Спи со мной. Грёзы

Асаф щелкает пальцами, и лианы падают на землю, позволяя ему сделать несколько шагов навстречу Зейну. Он ступает так мягко, как если бы пробовал сон на прочность.

– Однажды я загадал желание. – Асаф делает короткую паузу. – Получить силу джинна. Однако джинн обманул меня. Он дал мне силу, но она иссякла раньше, чем…

Он не заканчивает фразу. Его взгляд становится жестче, и я ощущаю, как по коже бегут мурашки.

– Но я знаю, что нужно делать. Рано или поздно я получу свое.

С ужасом осознаю, что он совершенно ненормальный, одержимый то ли местью, то ли какой-то безумной идеей. Словно в подтверждение этой мысли те самые лианы, что совсем недавно лежали в густой траве, неожиданно обвиваются вокруг Зейна, лишая его возможности двигаться. В ту же секунду Асаф оказывается рядом с ним, и я замечаю зажатый в его руке стилет. Время замедляется. Лезвие разрывает белую майку джинна, касается смуглой кожи и легко рассекает ее, входя, как в масло. На ткани расплывается уродливое красное пятно. Зейн кричит, и в этот момент я почти чувствую его боль как свою. Будто стилет вспарывает мой собственный живот. Пытаюсь подняться, чтобы как-то помочь ему, но тело по-прежнему плохо слушается. Я знаю, что в таком состоянии не способна на подвиги, и мне страшно думать о том, что может сделать со мной Асаф, но еще страшнее просто смотреть на то, как он убивает Зейна у меня на глазах.

Внезапно из кустов раздается негромкий рык. С трудом повернув голову, сталкиваюсь взглядом с немигающими желтыми глазами пантеры, под кожей которой перекатываются мощные мышцы. Подергивая кончиком хвоста, большая кошка осторожно приближается к Асафу. Занятый Зейном, он не замечает ее, и она резко прыгает ему на спину. Время ускоряется. Мощные челюсти с острыми клыками пробуют переломить шейные позвонки, а когда это не удается, впиваются в плечо Асафа. Длинные когти раздирают плоть, на одежде выступает кровь. Он отпускает Зейна, пытаясь справиться с пантерой, и джинн наконец освобождается.

Асаф рычит, подобно дикому животному, и сбрасывает с себя пантеру. Не успев приземлиться на лапы, она исчезает в воздухе, а Асаф поворачивается к Зейну. Его дыхание сбито, на спине и плечах – открытые раны, но он… улыбается, сплевывая кровь, и эта улыбка настолько жуткая, что я готова поспорить: нам очень не понравится то, что он собирается сказать. Я хочу ошибаться, но понимаю, что права, когда Асаф говорит, смакуя каждое слово:

– Ты сильный. Я выпью сначала ее, а потом тебя.

Зейн бросается к нему, но Асаф покидает сон до того, как джинн успевает схватить его. Воцаряется тишина, прерываемая лишь криками птиц и писком насекомых. Пошатываясь, отодвигаю цветы и выхожу туда, где еще недавно двое мужчин были готовы убить друг друга. Смотрю на Зейна. Мы оба выглядим так, словно прошли войну и чудом вернулись с нее живыми. Только сейчас я понимаю, насколько измотана. С трудом держась на ногах, подхожу к Зейну.

– Он глубоко тебя ранил?

– Не глубже, чем ранит твое «нет» в ответ на предложение подарить лучшую ночь в твоей жизни. – Подмигивает Зейн и едва заметно морщится от боли, хотя и старается скрыть это.

– Тебе бы в цирке выступать… клоун. – Качаю головой, аккуратно касаясь бирюзового плаща. – Тем более, костюм подходящий есть.

– Можешь снять его с меня, если что-то смущает. – Опять шутит джинн. – И вообще у меня не было времени на то, чтобы переодеться – ты позвала меня в самый неподходящий момент.

Закатываю глаза и вздыхаю.

– Даже не буду спрашивать, чем ты занимался…

Вдруг что-то теплое касается моей ладони, и я испуганно ее отдергиваю. Напавшая на Асафа пантера сидит рядом и тычется влажным носом в мою руку. Нерешительно касаюсь темной шерсти и глажу хищницу по голове, почесывая за ухом. Она щурится от удовольствия и ластится, как домашняя кошка, разве что не урчит.

– Ты нравишься моим иллюзиям, девочка-джинн. – Смеется Зейн.

– Даже измученная психом, который точит зуб на джиннов? – Хмыкаю я.

– Любая. – Кивает он, мягко притягивает меня к себе и обнимает.

Чуть помедлив, обнимаю его в ответ. Мы стоим в сердце тропиков, среди ярких геликоний и гигантских орхидей. Вдыхая сухой горячий воздух, я думаю о том, когда все так изменилось. Когда тот, кто портил мою жизнь своим навязчивым присутствием, превратился в единственного, кому я по-настоящему доверяю? Как это возможно, что в момент, когда стилет вошел под его кожу, чуть не остановилось мое сердце? Я спрашиваю себя об этом снова и снова, а у наших ног спит, свернувшись клубком, пантера. Кажется, мы могли бы провести так вечность, но я первая нахожу силы отстраниться и серьезно смотрю на Зейна.

