Снегурочка без права выбора

Даже припертый к стенке железобетонными доводами, он оставался невозмутим:

– Это исключительно для достоверности.

Я окинула взглядом комнату, которая нам досталась. Самая обычная спальня, и кровать тоже обычная, полутороспальная. Одному здесь, конечно, раздолье, а вот двоим придется быть слишком уж близко. Впрочем, не придется.

Я мигом провела инвентаризацию имеющихся спальных принадлежностей. Одеяла было два, плюс покрывало, плюс подушка. Я стащила свое одеяло, постелила его на полу. Точнее, не прямо на полу, а на довольно толстом ковре. Туда же бросила подушку, улеглась в одежде и накрылась покрывалом.

Игорь Самойлович смотрел на меня с исследовательским интересом, словно к нему самому мои действия никакого отношения не имели, но вызывали некоторое любопытство.

– Выключите свет, – сказала я.

– Вот еще, а вдруг я споткнусь о вас в темноте! Вы лежите прямо на пути к кровати.

Он встал напротив меня и начал медленно раздеваться. Сначала расстегнул и сбросил пиджак, затем, не отрывая взгляда, стал расстегивать пуговицу за пуговицей на рубашке.

– Перестаньте здесь раздеваться.

– А где вы предлагаете мне это сделать? Выйти в коридор? Поверьте, это будет более чем подозрительно.

– Вы могли бы по крайней мере делать это не так вызывающе, – буркнула я.

– Ну уж извините, как умею. И вообще. Закажите себе стриптизера и ему указывайте, как раздеваться. А я делаю это бесплатно, так что манера остается на мое усмотрение.

К этому времени пуговицы закончились и он медленно с оттяжкой стал снимать рубаху, обнажая загорелый мускулистый торс.

Я отвела глаза. А потом подумала, что есть куда лучший способ избавиться от этого непрошенного стриптиза, и отвернулась к стенке. Теперь я уже не видела снегурковладельца, а стриптиз воспринимала исключительно на слух. Вот звякнула пряжка ремня, вот вжухнула молния, вот ткань с мягким шелестом поехала вниз. Даже сейчас, отвернувшись, я представляла себе все, что происходит, так же явно, как если бы это видела своими глазами.

Нет, получилось даже еще хуже. Откуда-то из-под сознания вылез мой неприличный сон, и теперь в моих видениях Игорь Самойлович призывно двигал бедрами, одетый в одни только опушенные стринги.

– Выключайте уже свет и ложитесь спать, – строго сказала я, не слишком, впрочем, надеясь, что меня кто-то послушает.

Но он вдруг стал на удивление покладистым. Свет погас, и я поняла, что следует опасаться какого-нибудь подвоха. И подвох не заставил себя ждать. Игорь Самойлович тоже зашуршал подушками с одеялами, а через пару минут этой возни я почувствовала, что рядом со мной кто-то опустился на пол.

– Отличная идея, скажу я вам, – тихим голосом пояснил он. – Спать на полу – это же так полезно для спины. Как я сам до этого не додумался!

Он постелил свое одеяло рядом, бросил подушку и улегся.

– Прекратите, идите спать на свою кровать.

– А вы жестокая женщина, даром что Снегурочка. Впрочем, так и должно быть: у всех Снегурочек ледяное сердце. Вы отказываете бедному уставшему человеку в его праве спать максимально здоровым сном. Ой, черт, что-то холодно, – он потянул на себя покрывало, которым до этого я укрывалась единолично. – Ничего, оно большое, мы поместимся.

Ну уж нет, это совершенно невозможно! Я подскочила с пола, схватила свое одеяло и подушку и пошла в сторону кровати, оставив этому негодяю нечестно отвоеванное покрывало.

– Желаю вашей спине отличного здоровья на долгие годы, – прошипела я и в нерешительности остановилась перед кроватью.

Спать в одежде на полу – это еще куда ни шло, но взгромоздиться в ней на чистые простыни – это было как-то чересчур. С другой стороны раздеваться, зная что где-то там, в глубине комнаты притаился этот тип, было куда более чересчур.

Я залипла на время, решая сложнейшую дилемму, но в результате нашелся компромисс. Я сбросил кардиган и юбку, зато осталась в водолазке, достаточно длинной, чтобы прикрывать стратегически важные места. Черт, знала бы, что ночевать придется здесь, надела бы панталоны по колено, специально пошла бы и купила!

Лежать в кровати было куда удобнее, чем на полу, к тому же это было справедливо. В конце концов, гостья здесь именно я, значит мне должно быть комфортно. А уж этот нахал и грубиян пусть лечит свою спину.

