздыхаю я, немного жалея о том, что мы снова обсуждаем проблемы. – Значит, если ему нужно кольцо отца, есть вероятность, что имя он уже нашел и собирается…

Я не договариваю фразу до конца, но Зейн понимает, что я хочу сказать.


– Мы ничего не знаем точно, но уверен, что скоро получим ответы на все вопросы. – Он обнимает меня, будто стараясь спрятать от сумасшедшего мира, который в последнее время не щадит никого из нас. – Поэтому не торопись с выводами. Что бы ни происходило, кольца у Асафа нет.

«Пока», – хочется добавить мне и, готова поклясться, Зейн думает так же. Однако вместо этого я поднимаю голову и целую его скулу, в очередной раз поражаясь тому, какая горячая у него кожа.

– Пойдем.

Он кивает и мы, одевшись, выходим из Колизея – тем же путем, что и пришли. Город понемногу просыпается: по улицам идут спешащие по делам прохожие, скутеры и небольшие автомобили пересекают площадь перед амфитеатром.

Зейн подвозит меня ко входу в отель, но еще несколько минут мы просто сидим в машине. Я первая тянусь к нему, легко касаясь губ джинна своими покрасневшими, зацелованными губами.

– Не скучай. – Улыбается Зейн. – У меня есть предчувствие, что мы встретимся раньше, чем ты думаешь.

– Ариведерчи! – Усмехаюсь я, захлопывая дверь автомобиля.

Когда он уезжает, я еще раз оглядываюсь по сторонам в попытке запомнить Рим, каким никогда его не видела – сонным и залитым солнцем, вальяжным и ласковым, как пригревшийся на солнце кот. Уже поворачиваюсь в сторону отеля, когда взгляд падает на фонтан Треви. В этот ранний час здесь нет ни одного туриста, и, залюбовавшись им, я вдруг вспоминаю слова Бьянки Буджардини: «Когда будешь гулять по городу, брось в фонтан Треви монетку. Но обязательно сделай это правой рукой через левое плечо, и тогда непременно вернешься в Рим! А если бросишь две, встретишься со своей любовью».

Улыбаюсь, думая о великолепной итальянке, которая заставила меня пообещать это. Нащупываю в кармане пару центов. Надеюсь, римские боги не очень капризны. Встаю спиной к фонтану и бросаю через левое плечо монетку. А затем, подумав несколько секунд – еще одну. Вторую.





Глава 13




«Во сколько ты прилетаешь? Я вернулся из Лос-Анджелеса. Встречу в аэропорту :)»

Еще раз перечитываю сообщение Яна. После того, что произошло ночью, нет смысла откладывать разговор. Уверена, он будет неприятным для нас обоих, но лучше резать без промедления и по живому, чем продолжать бессмысленную агонию. Скидываю ему информацию о рейсе и иду на посадку.

Самолет взлетает. Задумчиво смотрю в иллюминатор. Второй раз за пару месяцев улетаю из Италии, а ощущение такое, будто прошла целая жизнь. Касаюсь пальцами стекла, словно пытаясь потрогать образовавшийся с другой стороны иней, нащупать исчезнувшее время. Покидая Неаполь, я без приглашения заявилась в сон к Зейну ради спонтанного секса без обязательств, но вместо того, чтобы получить головокружительный оргазм, запустила цепочку странных событий. Могла ли я представить, что буду скучать по джинну, столкнувшись с невозможностью вновь увидеться с ним во сне? Усмехаюсь. Если бог существует, у него отличное чувство юмора.

Полет проходит быстро. А может, мне так кажется, ведь время всегда ускоряется, когда ты очень чего-то не хочешь. Или боишься. В моем случае это предстоящее объяснение с Яном – единственным человеком, который настойчиво пробует сблизиться со мной, несмотря на мои странности. Далеко не единственным человеком, которого я оттолкну, как неоднократно делала с другими. Самолет попадает в зону турбулентности. Тяжело вздыхаю. Сидящий рядом мужчина понимающе улыбается. Наверное, решил, что у меня аэрофобия. Криво улыбаюсь в ответ и отворачиваюсь к иллюминатору. На секунду в голове возникает искаженное злобой лицо Асафа. Знал бы мой попутчик, чего я боюсь на самом деле…

В здании аэропорта, как всегда, многолюдно, и я не сразу нахожу Яна. Он без шляпы и накладных усов – сегодня скрываться от папарацци ему помогает старый журнал для домохозяек. Интересно, он понимает, что попытка замаскироваться подобным образом вызывает еще больше косых взглядов?

– Всерьез пытаешься убедить окружающих в том, что не прячешься, а планируешь связать модный свитер с оленями по выкройкам середины восьмидесятых?

Веселость в голосе звучит так наигранно, что мне становится тошно от самой себя, но, кажется, Ян ничего не замечает. Он обезоруживающе улыбается и разводит руками.

– Схватил первый попавшийся журнал из маминой коллекции.

– Ты живешь с родителями? – Вырывается у меня.

Образ успешного рок-музыканта прочно ассоциируется с гастролями, поклонницами и полными залами, но никак не с мамой, которая готовит завтрак любимому сыну, пока степенный отец семейства листает воскресную газету.

– У тебя на лице написано все, о чем ты сейчас подумала. – Ян шутливо щелкает меня по кончику носа. – Не переживай, я не маменькин сынок. Живу отдельно уже пять лет, но в квартире, которую купил недавно, идет ремонт, поэтому мне пришлось на время переехать к семье. К счастью, места достаточно и для меня, и для сестер. Пойдем?

Он кивает в сторону парковки, и мы спешим к машине, пока на нас не начали обращать внимание.

За окном мелькают знакомые пейзажи, и я старательно изображаю заинтересованность в растущих у шоссе кустах, не отрывая взгляда от дороги. Судя по всему, получается у меня хреново, потому что Ян спрашивает, первым нарушив молчание:

– Ли, с тобой все в порядке?

Вот и он, момент истины. Дальше только неловкий разговор и неизбежное чувство вины. Впрочем, с последним я уже смирилась.

– Послушай, мне стоило сказать тебе сразу, но я ужасная трусиха… – Замолкаю, не решаясь продолжить, а затем собираюсь с духом и выдаю все, что мысленно повторяла с момента, когда вернулась в отель. – Я не могу дать тебе то, что ты хочешь. Ты хороший, нет, ты идеальный, однако я не чувствую того, что должна чувствовать. Я пыталась, правда… Не могу.

– Я знаю, – спокойно отвечает Ян, и я с удивлением смотрю на него, наконец отвернувшись от окна.

– Знаешь?

– Ли, я вижу, что с тобой что-то происходит. Вижу, как ты мучаешься. Не надо. Ты ничего мне не обещала. Я не собираюсь тебя осуждать.

Гора падает с плеч, погребая под камнями страх перед честным признанием. Гора рассыпается, оставляя в легких разреженный воздух, от которого кружится голова.

– И… ты не злишься?

– Нет. Более того, я готов сам произнести сакраментальную фразу, которая так тебя пугает. – Он грустно улыбается. – Давай останемся друзьями?

Пораженно смотрю на Яна, не веря, что он принял мое решение – вот так просто, без обвинений и вопросов. Киваю и выдыхаю с облегчением, но потом вспоминаю, что должна сказать еще кое-что.

– Спасибо. За все. И за пластинку тоже. Это потрясающий, однако… слишком дорогой подарок. Я не могу его принять.