Снежить
Часть 37 из 43 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Нам нужно спешить. – В раздумьях он и не заметил, как Вероника оказалась рядом.
– Ты выяснила то, что хотела? – спросил Гальяно, аккуратно ставя чашку с недопитым чаем на застеленный шкурами пол.
Она молча кивнула, потянула Веселова за рукав прочь из чума.
– И что?
– По дороге расскажу.
Чернов
Если бы он не держал руки в карманах, то, возможно, успел бы сбросить с себя эту хрень. Сначала, в первый момент, когда из темноты выступило это… чудо в перьях, Чернов просто растерялся. Мозг отказывался считать реальностью человека в ритуальной шаманской маске. Но шамана в существе он все-таки признал безоговорочно. Подумалось, что это кто-то из местных. Или вообще какой-нибудь аниматор из Хивуса. Мало ли какие тут у народа развлечения! Может, детишкам вместо Деда Мороза выписывают шамана.
Человек двигался плавно, словно парил над землей. Из-за маски – перьев, висюлек и прочей дребедени – лица его было не разглядеть. Зато можно было разглядеть веревку, простую кожаную веревку с костяной фигуркой медведя на свободном конце.
В голове включилась сирена. Жаль только, руки не поспели за мозгом… Шаман сделал быстрое, едва уловимое движение, и веревка оказалась у Чернова на шее. Нет, не веревка – тынзян. Проклятый шаманский тынзян…
Горло перехватило, словно со всей силы врезали под дых, в глазах заплясали искры, в уши ворвался гул голосов. Последнее, что Чернов почувствовал, был холод, а потом ему стало все равно…
…Холод рвался под одежду, острыми когтями терзал грудь, звенел на шее серебряными бубенцами, вымораживал душу. Остаться без души не хотелось, и Чернов открыл глаза.
Сначала он увидел небо. Черный лоскут бархата где-то высоко над головой. Подозрительно высоко… Потом взгляд упал на почти отвесную ледяную стену. Лед был кругом, он искрился в свете луны, он был белым и чистым.
Остальные анализаторы включились все разом.
Серебряные бубенцы здесь, в этой ледяной реальности, оказались не такими звонкими. Они громыхали и клацали, словно звенья железной цепи. Он еще не осознал до конца, но руки уже сами нащупали на шее ошейник и цепь.
Приплыли… Куда же они, черт побери, приплыли?
Цепь дрогнула и натянулась с такой силой, что Чернова сшибло с ног, поволокло. Обеими руками он ухватился за цепь, уперся пятками в землю, стараясь замедлить это неспешное, но неотвратимое скольжение. Это даже удалось. Надолго ли? Неважно. Выигранного времени и яркого света луны хватило, чтобы увидеть того, кто оказался на другом конце цепи…
Медведь был огромный. Почти такой же большой, как тот, что нынче по пятам ходил за Веселовым. Вот только медведь Димона был мертвый, а этот живой. Он смотрел на Чернова с легкой заинтересованностью. Пока еще во взгляде маленьких черных глазок не сквозило гастрономического интереса, но в том, как дергалась шкура на холке, чувствовалось нарастающее раздражение. Передней лапой зверь пытался сорвать с шеи железную удавку. И тогда цепь, которой они оба были скованы, натягивалась.
Не то чтобы Чернов испугался. Увиденное было настолько сюрреалистичным, что просто не укладывалось в голове. Зато в голове укладывались затихающие, но пока все еще отчетливые голоса. Один из этих голосов был громче и сильнее, в нем слышалось торжество.
– Мой… Скоро будешь мой… человек-медведь. Сильный, бесстрашный… Мой…
А вот теперь точно приплыли! Шаман – это одно, медведь – второе, а голоса в голове – это уже из психиатрии. Или, что гораздо хуже, из местного фольклора. Сейчас мишка глянет на него белым глазом, и все окончательно встанет с ног на голову.
