Спи со мной. Грёзы

Тонкая футболка прилипла к телу, подчеркнув каждый изгиб. С учетом того, что на мне нет белья, выгляжу я и впрямь так, будто готовлюсь к фотосессии для Playboy. Инстинктивно пытаюсь прикрыться, но это мешает держаться на плаву, поэтому я поступаю проще – трансформирую предательски облепившую меня ткань в купальник.

– Слушай, ты вообще думаешь о чем-нибудь, кроме секса? Мы только что сбежали от сумасшедшего маньяка, который расчленяет в своих снах людей, а все, что тебя волнует – моя грудь.

– Не только грудь. – Подмигивает Зейн, но быстро понимает, что я не в настроении шутить. – Ладно, ты права. Полагаю, нам нужно кое-что обсудить.

Джинн щелкает пальцами, и мы переносимся на берег. Повсюду расставлены накрытые полотенцами лежаки и пляжные зонты, тележки с мороженым и газировкой, кабинки для переодевания. Мы одни на безлюдном пляже, из-за чего создается впечатление, что всевышний отправил нас в отпуск по случаю апокалипсиса.

– Тебе клубничное или фисташковое? – деловито спрашивает успевший переодеться в тельняшку Зейн.

– Кокосовое, – отвечаю, демонстративно закатывая глаза. Как можно быть таким невыносимым?

Он, ухмыляясь, подходит и садится на песок, протягивая мне вафельный рожок с тремя шариками мороженого.

– Итак, что мы имеем. Тебя преследует незнакомец, который умеет контролировать сны. Судя по тому, что мы слышали, его зовут Асаф и он не джинн, а кто-то забирающий силу у джиннов и… убивающий их. – Зейн мрачнеет.

Зарывшись ступнями в песок, шевелю пальцами.

– Тогда в баре ты сказал, что он джинн, но в итоге изменил свое мнение. Почему?

Зейн задумчиво смотрит на горизонт.

– Я почувствовал его магию, и она ничем не отличалась от магии джиннов. Но то, что произошло сегодня… – Он продолжает не сразу. – Мы не убиваем своих братьев. Я не понимаю, кто он, но не сомневаюсь в том, что добра от встречи с ним ждать не приходится.

Киваю и втыкаю рожок с мороженым в песок – воспоминания о крутящейся ручке лебедки отбивают аппетит. Пытаюсь взглядом найти точку, в которую, не отрываясь, смотрит Зейн. Мы молчим, слушая плеск волн, и я вдруг думаю о том, что закат в этом сне был бы уместнее, чем обжигающее полуденное солнце. Кажется, эта мысль приходит не мне одной, потому что за считанные мгновения небо окрашивается в розовые оттенки, которые разбиваются об отражение, разливаясь акварелью по воде.

Впервые за много лет хочется курить. Достав сигарету, протягиваю открытую пачку Зейну. Он не отказывается и, щелкнув пальцами, как делал на крыше, зажигает огонек. Прикуриваю, с удовольствием ощущая, как дым заполняет легкие.

– Знаешь, я не понимаю, почему все это происходит со мной: враждующие друг с другом джинны, погони сквозь сны, тысячелетний псих, который не дает мне покоя… Я не герой. – Сбрасываю пепел на песок, и его тут же уносит порыв теплого ветра. – Я никогда не просила о жизни, по мотивам которой ребята из DC могли бы нарисовать комикс. Мне в сущности плевать на этот безумный мир – однажды он убьет себя сам. Все, что мне было нужно – послушать хорошую музыку, сделать десяток отличных кадров и немного расслабиться с каким-нибудь симпатичным парнем.

– Именно поэтому ты бы никогда не появилась на обложке Marvel. – Ухмыляется джинн и затягивается, держа сигарету двумя пальцами.

Поднимаю бровь с показным возмущением.

– Чем я тебе не Призрачный Гонщик?

– Скорее уж, Чудо-женщина14. – Зейн прикрывает глаза и откидывает голову назад, кольцами выдыхая дым в небо.

Солнце почти касается тонкой линии, за которой горизонт стирается. Оно плавится в воде, запуская дорожку ярких бликов. Лучи играют в рубиновых гранях кольца и оставляют алые отсветы на коже, когда джинн подносит сигарету ко рту.

