Сокол и Ворон
Часть 88 из 123 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Дара не смогла согласиться с его словами, и он прочитал это в её тёмных глазах, помрачнел, но промолчал.
– Идём, внученька, – позвал он. – День к закату клонится, немного у нас времени.
Он обернулся на восток, приглядываясь к чему-то за белыми стволами берёз.
– Видишь? – спросил он.
Дара встала рядом с ним, пригляделась.
– Что именно?
– Как за деревьями уже темнеет небо.
День был по-прежнему ясен. Дара удивлённо вскинула брови.
– Вот, посмотри, – Дедушка показал рукой перед собой. – По западному тракту идут дружинники княжича Вячеслава, и он едет впереди них, лицо его мрачнее тучи.
Дара прищурилась. Рядом стояли пятнистые берёзы, дальше лежало поле, и не было ничего, о чём говорил Дедушка.
– Откуда ты всё это знаешь?
Волхв беззаботно улыбнулся.
– Я прочёл это в листьях, кружащихся в воздухе, в клочке неба, выглядывающего из-за макушек берёз.
Он тихо посвистел, и ветер в деревьях будто откликнулся ему. Дедушка едва склонил голову в благодарность.
– Ветер заметёт за тобой след, нечего пока бояться. А нам пора, внученька, – позвал он и быстро пошёл прочь из рощи.
Дара схватила с земли мешок и нагнала его.
– Куда… Скажи, пожалуйста, куда мы идём?
– Ко мне домой. Нам обоим нужно отдохнуть перед дорогой.
Старик оказался на редкость проворным. Шёл он быстро, не оглядываясь по сторонам и начисто растеряв всю умиротворённость и весёлость.
Дара старалась не отставать. Она мучилась от желания задать десятки и сотни вопросов о волхвах и об их чарах, о древних богах и о том единственном, которому служил Дедушка. Он мог бы её обучить! Сколько силы, сколько власти она могла приобрести благодаря ему! Если недавно Даре казалось, будто Морана-смерть подбросила её нить в воздух и ту мотало на ветру из стороны в сторону, но теперь поверила, что сама Мокошь подхватила ту нить в свои ласковые руки и повела Дару вперёд. Ведь Горяй именно этого и желал: попросить волхва обучить её чародейству.
Поле сменилось перелеском, а тот просёлочной дорогой. Они обошли стороной незнакомую деревню и спустились к оврагу, чтобы миновать людный тракт.
– Местные боятся тут ходить, – посмеялся Дедушка, заговорив впервые за всё время пути. – Говорят, здесь нечистая сила водится.
Дара пригляделась к зарослям, к крутому склону и скользкой тропинке, но никого не заметила. Журчала вода в стороне, и деревья шумели высоко над головой.
– Почему? Здесь…
Она осеклась. Среди корней что-то белое выглядывало из-под листвы. Дара подошла чуть ближе и отшатнулась. Это был обрубок человеческой руки.
– Кто это сделал?
– Лесавка, – пояснил Дедушка спокойно. – Любит она баловаться с одинокими путниками.
Холодок пробежал по позвоночнику.
– Не вини её. Она не всегда была духом, родилась человеком и утратила душу не по своей воле. Русалки кидаются в воду, познав любовь, а лесавки не успевают узнать ничего о жизни.
Дедушка совсем не боялся оврага и хорошо его знал. Он раздвинул кусты малины и прошёл к покрытому мхом камню, из-под которого текла вода. Набрал полный котелок и отдал его Даре.
– Далеко твой дом? – спросила она, поёжившись. Ей не терпелось побыстрее уйти из оврага.
– Совсем рядом.
Наверх из оврага вели проложенные кем-то на склоне деревянные ступени. От времени и сырости они прогнили. Дара последовала за волхвом, хватаясь за стволы деревьев и ветви кустов и стараясь не разлить воду из котелка. Тропинка была скользкая, Дара боялась упасть, а волхв в огромной своей шубе, наоборот, скакал резво словно заяц.
– У самого края оврага стоит моя изба, – хмыкнул он. – Там тихо и мирно, никто меня не беспокоит.
Дара задрала голову к небу, провожая последний дневной свет. Когда они достигли наконец вершины лестницы, она обернулась с опаской, ожидая увидеть следившую за ней лесавку. В овраге никого не было.
Недалеко от того места, куда они вышли, стояла старая избушка с двумя резными конями на крыше. Скрестив шеи, они смотрели в разные стороны. Один – на север, другой – на юг.
