Сокровище государя

– Только прошу вас поспешить. Такие люди были нужны еще вчера.

– Ясно!



Вот еще задача! Отправить в тыл своих войск вредителей и душегубов! Бутурлин, честно говоря, не знал, что и делать. Не выполнить приказ губернатора он не мог… а выполнять как-то не очень хотелось.

Охочие людишки отыскались быстро, судя по виду – те еще лиходеи, коим самое место на виселице. Особенно не понравились Никите Петровичу двое. Один – неприметный какой-то кривобокий хмырь с плоским, словно у камбалы, лицом и таким же приплюснутым носом. Небольшого росточка, с хваткими, как клешни у краба, руками, он все пробирался бочком, никогда не смотрел прямо в глаза и вообще производил впечатление человека весьма хитрого, но вовсе не умного, так ведь тоже бывает, примитивная хитрость это вовсе, хотя многие люди во все времена именно на хитрости и выживают… наверное, потому что кругом – одни дураки. Умные люди так грубо не льстят, а этот льстил, и грубо:

– Ах, вы такой молодой, а уже майор! Славный чин. Как раз для вас, господин риттер. Думаю, уже очень скоро вы станете полковником. С вашим-то умом, с вашими связями!

Ах, как он вкрадчиво говорил! Только на дурака рассчитывал, вернее – на человека обычного, на лесть падкого. А Бутурлин-то был вовсе не таков, умный был Никита Петрович, хоть, наверное, и не очень хитер – вон, как быстро некая ветреная особа в доверие втерлась! Да так, что до сих пор из головы не выгнать. Вот ведь, случилось же – да.

Звали краборукого типа Ян Красиньш, но лоцман сильно подозревал, что это имечко – вымышленное, тем более что Красиньш как-то раз откликнулся на кличку «Краб», как раз для него подходящую.

Обозвал его так второй – из тех, что не пришелся по душе Никите Петровичу. Нет, вообще-то ему все охочие душегубы не нравились, но эти двое – особенно. Первый – Краб, Красиньш, второй же…

Вторым был статный и крепкий парень с красивым, вечно улыбающимся лицом, обрамленным золотисто-соломенными локонами. Голубые глаза смотрели откровенно и прямо, всем был хорош… вот только улыбка… какой-то она казалось неискренней, напускною, натянутою, словно карнавальная маска. Звали его Вирдзинь, Иво Вирдзинь, полукровка, мать латгалка, отец – эст. Так вот этот Вирдзинь так ловко метал ножи, что, пожалуй, и сам господин майор не мог в этом за ним угнаться. И постоянно доносил. На своих сотоварищей, на знакомых и малознакомых – на кого угодно. Улучив момент, подходил, смотрел в глаза преданно, как собака, улыбался фальшивою своею улыбкой…

– Осмелюсь доложить, господин майор, этот худой парень, Георг, совсем не хочет учиться военному делу. Совсем-совсем не хочет. И, думаю, он вовсе не собирается воевать. Сбежит при первом же ударе русских… как и многие здесь. Если хотите знать, я вам скажу, кто.

После общения с Вирдзинем у Бутурлина оставалось какое-то неприятное гадливое чувство, будто в яму с навозом упал. Точно такая же ситуация была и с Крабом. Тот, кстати, ловко управлялся с кистенем. Тоже еще весьма специфическое умение. Об этих парнях тоже нужно было доложить своим, и не особо медля.





Глава 5




Кусок доброй сиреневой ткани – обивка стен – отвалился в углу, отошел и торчал нелепо и некрасиво. Его бы приклеить или прибить гвоздиками, да вот Бутурлину было лень, в последнее время он вообще мало интересовался домом, все дни напролет проводя на службе, вечера же – в гостях. Не чураясь веселых компаний, риттер Эрих фон Эльсер быстро стал своим среди определенного рода молодых – и не очень – людей, аристократов, той самой «золотой молодежи» и льнувших к ней прихлебателей, прожигателей жизни, jeunesse dorée, как говорили французы.

