Созданная из тени

Щелкнув каблуками, Кассиан уходит. Смотрю ему вслед, пока он не скрывается за колоннами, ведущими во двор, и не пропадает из виду.



Мне нужно дать аудиенцию. В Тронном зале собралось множество людей: они поют песню, прославляющую плодородную Весну, Матерь и Утро. Закрыв глаза, молча слушают гимн, который исполняется на виолончелях, альтах и скрипках. Затем просители выстраиваются друг за другом, преклоняют предо мной колени, рассыпают сушеный шалфей и лаванду у подножья фальшивого трона, желая мне удачной поездки и здоровья. Сначала мне кажется это очень трогательным. Но посетители просят меня сурово покарать заключенных, и мое умиление быстро сменяется безмолвным ужасом. Сознание ускользает, и на несколько секунд мне кажется, будто я теряюсь среди чувств, которые обуревают Лиаскай. Люстра над нашими головами трясется – выглядит как предупреждение. Мне нельзя потерять над собой контроль.

Лиам. Представляю, как мы вместе скроемся, когда все закончится. Только мы двое, он и я. Убежим туда, где никто нас не знает, где нас не найдут, потому что больше не станут искать.

Передо мной опускается на колени пожилая женщина. На губах у нее добрая улыбка, а лицо изборождено сотнями морщин – похоже на карту, на которой отмечены все дороги. И как назло, эта старушка, раскладывая передо мной свои дары, тоже умоляет не проявлять снисхождения к преступникам.

– Знаешь ли ты осужденных? – тихо спрашиваю я. – Или кого-нибудь из преступников? Ты уверена, что эти люди действительно виновны? И что именно я выношу им приговор?

Видимо, она не знает, что ответить и, продолжая сердечно улыбаться, быстро уступает место другому просителю.

Снаружи раздается трубный глас рожка – значит, отряд, возглавляемый Кассианом, выдвигается в путь.

А просители все желают всяческих благ мне и жестокой смерти людям, которых не знают, которых никогда не видели и которые им лично ничего не сделали. «Почему?» – спрашиваю я просителей, желая понять причину этой ненависти. А если бы их сыновей и дочерей отправили в Бездонное Ущелье, как бы они поступили? Но мои вопросы только пугают людей, и я очень злюсь, что не могу донести до них такие очевидные вещи.



Около полудня я наконец-то сажусь в карету рядом с Армандой. Моя советница не приукрашивала, когда говорила, что карета очень удобная: на сиденьях мягкая обивка. Карету почти не трясет на улицах города, а внутри нее так просторно, что мы даже можем встать в полный рост. Если бы не варварская цель нашей поездки и не проклятое платье-чертополох, я бы наслаждалась дорогой. Через распахнутое окно вижу толпящихся на улицах людей. Они машут мне вслед, будто зная, что я больше не вернусь.

Любой, кто видел меня вблизи, замечал белые пятна в моих глазах. Мне ничего не говорят, но, по слухам, скульпторы уже приняли решение.

Моя статуя будет белой.





Глава 54




Вот уже три часа мы едем по проселочной дороге мимо деревень, которые кучкуются вокруг Рубии, словно утята вокруг мамы-утки. Я больше не могу сидеть в карете. Мы передвигаемся очень медленно: мне кажется, если я обернусь, то увижу стены Рубии.

– А мне нельзя бежать рядом с каретой? – спрашиваю я Арманду.

Она занята вышивкой, но из-за тряски каждые две секунды попадает иголкой по пальцам и тихонько ругается.

– Кассиан ведь далеко… – продолжаю я.

Договорить не успеваю, потому что Арманда вдруг усмехается:

– Все зависит от вашего желания, Ваше Величество. Если вы предпочтете бежать, а не ехать верхом…

Я смотрю на нее взглядом ребенка, которому в марте сказали, что Рождество случится в этом месяце.

– Ехать верхом?

– У нас есть верховые лошади.

Арманда открывает маленькое окошко и что-то говорит кучеру, а я чувствую себя ужасно глупо. И почему я не спросила об этом раньше? Не дожидаясь, когда карета остановится, открываю дверь и собираюсь выпрыгнуть на ходу, но Арманда хватает меня за руку.

– Ваше Величество, не обижайтесь, но мне нужно сообщить вам кое-что, – с извиняющейся улыбкой говорит она. – Воины, которые нас сопровождают…

– Схватят меня, если я попытаюсь сбежать. Ясно.