С крыльца к ним кинулась рыжая лохматая собака, завизжала радостно, завиляла хвостом, запрыгнула на Дедушку, лизнула в лицо. Волхв добродушно погладил пса по голове.
– И я рад тебя видеть. Всё ли было в порядке в моё отсутствие?
Дара пригляделась к собаке, заподозрила, что это, должно быть, ещё один оборотень, но силы не почувствовала. Обычная собака. Псина тем временем подбежала к Даре, обнюхала её с подозрением, чуть презрительно фыркнула и кинулась за хозяином.
– Знакомься, Дарина, это Дружок, – сказала Дедушка, не оборачиваясь. – Единственный мой товарищ.
Расспрашивать о друзьях волхва, верно, не стоило. Пусть в Ратиславии не было Охотников, но когда пришли Пресветлые Братья и стали возводить храмы, волхвов погнали прочь из всех княжеств, и тех, кто сопротивлялся, топили в реках.
Выжившие держались подальше от людей.
Садилось солнце. День увядал.
Дедушка не стал сразу заходить в избу, а пошёл на задний двор к грядкам. Те были уже пусты в это время года, но у самого конца огорода росла яблоня. Старик заглянул под её лысые ветви и удовлетворённо потёр ладони. Дружок крутился рядом и лез вперёд.
Дедушка возвратился к дому, радостно размахивая обмякшей заячьей тушкой.
– Попался негодник, – сказал он. – Столько он мне за лето овощей попортил, а теперь и на яблоню покусился. Уж тут-то я не выдержал. Будет у нас, значит, суп из зайчатины.
Вместе они вошли в дом.
Внутри было скромно, даже беднее, чем у Тавруя. Тот сохранил в доме скатерти да половички, все одеяла да подушки, что накопила за свои годы приютившая его бабка Любица. У Дедушки в избе не наблюдалось никаких богатств и уюта тоже не было. Зато сильно пахло звериной шерстью, травами и сушёными грибами.
Дружок обошёл Дару кругом, размышляя, можно ли было пустить её в дом. Отвлёкся, когда хозяин загремел заслонкой печи.
В избе было холодно, темно.
– Всё тепло вышло, пока за тобой бегал, – пожаловался Дедушка. – Нужно растопить и воды нагреть для готовки и мытья. Не хватит нам воды на вечер. Сходи-ка, внученька, набери. Колодца у меня нет, нужно в овраг снова спуститься.
Дару словно дубинкой по голове ударили. Солнце почти село, а в овраге притаилась лесавка.
– Поторопись, – велел Дедушка, не замечая её смятения. – А то совсем стемнеет, ничего не увидишь.
Он протянул ей пустое ведро. Дара взяла его окостеневшими пальцами, оставила на полу в углу мешок со своими пожитками и вышла из дома. Осторожно она подкралась к краю оврага и заглянула вниз. В сумерках спуск показался особенно жутким. Если первые ступени ещё можно было разглядеть, то ниже кипела чернота. Дара постояла на краю, вглядываясь во тьму и пытаясь разглядеть хоть что-нибудь.
«Чтоб Навь поглотила этого Дедушку, – зло подумала Дара, и злость обратилась на неё саму. – И что я веду себя словно деревенская девка? В конце концов, я лесная ведьма».
Осторожно она стала спускаться по гнилым ступеням, чувствуя, как каблуки сапог увязали в грязи. Все мысли заняли лишь эти ступени, и страх перед лесавкой отступил. Дара думала только о том, как не скатиться вниз и не сломать шею.
Нога поскользнулась, Дара замахала руками, пытаясь устоять. Ведро с грохотом ударилось о ствол ближайшего дерева. С трудом, но Дара удержала равновесие и стала спускаться дальше. Наконец она сошла с последней ступени и замерла на месте. Стояла непроглядная тьма. В засасывающей тишине оврага Дара различила тихое журчание. Медленно возвращался страх. Липкий, скользкий, он цеплялся за подол и пролезал под рубаху к груди, к сердцу. Во мраке за каждым деревом, за каждым кустом и камнем виделся мертвец.
Дара прислушалась. Овраг окружил словно заколдованный круг, и каждый шорох, каждый вздох разносился по нему, дробясь на тысячу звуков.