Я немного покрутилась, устраиваясь поудобнее, прикрыла глаза и поняла, что еще минута – и засну. Слишком устала за сегодняшний день. Салон, сборы, чинные беседы за семейным столом – проще пару десятков граждан с Новым годом поздравить и стишки им отчитать.

И тут же я почувствовала, как что-то тяжелое опустилось рядом на кровать. Кровать жалобно всхлипнула, а я была готова вскочить и разразиться ругательной речью.

– Я тут подумал, – так же шепотом сообщил Игорь Самойлович, – что на полу все-таки прохладно. Мало ли сквозняк из-под двери, можно простудиться. Перед праздниками было очень обидно.

– А я вот, знаете ли, совсем не боюсь простудиться.

Я уже схватилась за одеяло, чтобы снова перебираться на ковер, но снегурковладелец меня остановил.

– Да успокойтесь вы, спите себе да и все. Мы же, кажется, уже решили: никаких поползновений в вашу сторону до тех, пока вы не начнете меня умолять. Или вы уже чувствуете, что уже готовы умолять и едва сдерживаетесь? Потому и хотите убежать на пол, так сказать, не столько от меня, сколько от себя? Ну тогда могу вам дать совет: не сдерживайтесь.

Я фыркнула:

– Вот еще, делать мне больше нечего!

Уцепилась за одеяло, собираясь все-таки перебазироваться на пол, но потом подумала: если я сейчас отсюда уйду, это будет значить, что он прав. И сомневаюсь я не в его порядочности, а своей способности противостоять соблазну.

Я снова фыркнула, но на этот раз мысленно. Да нет там никакого соблазна, обычный Игорь Самойлович, а то что образ его широких плеч все еще стоит перед моим глазами – это не считается.

Я демонстративно отвернулась от него, закрутилась в одеяло, как в кокон, и со спокойной душой уснула. Однако последняя мысль перед самым засыпанием была тревожной: а что если во сне я опять полезу к нему обниматься, как тогда в машине. Впрочем, с чего бы мне? В машине было холодно, вот я и нащупала самый теплый объект. Чисто инстинктивно. А здесь-то что, одеяло теплое, батареи греют – так что я в безопасности.






Глава 27




Утром я уже проснулась, а вот открывать глаза еще боялась. Кто знает, что я увижу рядом. Вдруг снова, как и тогда в сугробе, я совершенно случайно каким-то непонятным даже для себя образом прислонилась к своему неприятелю.

Этого бы ужасно не хотелось. Но открыв глаза, я увидела совсем другое. На кровати рядом со мной было пусто. Никого вообще. Теперь я понимала, что такое смешанные чувства.

С одной стороны, я испытала облегчение: слава богу, никакого криминала. А с другой, это что же со мной не так, если даже нахальный снегурковладелец бежал от меня, как от огня, едва успев проснуться? Он так настойчиво пытался улечься рядом – и совершенно никак этим не воспользовался. Это было почти обидно.

Стоп! О чем вообще я сейчас думаю?

Я подумаю об этом… нет, пожалуй, не завтра, я сделаю даже лучше: я об этом вообще думать не буду. И разлеживаться тоже не буду.

Отсутствие Игоря Самойловича хорошо еще и тем, что теперь я имела возможность совершенно спокойно одеться и умыться. Стоило мне порадоваться этому обстоятельству и спустить ногу с кровати, как дверь распахнулась, и на пороге появился он, в самом неожиданном для меня виде. Пожалуй, даже если бы он вошел в стриптизерском костюме Деда Мороза, я бы удивилась меньше.

Но он вошел в самом обычном наряде, зато с подносом в руках. На подносе дымилась чашечка кофе и в художественном беспорядке были разложены прочие приспособления для завтрака.

– Доброе утро, дорогая, – громко сказал он и закрыл дверь.

Это еще что такое? Я смотрела на поднос с удивлением, на всякий случай судорожно пытаясь вспомнить события этой ночи. Но память не желала подбрасывать воспоминания, которые бы пролили хоть какой-то свет на то, что сейчас творится.

Полвечера мы спорили, решая, что полезнее для здоровья: спать на полу или не кровати, а потом уснули сном двух капризных младенцев, хорошенько измотавших нервы несчастной маме. Или даже нет, пожалуй, сном той самой мамы, которую измотали капризные младенцы.

Игорь Самойлович поспешил объясниться.