– Твоя ошибка в том, что ты уверена: ситуацию всегда можно взять под контроль. Посмотри на себя, Ли. Ты стремишься все предусмотреть, обходишь острые углы, выстраиваешь знакомые маршруты. – Джинн курит, облокотившись на колени. – Но жизнь, эта стерва, редко заботится о том, что ты предпочитаешь и чего боишься. Она просто ставит тебя перед выбором, и в этот момент ты понимаешь, что любое твое решение неизбежно повлияет на будущее, изменит завтрашний день, в котором ты проснешься.

Делаю еще одну затяжку и зарываюсь пальцами в волосы. Я не готова признать это вслух, но он прав. Его слова бьют неожиданно глубоко, и я пытаюсь противопоставить им что-то, словно отрицание вывернет правду наизнанку, став новой истиной.

– А если я не хочу выбирать?

Зейн тушит сигарету в песке и поворачивается ко мне с едва заметной улыбкой.

– Тогда жизнь сделает это за тебя. Однако лично я рекомендую помнить о том, что легче простить себе неправильный выбор, чем бездействие.

Мы снова замолкаем, глядя на то, как солнце скрывается в волнах, а побережье погружается в сумерки. В небе появляются первые звезды – такие реальные, будто мы на самом деле сидим у кромки моря, а не снимся друг другу, лежа в разных постелях.

– И что теперь? – спрашиваю я, подразумевая Асафа и его кошмары, мою слетевшую с катушек жизнь и планы самого Зейна.

Он отвечает, не задумываясь.

– Я помогу тебе развить доставшиеся от отца способности, а в процессе приложу все усилия для того, чтобы ни один из нас не оказался на медицинской каталке. Во всех смыслах. – Зейн делает паузу. – Мы выясним, кто такой этот Асаф и что он от тебя хочет.

– Мы? – Настороженно смотрю на него.

– После того, что произошло сегодня, эта проблема перестала быть только твоей, – объясняет джинн и вздыхает. – Иди, Ли. Отдыхай. И постарайся в ближайшие дни быть осторожнее.

Устало улыбаюсь ему, не отводя взгляд от темных глаз чуть дольше, чем обычно. Затем отдаю почти полную пачку сигарет, последний раз смотрю на загорающиеся в ночи созвездия и просыпаюсь.

Ощущение такое, будто меня били всю ночь. Не меньше двадцати человек. Ногами. Пару секунд щурюсь, привыкая к утреннему свету, а потом тянусь за телефоном.

«Желаю тебе самых красивых снов. Твой Фаррух».

Ян прислал сообщение, когда я уже спала. Еще вчера я бы ответила что-то остроумное или милое, но сейчас сама не знаю, чего хочу. Так ничего и не придумав, кладу мобильный обратно на тумбочку, а в голове вдруг всплывают слова Зейна: «…и в этот момент ты понимаешь, что любое твое решение неизбежно повлияет на будущее, изменит завтрашний день, в котором ты проснешься».

Черт возьми, когда все стало так сложно?






Глава 10




Одни встречают проблемы лицом к лицу. Другие их игнорируют, надеясь, что все решится само. Третьи впадают в панику и совершают ошибки, последствия которых иногда расхлебывают годами. У меня свой путь: я бегу от проблем на скоростное шоссе или в аэропорт – и то, и другое одинаково хорошо отвлекает от необходимости разбираться с неприятностями. Именно поэтому я сразу соглашаюсь на предложение слетать в Рим, чтобы провести фотосессию для молодой, но очень перспективной итальянской актрисы. Прогулка по западному берегу Тибра, огромная порция карбонары и самое вкусное в мире мороженое – вот то, что мне сейчас нужно.

Редактор высылает бронь билета на самолет, и в тот же день Ян пишет, что для съемок нового клипа ему придется уехать в Лос-Анджелес минимум на две недели. Стыдно признаться, но эта новость не расстраивает, а вызывает облегчение: на какое-то время я получаю отсрочку от необходимости обозначить наши отношения – если не ему, то самой себе. Мы вместе? Мы друзья, которые целуются по ночам? Мы просто друзья?