Мишка не глянул, мишка снова мотнул башкой, и Чернов едва удержался на ногах. Теперь он знал, с кем ему предстояло иметь дело, оставалось понять, где он оказался. По чьей вине – дело десятое. Сейчас самое главное – выжить, продержаться, пока не подоспеет подмога. В том, что помощь придет, он почти не сомневался. Надо же верить хоть во что-то в патовой ситуации. А пока нужно осмотреться и подготовиться.
Это место было похоже на гладиаторскую арену. Огромную, ледовую арену. Зрители где-то там, далеко вверху, на краю черного неба, а противник тут – на другом конце цепи. Ему бы оружие… Хотя бы «глок» Волкова. «Глок» решил бы часть его проблем. Но оружия нет, а голыми руками не хочется. Да и глупо. Самоубийственно глупо…
Медведь тихо рыкнул, и рык его тут же подхватило эхо, закружило по ледяной воронке, вытолкнуло в небо. Руки замерзли, пальцы, которыми Чернов удерживал цепь, онемели. И шапки нет. Пропала шапка, пока он валялся в отключке. А мороз крепчает. Здесь, на ледовой арене, нет ветра, но от этого не легче. Сколько сейчас? Градусов сорок пять? Долго он продержится? Даже без медведя на поводке долго ли?
Медведь устал. Он снова дернул башкой и улегся прямо на снег, но глаз с Чернова не сводил. Отвязаться бы, стянуть эту чертову цепь, ломануться вверх по ледовым лестницам амфитеатра, но не выйдет. А волочь за собой зверя контрпродуктивно. Ишь, словечки какие в голову лезут перед финальной битвой…
В том, что битва непременно состоится, и в том, что она именно финальная, Чернов не сомневался. Как не сомневался он и в том, на чьей стороне перевес. Во всех смыслах… Но хрен он сдастся без боя!
– …Борись… борись, человечек… – ухнуло в голове. – Пролей жертвенную кровь перед тем, как стать моим…
– Хрен тебе! – сказал Чернов злым шепотом и принялся обыскивать карманы.
Он знал – в карманах нет ничего путного. Не думал он, что в доме Тучникова нужно носить с собой оружие, не подготовился.
Медведь наблюдал, положив голову на передние лапы. По его свалявшейся шкуре шла нервная дрожь. По шкуре Чернова, кстати, тоже. Только не от нервов, а от холода. От холода он загнется даже быстрее, чем от медвежьих клыков. Что там говорила Алисия про смерть от переохлаждения? Нормальная получается смерть, почти безболезненная…
Он разозлился, еще даже не додумав эту мысль до конца, бряцнул цепью почти с такой же силой и яростью, как до этого медведь. Сколько метров их разделяет? Пятнадцать? Двадцать? Шаман и снежная тварь решили позабавиться, понаблюдать, как он будет бегать от медведя?
– Борись… – От голоса в голове заломило в висках. Даже кости завибрировали. – Умри достойно… Подарок… Прими с благодарностью…
Подарок лежал прямо у ног. И как только раньше не заметил? Охотничий нож с широким лезвием и костяной рукоятью. На рукояти – людозвери. Кто бы сомневался!
Прежде чем взять нож в руки, Чернов подышал на ладони. Помогло не особо, тепла в нем осталось всего ничего, а чтобы сохранить остатки, нужно двигаться. Да еще так, чтобы не особо нервировать мишку. На хрен ему нервный медведь на поводке?
Медведю, похоже, человек на поводке тоже на хрен сдался. Медведь был еще молод и, наверное, сыт. Это хорошо, что сыт. Становиться ужином Чернову не хотелось. Убивать медведя тоже, но если придется…
В прошлом году Яков и отец Нины брали его с собой на охоту и там, у ночного костерка, травили байки. Как убить ножом медведя, они тогда тоже рассказали. Просто так, в качестве охотничьего фольклора. Чернов слушал вполуха, убивать медведей он не планировал. Да и на охоту поперся скорее из вежливости. Отношения с Нининым отцом только-только начали налаживаться, и он не хотел терять эту тонкую нить взаимопонимания.