– Послушайте, ну не будем же мы выставлять меня перед моими родственниками черствым и невнимательным типом, который не ценит сокровище, что ему досталось.

Я усмехнулась:

– Вы устроили это представление для того, чтобы в следующем году честно сказать: я сделал все, что мог. Но она меня бросила!

Он усмехнулся:

– Вроде того. Кстати, ваш завтрак. Смотрите, будете много говорить, он остынет.

Я пожала плечами:

– Ну сейчас-то, когда видимость создана, какая вам разница? Вы даже можете сами его съесть, никто и не узнает.

– Вы хотите, чтобы я так и сделал? – спросил он, присматриваясь к содержимому подноса.

Я тоже присмотрелась: омлет, печенье, поджаренные тосты, масло, джем и тонкие кусочки сыра, ну ладно не совсем тонкие, видно, и правда сам резал.

Выглядело вполне аппетитно.

– Вот еще, давайте сюда. Не то, когда я начну спрашивать, есть ли что-нибудь перекусить, все решат, что я обжора. Умолотить все это – и остаться голодной?

Он засмеялся и поставил поднос на тумбочку рядом со мной. Сам же уселся на кровать и стал смотреть, как я буду справляться с едой.

И под этим заинтересованным взглядом есть расхотелось. Не то чтобы раньше хотелось, но тут расхотелось совсем. Потому что он сидел слишком близко. Потому что некстати вспомнилось, что только сверху я вся приличная и в водолазке, а про низ, замотанный в одеяло, лучше даже не думать…

Но я думаю, и почему-то смотрю на его губы, чуть изогнутые в легкой улыбке.

Я судорожно сглотнула, чувствуя, как холодеет спина, а в животе становится жарко. Нет, так нельзя. Нужно немедленно перестать таращиться на его губы и посмотреть куда-то в другое место, более безопасное. На потолок, например, или на пол. Или на принесенный завтрак, наконец. Я зажмурилась, чувствуя, как сумасшедше колотится сердце. Лица коснулось теплое дыхание, и через секунду горячие влажные губы прижались к моим губам. Вроде бы я протестующе пискнула. А может, не пискнула, а подумала. Или даже не думала, потому что все мысли куда-то пропали. У поцелуя был привкус джема и солнца. И южного моря, потому что шумело в ушах, и кружилась голова, а в животе сладко екало и обрывалось, словно я плыла по высоким волнам – вверх-вниз, вверх-вниз… Упоительно, невыносимо приятно. До дрожи, до боли, до стона…

– Что-то не помню, чтобы я о чем-то таком умоляла… – прошептала я, когда мы на мгновение разорвали поцелуй.

– Да, я и сам понял, что не дождусь. Но вы можете остановить меня… – хрипло прошептал он, и от звука его голоса, от ощущения горячего дыхания на шее по телу прокатилась волна жара.

Кто бы меня остановил…

– Нет… Да… – совершенно запуталась я, и вместо ответа качнулась навстречу.

И мир исчез. Остались только томительно нежные прикосновения губ, сошедшихся изгиб в изгиб, дразнящий язык и тянущий голод внизу живота. Он слегка отклонился, я всхлипнула и потянулась следом, не в силах оторваться. Не сейчас, не пущу… Обвила руками крепкую шею, потянула к себе, ближе, еще ближе… Он хрипло вздохнул и жадно впился в мой рот. И все будто встало с ног на голову, или наоборот, вернулось туда, где и должно было быть. Потому что только так и только с ним было правильно. А по-другому нельзя, невозможно. И сердце, которое бухало гораздо выше, чем положено, то ли в горле, то ли в голове. И грохот крови в висках, и колючие сладкие искры под кожей. И хриплый шепот на ухо, от которого каждый волосок на теле вставал дыбом. И желанная, правильная тяжесть мужского тела, и мужские сильные руки, тискающие там, где хотят…

Одежда куда-то пропала, как будто сама по себе, и его живот в кубиках мышц оказался намного – намного! – лучше, чем во всех эротических снах. Почему-то дышать было трудно, но какое это имело значение, когда он был с со мной и во мне, и вокруг меня. А потом вдруг стало ясно, что больше нельзя терпеть, и надо быстрее, быстрее. И все потемнело, закружилось, свернулось в узкий горячий тоннель, в конце которого было что-то нужное, необходимое нам обоим, и добраться туда можно только вдвоем, а иначе никак не получится. А вместе вот-вот, еще капельку, скорее!

И тьма взорвалась, раскрошив мир на кусочки, и осыпалась, осев испариной на разгоряченной коже.