Ян сопровождает сообщение грустными смайликами, а я отправляю ему смешное фото с Тыквой и желаю не сгореть под жарким солнцем Калифорнии. Наверняка он рассчитывал на что-то более личное после того, что произошло между нами на кухне, но я не могу заставить себя сказать «возвращайся скорее, я буду скучать». Ян нравится мне, очень нравится, он идеален настолько, что легко сделал бы счастливой любую. Кроме меня. Возможно, я бракованная, сломанная кукла, но когда я думаю о нем, то не чувствую в груди тепла, которое предшествует любви. Вместо него – ни к чему не обязывающая симпатия и та же корка льда, что всегда разрушала мои отношения еще до того, как они начнутся. Иногда мне кажется, что я в принципе не способна на привязанность к мужчине серьезнее той, что испытываю к кошке.

До поездки в Италию остается несколько дней, и я решаю сделать все, чтобы провести их без лишнего стресса: во снах не выхожу дальше точки входа, в реальности катаюсь на мотоцикле по пригородам или гуляю по улицам в поисках интересных кадров. Однажды вечером я заезжаю в бар, в котором собираются байкеры. Взгляд сразу выцепляет из толпы пару знакомых лиц и уже через полчаса мы обмениваемся новостями, наблюдая за выступлением очередной однодневной рок-группы.

– Слышала, что случилось с Команданте? – спрашивает бородатый Фил, согласившийся когда-то научить меня водить, если я брошу наркотики.

– Нет, а что с ним? – Открываю фисташку, оставляя скорлупу на салфетке.

Команданте – прозвище, которое старый друг Олава получил после того, как пересек Латинскую Америку на мотоцикле, повторив легендарный маршрут Че Гевары. Впрочем, с аргентинским революционером его объединяло не только это – вряд ли во всей Скандинавии существовал человек отчаяннее и свободолюбивее Команданте. Долгие годы он служил для меня примером того, как важно верить в идею даже если все вокруг говорят, что она безумна.

– Не вошел в поворот на скорости, – говорит Фил, и фисташка падает на пол.

– Он… – мне страшно произнести «погиб». Будто этого не произойдет, и с Команданте все будет хорошо, если я не скажу о смерти вслух.

– Нет. – Качает головой бородатый байкер, и спазм, сжимающий легкие цепкой лапой мрачного жнеца, наконец отпускает. – Но лежит в коме уже месяц.

– Вот черт!

Чувствую отчаяние и злое бессилие. Команданте не заслужил такого – превратиться в подключенный к аппаратам овощ, едва отпраздновав сороковой день рождения! И без того плохое настроение портится окончательно. Пообщавшись с Филом еще полчаса, прощаюсь и выхожу на улицу.

В воздухе пахнет дождем. Темнеющее с каждой секундой небо разрезают молнии. Раздается раскат грома, но я нажимаю «Play» и его тут же заглушает дип-хаус. Плохая, очень плохая затея – слушать в наушниках электроорган с фортепиано, когда едешь со скоростью почти двести километров в час, а гроза вот-вот обрушится на город, превратив сцепление с дорогой в символическую условность.

Зейн называет меня «девочка-джинн», но сегодня я – «девочка-самоубийца», для которой не существует «завтра». Выжимаю газ. Первые капли дождя падают на куртку. Блаженны адепты скорости, ибо только они узрят конец адской гонки15. В тусклом свете фар ничего не видно дальше метра, ливень заливает защитное стекло, и я поднимаю его, вдыхая сладкий и одновременно резкий запах озона. Наконец в моей душе воцаряется спокойствие. Я знаю, что делать.

***

Точка входа меняется. Если в прошлый раз я не нашла в ней несочиненные стихи, то этой ночью на потолке нет карты звездного неба, а на стенах – рисунков гор.

– Ну что за дерьмо… – флегматично говорю я в пустоту.

Меня больше не удивляют пропадающие вещи. Меня удивляет собственная реакция на это. Стоило бы впасть в панику вместо того, чтобы планировать путешествие в Рим. Что со мной не так? Ведь происходит что-то ненормальное даже для мира сна, который и до этого не подчинялся привычным законам физики.

