Смутные времена Лепрозория
Часть 64 из 98 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Успокойся, со мной все в полном порядке, — вздохнул Райга, перехватывая руки Торы.
И рухнул в ее объятья, как подкошенный.
#27. Кровь моя сохранится в веках — и не важно, на чьих она будет руках
В этот день священные жернова стояли нетронутыми. В них не было никакой нужды.
Кошки по первой же просьбе выдали обугленные крылатые тела и помогли завершить начатое, обратив их в прах.
Крылатый жрец двенадцатого храма Самсавеила ссыпал серый пепел умерших в их часы смерти один за другим.
Никаких лиловых сердец. Никаких ритуалов. Никакого кормления мертвыми амфисбен.
Серая служба божьих херувимов с серыми лицами. Серые часы смерти на серых плитах.
Кайно с трудом стоял на ослабших ногах — большая потеря крови плохо на нем сказывалась, и уже третью неделю он не мог восстановиться после боя. Нижние крылья были изувечены, обломки замотаны в серые бинты.
Императора за руку держала глава Охотниц — медведица Берси. Иногда подбадривающе гладила по тыльной стороне ладони большим пальцем — Кайно только сжимал ее руку сильнее и делал глубокий печальный вздох.
Часы мертвых ангелов выставили по алтарю в один ряд. Следом — второй. И несколько часов напоследок.
Херувимов осталось восемьдесят один вместе с самим императором.
Всех остальных уничтожил священный огонь.
А среди кошек не погиб ни один.
— Брат мой ворон, — Семиазас положил руку императору на плечо, и тот нехотя повернулся к нему.
— Ты опять со своими советами, советник? — скривив губы, спросил Кайно.
— Я обязан призвать тебя к мудрости. Не как брата, не как херувима, но как императора, как правителя, — Семиазас дождался, когда жрец уйдет вместе со своими помощниками, оставив в храме только херувимов и охотницу.
Кайно в ответ только коротко хмыкнул и кивнул — продолжай.
— Мы умираем, — Семиазас обвел рукой ряды часов смерти. — Мы умираем из-за тебя, Каин. Из-за гордыни, застилающей тебе глаза. СперваШет, теперь наша драгоценная Азура и пара десятков наших братьев и сестер. Так продолжаться дальше не может! Мы же все погибнем по твоей вине, все до единого! Дай кошкам то, что они просят, тебе ведь это ничего не стоит.
— Нет! — отмахнулся Кайно, будто отрубил наотмашь.
— Мы не победим их, неужели ты не понял? — взмолился Семиазас. — Пожалуйста, измени свое решение, им ведь большего не нужно — какие-то крылья, которые тебе самому не сдались! — советник махнул рукой в сторону Райского сада. — Война с кошками не сделает тебя великим. Только мир с ними позволит тебе править долго и счастливо.
— Нет! НЕТ! — взревел Кайно, хватая брата за грудки. — Моя статуя будет стоять на кладбище при моей жизни! Как Люцифера! Как Феликс! Я такой же, как они!
— Нет, брат, — Семиазас поджал губы, придерживая руки Кайно. — Пойми, Самсавеил не вернется, если узнает про статую тебя, он не полюбит тебя как сына за твое величие, он никогда…
Слова смазало отточенным ударом в нос. Брызнула алая кровь — на черную форму, на серые плиты.
— Ты никогда и ничем не сможешь заслужить даже капельку его любви и участия, — Семиазас сплюнул под ноги и вытер рукавом кровь.
Следующий удар пришелся в челюсть.
И никто не повис на локте, жалобно причитая и умоляя смилостивится.
Только серые часы смерти Азуры как будто «смотрели» с немым укором.
Кайно опустил сжатые кулаки, за локоть тут же подхватила Берси.
— Мы должны показать кошкам их место, — прошипел сквозь зубы Император. — Нельзя спускать убийство священных херувимов и покушение на мою жизнь.
— Мы не священные, Каин, — покачал головой Семиазас и пошевелил рукой ноющую челюсть. — И это мы покусились на их жизни, они защищались от нас, как могли.
— Ты, видимо, на их стороне, — зло прорычал Кайно.
— Знаешь, брат, я не на их стороне. Но и не на твоей, — достав из нагрудного кармана платок, Семиазас вытер кровь с лица.
— Тогда проваливай. Сегодня уже не важно, потерял ли я двадцать шесть херувимов или двадцать семь. Одним больше, одним меньше, лишь бы не было предателей за моей спиной, — Кайно презрительно посмотрел на брата сверху вниз.
— Я не один считаю, что ты не прав. И тебе придется с этим смириться.
— Ха! И кто еще думает, как ты? — Кайно обернулся к херувимам, стоящим за его спиной.