– Ему нужно кольцо моего отца.

– А вот отсюда поподробнее. – Хмурится джинн. – Где твой отец?

Собираясь с мыслями, отвечаю не сразу.

– Хотела бы я знать ответ на этот вопрос… Он исчез двадцать лет назад. Я пробовала найти его, но он пропал бесследно. Тогда же Асаф пришел ко мне. Сейчас я понимаю, что он пробовал выяснить, обладаю ли я магией… Вспыхивает ли в моих глазах огонь, когда я испытываю страх.

Мой монолог прерывает громкий стук. Спустя несколько секунд он повторяется. Кто-то настойчиво стучит в дверь. Зейн торопливо обхватывает мое лицо руками и поворачивает к себе.

– Ли, послушай меня внимательно. Ни в коем случае не покидай точку входа. Он постарается найти тебя опять. Я сам свяжусь с тобой, и мы выя…

Пантера поднимает голову, настороженно прислушиваясь. Джунгли покрываются рябью, цветы становятся бледнее, а последние слова Зейна тонут в реальности. Тук! Тук-тук-тук!

Я просыпаюсь.





Глава 12




Тук. Тук-тук-тук. Ритмичный стук вбивает в голову гвозди, окончательно выдергивая из сна. Даже не представляю, кто может так настойчиво добиваться моего внимания в 9 утра. Никто из знакомых обычно не рискует звонить раньше полудня, не то что приходить лично и без предупреждения. Неприятная мысль заставляет остановиться посреди коридора. А что, если это Асаф? Я видела его в Осло. Теоретически он мог проследить за мной и узнать, где я живу…

Стараясь не шуметь, подхожу к двери и смотрю в глазок. Из-под яркой бейсболки выглядывает раздраженный парень. Выдыхаю с облегчением: это точно не Асаф. Сомневаюсь, что он смог бы столь правдоподобно изображать опаздывающего к следующему адресату курьера. Парень нетерпеливо оглядывается по сторонам и снова поднимает руку, чтобы постучать, но я распахиваю дверь раньше, и кулак застывает в воздухе.

– Доброе утро! Ли Хансен? Вам посылка. – Курьер протягивает небольшую коробку, бланк и ручку. – Мне понадобится ваша подпись.

Расписываюсь и забираю коробку. Она мне не нравится. Нет, она мне очень не нравится по той простой причине, что я ничего не заказывала. Осторожно трясу ее и прислушиваюсь, пытаясь понять, что внутри, но это ничего не дает. Тыква с любопытством наблюдает за моими действиями, и я вдруг понимаю, как глупо выгляжу со стороны – взъерошенная, в трусах с говорящей надписью «Fuck yourself darling»18 и с обострившейся паранойей. Вздыхаю и беру нож для бумаги. Пожалуйста, пусть там не будет какой-нибудь гадости из фильмов ужасов, вроде собачьей головы или хлопушки со слезоточивым газом. Осторожно вскрываю упаковку. Спокойно, Ли, вряд ли курьерская служба доставляет бомбы или трупы животных.

Вытаскиваю большой белый конверт. Плотная бумага чуть пожелтела от времени, но цвета на изображенном в середине рисунке такие же, как и полвека назад. Завороженно провожу пальцами по золотым крыльям огромной птицы, острым клешням краба, шкурам двух рычащих львов и хрупким фигуркам фей. Гербовая лента в центре складывается в величественную букву Q. Рядом с рисунком синими чернилами написано хорошо знакомое имя. Поверить не могу. Выпущенная Queen в 1975 году оригинальная виниловая пластинка A Night At The Opera с автографом Фредди Меркьюри!


Только один человек мог сделать мне такой подарок. Опять заглядываю в коробку и достаю со дна сложенную вдвое записку, на которой аккуратным почерком написано:

«Я хотел отправить тебе цветы, но не знал, какие ты любишь. Поэтому решил подарить единственный цветок, в котором был уверен наверняка – рапсодию19».

Не могу сдержать стон. И зачем я согласилась снимать тот концерт? Лучше бы я никогда не знакомилась с Яном лично и продолжала думать, что он не более чем очередной звездный мальчик. Лучше бы я видела его имя исключительно на городских афишах, а не в контактах своего телефона. Мне хочется написать, что это слишком дорогой подарок, но вместо этого я набираю сообщение:

«Рапсодия прекрасна. Ты не ошибся ;) Спасибо».

Перевожу взгляд на пластинку и качаю головой. Что же мне с тобой делать, Ян Свенссен?

***

Тыква урчит, лежа у мамы на коленях. Они настолько хорошо ладят, что иногда мне кажется: это не моя, а ее кошка, которая живет со мной по чистой случайности.

– Когда ты вернешься? – спрашивает мама, подливая в кружки чай.

Вдыхаю запах перечной мяты, холодной свежести, летних трав. Почему-то чай всегда вкуснее, если его заваривает мама.

– Послезавтра вечером. – Делаю небольшой глоток и на секунду зажмуриваюсь от удовольствия.