Французы… Вздохнув, Никита Петрович поднялся с ложа и, накинув на плечи халат, подошел к окну. Вот вдруг вспомнился бравый рейтарский капитан Жюль… вернее, не он сам, а его слуга… служанка… Ах, Марта, Марта… как ты, девочка? Добралась ли? Выполнила ли задание? Да и вообще – жива ли?

Лоцман сильно надеялся, что жива, что скоро объявится… а если и не объявится, так это вовсе не потому, что погибла, а просто время такое – не пробраться в Ригу, не пройти, ведь русское войско уже совсем близко! Да, именно так, в этом все и дело.

Молодой человек вдруг поймал себя на крамольной мысли: он почему-то больше думал о девушке, нежели о порученном ей задании – доставить кому надо зашифрованные сведения, крайне важные для российского государя. Молодой царь Алексей Михайлович Романов нынче самолично командовал войском, естественно, опираясь на опытнейших воевод – князя Якова Черкасского и бравого шотландского генерала Александра Лесли. Последний разменял уже девятый десяток, но тем не менее не потерял бодрости и боевого духа и до сих пор числился в любимцах царя.

Ах, вот если бы Марта по-прежнему занималась хозяйством, уж она-то давно углядела бы отваливавшиеся обои, приклеила бы, да и вообще, с ней было бы куда веселее. Да уж, да уж, веселее… Черт бы ее побрал! Господи! Да кто она вообще такая-то, чтоб о ней думать? Обычная гулящая девка, еще и ведьма – да таких на рынках по медяку пучок! Никакого у них совместного будущего нет и быть не может. Никита Петрович Бутурлин – служилый человек, помещик, и – очень может статься – государь ему и боярство пожалует! А что? Наградит за верную службу, почему бы и нет? Боярин! Это вам не какой-то там служивый. Тут и уважение, и почет, и земли с людишками опять же. Боярину и супруга нужна под стать – тоже боярского рода, иначе не поймут, скажут – что это молодой боярин на непотребной девке жениться удумал? «Непотребной» в этом случае считалась какая-нибудь помещичья дочка… да и незабвенная Аннушка тоже! Она ж кто – купчиха! Даже если б православие приняла – так и все равно боярину никак не пара. А уж о Марте-то даже и речи не шло бы. В наложницах держать – и то непотребно. Забыть, забыть, выбросить из головы напрочь!

Глядя на моросивший дождь, Бутурлин быстро оделся и прошел в прихожую… в каморку, в коей еще не так давно безраздельно хозяйствовала ушлая красотка служанка. Ныне ее заменяла приходящая тетушка Затоя – убиралась, стирала, иногда готовила. Добрая женщина, да…

В каморке, напротив двери, стоял колченогий стул, на спинке которого висел серый плащ с капюшоном… Плащ Марты. Задержавшись на пороге, Никита Петрович вдруг уселся на стул и, проведя по плащу ладонью, тяжко вздохнул. Марту бы так погладить! Ощутить трепетную гибкость тела, заглянуть в жемчужно-серые глаза…

Господи, Господи! Спаси и сохрани от таких знакомств. Однако как сильно прицепилась служанка, никак не выходит из головы… видать, точно – ведьма! Правильно ее в Нарве чуть не сожгли, наверное – за дело.





* * *


Явившись на службу, как всегда, при полном параде, молодой майор риттер фон Эльсер застал на плацу некоего хлыща по имени Вальтер Шульце, суб-лейтенанта, адъютанта его превосходительства генерал-лейтенанта Людвига фон Турна. Герра Шульце Никита Петрович помнил не очень-то хорошо – так, встречались мельком на приемах.

Напомаженный, в бантах и новом, тщательно завитом парике (светлом, по самой последней моде), суб-лейтенант вытянул губки бантиком и, брезгливо глянув на ополченцев, взял майора под локоть:

– Господин генерал-лейтенант ждет вас сегодня у себя дома на званый ужин.