Одна за другой поднимались руки. Десять, двадцать, сорок…
Кайно с вызовом посмотрел на Берси:
— А ты?! Тоже думаешь, что кошки правы?!
Медведица замотала головой.
— Ну хоть ты меня понимаешь, — облегченно выдохнул Кайно и сжал ее руку в своей.
— Мы уходим, Кайно. Мы хотим жить в мире… кумо… мы просто хотим жить! А ты нас всех в часы смерти сведешь, и от нас даже сердца не останется — только пепел!
— Проваливай, предатель! — закричал Император. — И таких же подонков своих забирай! Бегите пресмыкаться перед кошками и лапы им лобызать!
— Мы покинем империю, мы улетим за океан, за Нойко. За миром и жизнью без твоей войны за любовь отца. В этом нет никакого смысла, только боль, — Семиазас покачал головой и, развернувшись, направился к выходу. — Прощай, брат.
— Не брат ты мне больше.
***
В старом волчьем шатре пахло звериным потом, кровью и лекарственными травами. Запах косульего бульона смешивался с этими ароматами, растворяясь в нем.
— Питание Ирмы оставляет желать лучшего. Когда меня начнут кормить по-человечески? — простонал Райга, заглядывая в миску Нэм. Там плавало мясо! И немного овощей. Но мясо — косулье ребрышко, нежное, сочное, м-м-м…
— Она медик, ей виднее, — Нэм на всякий случай отодвинулась дальше по кровати.
— Я тоже медик, и я хочу мяса! — незлобно огрызнулся Райга.
— Ты только второй день как пришел в себя, — Нэм отхлебнула бульон и довольно улыбнулась — кошки умели вкусно готовить, не хватало только галет коробочку.
Райга, вмиг помрачнев, уставился в содержимое своей миски.
— И это очень плохо. Я и подумать не мог, что заплачу за огненный дождь так дорого, — мотнул он головой и пригубил горячий суп — в его руках он и не думал остывать.
— Тора сказала, ты почти что умер.
Райга молча кивнул. Почти что — буквально на волосок от смерти. И каких-то три недели вместо почти года. И все равно — много! Непозволительно дорого. А если бы этого огненного дождя не хватило? Если бы пришлось сражаться дальше, а он — без создания на земле. Будь противником Самсавеил, а не его дети, все кончилось бы быстро и навсегда. Нельзя допустить подобное, просто нельзя! В следующий раз все может закончиться плохо, и наверняка так закончится — нельзя одну свечу сжечь дважды.
— Жалко было бы отдать свою жизнь за дождик, — горько усмехнулся Райга.
— А за что не жалко? — Нэм забралась с ногами на постель и повертела головой в поисках опоры.
Райга согнул лапы, и Нэм села, опершись о них спиной.
— Ни за что, — хмыкнул Верховный шисаи. — Нет ничего, за что я отдал бы жизнь. Зачем это что-то мне мертвому?
Охотница озадаченно уставилась в свой суп.
— И никого? — тихо спросила она. — Нет никого, за кого бы ты отдал жизнь?
— Нет. Никого, — мотнул головой Райга.
— Нет ни идеи, ни человека…
— …заслуживающих моей смерти? Ты так хотела спросить? — Райга прищурился, смотря на нее поверх миски. — Ответ — нет.
Нэм поджала губы и уткнулась в них краем миски. В горло не лезло, хоть вылей. И вроде она ждала другого ответа от него… Или все же — именно этого?
— А ты? — Райга пошевелил лапой, отвлекая ее. — Ты бы отдала жизнь за что-то или кого-то? И что это, кто это, заслуживающий твоей смерти?
Охотница отняла миску от губ и провела большими пальцами по ее краю. Раньше ответ на этот вопрос был прост. И наивен. А сейчас там внутри был один лишь непонятный хаос.
— Я всегда думала, что да. Что что-то такое есть, должно быть, — Нэм облизнула губы, снова вернулся вкус бульона из косули. — Но сейчас я не знаю. Я могу рисковать жизнью, мне не привыкать. Но я никогда всерьез не воспринимала, что я действительно могу погибнуть. И что эта смерть будет «за что-то», «за кого-то».
Райга косо улыбнулся. Вот уж действительно, те, у кого всего одна жизнь, вольно или невольно видят эту жизнь по-другому. Через призму единственной смерти, один раз и навсегда. Кошки подходили к этому проще. А некоторые — еще проще.
— Тора отдала три свои жизни за Тайгона, — вспоминая, Райгаповертел полупустую миску в руках. — Так легко, не колеблясь ни мгновения! Меня тогда это чудовищно потрясло. Я даже чужие жизни обменять не готов, не то что свои… А для нее было что-то важнее, чем коптить это небо. Меня это пугает и восхищает.