Улыбка Арманды гаснет:

– Они застрелят вашу лошадь, поднимут вас с земли, словно переспевший фрукт, и больше не позволят высунуться из кареты.

Вздрогнув, я киваю. Выбраться из кареты не представляет труда – она двигается с черепашьей скоростью. Случайно замечаю на земле фиолетовые пятна. Цветущий чертополох. Да, сейчас повсюду прорастает молодая зелень, но цветы в это время года – большая редкость. С другой стороны, я никогда не бывала в Лиаскай весной.

«Королева-чертополох», – так назвал меня Кассиан. А почему бы и нет?

Ко мне подвели лошадь, и я совсем воспрянула духом. С огромным трудом сдерживаю испуг и радость, которые меня охватили при виде молчаливой служанки с опущенным взглядом. Это Алис! Остановив лошадь, она приседает на корточки, чтобы подтянуть подпругу седла.

Я подхожу к ней, чтобы проконтролировать процесс. Теперь мы стоим очень близко и можем перекинуться несколькими фразами.

– Ты не одинока, – шепчет Алис.

Сердце у меня в груди почти поет от благодарности.


– Около десятка твоих союзников затесались среди прислуги. Целое войско под предводительством Натаниеля ждет тебя в Ущелье. Потерпишь?

Ее слова и пугают меня, и вселяют мужество. Удивительно, но эти два чувства не противоречат друг другу. Битвы не избежать, она необходима и потребует жертв. Не в первый раз я задаюсь вопросом: «Почему именно мне приходится брать на себя всю ответственность?» Эту ношу. А с другой стороны, кому еще это сделать?

– Ты не одинока, – повторяет Алис, помогая мне забраться в седло. Моя пышная юбка на мгновение скрывает ее лицо.

– Спасибо, – говорю я, надеясь, что Алис поймет, как глубоко я ей благодарна.

Дамское седло меня поначалу пугает – как вообще в нем ездить? Но я расслабляюсь. Я знаю, как обращаться с лиаскайскими лошадьми, так что седло роли не играет. Оказавшись на лошади, я, наконец, вздыхаю полной грудью. Кроме того, теперь я могу рассмотреть свою свиту.

Наша карета окружена экипажами министров и множеством небольших повозок, в которых путешествуют прислуга и музыканты. Следом скачет целый отряд из королевских воинов и солдат. Остальные едут друг за другом по двое, промежутки в процессии становятся все больше. Вот вижу телеги с шатрами, провизией и всем необходимым, а за ними везут оружие и боеприпасы. Следом едет полевой госпиталь и черт знает что еще. Дальше снова солдаты: они – словно звенья цепи, связующей процессию воедино. За солдатами неотступно следуют закрытые фургоны из черного дерева: это из-за них мы едем так медленно. В них перевозят заключенных. Я насчитала около десяти таких фургонов. Как чувствуют себя те, кто внутри?.. От одной этой мысли мороз по коже. Фургоны напоминают гигантские гробы. Прищурившись, пытаюсь разглядеть, что там, за ними. Кажется, за фургонами катятся маленькие повозки – катятся рядом с крытыми экипажами. Помимо лошадей я замечаю ослов и волов. Всадники, пешие путники, несколько собак, по обочине вприпрыжку бегут дети. Наверное, в хвосте процессии находятся те, кто присоединился к нам по доброй воле. Народ, желающий воочию увидеть, как людей сбросят в Ущелье под звуки барабана. Не знаю, сколько таких охотников до зрелищ, но процессии не видно конца.

«Может, они присоединились к этой чудовищной процессии из страха», – думаю я. Люди следуют за нами, словно за гигантским драконом, который не ест их, думая, что они – продолжение его хвоста.



Безумный крестовый поход. Но я не теряю самообладания, и за это надо сказать спасибо моей лошади. Я еду рядом с воинами, которые возглавляют процессию, и они отвечают на мои вопросы о местах, которые мы проезжаем. Иногда я подъезжаю к повозкам слуг: они хранят молчание, но вскоре начинают общаться со мной без слов. Среди тех, кто вечером ставит, а утром убирает шатры, я замечаю Алека. Это так удивительно – за несколько минут появляется или исчезает необычный маленький городок из столбиков, деревянных настилов и тканей цвета слоновой кости. Здесь есть кухня, баня и даже храм. Их стены выкрашены во всевозможные цвета, которые постоянно меняются, перетекают один в другой, образуя странные геометрические узоры, а затем снова расплываются. Я смотрела бы на это часами.