Она посмеивается, а я улыбаюсь и неожиданно задумываюсь, где может быть кольцо отца, которое так нужно Асафу.

– Мам, ты помнишь перстень отца? – Тянусь за долькой темного шоколада, стараясь вести себя непринужденно.

– Разумеется. – Кивает она и придвигает ближе вазочку со сладостями. – А почему ты вдруг спросила?

Пожимаю плечами, изображая равнодушие.

– Вспомнила на днях, как мы ездили вместе на море незадолго до того… как все случилось. – Нет необходимости объяснять, что я имею в виду. Мы обе прекрасно это понимаем. – Отец ведь всегда носил его, да?

– Всегда… – Вздыхает мама, и я вижу в ее глазах грусть. – Поэтому перстень и пропал вместе с ним, а у меня осталось лишь обручальное кольцо.

Она прокручивает на пальце золотой ободок с россыпью изумрудов, и я вновь отмечаю, какое оно все-таки необычное для Норвегии. И то, что мама не снимает его уже двадцать лет – верная то ли отцу, то ли воспоминаниям о нем. Пару раз я заводила разговор о том, что ей надо жить дальше, ходить на свидания, встречаться с мужчинами, но она только отшучивалась.

– А у тебя есть кто-то, с кем бы ты обменялась кольцами? – внезапно задает вопрос мама, не изменяя своей излюбленной манере менять неудобную тему.

Помешиваю ложечкой чай, пытаясь скрыть улыбку.

– Все сложно… Их двое. – Смотрю на маму, готовая замолчать, если замечу в ее взгляде осуждение, но она ободряюще гладит мои пальцы и не перебивает. Я расслабляюсь и продолжаю: – Один – совершенно идеальный: красивый, умный, отзывчивый, талантливый. Он даже песню мне посвятил! Но я не уверена, что он тот, кто мне нужен. Другой – его полная противоположность. Комедиант и шут, с которым ни в чем нельзя быть уверенной. В то же время он готов моментально прикрыть мою спину, стоит мне вляпаться в неприятности. Однако это не отменяет того, что он невыносимый, несносный, невозможный, не…

– Но ты влюблена в него. – Хитро прищуривается мама.

Беспомощно развожу руками.

– Не знаю. Я уже ничего не понимаю.

Тыква сонно мяукает и замолкает, так и не проснувшись, а мама говорит неожиданно серьезно:

– Тебе и не надо ничего понимать. Все произойдет так, как и должно быть.

Ее слова звучат чересчур судьбоносно. Настолько, что мне становится не по себе.

– Это из моего гороскопа на неделю? – Неловко шучу, пытаясь разрядить обстановку.

– Это из жизненного опыта, – с усмешкой отвечает мама, и в эту секунду я вдруг вижу в ней не повернутую на эзотерике вдову исчезнувшего мужа, а какую-то другую, незнакомую мне до этого женщину.

– Но если хочешь, я могу принести карты и погадать, – добавляет она, и возникшее впечатление сразу рассеивается.

Поднимаю руки в защитном жесте:

– В следующий раз, мам.

Она смеется и тепло прощается со мной, а я еду домой собирать вещи перед утренним самолетом в Рим. Пожалуй, пора ненадолго забыть о проблемах. Да и какие могут быть проблемы, если я лечу в Италию?

***

Затвор камеры щелкает. Длинные серьги с гранатами отражают солнечные блики, превращая их в ограненные искры. Тонкие пальцы достают из плетеной тарелки несколько вишен и сжимают их. Сладкий сок течет по ладони, окрашивает оливковую кожу в красный, капает на белый кафельный пол. Фокусируюсь сначала на ягодах, а затем на украшенных браслетами запястьях и босых ступнях. Платок с венецианским орнаментом на талии контрастирует с черным кружевом на бедрах. Густые каштановые кудри падают на обнаженные плечи, почти скрывая россыпь родинок у правой ключицы. Родинки складываются в созвездие Лиры, самая яркая звезда которого смотрит на меня из-под полуприкрытых ресниц и с легкой хрипотцой шепчет: «Ragazza20, мы закончили?»

Киваю и с трудом отвожу от нее взгляд. Если есть в мире женщина, фотографией которой можно наглядно проиллюстрировать чувственность, то она прямо сейчас стоит передо мной. Бьянка Буджардини – эрос и танатос в одном флаконе, жизнь и смерть, концентрированный соблазн.

Переключаю внимание на камеру, стараясь отогнать навязчивые мысли о ее приоткрытых губах. Листаю снимки. Даже на превью видно, что благодаря прекрасному свету и удачным ракурсам фотографии получились отличные. Не замечаю, как Бьянка встает рядом – так близко, что сладкий аромат ее духов, в которых смешалась спелая дыня, сандал и амбра, наверняка останется на моей коже.

– Как красиво… – с восхищением произносит она, глядя на небольшой экран. – Bella, ты невероятно талантлива!21 Мы непременно должны провести еще одну фотосессию. У меня есть потрясающая идея, нет, у меня есть множество потрясающих идей! Ты живешь в Риме? Мы можем встретиться через неделю?