Нэм подсела чуть ближе:
И рухнул в ее объятья, как подкошенный.
#27. Кровь моя сохранится в веках — и не важно, на чьих она будет руках
В этот день священные жернова стояли нетронутыми. В них не было никакой нужды.
Кошки по первой же просьбе выдали обугленные крылатые тела и помогли завершить начатое, обратив их в прах.
Крылатый жрец двенадцатого храма Самсавеила ссыпал серый пепел умерших в их часы смерти один за другим.
Никаких лиловых сердец. Никаких ритуалов. Никакого кормления мертвыми амфисбен.
Серая служба божьих херувимов с серыми лицами. Серые часы смерти на серых плитах.
Кайно с трудом стоял на ослабших ногах — большая потеря крови плохо на нем сказывалась, и уже третью неделю он не мог восстановиться после боя. Нижние крылья были изувечены, обломки замотаны в серые бинты.
Императора за руку держала глава Охотниц — медведица Берси. Иногда подбадривающе гладила по тыльной стороне ладони большим пальцем — Кайно только сжимал ее руку сильнее и делал глубокий печальный вздох.
Часы мертвых ангелов выставили по алтарю в один ряд. Следом — второй. И несколько часов напоследок.
Херувимов осталось восемьдесят один вместе с самим императором.
Всех остальных уничтожил священный огонь.
А среди кошек не погиб ни один.
— Брат мой ворон, — Семиазас положил руку императору на плечо, и тот нехотя повернулся к нему.
— Ты опять со своими советами, советник? — скривив губы, спросил Кайно.
— Я обязан призвать тебя к мудрости. Не как брата, не как херувима, но как императора, как правителя, — Семиазас дождался, когда жрец уйдет вместе со своими помощниками, оставив в храме только херувимов и охотницу.
Кайно в ответ только коротко хмыкнул и кивнул — продолжай.
— Мы умираем, — Семиазас обвел рукой ряды часов смерти. — Мы умираем из-за тебя, Каин. Из-за гордыни, застилающей тебе глаза. СперваШет, теперь наша драгоценная Азура и пара десятков наших братьев и сестер. Так продолжаться дальше не может! Мы же все погибнем по твоей вине, все до единого! Дай кошкам то, что они просят, тебе ведь это ничего не стоит.
— Нет! — отмахнулся Кайно, будто отрубил наотмашь.
— Мы не победим их, неужели ты не понял? — взмолился Семиазас. — Пожалуйста, измени свое решение, им ведь большего не нужно — какие-то крылья, которые тебе самому не сдались! — советник махнул рукой в сторону Райского сада. — Война с кошками не сделает тебя великим. Только мир с ними позволит тебе править долго и счастливо.
— Нет! НЕТ! — взревел Кайно, хватая брата за грудки. — Моя статуя будет стоять на кладбище при моей жизни! Как Люцифера! Как Феликс! Я такой же, как они!
— Нет, брат, — Семиазас поджал губы, придерживая руки Кайно. — Пойми, Самсавеил не вернется, если узнает про статую тебя, он не полюбит тебя как сына за твое величие, он никогда…
Слова смазало отточенным ударом в нос. Брызнула алая кровь — на черную форму, на серые плиты.
— Ты никогда и ничем не сможешь заслужить даже капельку его любви и участия, — Семиазас сплюнул под ноги и вытер рукавом кровь.
Следующий удар пришелся в челюсть.
И никто не повис на локте, жалобно причитая и умоляя смилостивится.
Только серые часы смерти Азуры как будто «смотрели» с немым укором.
Кайно опустил сжатые кулаки, за локоть тут же подхватила Берси.
— Мы должны показать кошкам их место, — прошипел сквозь зубы Император. — Нельзя спускать убийство священных херувимов и покушение на мою жизнь.
— Мы не священные, Каин, — покачал головой Семиазас и пошевелил рукой ноющую челюсть. — И это мы покусились на их жизни, они защищались от нас, как могли.
— Ты, видимо, на их стороне, — зло прорычал Кайно.
— Знаешь, брат, я не на их стороне. Но и не на твоей, — достав из нагрудного кармана платок, Семиазас вытер кровь с лица.
— Тогда проваливай. Сегодня уже не важно, потерял ли я двадцать шесть херувимов или двадцать семь. Одним больше, одним меньше, лишь бы не было предателей за моей спиной, — Кайно презрительно посмотрел на брата сверху вниз.
— Я не один считаю, что ты не прав. И тебе придется с этим смириться.
— Ха! И кто еще думает, как ты? — Кайно обернулся к херувимам, стоящим за его спиной.