Мне запрещено общаться с людьми, идущими в хвосте процессии. Один мой вид вызывает среди них оживление: они начинают толкаться, пытаются подобраться ближе, но я держу дистанцию и остаюсь в начале процессии. Иногда я немного подотстаю и еду на фургонах, в которых перевозят заключенных. Перебрасываюсь дружескими шуточками с солдатами, они рассказывают мне о своих заботах, а еще мы играем в «Элементу» с теми, у кого есть карты. Это позволяет незаметно рассмотреть фургоны вблизи, попытаться определить, где их слабые места. Также я запоминаю, кто и когда охраняет фургоны. К моему неудовольствию, стражники никогда не открывают фургоны, когда я рядом. Ничего, рано или поздно я узнаю, когда и как они это делают. В конце концов, Кассиан придет в ярость, если хоть один заключенный погибнет прежде, чем мы доберемся до Бездонного Ущелья. Их надо живьем сбросить в пропасть.

Часто вспоминаю совет Люсинды: «Если соперник сильнее тебя, наберись терпения. Танцуй с ним. Не спускай с него глаз. Пусть он почувствует себя в безопасности. Жди подходящего случая».

Спустя неделю все больше людей при виде меня приветливо улыбаются, а не благоговейно трепещут. Они разговаривают со мной, радуются моему присутствию. Я считаю это успехом и возможным преимуществом. К тому же мне приятно, что люди относятся ко мне дружелюбно.



Прошло девять дней с тех пор, как мы покинули Рубию. Мы с Армандой в нашем шатре склонились над картой. Дождь гипнотически барабанит по крыше. Каждый день я не перестаю удивляться, до чего медленно мы едем и какой длинный путь нам еще предстоит. Мы даже не рядом с Городом Воров. При мысли о нем болезненно щемит в груди. Иногда я забываю, что поселение разрушили и превратили в печальное кладбище, где нет ни единого надгробия, ни единого имени. Вспоминая об этом, я чувствую невыносимую боль. Каково же тогда Лиаму?

Потерев виски, я сосредотачиваюсь на карте. Арманда показывает, где мы остановимся завтра.

– Опыт показывает, что местные дороги не выдерживают веса наших фургонов. Предлагаю вам чем-нибудь это компенсировать, чтобы не расстраивать народ.

Я киваю, собираясь спросить Арманду, что у нас с припасами. Хочу наполнить кладовую храма, чтобы путешественники и нуждающиеся могли получить все необходимое. Спросить не успеваю, потому что снаружи вдруг раздается взволнованный топот копыт. В загоне, расположенном за нашим шатром, громко ржет лошадь.

– Что происходит?

Я вскакиваю на ноги и выбегаю из шатра посмотреть, игнорируя Арманду, которая говорит, мол, конюхи сами разберутся. Мой мерин с другими лошадьми стоит в загоне, разделенном тоненькими колышками. Все шесть лошадей подняли головы, навострили уши и вытянули шеи. Иду туда, куда они так пристально смотрят.

– Ваше Величество, дождь же! – окликает меня Арманда. – Скорее возвращайтесь внутрь.

С холма спускаются всадники. И с ними один фургон. Нет, два.

Алис, которая присматривает за лошадьми, останавливается у забора. Ловлю на себе ее быстрый взгляд и понимаю, что она очень встревожена, но не показывает виду. Ей это удается куда лучше меня.

Арманда выглядывает из палатки, но под дождь не выходит.

– Привезли заключенных из Лунной ямы, – вздыхает она. – Странно. Они не предупредили, что присоединятся к нам уже сейчас. Мы ждали их только через два дня. Надеюсь, никаких затруднений не возникнет. Ни для кого.

А я не знаю, на что надеяться. В голове совсем пусто. Я думала, что почувствую, когда Лиам окажется поблизости. Но сейчас я ничего не чувствую. Ничего, кроме мучительной неопределенности и тревоги. С ним все хорошо? Мне почти хочется снова увидеть его кошмары. Так я хотя бы знала, что он еще жив.

Завечерело. Дождь почти перестал. Я больше не могу сидеть на месте, неопределенность сводит с ума. Придумывать оправдания перед Армандой не нужно, но я все равно говорю, мол, у меня разболелась голова и я хочу прогуляться по лагерю. К моему изумлению Арманда отвечает, что у нее тоже неожиданно заломило в висках, поэтому она пойдет со мной. Вдруг мне понадобится поддержка?

Сначала мы направляемся к кострам, вокруг которых сидят солдаты, и неоправданно долго слушаем их жалобные песни. Затем проходим мимо палаток прислуги: здесь очень тихо и спокойно. Наконец, идем к фургонам с заключенными. Смотрю на них, чувствуя, как по спине бежит холодок. Фургоны сделаны из черного как смоль дерева, углы у них обиты железом, а колеса тяжелые и массивные. На двери, расположенной под кучерскими козлами, всего одно крошечное окно, закрытое решеткой. Издалека фургоны выглядят гигантскими. Подойдя ближе, представляешь, как внутри днями, неделями томятся люди, и фургоны кажутся маленькими и тесными. Какая там духота… От одной мысли об этом становится тяжело дышать, и ноги у меня подкашиваются. В фургонах царит тьма – и теперь мне ясно, почему я не чувствую магии Лиама. Внутрь не проникают не только лучи солнца, но и свет луны.

– Вам плохо? – тихо беспокоится Арманда.

Надо взять себя в руки.

Тут к нам подходит какой-то удивленный воин. Судя по обмундированию, он лейтенант. Да, так и есть: представляясь нам, он называет свое звание. Лейтенант слишком вежливый и не интересуется, почему мы находимся на вверенной ему территории, но между делом дает понять, что наше присутствие ему нисколько не мешает. Как хорошо, что со мной Арманда. Она забрасывает лейтенанта совершенно безобидными вопросами. Все идет по плану? Преступники не доставляют особых хлопот? Довольны ли солдаты провизией? Отвечая, лейтенант явно лукавит, но его слова звучат обнадеживающе – по крайней мере, для двух беспомощных женщин, которые боятся негодяев. Судя по его словам, солдаты самодостаточны, часовых здесь более чем достаточно, и все они замечательно вооружены, стоят на превосходных позициях. Конечно, все солдаты готовы ревностно исполнить свой долг. Я теряю мужество. Мне нужно поговорить с Лиамом. Во-первых, я не вынесу еще одну ночь неопределенности. Во-вторых, я боюсь атаковать Кассиана во время церемонии в Ущелье, не посоветовавшись прежде с Лиамом или с Натаниелем. В моем плане слишком много изъянов. Честно говоря, он похож на сеть – дыр больше, чем материи. Я назвала бы этот план сумасшедшим, но терять мне все равно нечего – время на исходе, скоро я не смогу сдерживать Лиаскай. А вот Лиаму, Натаниелю и Алис нельзя рисковать. И в-третьих, его жизнь бесценна и значит для меня все. Я должна быть уверена, что он жив.

Моя советница обсуждает с лейтенантом финансовые дела, а я прикидываюсь впечатлительной простушкой. В изумлении приподнимаю брови, пораженно округляю губы, киваю и смеюсь тогда, когда нужно. И украдкой внимательно слежу за фургоном с заключенными, подмечая все, что происходит рядом с ним.



– Это безнадежно, – шепчу я Арманде по пути в шатер. Кажется, будто на ногах у меня туфли из свинца. Я очень устала.

«Гигантский паразит, пора от тебя избавиться!» – мысленно обращаюсь к Лиаскай, которая отвечает на оскорбление чистой нежностью и утешением. Как же повидаться с Лиамом? Идей нет. Не знаю почему, но заключенных из Лунной ямы охраняют с особой тщательностью. Их поставили в центр, окружив другими фургонами, которые всю ночь патрулируют солдаты. Я пробралась бы к Лиаму, будь их двое или трое. Но незаметно проскользнуть мимо двадцати воинов… нет, ничего не выйдет. И как открывается этот проклятый фургон?

Неужели они узнали, кто такой Лиам? Или он сам по глупости чем-то их разозлил? Я ничего не знаю, и это сводит меня с ума.

Голова у меня почти разрывается от мыслей. Арманда вдруг улыбается и что-то шепчет какому-то слуге, который ждет нас у шатра. К своему удивлению, вижу рядом с ним Алека.

В знак приветствия быстро обнимаю Алека. Этот мой поступок явно сбил его с толку.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.