Смертельный турнир
Часть 26 из 35 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Доверие… Я так сильно обожглась в прошлый раз, что сейчас никак не могла поверить до конца. С одной стороны — его откровенность, клятва, постоянное присутствие рядом, помощь и защита. С другой… Раньше я тоже верила ему и не сомневалась. И он тоже казался честным, и помогал мне, и был рядом.
Вляпаться снова было слишком страшно.
Странно, буквально пару часов назад я была в шоке от внезапного появления родителей и даже не подозревала, что впереди меня ждет потрясение куда сильнее. На его фоне и приезд родных, и беременность мамы — все потускнело, оставив в сознании единственную мысль, пульсирующую в такт биению сердца: Хен… Хен… Хен…
Время до вечера тянулось томительно. Мы с Лидайей поели, поболтали — хотя я отвечала немного невпопад, позанимались. Я даже успела немного вздремнуть. За окнами давно сгустилась темень, а Хен все не шел.
От грызшего внутренности беспокойства начала метаться по комнате.
Вот опять он заставляет ждать. Я многого не успела спросить, я ведь только сейчас поняла, что это он, неужели не ясно, что вообще не хочу с ним расставаться? Почему он мотается один Хагос знает где, разве не должен спешить ко мне со всех ног? А если что-то случилось? Вдруг его поймали? Раскрыли? Убили?
Наверное, еще минут пятнадцать, и я, наплевав на все — покушения, запрет передвигаться по академии в одиночку — отправилась бы на поиски, но в дверь наконец-то постучали.
Сердце замерло, потом пустилось в пляс. Бросилась в нашу маленькую прихожую, предупредив Лидайю:
— Я открою!
Подруга валялась с книгой у себя и только проводила меня вопросительно-недоуменным взглядом.
Поворачивая ключ, уже знала, что за дверью Хен. Просто чувствовала, как будто его аура проникала сквозь стены. Перехватило дыхание, подрагивали кончики пальцев. Испугалась, а вдруг выгляжу как-то странно или нелепо, а я даже в зеркало не посмотрела.
Но стоило увидеть гостя, как дурацкие мысли вылетели из головы. Хотя правильнее было бы сказать, что из головы вылетели вообще все мысли, я стояла безмолвной статуей и пялилась на Хена.
Он переоделся: свободный серый свитер, широкие штаны. Взлохмаченные волосы влажные — душ принимал, что ли? Парень тоже застыл, пожирая меня взглядом. Положил руку на дверь, будто боялся, что вдруг закрою, стоял и молчал. А я все торчала на пороге, не давая ему пройти.
— Кто пришел?
Слава Нигосу, голос Лидайи привел меня в чувство. Я отшатнулась, освободила проход. Оказавшись в прихожей, Хен бросил взгляд в сторону комнаты, и я сообразила, что при Лидайе мы не сможем поговорить начистоту. Хагос, что же делать, не выгонять же ее из дома на ночь глядя?
Сейчас Хен скажет, что зайдет в другой раз. Я сжалась, готовясь к боли, — ужасно не хотелось, чтобы он уходил. Даже до завтра. Даже на несколько часов.
Но Хен молча поймал меня за локоть, притянул к себе, другую руку положил на поясницу, отчего я невольно прогнулась в талии и прильнула к нему еще теснее. По телу хлынул жар, сердце как сумасшедшее запрыгало в груди. Ой-ой-ой, что же сейчас будет!
И все равно я не противилась. И не могла бы. Чувствовала себя мягкой, как подтаявшее масло, сил хватило только упереться рукой в широкую грудь и шепнуть:
— Лидайя…
— Что Лидайя? — Хен наклонился ко мне близко-близко.
Смешок пощекотал ухо, горячее дыхание обожгло. Хотелось закрыть глаза, обвить шею Хена руками и позволить ему все на свете.
— Сатьян? — Моя соседка, так и не дождавшись ответа, выглянула в коридор. — О… здравствуйте.