Одна за другой поднимались руки. Десять, двадцать, сорок…
Кайно с вызовом посмотрел на Берси:
— А ты?! Тоже думаешь, что кошки правы?!
Медведица замотала головой.
— Ну хоть ты меня понимаешь, — облегченно выдохнул Кайно и сжал ее руку в своей.
— Мы уходим, Кайно. Мы хотим жить в мире… кумо… мы просто хотим жить! А ты нас всех в часы смерти сведешь, и от нас даже сердца не останется — только пепел!
— Проваливай, предатель! — закричал Император. — И таких же подонков своих забирай! Бегите пресмыкаться перед кошками и лапы им лобызать!
— Мы покинем империю, мы улетим за океан, за Нойко. За миром и жизнью без твоей войны за любовь отца. В этом нет никакого смысла, только боль, — Семиазас покачал головой и, развернувшись, направился к выходу. — Прощай, брат.
— Не брат ты мне больше.
***
В старом волчьем шатре пахло звериным потом, кровью и лекарственными травами. Запах косульего бульона смешивался с этими ароматами, растворяясь в нем.
— Питание Ирмы оставляет желать лучшего. Когда меня начнут кормить по-человечески? — простонал Райга, заглядывая в миску Нэм. Там плавало мясо! И немного овощей. Но мясо — косулье ребрышко, нежное, сочное, м-м-м…
— Она медик, ей виднее, — Нэм на всякий случай отодвинулась дальше по кровати.
— Я тоже медик, и я хочу мяса! — незлобно огрызнулся Райга.
— Ты только второй день как пришел в себя, — Нэм отхлебнула бульон и довольно улыбнулась — кошки умели вкусно готовить, не хватало только галет коробочку.
Райга, вмиг помрачнев, уставился в содержимое своей миски.
— И это очень плохо. Я и подумать не мог, что заплачу за огненный дождь так дорого, — мотнул он головой и пригубил горячий суп — в его руках он и не думал остывать.
— Тора сказала, ты почти что умер.
Райга молча кивнул. Почти что — буквально на волосок от смерти. И каких-то три недели вместо почти года. И все равно — много! Непозволительно дорого. А если бы этого огненного дождя не хватило? Если бы пришлось сражаться дальше, а он — без создания на земле. Будь противником Самсавеил, а не его дети, все кончилось бы быстро и навсегда. Нельзя допустить подобное, просто нельзя! В следующий раз все может закончиться плохо, и наверняка так закончится — нельзя одну свечу сжечь дважды.
— Жалко было бы отдать свою жизнь за дождик, — горько усмехнулся Райга.
— А за что не жалко? — Нэм забралась с ногами на постель и повертела головой в поисках опоры.
Райга согнул лапы, и Нэм села, опершись о них спиной.
— Ни за что, — хмыкнул Верховный шисаи. — Нет ничего, за что я отдал бы жизнь. Зачем это что-то мне мертвому?
Охотница озадаченно уставилась в свой суп.
— И никого? — тихо спросила она. — Нет никого, за кого бы ты отдал жизнь?
— Нет. Никого, — мотнул головой Райга.
— Нет ни идеи, ни человека…
— …заслуживающих моей смерти? Ты так хотела спросить? — Райга прищурился, смотря на нее поверх миски. — Ответ — нет.
Нэм поджала губы и уткнулась в них краем миски. В горло не лезло, хоть вылей. И вроде она ждала другого ответа от него… Или все же — именно этого?
— А ты? — Райга пошевелил лапой, отвлекая ее. — Ты бы отдала жизнь за что-то или кого-то? И что это, кто это, заслуживающий твоей смерти?
Охотница отняла миску от губ и провела большими пальцами по ее краю. Раньше ответ на этот вопрос был прост. И наивен. А сейчас там внутри был один лишь непонятный хаос.
— Я всегда думала, что да. Что что-то такое есть, должно быть, — Нэм облизнула губы, снова вернулся вкус бульона из косули. — Но сейчас я не знаю. Я могу рисковать жизнью, мне не привыкать. Но я никогда всерьез не воспринимала, что я действительно могу погибнуть. И что эта смерть будет «за что-то», «за кого-то».
Райга косо улыбнулся. Вот уж действительно, те, у кого всего одна жизнь, вольно или невольно видят эту жизнь по-другому. Через призму единственной смерти, один раз и навсегда. Кошки подходили к этому проще. А некоторые — еще проще.
— Тора отдала три свои жизни за Тайгона, — вспоминая, Райгаповертел полупустую миску в руках. — Так легко, не колеблясь ни мгновения! Меня тогда это чудовищно потрясло. Я даже чужие жизни обменять не готов, не то что свои… А для нее было что-то важнее, чем коптить это небо. Меня это пугает и восхищает.
Нэм подсела чуть ближе: