Соло для шпаги

Если уж на то пошло, то после переправы через Тахеду можно было бы отправиться на юг, затеряться в центральных провинциях, а спустя месяц-другой отправиться к границе Эскарона где-нибудь на юге. Или вообще заложить большой крюк и отправиться в один из западных портов, откуда добраться морем прямо до Монтеры. Но ведь нет, не хотелось мне выписывать такие круги, а хотелось быстрее добраться до границы, и откуда-то появилась дурацкая уверенность, что, потеряв мой след и посчитав меня погибшим, легионеры прекратят поиски. А если поверят, что я сумел вывернуться из рук эльфов, то будут пытаться перехватить меня на других дорогах. Потому, выждав всего пару дней в маленьком городке Алора, я отправился в путь.

И поначалу даже все шло хорошо. Я беспрепятственно повторно проскочил Энсенадо и спокойно двигался по направлению к Уэске, не встречая никаких намеков на присутствие наемников из Ожерского легиона, но все изменилось в одно мгновение. Я так и не понял, где и когда меня обнаружил наблюдатель моих «хороших друзей», но, очень вовремя обернувшись на вершине холма, обнаружил позади себя на дороге мчащийся во весь опор отряд в до боли знакомых плащах.

Пришлось ускориться. Местность вокруг была такая, что особо с запутыванием следов не разгуляешься. Нет, можно было спрятаться, уйти через поля в какую-нибудь деревню, но все это были бы лишь временные меры, позволяющие отсрочить неизбежное максимум на несколько дней. Наемники де Бернье не дети малые, поиск вести умеют, и если это им нужно, перевернут всю округу, прочешут мелкой гребенкой все близлежащие селения, обшарят все дороги, постоялые дворы и гостиницы, но своего добьются. Тем более что здесь, в глухой провинции, любой чужак на виду. Так что нужно кровь из носу не дать себя догнать до Уэски. Уэска – город большой, почти с Кантадер и по площади, и по количеству населения, вот там-то и можно будет попробовать сбросить погоню со следа.

В поисках свежей сменной лошади сунулся было на почтовую станцию, но получил от ворот поворот. Без бумаги с гербовой печатью принципиальный смотритель лошадь дать отказался, несмотря на богатые посулы. Оставалось надеяться, что и в отношении моих преследователей он будет так же принципиален.

А вот на двух подряд постоялых дворах мне повезло: удавалось очень быстро купить свежего скакуна, отдав в качестве части оплаты предыдущего. Учитывая, что лошадей на продажу было мало, а я имел возможность выбирать лучшую из имевшихся, расстояние, отделяющее меня от ла Вивьера, или кто там на этот раз возглавляет легионеров, должно было расти. А тот факт, что на пути меня не поджидали засады, свидетельствовал, что мои противники не успевали передать сведения о моем обнаружении.

После обеда дорога нырнула в лес, и нас с Гнедым окутала освежающая прохлада, столь контрастирующая с полуденным зноем полей. Мой нынешний жеребец был особенно хорош: легко управлялся, темп держал уверенно, и чувствовалось, что при необходимости он сможет еще добавить. Если все сложится удачно, можно оставить его при себе.

Я пришпорил коня, в ушах засвистел ветер, перед глазами замелькали деревья и придорожные кустарники. Временами дорога сильно сужалась, заставляя меня уворачиваться от веток совсем близко подобравшихся деревьев, а однажды и вовсе пришлось пригнуться к лошадиной шее, чтобы не быть выброшенным из седла толстой дубовой веткой, протянувшейся над самой дорогой. Радовало лишь то, что преследователям тоже придется несладко.

Шум голосов и звон стали я услышал в самый последний момент, когда выметнулся из-за внезапно расступившихся деревьев на лесную поляну, едва не сбив при этом с ног молодого дворянина, планомерно теснившего в ходе боя пятидесятилетнего толстячка, показавшегося мне смутно знакомым.

Это что же у нас тут, дуэль, что ли? Почему же в лесу? И почему несколько молодых людей, несомненно являющихся товарищами дворянина, удерживают запряженных в карету лошадей и приставили ножи к горлам слуг? В конце концов, почему еще двое держат за руки пытающуюся вырваться молодую особу женского пола?

Все эти мысли вихрем пронеслись в моей голове и, скорее всего, так и остались бы без ответа, поскольку влезать в чужие проблемы я не имел никакого желания – у меня и своих предостаточно. Однако молодой дворянин, разъяренный моим нечаянным вмешательством, успел на отскоке ударить моего коня шпагой по крупу, разразившись при этом потоком грязной брани в мой адрес.

Гнедой возмущенно ржанул и шарахнулся в сторону, едва не выбросив меня из седла, а в следующий момент один из друзей дворянина выстрелил в меня из пистолета. Не успел я порадоваться его промаху – не каждый умеет брать правильное упреждение при стрельбе по движущейся мишени, – как заметил еще одного целящегося в меня господина. Это уж было слишком!

Безропотно сносить планомерные попытки убить меня я не собирался! Дернув повод вправо, я заставил жеребца ударить очередного стрелка грудью, после чего выхватил шпагу и атаковал удерживающих девушку молодчиков. Те поспешили трусливо броситься в стороны, зато на меня кинулась удерживавшая слуг троица. Одному я сразу нанес ранение в плечо, второму сбил с головы шляпу, вынудив метнуться в сторону. Третий парировал мой первый удар и попытался нанести укол в шею моего коня, но я сумел заблокировать эту атаку, попутно наградив мерзавца увесистым пинком.

Часть моих новых противников бросилась к своим лошадям, и только тут я сообразил, что их на поляне не меньше десятка. Но размышлять о перспективах конного сражения в лесу было совершенно некогда.

Уследить за всеми участниками представления не было никакой возможности, и один из нападавших воспользовался-таки этим. Мушкетный выстрел раздался совсем рядом, конь подо мной как-то удивленно всхрапнул и завалился на бок. Я едва успел высвободить ноги из стремян, чтобы не быть придавленным к земле.

– Ну, канальи! – взревел я, лихорадочно прикидывая количество времени, имеющееся у меня до прибытия к месту событий наемников де Бернье.

Ко мне бросились сразу трое молодых людей с обнаженными шпагами, но я им быстро продемонстрировал разницу между опытным бойцом и доморощенными фехтовальщиками. Вряд ли они были сильно моложе меня – год-два, не более, но их обескуражил уже тот факт, что я без всякой опаски ринулся им навстречу. Словно это за мной было численное преимущество.

Первый сразу же получил резаную рану правого плеча и поспешил отступить, второй не удержал в руке шпагу и отправился в стремительный забег за ней. Третий быстро пятился, озираясь по сторонам в поисках помощи от остальной компании. К счастью, случившийся по моей вине переполох позволил высвободиться двоим слугам, которые сейчас своим сопротивлением отвлекали на себя внимание части благородных разбойников.

Стремясь скорее покончить с вертким противником, я обнаружил в поле своего зрения спешащего перезарядить мушкет стрелка. Тут мои приоритеты изменились, и, шуганув незадачливого фехтовальщика размашистым движением шпаги, я ринулся к виновнику своих бед, в одночасье превратившему меня из кавалериста в пехотинца.

Поняв, что не успевает произвести второй выстрел, негодяй замахнулся мушкетом. Но я двигался не в пример быстрее, потому успел перехватить оружие левой рукой и трижды нанес удар эфесом по его смазливой физиономии с напомаженными усами. Владелец мушкета упал на землю, но добить его мне не дал тот самый дворянин, чью странную дуэль с толстячком я невольно прервал своим появлением.

– Проклятый наемник! – неизвестно почему бросил он мне со злостью, пытаясь с наскока поразить в левый бок.

Пришлось переключить внимание на нового противника, для чего я на всякий случай сместился вправо. Теперь ни один из нападавших в данный момент не оставался у меня за спиной. Там оставался лишь давешний толстячок, который возникшей передышке был только рад.

Без особого труда отбив две простенькие атаки, я перешел в наступление и даже успел нанести оппоненту легкий укол в правое предплечье, когда на помощь к молодому человеку, как я понял, являющемуся заводилой в этой странной компании дворян-налетчиков, подоспел товарищ, стрелявший в меня из пистолета.

– Де Монтихо! Там целый отряд на подходе! – обеспокоенно прокричал он, пытаясь уколоть меня в бедро выставленной вперед правой ноги. – Не меньше десяти всадников!

– Проклятье! – Тот, кого назвали де Монтихо, отступил, держась рукой за раненое предплечье. – Не думай, что скроешься от меня, де Флорес! Все равно будет по-моему! А с тобой, мерзавец, мы еще встретимся!

– Ты уже встретился, и что? – нагло ухмыльнулся я, моля бога, чтобы эта дворянская ватага убралась с поляны прежде, чем сюда нагрянут головорезы де Бернье.

В мгновение ока вся компания вскочила на коней и пустилась галопом прочь от места событий. Что-что, а удирать мерзавцы умеют.

– Сеньор, как мы можем отблагодарить вас за помощь? – раздался за спиной прерываемый одышкой голос толстячка.

Я в удивлении воззрился на него, не сразу уловив суть сказанного. Да и до благодарностей ли мне было? И вмешался я случайно, и произошло все стремительно, и сейчас голова моя была занята лихорадочными поисками выхода из сложившегося положения. Преследователи были уже совсем близко, вот-вот они появятся из-за поворота, и тогда все – пропал Кристиан де Бранди по прозвищу Смычок…

– Скажите этим, – я указал рукой в сторону, откуда ожидалось прибытие наемников, – что те, – теперь пришлось кивнуть в сторону сбежавших обидчиков сеньора де Флореса, – оказались моими друзьями и я сбежал вместе с ними! А коня моего ваши слуги застрелили!

С трудом сформулировав мысль, я подхватил с убитого скакуна свою суму и поспешил к ближайшим зарослям, намереваясь скрыться в них в надежде, что легионеры продолжат погоню. Но меня остановил спокойный девичий голос:

– Не туда!

Я едва сдержался, чтобы не выругаться вслух – еще мне в такой момент женских советов не хватало. Но твердый и уверенный голос говорящей заставил-таки меня обернуться. В следующий миг мне пришлось зажмуриться: то ли солнечный луч, прорвавшись сквозь пышную листву, попал мне прямиком в глаза, то ли я оказался ослеплен красотой девушки.

Кстати, я тут же вспомнил и ее, и толстячка. Это же те самые отец с дочерью, встреченные мною в «Еловой шишке» несколько дней назад! Имени сеньора де Флореса я не знал, а имя сеньориты невозможно было забыть – Элена.

– В карету, в вещевой ящик! – быстро скомандовала девушка. – Там искать не будут, и сеньор доедет с нами до Уэски! Быстрее!

Гори оно все синим пламенем! Если меня найдут в карете де Флоресов, меня будет согревать мысль о том, что смертный приговор подписала мне эта прекрасная сеньорита!

Я бросился к карете, где слуги уже откинули одно из мягких сидений, заботливо расчистив место среди узлов с одеждой. И спустя минуту я оказался надежно упрятан среди поклажи семьи де Флорес, в духоте и темноте, а главное – в состоянии полной зависимости от удачи и воли моих новых знакомых.

А еще я запоздало подумал, что с бойцов Ожерского легиона станется ограбить встреченную в лесу карету с беззащитными хозяевами. Тогда они станут рыться в вещах, и у меня будет совсем немного шансов вырваться из этой передряги живым. С другой стороны, не в каждой карете имеется вещевой ящик в основании сиденья, обычно для перевозки багажа используют лишь штатное крепление на запятках. У де Флоресов там тоже прикреплен солидных размеров сундук, который и привлечет к себе внимание грабителей в первую очередь. А дальше они, даст бог, вряд ли полезут. Все-таки времени у них мало.

Впрочем, на бога надейся, а сам не плошай! С этой мыслью я осторожно, стараясь как можно меньше шуметь, обнажил нож с коротким широким лезвием.


Вскоре карета качнулась, вслед за этим хлопнула закрывшаяся дверца – сеньорита заняла свое походное место. Буквально через минуту до моих ушей донеслись приглушенные звуки конского ржания и голоса нескольких человек. О чем говорили, разобрать было невозможно, но, по моим ощущениям, конфликта интересов не произошло.

И действительно, обошлось без долгих опросов и обысков. Буквально через пару минут карета снова качнулась, принимая в себя вес старшего де Флореса, и тронулась в путь.

М-да, таким образом я еще не путешествовал! Будет что вспомнить в старости, если, конечно, я до нее доживу. Спасибо тебе, Мигелито, упокой, господи, твою душу, за интересную жизнь! Я ж раньше скучно жил, каждый день бога молил, чтобы добавил красок в мое блеклое существование, и тут – на тебе! Друг постарался, и теперь мне приходится обнажать шпагу чаще, чем на войне.

Карета мерно покачивалась, временами подпрыгивая на особенно глубоких колдобинах, но меня дорожные неровности беспокоили мало, поскольку лежал я среди мягких вещей. Только в поясницу с левой стороны упиралось что-то твердое, но это неудобство можно было и потерпеть.

Незаметно для самого себя я задремал. Совсем как на войне, когда утомленные непредсказуемостью боевых действий люди приучаются использовать любое выдавшееся свободным время для сна. Правда, сон мой оказался недолог, поскольку вскоре меня разбудили яркий свет и приток свежего воздуха. Крышка сиденья открылась, и я мгновенно напрягся.

– Думаю, сеньор может уже составить нам компанию, – раздался сверху голос де Флореса.

– Ваши враги умчались в погоню за людьми де Монтихо, а те свернули на дорогу к замку Паломар, – добавила Элена, осторожно выглядывая в окно кареты из-за занавески, когда я, наспех отряхнувшись, уже занял место на мягкой скамье напротив отца с дочерью.

– Оберон де Флорес, – представился толстячок, сообщая мне то, что я уже и так знал, – это моя дочь Элена.

– Кристиан де Бранди… – Я приподнял шляпу, ощущая неловкость от ее затрапезного вида, а особенно от сильно потрепанного пера на ней. Мне казалось, что хозяева кареты смотрят на меня то ли с осуждением, то ли с жалостью, что для меня было еще хуже.

– Благодарим вас, сеньор де Бранди, вы появились как нельзя более вовремя и не раздумывая пришли к нам на помощь! Семья де Флорес у вас в неоплатном долгу!

– Полноте, сеньор, – ответил я, скромно опуская тот факт, что, не начни их обидчики атаковать меня, я бы мог и вовсе проскочить мимо, – вы выплатили этот долг с лихвой, оказав помощь мне. Так что еще большой вопрос, кто кому должен.

– Если я не ошибаюсь, это люди из Ожерского легиона, о них ходит дурная молва. Что вы не поделили с ними? – поинтересовался де Флорес.

– Они убили моего друга, пытали, а затем убили его жену, сожгли его дом, – глухо ответил я. – Я убил нескольких из них в ответ. Теперь они гонятся за мной от самого Кантадера.

Услышав мои откровения, толстячок сильно побледнел, сеньорита же в ужасе вскинула руки к лицу.

– За что же они его? – запинаясь произнес де Флорес.

– Он был вором. Его наняли украсть какую-то вещь, потом он стал не нужен, так же, как и все, кто мог об этом деле что-нибудь знать.

Говорят, если у тебя случилось горе, нужно выговориться. Несколько раз рассказать о нем кому-то, и тогда тебе станет легче. Я рассказывал уже эту историю Арчеру три дня назад, теперь вот рассказываю этим едва знакомым людям, но легче не становится, по-прежнему душу разрывает горечь утраты, а при воспоминании о теле истерзанной Эстелы непроизвольно сжимаются кулаки. Похоже, я сам не понимал, насколько привязался к этим людям.

– Ваш друг – вор? – изумленно переспросил толстячок.

– Для меня не имеет никакого значения происхождение или род занятий человека, если он мой друг, – твердо ответил я, глядя ему прямо в лицо.

– Да-да, конечно! – с радостью поспешил согласиться хозяин кареты, сеньорита же бросила в мою сторону весьма заинтересованный взгляд. Черт возьми, почему это меня так волнует?

– Могу я поинтересоваться причиной вашего конфликта с целым отрядом необычайно храбрых молодых людей? – последние слова я специально выделил интонацией, стремясь придать им максимально ироничное значение.

– Виконту де Монтихо очень не понравился мой отказ на его предложение руки и сердца, – с глубоким вздохом ответила Элена, – и, если бы не ваша помощь, меня бы повели под венец силой. Или просто сделали бы наложницей…

Кровь ударила мне в голову с такой силой, что на мгновение у меня потемнело в глазах. Неслыханная наглость! И очень странно, что виконт решился на такое дело – это все-таки не крестьянку украсть, а нанести оскорбление семье, равной ему по происхождению. Конечно же, случается и такое. Сильные мира сего частенько позволяют себе гораздо больше, чем предусмотрено установленными правилами. По идее, власти должны удерживать таких людей в рамках закона, но беда в том, что чаще получается наоборот: власти пресмыкаются перед знатными возмутителями спокойствия и закрывают глаза на их деяния. Такие мерзавцы понимают лишь язык силы, да только ведь далеко не каждый обиженный может постоять за себя. И именно по этому у бретеров вроде меня всегда достаточно предложений работы.

Но касается-то это в основном знатных особ, а не провинциальных дворянчиков вроде виконта де Монтихо. Этот-то должен понимать, что может быть призван к ответу если не родственником сеньориты, то нанятым защитником чести. Или виконт у нас внебрачный сын какого-нибудь герцога или принца королевских кровей? Что ж, если он уцелеет после знакомства с отрядом наемников, я заставлю его держать ответ за содеянное. Даже если для этого мне придется задержаться в Нугулеме с риском быть схваченными подручными де Бернье!

– На постоялом дворе я стал невольным свидетелем вашего общения с охранниками, – продолжил я, как только удалось совладать с сиюминутными эмоциями. – Они покинули вас из-за де Монтихо?

– Э-э, отчасти да… – Прежде чем ответить, сеньор Оберон растерянно переглянулся с дочерью. – Видите ли, у нашей семьи сейчас временные трудности, которые заставляют нас переселиться в Эскарон.

– Отец, – как-то очень уж грустно промолвила Элена, при этом почему-то заливаясь краской, – сеньор де Бранди заслуживает того, чтобы знать правду.





Глава 14




Я смотрел на де Флоресов в полном недоумении, даже не представляя, о чем может идти речь. Впрочем, долго гадать не пришлось. Толстячок помялся еще с минуту, побледнел, потом покраснел, отер выступивший на лбу пот батистовым платочком и наконец решился:

– Дело в том, что приставка «де» появилась перед нашей фамилией совсем недавно. Дворянство его величество пожаловал нам всего полгода назад.

Далее последовала краткая история негоцианта Оберона де Флореса, представителя одной из богатейших семей Нугулема. Четыре брата вели семейные дела с размахом, заданным еще их отцом. Согласие промеж них было не всегда, тем не менее до поры до времени крупных конфликтов удавалось избегать. Но все понимали, что вечно так продолжаться не может и рано или поздно их дороги разойдутся, потому каждый из братьев стал потихоньку заводить еще и свои собственные дела.

В то время как другие братья сосредоточились на торговле с дальними странами, Оберон занимался торговлей внутренней, да еще очень удачным оказалось начинание с поставленными на широкую ногу ростовщичеством и обменом денег. Меняльные лавки Флореса открылись во всех сколько-нибудь важных с точки зрения внешней торговли городах королевства, а проценты от ссужаемых в долг средств приносили баснословную прибыль. Даже как-то не верилось, что в должниках у этого милого толстячка значились чуть не все придворные, множество знатнейших семей Сантьяго, Тихуана и Порто-Рохо и даже сам король!

Но, как известно, знатные люди охотно берут деньги в долг, но очень неохотно эти долги отдают. Не единожды Оберону приходилось выслушивать полные ледяного презрения или едва сдерживаемого благородного гнева отповеди о недопустимости «какому-то грязному торгашу» требовать деньги у знатного вельможи. Нередко в ход шли угрозы, а пару раз доходило и до рукоприкладства. И никакая нанятая охрана не могла поставить на место герцога Мессину или графа Аубакетро без риска быть обвиненным в нападении на особу благородных кровей.

Конечно, не все дворяне были таковы, но что было делать с недобросовестными должниками? Суды могли решить дело с бароном или виконтом – судьями обычно являлись более титулованные дворяне, но против равных или более знатных людей они никогда не выступали.