– …А мозг у медведя с грецкий орех, – бубнил Яков, затягиваясь папиросой. – В него еще поди попади. И сердце защищено грудиной. Если у тебя только нож, нет у тебя шансов, Вадим!
– Один есть. – Тесть тоже курил, смотрел в огонь. – Левую руку зверю в пасть, и пока он руку рвет, правой ножом в глаз. Если повезет, останешься без руки, но живой.
Руки ему нужны. Причем обе. Что за хирург без рук? Может, есть какие-то другие варианты?..
– Дерись! – пророкотало в голове, и Чернова с такой силой дернули за цепь, что клацнули зубы.
А ведь он уже начал засыпать на этом коварном, тихом морозе. И разговоры у охотничьего костра – это не воспоминания, а видения…
Он с трудом встал на ноги, поухал, помахал руками, поприседал, чтобы разогнать застывшую кровь. Медведь тоже поднялся на лапы. Или и его дернули, потянули за железную цепь?
Потянули и дернули, потому что зверь мотал головой, огрызался на кого-то невидимого. Цепь с тихим лязганьем моталась по льду, и каждое ее движение вышибало яркие искры. Быть такого не могло, но вот же… Сначала искры, а потом трещины. Прямо у когтистых медвежьих лап.
Их швыряли в бой, подстегивали, как подстегивают лошадей во время скачки, загоняли острые ледовые пики в мягкие подушечки лап…
Медведь взвыл, отскочил в сторону. Цепь дернулась, и Чернов кубарем покатился по льду, сокращая безопасное расстояние до критического.
А медведь уже ярился, выплясывал на льду, мотал головой, клацал зубами. Он больше не огрызался на невидимку, он видел перед собой реального врага. Так уж вышло, что врагом этим оказался Чернов.
Адреналин сделал свое дело, разогрел, погнал кровь по телу. Зашумело в ушах, закололо в кончиках онемевших пальцев. Костяная рукоять ножа впечаталась в ладонь, выжигая на ней оттиски зверолюдей. Чернов заревел. Его яростному рыку мог бы позавидовать любой гладиатор.
Идущие на смерть приветствуют тебя… Он шел на смерть, но точно знал, что не сдастся без боя. Если потребуется, он подставит левую руку. Если придется, зубами будет рвать врага…
Эхо от его яростного рева рвануло вверх, отразилось от стен ледяного амфитеатра и вернулось назад ревом тысяч возбужденных зрителей. Мертвых зрителей…
Медведь попятился. Нет, он не испугался. Он готовился к прыжку…
– Умри и стань моим воином… – В хор голосов влился один, самый сильный, самый ненавистный. – Стань моим человеком-медведем!
Послать тварь к черту он не успел: медведь ломанулся в атаку. Они оба ломанулись. Медведь в лобовую, а Чернов в сторону. Цепь захлестнулась за ледяной пик, лязгнула, пошла по спирали. И они со зверем тоже пошли. Медленный танцующий коловорот. Он отступает. Зверь наступает. Цепь укорачивается с каждым витком. И когда расстояние сойдет на нет, кто-то из них умрет…
Сверху снова послышались крики. Не яростный рев мертвой толпы, а нормальные человеческие голоса. Там, вверху, заметались огни фонариков. Нашли… Жаль только, что поздно… Очень скоро этот смертельный коловорот остановится, и никто из тех, кто вверху, не успеет спуститься. Даже на расстояние, пригодное для стрельбы. Ни Эрхан, ни Волков… Значит, придется самому. Левую руку – в пасть, правой – в глаз… Кому на хрен нужен однорукий хирург?..