Нужно было быстрее найти ключ. Дара пошла прямо, припоминая, где пролегала тропинка. Поредели деревья, и стало светлее. За кустами скрывался знакомый камень. Девушка присела, подставила ведро под струю. От земли веяло могильным холодом. Пальцы окоченели. Если бы только вода могла течь быстрее…
Дара злилась на саму себя. Прежде она считала себя смелой, уж точно смелее сестры, а теперь дрожала что кленовый лист, и во мраке ей всё виделись то бледная кожа лесавки, то Горяй в луже из собственной рвоты и крови. И Добрава…
«Хватит. Хватит. Это в прошлом».
Она не виновата. Она не хотела. Она только пыталась спасти Горяя. Никто не научил её, как быть осторожной.
Голова вжалась в плечи. Дара старалась не оглядываться по сторонам, плотнее закуталась в кафтан, поправила меховой воротник, щекотавший щёки, и вздохнула спокойнее. Никто не тронет её. Никто не обидит.
И в овраге никого не было, только она одна.
На плечо легла чужая рука. Тело одеревенело, когда чужое дыхание коснулось щеки.
– Вернис-сь к князю. Вер-рнис-сь, – голос сорвался на звериный рык. – Это пр-риказ-с-с…
Когтистая рука впилась в плечо, разорвала плотную ткань.
Отрезвлённая болью, Дара сбросила руку, вскочила на ноги и обернулась к лесной твари лицом. Земля под ними задрожала, заплясала. Ярость в крови лесной ведьмы вспыхнула огнём, и вдруг лесавку отбросило назад.
Та припала к земле, точно зверь. Трупная бледнота сияла во тьме словно снег. Чёрные глаза горели от голода. Лесавка вскинула голову, посмотрела хищно снизу вверх.
– Кто тебя послал?! – прокричала Дара. Она не ждала, что лесавка ответит, она не ждала ничего от навьего духа, но он неожиданно признал её силу.
Лесавка отползла чуть назад, виляя голым задом, касаясь грудью земли и склоняя голову в поклоне.
– Лес-сная ведьма, – с неожиданным почтением прошипела она. – Вернис-сь к князю…
– Кто велел тебе это сказать? Отвечай!
Лесавка подняла на неё взгляд, уродливые перепачканные губы задрожали, светлые волосы колтунами свисли на лицо.
– Х-хозяин, – выговорила лесавка. – Ему нуж-жна плоть, кр-ровь…
– Идём, внученька, – позвал он. – День к закату клонится, немного у нас времени.
Он обернулся на восток, приглядываясь к чему-то за белыми стволами берёз.
– Видишь? – спросил он.
Дара встала рядом с ним, пригляделась.
– Что именно?
– Как за деревьями уже темнеет небо.
День был по-прежнему ясен. Дара удивлённо вскинула брови.
– Вот, посмотри, – Дедушка показал рукой перед собой. – По западному тракту идут дружинники княжича Вячеслава, и он едет впереди них, лицо его мрачнее тучи.
Дара прищурилась. Рядом стояли пятнистые берёзы, дальше лежало поле, и не было ничего, о чём говорил Дедушка.
– Откуда ты всё это знаешь?
Волхв беззаботно улыбнулся.
– Я прочёл это в листьях, кружащихся в воздухе, в клочке неба, выглядывающего из-за макушек берёз.
Он тихо посвистел, и ветер в деревьях будто откликнулся ему. Дедушка едва склонил голову в благодарность.
– Ветер заметёт за тобой след, нечего пока бояться. А нам пора, внученька, – позвал он и быстро пошёл прочь из рощи.
Дара схватила с земли мешок и нагнала его.
– Куда… Скажи, пожалуйста, куда мы идём?
– Ко мне домой. Нам обоим нужно отдохнуть перед дорогой.
Старик оказался на редкость проворным. Шёл он быстро, не оглядываясь по сторонам и начисто растеряв всю умиротворённость и весёлость.
Дара старалась не отставать. Она мучилась от желания задать десятки и сотни вопросов о волхвах и об их чарах, о древних богах и о том единственном, которому служил Дедушка. Он мог бы её обучить! Сколько силы, сколько власти она могла приобрести благодаря ему! Если недавно Даре казалось, будто Морана-смерть подбросила её нить в воздух и ту мотало на ветру из стороны в сторону, но теперь поверила, что сама Мокошь подхватила ту нить в свои ласковые руки и повела Дару вперёд. Ведь Горяй именно этого и желал: попросить волхва обучить её чародейству.