– Очень хорошо, – придерживая шляпу, церемонно поклонился Бутурлин. – Передайте его превосходительству, что я непременно буду.

Тонкие губы адъютанта скривились в неком подобии покровительственной улыбки:

– Господин генерал-лейтенант просил напомнить о том, что вы уже три дня как майор… Но они как-то этого не ощутили.

– Понял, понял, понял! – расхохотавшись, Никита Петрович потрепал собеседника по плечу, от чего тот скривился и отпрянул… Впрочем, «риттеру» было все равно.

– Я сейчас же закажу вина, – выпятил грудь новоиспеченный господин майор. – Самого лучшего! Четыре бочонка хватит? Белого рейнского! Или лучше пива?

Адъютант замахал руками:


– Нет, нет, что вы – только вино! Супруга господина генерала просто обожает рейнвейн. В порту как раз стоит одно судно из Любека… Называется – «Черный тюльпан». Так вот, очень вам рекомендую брать вино именно там.

Дав сей совет, суб-лейтенант холодно попрощался до вечера и поспешно откланялся, сославшись на неотложные дела.

Да и черт с ним! Пусть уходит – не больно-то он здесь и нужен, этот поганый хлыщ. Вот еще…

Сказать по правде, «герр риттер» был вовсе не одинок в своем неприятии молодого щеголеватого адъютанта. Практически все сослуживцы фон Турна суб-лейтенанта терпеть не могли. За что – имелось: господин Шульце отличался безудержным подхалимством и одновременно высокомерным презрением к тем, кто ниже его по службе. В боевые схватки молодой адъютант не рвался, но уходить от склонного к авантюрам генерала пока что не собирался, даже на повышение. Почему? Что его так держало? Бог весть. Впрочем, Шульце приходился каким-то родственником дражайшей графине фон Турн, супруге генерал-лейтенанта, правда, родственником не столь уж и близким, как сказали бы на Руси – «седьмая вода на киселе».

Да, еще и Марта как-то с этим хлыщом Шульце поцапалась на рынке, видите ли – не слишком проворно уступила дорогу! Да попробуй тут, проворно – с корзиной-то. Хорошо еще девушка была тогда в обличье служанки, если б в мужском платье шла – точно получила бы оплеуху, и так-то – едва-едва не нарвалась!

Простившись с адъютантом, Бутурлин продолжил занятия со всем своим деловитым упрямством.

– Та-ак… заряжай! Не спешим, не спешим… все действия делаем четко! Раз – прочистили ствол… Два – пыж… Три – заряд… Четыре – пуля! Про затравочный порох не забываем… Полочку закрываем, ага. Все же дождь.

– Господин майор, – один из новобранцев, розовощекий пивовар Ингвар Брамс, очень любил задавать всякого рода вопросы, по делу, а чаще – нет. Не преминул и сейчас: – Господин майор, а ведь в дождь мушкет может и не выстрелить. Ведь фитили…

– Все правильно, Ингвар! Мушкет не выстрелит. А вот воевать все-таки можно! Для того у тебя есть палаш или шпага. А у напарника твоего – пика и эспадрон!

– А правду говорят, будто русских мушкеты – кремневые?

– Есть и такие, да.

Пивовар опасливо покачал головой:

– Так они-то могут стрелять и в дождь, да.

– Могут, но с осечками, – хмыкнув, кивнул герр майор. – Затравочный порох ведь тоже отсыреет, однако.

– А ведь и правда! Про затравочный-то порох я и забыл.

– Эх ты, шляпа! – засмеялся напарник пивовара, худой и сутулый парень по имени Йозеф Ланс, подмастерье в портняжной мастерской господина Ксенофонтова, из бывших смоленских купцов, уже во втором поколении проживающих в Риге.

В отличие от своего куда более богатого дружка, Йозеф на мушкет не наскреб, а потому вооружился ржавой пикою самого устрашающего вида. Впрочем, это не мешало ему подшучивать над своим сотоварищем. Ну, подумаешь, мушкет у того – и что?