Медведь заревел, черные глаза его затягивало белым, как затягивает инеем стекла. Снежить решила играть без правил. Снежить взяла управление на себя…
Чернов половчее сжал рукоять ножа, приготовился. Некуда больше бежать, пришло время сражаться…
Черная с белыми искрами тень кинулась между ним и зверем. Волков не добежал сам, но послал на подмогу Блэка. А по ледяным глыбам уже скакали еще две тени. Лютоволк Ника был не таким проворным, как призрачный пес, а песец Алисии и вовсе казался насмешкой, но все же. Но все же…
Цепь, которая сковывала его со смертью, уже почти сошла на нет. Несколько метров для маневров и три зверя в помощниках. Три храбрых зверя, которым не одолеть эту тварь…
Нож вонзился медведю под нижнюю челюсть. Что-то хрустнуло. Наверное, подъязычная кость. Так себе рана, но для начала сойдет. Медведь глянул на него стылым, мертвым взглядом, осклабился. Он больше не чувствовал боли. Мертвое не болит.
Отлетел в сторону лютоволк, упал, марая снег красным. Вцепился клыками в медвежью холку Блэк. Верная призрачная псина, не способная задержать врага. Чернов вскинул правую руку. Пока еще правую. Если повезет…
…Ему не повезло. Боль полоснула огнем. Или не боль, а медвежья лапа? Зазвенела от натяжения цепь. Теперь от зверя его отделяли только эта натянутая цепь и жалкий метр свободного пространства. Когда цепь порвется, все закончится…
А он обещал Нине и Темке, что вернется. Он много всякого им обещал…
Звенья цепи затрещали…
Белесые медвежьи глаза подернуло ледяной коркой…
Послышались выстрелы. Обнадеживающие, но… бесполезные.
Чернов вскинул руку с ножом. Снова правую…
И в тот самый момент, как цепь порвалась, а медведь ринулся в атаку, между ним и Черновым встал еще один зверь. Огромный, серебристый, остроухий, красноглазый! Не пришлось ждать тридцать лет и три года…
Волков
Последние километры пути давались тяжело. Метель усилилась, видимость упала. Двигались почти на ощупь. Впереди авангардом внедорожник Тучникова, следом – Волков с детишками. Гальяно с остальными отстали. И от того, что они разделились в этой набирающей силу буре, делалось не по себе. Но решение принято: нужно двигаться дальше. Когда мгла вокруг стала совсем уж непроглядной, рация затрещала и в тишину салона ворвался далекий голос Степана.
– Подъезжаем, будьте внимательны.
– Ты выяснила то, что хотела? – спросил Гальяно, аккуратно ставя чашку с недопитым чаем на застеленный шкурами пол.
Она молча кивнула, потянула Веселова за рукав прочь из чума.
– И что?
– По дороге расскажу.
Чернов
Если бы он не держал руки в карманах, то, возможно, успел бы сбросить с себя эту хрень. Сначала, в первый момент, когда из темноты выступило это… чудо в перьях, Чернов просто растерялся. Мозг отказывался считать реальностью человека в ритуальной шаманской маске. Но шамана в существе он все-таки признал безоговорочно. Подумалось, что это кто-то из местных. Или вообще какой-нибудь аниматор из Хивуса. Мало ли какие тут у народа развлечения! Может, детишкам вместо Деда Мороза выписывают шамана.
Человек двигался плавно, словно парил над землей. Из-за маски – перьев, висюлек и прочей дребедени – лица его было не разглядеть. Зато можно было разглядеть веревку, простую кожаную веревку с костяной фигуркой медведя на свободном конце.
В голове включилась сирена. Жаль только, руки не поспели за мозгом… Шаман сделал быстрое, едва уловимое движение, и веревка оказалась у Чернова на шее. Нет, не веревка – тынзян. Проклятый шаманский тынзян…
Горло перехватило, словно со всей силы врезали под дых, в глазах заплясали искры, в уши ворвался гул голосов. Последнее, что Чернов почувствовал, был холод, а потом ему стало все равно…
…Холод рвался под одежду, острыми когтями терзал грудь, звенел на шее серебряными бубенцами, вымораживал душу. Остаться без души не хотелось, и Чернов открыл глаза.
Сначала он увидел небо. Черный лоскут бархата где-то высоко над головой. Подозрительно высоко… Потом взгляд упал на почти отвесную ледяную стену. Лед был кругом, он искрился в свете луны, он был белым и чистым.
Остальные анализаторы включились все разом.