Поле сменилось перелеском, а тот просёлочной дорогой. Они обошли стороной незнакомую деревню и спустились к оврагу, чтобы миновать людный тракт.
– Местные боятся тут ходить, – посмеялся Дедушка, заговорив впервые за всё время пути. – Говорят, здесь нечистая сила водится.
Дара пригляделась к зарослям, к крутому склону и скользкой тропинке, но никого не заметила. Журчала вода в стороне, и деревья шумели высоко над головой.
– Почему? Здесь…
Она осеклась. Среди корней что-то белое выглядывало из-под листвы. Дара подошла чуть ближе и отшатнулась. Это был обрубок человеческой руки.
– Кто это сделал?
– Лесавка, – пояснил Дедушка спокойно. – Любит она баловаться с одинокими путниками.
Холодок пробежал по позвоночнику.
– Не вини её. Она не всегда была духом, родилась человеком и утратила душу не по своей воле. Русалки кидаются в воду, познав любовь, а лесавки не успевают узнать ничего о жизни.
Дедушка совсем не боялся оврага и хорошо его знал. Он раздвинул кусты малины и прошёл к покрытому мхом камню, из-под которого текла вода. Набрал полный котелок и отдал его Даре.
– Далеко твой дом? – спросила она, поёжившись. Ей не терпелось побыстрее уйти из оврага.
– Совсем рядом.
Наверх из оврага вели проложенные кем-то на склоне деревянные ступени. От времени и сырости они прогнили. Дара последовала за волхвом, хватаясь за стволы деревьев и ветви кустов и стараясь не разлить воду из котелка. Тропинка была скользкая, Дара боялась упасть, а волхв в огромной своей шубе, наоборот, скакал резво словно заяц.
– У самого края оврага стоит моя изба, – хмыкнул он. – Там тихо и мирно, никто меня не беспокоит.
Дара задрала голову к небу, провожая последний дневной свет. Когда они достигли наконец вершины лестницы, она обернулась с опаской, ожидая увидеть следившую за ней лесавку. В овраге никого не было.
Недалеко от того места, куда они вышли, стояла старая избушка с двумя резными конями на крыше. Скрестив шеи, они смотрели в разные стороны. Один – на север, другой – на юг.
С крыльца к ним кинулась рыжая лохматая собака, завизжала радостно, завиляла хвостом, запрыгнула на Дедушку, лизнула в лицо. Волхв добродушно погладил пса по голове.
– И я рад тебя видеть. Всё ли было в порядке в моё отсутствие?
Дара пригляделась к собаке, заподозрила, что это, должно быть, ещё один оборотень, но силы не почувствовала. Обычная собака. Псина тем временем подбежала к Даре, обнюхала её с подозрением, чуть презрительно фыркнула и кинулась за хозяином.
– Знакомься, Дарина, это Дружок, – сказала Дедушка, не оборачиваясь. – Единственный мой товарищ.
Расспрашивать о друзьях волхва, верно, не стоило. Пусть в Ратиславии не было Охотников, но когда пришли Пресветлые Братья и стали возводить храмы, волхвов погнали прочь из всех княжеств, и тех, кто сопротивлялся, топили в реках.
Выжившие держались подальше от людей.
Садилось солнце. День увядал.
Дедушка не стал сразу заходить в избу, а пошёл на задний двор к грядкам. Те были уже пусты в это время года, но у самого конца огорода росла яблоня. Старик заглянул под её лысые ветви и удовлетворённо потёр ладони. Дружок крутился рядом и лез вперёд.
Дедушка возвратился к дому, радостно размахивая обмякшей заячьей тушкой.
– Попался негодник, – сказал он. – Столько он мне за лето овощей попортил, а теперь и на яблоню покусился. Уж тут-то я не выдержал. Будет у нас, значит, суп из зайчатины.
Вместе они вошли в дом.
Внутри было скромно, даже беднее, чем у Тавруя. Тот сохранил в доме скатерти да половички, все одеяла да подушки, что накопила за свои годы приютившая его бабка Любица. У Дедушки в избе не наблюдалось никаких богатств и уюта тоже не было. Зато сильно пахло звериной шерстью, травами и сушёными грибами.
Дружок обошёл Дару кругом, размышляя, можно ли было пустить её в дом. Отвлёкся, когда хозяин загремел заслонкой печи.
В избе было холодно, темно.