— Это Яре… ар-теран Верес, наш тренер, — чувствуя, как густая краска заливает лицо и уши, я обернулась — насколько это было возможно, стоя вплотную к Хену. Старательно делая вид, что не происходит ничего такого — подумаешь, тренер и первокурсница обнимаются в полутьме, сказала Хену то, что он и так знал: — Это Лидайя. Моя подруга.
— Приятно познакомиться. — И улыбнулся как ни в чем не бывало.
— Мне тоже, — ответила Лидайя вежливо, как и подобает первокурснице. Посмотрела на нас с любопытством. Нашу позу она не прокомментировала, но взгляд был многозначительный. — Ой, вспомнила, я же к Ларну собиралась пойти! Не буду мешать, давайте, пока.
Она мигом, будто давно готовилась, сдернула с вешалки пальто, вдела ноги в ботинки и пропала за дверью. Послышались быстро удаляющиеся шаги.
Все произошло так стремительно, что совершенно меня ошеломило. Потянулась густая тягучая тишина. Мы как дураки продолжали в обнимку торчать в прихожей.
— Хочешь чаю? — спросила одеревенело.
— Хочу, — улыбнулся Хен.
Я с облегчением высвободилась из его рук и юркнула на кухню. Пока наливала воду и ставила чайник на огонь, одним глазком наблюдала, как он ходит по комнате. Мне было странно и удивительно — понимать, что он здесь. Что это правда Хен. Сладкий ужас и предчувствие боли — он здесь, родной, любимый… вот только ему грозит смерть.
— Чайник кипит.
Пока я плавала в густом меду чувств и коротеньких мыслей, Хен успел подойти и теперь стоял с другой стороны от кухонной стойки. Смотрел на меня и снова улыбался.
— А-а! Да…
Погасила огонь, достала чашки. И чуть не уронила их — руки Хена легли по обеим сторонам моего тела, щеку пощекотали его волосы. Я застыла, чувствуя, как по позвоночнику несутся мурашки. Запах мужчины забил ноздри, вскружил голову, опьянил.
— Так и не научилась готовить? — Хен тихо усмехнулся мне на ухо.
— Н-нет… — Не выдержав напряжения, повернулась в его руках.
Тут и он перестал улыбаться. И я не могла оторваться от его глаз, зачарованно наблюдая, как медленно они темнеют, как его взгляд скользит ниже, к губам, как дыхание учащается, как он снова смотрит мне в глаза.
Хен медленно и осторожно подался вперед, провел кончиком языка по губам, будто пробуя их на вкус, только обозначая намерения. Я закрыла глаза. Закинуть руки ему на шею постеснялась и только сжала складки свитера у него на боках, притягивая в себе, плавясь в ощущениях. Нигос, как жарко… и пронзительно…
Поцелуй углубился, превращая что-то внутри меня в тягучую лаву, заставляя ее взламывать плотную скорлупу, вынуждая меня саму дышать часто и прерывисто, словно я была готова взорваться.
Почему каждый поцелуй с ним — как пламя? Как обжигающий бешеный жар, сносящий все барьеры, все оковы, все запреты?
Хен наконец отстранился, уперся лбом в мой лоб, по-прежнему обнимая. Некоторое время мы молчали, успокаивая дыхание. Хагос, так нельзя. В следующий раз мы не остановимся. Я бы и сейчас не возражала, если бы…
Следующая мысль поразила меня своей пугающей правильностью.
В любой момент один из нас может умереть, так почему бы не сделать то, о чем я все равно никогда не пожалею?
Ох, кажется, пока что лучше не думать об этом. Чай! Да, конечно. Чай…
Предложила Хену сесть за стол, поставила перед ним чашку. Потом вспомнила, что с нашего ужина что-то осталось. Вытащила кастрюлю из холодильного угла, заглянула. Суп, в сковородке лежат котлеты, где-то была еще вареная картошка.