Серебряные бубенцы здесь, в этой ледяной реальности, оказались не такими звонкими. Они громыхали и клацали, словно звенья железной цепи. Он еще не осознал до конца, но руки уже сами нащупали на шее ошейник и цепь.
Приплыли… Куда же они, черт побери, приплыли?
Цепь дрогнула и натянулась с такой силой, что Чернова сшибло с ног, поволокло. Обеими руками он ухватился за цепь, уперся пятками в землю, стараясь замедлить это неспешное, но неотвратимое скольжение. Это даже удалось. Надолго ли? Неважно. Выигранного времени и яркого света луны хватило, чтобы увидеть того, кто оказался на другом конце цепи…
Медведь был огромный. Почти такой же большой, как тот, что нынче по пятам ходил за Веселовым. Вот только медведь Димона был мертвый, а этот живой. Он смотрел на Чернова с легкой заинтересованностью. Пока еще во взгляде маленьких черных глазок не сквозило гастрономического интереса, но в том, как дергалась шкура на холке, чувствовалось нарастающее раздражение. Передней лапой зверь пытался сорвать с шеи железную удавку. И тогда цепь, которой они оба были скованы, натягивалась.
Не то чтобы Чернов испугался. Увиденное было настолько сюрреалистичным, что просто не укладывалось в голове. Зато в голове укладывались затихающие, но пока все еще отчетливые голоса. Один из этих голосов был громче и сильнее, в нем слышалось торжество.
– Мой… Скоро будешь мой… человек-медведь. Сильный, бесстрашный… Мой…
А вот теперь точно приплыли! Шаман – это одно, медведь – второе, а голоса в голове – это уже из психиатрии. Или, что гораздо хуже, из местного фольклора. Сейчас мишка глянет на него белым глазом, и все окончательно встанет с ног на голову.
Мишка не глянул, мишка снова мотнул башкой, и Чернов едва удержался на ногах. Теперь он знал, с кем ему предстояло иметь дело, оставалось понять, где он оказался. По чьей вине – дело десятое. Сейчас самое главное – выжить, продержаться, пока не подоспеет подмога. В том, что помощь придет, он почти не сомневался. Надо же верить хоть во что-то в патовой ситуации. А пока нужно осмотреться и подготовиться.
Это место было похоже на гладиаторскую арену. Огромную, ледовую арену. Зрители где-то там, далеко вверху, на краю черного неба, а противник тут – на другом конце цепи. Ему бы оружие… Хотя бы «глок» Волкова. «Глок» решил бы часть его проблем. Но оружия нет, а голыми руками не хочется. Да и глупо. Самоубийственно глупо…
Медведь тихо рыкнул, и рык его тут же подхватило эхо, закружило по ледяной воронке, вытолкнуло в небо. Руки замерзли, пальцы, которыми Чернов удерживал цепь, онемели. И шапки нет. Пропала шапка, пока он валялся в отключке. А мороз крепчает. Здесь, на ледовой арене, нет ветра, но от этого не легче. Сколько сейчас? Градусов сорок пять? Долго он продержится? Даже без медведя на поводке долго ли?
Медведь устал. Он снова дернул башкой и улегся прямо на снег, но глаз с Чернова не сводил. Отвязаться бы, стянуть эту чертову цепь, ломануться вверх по ледовым лестницам амфитеатра, но не выйдет. А волочь за собой зверя контрпродуктивно. Ишь, словечки какие в голову лезут перед финальной битвой…
В том, что битва непременно состоится, и в том, что она именно финальная, Чернов не сомневался. Как не сомневался он и в том, на чьей стороне перевес. Во всех смыслах… Но хрен он сдастся без боя!
– …Борись… борись, человечек… – ухнуло в голове. – Пролей жертвенную кровь перед тем, как стать моим…
– Хрен тебе! – сказал Чернов злым шепотом и принялся обыскивать карманы.
Он знал – в карманах нет ничего путного. Не думал он, что в доме Тучникова нужно носить с собой оружие, не подготовился.