Однако я здесь не за тем, чтобы опять проигнорировать происходящее и уснуть на подушках… пока здесь вообще есть подушки. Подхожу к двери, вспоминая фотографию, на которой смеющийся Команданте позирует на фоне Мачу-Пикчу. Не представляю, как выглядит кома изнутри, но что-то подсказывает: свет в конце тоннеля – это сомнительная байка для оптимистов. Я хочу посмотреть, в каких измерениях находится сознание Команданте и попытаться вернуть его в реальность.

Поворачиваю ручку и… взгляд тонет в плотном тумане, сотканном из неизвестности и страха. Место, откуда невозможно вернуться. Место, к которому не стоит приближаться ни при каких обстоятельствах. Не посмертие, но лабиринты сознания – теперь я знаю это точно. Замираю, вглядываясь в белую пелену, и пытаюсь примириться с увиденным. Если впавший в кому Команданте сейчас там, это значит… что и отец тоже?

Медленно закрываю дверь и сползаю по ней с другой стороны. Как заевшая пластинка граммофона, в голове крутится единственная мысль: «Он жив. И ему нужна моя помощь». В этот момент я понимаю, что больше не могу бежать от проблем, забываясь в путешествиях и бессмысленных гонках со здравым смыслом. Ничего не изменится, пока я не приму решение, а если и изменится, то последствия мне вряд ли понравятся – в этом Зейн, скорее всего, прав. Зейн… Вот и пришло время встретиться.

***

Я вновь оказываюсь во дворце, но он совсем не похож на тот, в котором я нашла джинна в первый раз. Другая архитектура, другой камень… другая эпоха. Вдыхаю горячий воздух, ощущая, как над верхней губой появляется испарина. Как же здесь жарко!

Выглядываю в один из оконных проемов и меня тут же ослепляет яркий солнечный свет. Привыкнув к нему, оглядываюсь вокруг. С одной стороны виднеется покрытая колючим кустарником и полынью пустыня с белесоватыми пятнами солончаков, с другой возвышаются скалистые красно-желтые холмы. У стен дворца раскинулся окруженный широким зеленым кольцом оливковых и пальмовых рощ город. С удивлением смотрю на огромные храмы, триумфальную арку из базальта, высокие колоннады. Невероятно.

Я готова разглядывать этот пейзаж бесконечно, но мне надо найти Зейна. Хожу по длинным коридорам дворца, пытаясь попасть в залы или комнаты, однако все они заперты. Внезапно откуда-то справа раздаются голоса, и я иду на звук, стараясь не выдать своего присутствия. Дойдя до единственной приоткрытой двери, останавливаюсь и издалека заглядываю внутрь. У стола стоит одетая в пурпурную тунику красивая женщина с гордо поднятым подбородком. Длинные темные кудри обрамляют лицо, на котором особенно выделяются большие черные глаза. В них – воинственность и сила, страсть и обещание величайшего наслаждения. Браслет в виде обвивающей предплечье золотой змеи подчеркивает смуглую матовую кожу. Хмурюсь. Разумеется, Зейн не скучает в одиночестве.

Как ни странно, я вижу джинна не в постели незнакомки, а в массивном кресле из слоновой кости. Он тоже одет в хитон, но в белый, а зеленые кудри украшает тиара с драгоценными камнями. Боже, какая вычурность. Или я просто ревную?

Не замечая меня, Зейн произносит:

– Моя царица, поверь, тебе нельзя идти на Аврелиана. Эта война принесет Пальмире не победу, а погибель.

Та, кого он назвал своей царицей, заставив меня нахмуриться еще больше, сверкает глазами и ударяет кулаком по столу. Лежащие на расчерченных географических картах фигурки вооруженных воинов падают на пол.

– Не забывайся, джинн. Ты говоришь с Зенобией Септимией, единственной, кому удалось объединить Восток и заставить дрожать в страхе Римскую империю. Как смеешь ты говорить мне, что делать?!

Зейн почтительно склоняет голову.

– Прости мою дерзость, Зенобия. – На секунду я слышу в его голосе грусть. – Безусловно, ты должна действовать так, как считаешь нужным. Историю не изменить, а подделывать сны недостойно по отношению к твоей памяти.

Женщина подходит к Зейну и ласково проводит ладонью по густым вьющимся волосам.

– Почему ты всегда говоришь загадками, дитя пустыни?