– Всё тепло вышло, пока за тобой бегал, – пожаловался Дедушка. – Нужно растопить и воды нагреть для готовки и мытья. Не хватит нам воды на вечер. Сходи-ка, внученька, набери. Колодца у меня нет, нужно в овраг снова спуститься.
Дару словно дубинкой по голове ударили. Солнце почти село, а в овраге притаилась лесавка.
– Поторопись, – велел Дедушка, не замечая её смятения. – А то совсем стемнеет, ничего не увидишь.
Он протянул ей пустое ведро. Дара взяла его окостеневшими пальцами, оставила на полу в углу мешок со своими пожитками и вышла из дома. Осторожно она подкралась к краю оврага и заглянула вниз. В сумерках спуск показался особенно жутким. Если первые ступени ещё можно было разглядеть, то ниже кипела чернота. Дара постояла на краю, вглядываясь во тьму и пытаясь разглядеть хоть что-нибудь.
«Чтоб Навь поглотила этого Дедушку, – зло подумала Дара, и злость обратилась на неё саму. – И что я веду себя словно деревенская девка? В конце концов, я лесная ведьма».
Осторожно она стала спускаться по гнилым ступеням, чувствуя, как каблуки сапог увязали в грязи. Все мысли заняли лишь эти ступени, и страх перед лесавкой отступил. Дара думала только о том, как не скатиться вниз и не сломать шею.
Нога поскользнулась, Дара замахала руками, пытаясь устоять. Ведро с грохотом ударилось о ствол ближайшего дерева. С трудом, но Дара удержала равновесие и стала спускаться дальше. Наконец она сошла с последней ступени и замерла на месте. Стояла непроглядная тьма. В засасывающей тишине оврага Дара различила тихое журчание. Медленно возвращался страх. Липкий, скользкий, он цеплялся за подол и пролезал под рубаху к груди, к сердцу. Во мраке за каждым деревом, за каждым кустом и камнем виделся мертвец.
Дара прислушалась. Овраг окружил словно заколдованный круг, и каждый шорох, каждый вздох разносился по нему, дробясь на тысячу звуков.
Нужно было быстрее найти ключ. Дара пошла прямо, припоминая, где пролегала тропинка. Поредели деревья, и стало светлее. За кустами скрывался знакомый камень. Девушка присела, подставила ведро под струю. От земли веяло могильным холодом. Пальцы окоченели. Если бы только вода могла течь быстрее…
Дара злилась на саму себя. Прежде она считала себя смелой, уж точно смелее сестры, а теперь дрожала что кленовый лист, и во мраке ей всё виделись то бледная кожа лесавки, то Горяй в луже из собственной рвоты и крови. И Добрава…
«Хватит. Хватит. Это в прошлом».
Она не виновата. Она не хотела. Она только пыталась спасти Горяя. Никто не научил её, как быть осторожной.
Голова вжалась в плечи. Дара старалась не оглядываться по сторонам, плотнее закуталась в кафтан, поправила меховой воротник, щекотавший щёки, и вздохнула спокойнее. Никто не тронет её. Никто не обидит.
И в овраге никого не было, только она одна.
На плечо легла чужая рука. Тело одеревенело, когда чужое дыхание коснулось щеки.
– Вернис-сь к князю. Вер-рнис-сь, – голос сорвался на звериный рык. – Это пр-риказ-с-с…
Когтистая рука впилась в плечо, разорвала плотную ткань.
Отрезвлённая болью, Дара сбросила руку, вскочила на ноги и обернулась к лесной твари лицом. Земля под ними задрожала, заплясала. Ярость в крови лесной ведьмы вспыхнула огнём, и вдруг лесавку отбросило назад.
Та припала к земле, точно зверь. Трупная бледнота сияла во тьме словно снег. Чёрные глаза горели от голода. Лесавка вскинула голову, посмотрела хищно снизу вверх.
– Кто тебя послал?! – прокричала Дара. Она не ждала, что лесавка ответит, она не ждала ничего от навьего духа, но он неожиданно признал её силу.
Лесавка отползла чуть назад, виляя голым задом, касаясь грудью земли и склоняя голову в поклоне.
– Лес-сная ведьма, – с неожиданным почтением прошипела она. – Вернис-сь к князю…
– Кто велел тебе это сказать? Отвечай!
Лесавка подняла на неё взгляд, уродливые перепачканные губы задрожали, светлые волосы колтунами свисли на лицо.
– Х-хозяин, – выговорила лесавка. – Ему нуж-жна плоть, кр-ровь…