Медведь наблюдал, положив голову на передние лапы. По его свалявшейся шкуре шла нервная дрожь. По шкуре Чернова, кстати, тоже. Только не от нервов, а от холода. От холода он загнется даже быстрее, чем от медвежьих клыков. Что там говорила Алисия про смерть от переохлаждения? Нормальная получается смерть, почти безболезненная…
Он разозлился, еще даже не додумав эту мысль до конца, бряцнул цепью почти с такой же силой и яростью, как до этого медведь. Сколько метров их разделяет? Пятнадцать? Двадцать? Шаман и снежная тварь решили позабавиться, понаблюдать, как он будет бегать от медведя?
– Борись… – От голоса в голове заломило в висках. Даже кости завибрировали. – Умри достойно… Подарок… Прими с благодарностью…
Подарок лежал прямо у ног. И как только раньше не заметил? Охотничий нож с широким лезвием и костяной рукоятью. На рукояти – людозвери. Кто бы сомневался!
Прежде чем взять нож в руки, Чернов подышал на ладони. Помогло не особо, тепла в нем осталось всего ничего, а чтобы сохранить остатки, нужно двигаться. Да еще так, чтобы не особо нервировать мишку. На хрен ему нервный медведь на поводке?
Медведю, похоже, человек на поводке тоже на хрен сдался. Медведь был еще молод и, наверное, сыт. Это хорошо, что сыт. Становиться ужином Чернову не хотелось. Убивать медведя тоже, но если придется…
В прошлом году Яков и отец Нины брали его с собой на охоту и там, у ночного костерка, травили байки. Как убить ножом медведя, они тогда тоже рассказали. Просто так, в качестве охотничьего фольклора. Чернов слушал вполуха, убивать медведей он не планировал. Да и на охоту поперся скорее из вежливости. Отношения с Нининым отцом только-только начали налаживаться, и он не хотел терять эту тонкую нить взаимопонимания.
– …А мозг у медведя с грецкий орех, – бубнил Яков, затягиваясь папиросой. – В него еще поди попади. И сердце защищено грудиной. Если у тебя только нож, нет у тебя шансов, Вадим!
– Один есть. – Тесть тоже курил, смотрел в огонь. – Левую руку зверю в пасть, и пока он руку рвет, правой ножом в глаз. Если повезет, останешься без руки, но живой.
Руки ему нужны. Причем обе. Что за хирург без рук? Может, есть какие-то другие варианты?..
– Дерись! – пророкотало в голове, и Чернова с такой силой дернули за цепь, что клацнули зубы.
А ведь он уже начал засыпать на этом коварном, тихом морозе. И разговоры у охотничьего костра – это не воспоминания, а видения…
Он с трудом встал на ноги, поухал, помахал руками, поприседал, чтобы разогнать застывшую кровь. Медведь тоже поднялся на лапы. Или и его дернули, потянули за железную цепь?
Потянули и дернули, потому что зверь мотал головой, огрызался на кого-то невидимого. Цепь с тихим лязганьем моталась по льду, и каждое ее движение вышибало яркие искры. Быть такого не могло, но вот же… Сначала искры, а потом трещины. Прямо у когтистых медвежьих лап.
Их швыряли в бой, подстегивали, как подстегивают лошадей во время скачки, загоняли острые ледовые пики в мягкие подушечки лап…
Медведь взвыл, отскочил в сторону. Цепь дернулась, и Чернов кубарем покатился по льду, сокращая безопасное расстояние до критического.
А медведь уже ярился, выплясывал на льду, мотал головой, клацал зубами. Он больше не огрызался на невидимку, он видел перед собой реального врага. Так уж вышло, что врагом этим оказался Чернов.
Адреналин сделал свое дело, разогрел, погнал кровь по телу. Зашумело в ушах, закололо в кончиках онемевших пальцев. Костяная рукоять ножа впечаталась в ладонь, выжигая на ней оттиски зверолюдей. Чернов заревел. Его яростному рыку мог бы позавидовать любой гладиатор.