– Господин майор, а правду говорят, будто из городской казны нам денег на мушкеты выдадут?

– Ага, выдадут. Держи карман шире!

Хмыкнув, Бутурлин нарочито громко расхохотался и пояснил четко и так же громко – чтоб услышали все:

– Его величество наш добрый король Карл Густав, как вам, вероятно, известно, занял у рижских ратманов немалые деньги… Сказал, непременно отдаст при случае. Но до сих пор так и не вернул!

– Так что у короля денег нет? – недоуменно переглянулись парни. – Быть такого не может!

– Очень даже может, – для пущей убедительности «господин майор» сплюнул прямо на плац и тут же растер плевок сапогом. – Иначе, думаете, с чего наш добрый король все время воюет? И с Данией, и с Бранденбургом, и с Польшей… и с русскими вот. Просто хочет поправить свои финансовые дела.

Слушая, пивовар Ингвар Брамс широко открыл рот:

– Да-а… вот оно как оказывается!

– К чести короля, надо сказать – не он всю шведскую казну растратил, – все так же уверенно продолжил Бутурлин. – Еще до него королева Кристина.

– Дак понятно, – опираясь на свою пику, портняжка Йозеф махнул рукой. – Баба – она баба и есть. Балы, банты, платья… Никакого понимания о государственных делах.

– Вот именно!

– Бабы – они такие. Им бы только тратить.

– Да уж…

Между тем дело шло к обеду, и герр майор, лично расставив караулы на отведенном ему участке городской стены, выходившей на Западную Двину – Даугаву, тут же отправился в порт – заглянул на портовый склад, тот самый, куда уже поступила партия новеньких мушкетов. Их сгрузили с того же «Черного тюльпана», трехмачтовой пинасы из Любека.

Сказав часовому пароль, Бутурлин распахнул дверь вместительного амбара и тщательно пересчитал ружья, а парочку даже вытащил на свет, осмотрел… И испытал немалое удивление, увидев кремневые замки! Да и калибром новые мушкеты, если присмотреться, не особо-то вышли. Нет, побольше аркебузы, конечно, но и…

Ага… вот еще какая-то медная бирочка на прикладе… написано что-то… Нет, не по-немецки… По-русски, черт побери! Выбито четким таким полууставом – «Московский оружейный двор»!

Однако! Никита Петрович только головой покачал, прикидывая, каким таким затейливым путем родные русские пищали могли оказаться в Любеке, а затем вот здесь – в Риге!

Да каким угодно путем, мало ли. Кто-то из владельцев мануфактуры продал крупную партию немцам, или – бери выше! – приказные, посольского приказу думный дьяк или боярин какой… Всяко быть может… хотя по бирке-то можно отследить, провести сыск, дознание… Это если руки дойдут, да пищальница сия у кого-то из русских в трофеях окажется. Прочтут про «Московский оружейный двор»… да, верно, и забудут. Копать – кому надо-то? Оно на свою шею еще наскребешь, ведь ясно – не простые люди сотню стволов налево пустили, ой не простые. С такими связываться – себе дороже, ага.



Заглянув на обратном пути на «Черный тюльпан», Никита Петрович сговорился с ушлым шкипером насчет четырех бочонков рейнского. Сговаривались долго, хоть и любил лоцман торговаться, а ведь пришлось, слишком уж непомерную цену заломил торговец. Чего захотел – тридцать талеров за бочонок, называемый на Руси «полубеременной бочкой» (около шестидесяти литров). Так вот, «полубеременная» бочка рейнского стоила на тихвинской пристани двадцать ефимков – талеров, что Бутурлин, конечно же, прекрасно знал. В конце концов, на двадцати и сошлись, ударив по рукам и выпив по стаканчику все того же рейнвейна. Вино, кстати, оказалось добрым, на вкус вовсе не кислым, а вполне даже приятным…