Идущие на смерть приветствуют тебя… Он шел на смерть, но точно знал, что не сдастся без боя. Если потребуется, он подставит левую руку. Если придется, зубами будет рвать врага…
Эхо от его яростного рева рвануло вверх, отразилось от стен ледяного амфитеатра и вернулось назад ревом тысяч возбужденных зрителей. Мертвых зрителей…
Медведь попятился. Нет, он не испугался. Он готовился к прыжку…
– Умри и стань моим воином… – В хор голосов влился один, самый сильный, самый ненавистный. – Стань моим человеком-медведем!
Послать тварь к черту он не успел: медведь ломанулся в атаку. Они оба ломанулись. Медведь в лобовую, а Чернов в сторону. Цепь захлестнулась за ледяной пик, лязгнула, пошла по спирали. И они со зверем тоже пошли. Медленный танцующий коловорот. Он отступает. Зверь наступает. Цепь укорачивается с каждым витком. И когда расстояние сойдет на нет, кто-то из них умрет…
Сверху снова послышались крики. Не яростный рев мертвой толпы, а нормальные человеческие голоса. Там, вверху, заметались огни фонариков. Нашли… Жаль только, что поздно… Очень скоро этот смертельный коловорот остановится, и никто из тех, кто вверху, не успеет спуститься. Даже на расстояние, пригодное для стрельбы. Ни Эрхан, ни Волков… Значит, придется самому. Левую руку – в пасть, правой – в глаз… Кому на хрен нужен однорукий хирург?..
Медведь заревел, черные глаза его затягивало белым, как затягивает инеем стекла. Снежить решила играть без правил. Снежить взяла управление на себя…
Чернов половчее сжал рукоять ножа, приготовился. Некуда больше бежать, пришло время сражаться…
Черная с белыми искрами тень кинулась между ним и зверем. Волков не добежал сам, но послал на подмогу Блэка. А по ледяным глыбам уже скакали еще две тени. Лютоволк Ника был не таким проворным, как призрачный пес, а песец Алисии и вовсе казался насмешкой, но все же. Но все же…
Цепь, которая сковывала его со смертью, уже почти сошла на нет. Несколько метров для маневров и три зверя в помощниках. Три храбрых зверя, которым не одолеть эту тварь…
Нож вонзился медведю под нижнюю челюсть. Что-то хрустнуло. Наверное, подъязычная кость. Так себе рана, но для начала сойдет. Медведь глянул на него стылым, мертвым взглядом, осклабился. Он больше не чувствовал боли. Мертвое не болит.
Отлетел в сторону лютоволк, упал, марая снег красным. Вцепился клыками в медвежью холку Блэк. Верная призрачная псина, не способная задержать врага. Чернов вскинул правую руку. Пока еще правую. Если повезет…
…Ему не повезло. Боль полоснула огнем. Или не боль, а медвежья лапа? Зазвенела от натяжения цепь. Теперь от зверя его отделяли только эта натянутая цепь и жалкий метр свободного пространства. Когда цепь порвется, все закончится…
А он обещал Нине и Темке, что вернется. Он много всякого им обещал…
Звенья цепи затрещали…
Белесые медвежьи глаза подернуло ледяной коркой…
Послышались выстрелы. Обнадеживающие, но… бесполезные.
Чернов вскинул руку с ножом. Снова правую…
И в тот самый момент, как цепь порвалась, а медведь ринулся в атаку, между ним и Черновым встал еще один зверь. Огромный, серебристый, остроухий, красноглазый! Не пришлось ждать тридцать лет и три года…
Волков
Последние километры пути давались тяжело. Метель усилилась, видимость упала. Двигались почти на ощупь. Впереди авангардом внедорожник Тучникова, следом – Волков с детишками. Гальяно с остальными отстали. И от того, что они разделились в этой набирающей силу буре, делалось не по себе. Но решение принято: нужно двигаться дальше. Когда мгла вокруг стала совсем уж непроглядной, рация затрещала и в тишину салона ворвался далекий голос Степана.
– Подъезжаем, будьте внимательны.