— Хочешь поесть?
— Ты готовила? — уточнил он с насмешливыми нотками.
— Лидайя, — буркнула я.
— Тогда хочу, — и заржал, негодяй.
Ел он с аппетитом, аж за ушами трещало. Я сидела напротив, попивала чай и беззастенчиво пялилась. Ужасно хотелось попросить его снять маскировку. И стоило Хену доесть, я так и сделала.
Просьбу выполнил без вопросов. Поставил защиту от прослушивания и наблюдения, и из-под черт Ярена проступили его родные. С полминуты я просто смотрела, точно пытаясь запечатлеть в памяти каждую мелочь. Потом спросила, и в голосе помимо моей воли плеснул упрек:
— Почему ты пропадал полгода? Почему не вернулся сразу?
Хен глянул на меня с насмешливым изумлением. Отставил тарелку, поднялся.
— Спасибо, было очень вкусно.
Я молча ждала ответа, но он ушел в комнату, остановился, долго и со вкусом потягивался. Наконец сел на диван и похлопал рядом с собой.
— Все расскажу, если придешь сюда.
Невольно фыркнула. Нашелся шантажист. Составила посуду в раковину, активировала знак воды, чувствуя, как Хен гипнотизирует взглядом мою спину. Его нетерпение можно было резать ножом, так что губы сами расплывались в улыбке. Не хочет рассказывать сразу — пусть подождет.
— Потом домоешь, — он не выдержал первым.
Улыбка сделалась торжествующей. Я нарочито неторопливо погасила знак, вытерла руки о полотенце и с делано безразличным видом прошествовала к дивану. Хен сидел, расслабленно расставив ноги, положив руки на спинку, но стоило подойти, сцапал меня в объятия.
— Попалась, — довольно проурчал мне в волосы.
— Рассказывай. — Повинуясь его рукам, я устроилась между расставленных коленей, чувствуя себя кошкой, пригревшейся на солнце.
— М-м, — протянул Хен, — собственно… Вернулся домой с пустыми руками, зря потратив почти полгода, не только не достав то, за чем отправлялся, но и невольно посодействовав пробуждению Звезды Сантерн… Уйма денег, подготовка, время — все пошло к Хагосу. Так что, думаю, ясно, что дома мне не обрадовались.
Я выцепила из его монолога слова «Звезда Сантерн». Так вот как они называют Хранителя! Неожиданно красиво и поэтично.
— Если честно, надеялся, что они отступятся. Но ваш меч был единственным из Пяти Оружий, о котором мы знали точно, и единственным, к которому могли подступиться. Лук Морвенны, я уже говорил, давно утерян, посох и шар у нас были, оставались ваш меч и кинжалы Ерриосов, но до кинжалов добраться практически нереально… Так что мне вставили по первое число и отправили обратно.
— Сюда? Сразу?
— Нет, не сразу. Ты переоцениваешь наши возможности. — Хен невесело усмехнулся. — Несколько месяцев ушло на создание новой легенды. И то я торопился как мог, потому что боялся… за тебя. — Я сидела, уткнувшись носом в его ключицу, но при этих словах приподняла лицо. Хен тоже посмотрел на меня, серьезно и строго. — Я знал, что здесь есть еще один человек из наших. Пока у меня все шло хорошо, он не вмешивался. Но когда я погорел, он в любой момент мог перейти в наступление. Особенно если выяснилось бы, что меч и правда у тебя.
— Вы не знали?
— Была вероятность, что это не так. Ты могла не удержать магию, могло быть кратковременное помешательство.
— Поэтому ты меня… не убил? — Внутри все болезненно сжалось.
Я будто снова очутилась там, в домике на заставе, и незнакомец, притворявшийся моим мужем, сидя в ногах кровати, смотрел на меня молча и отчужденно.
Хен, словно что-то почувствовав, крепче сжал руки, возвращая меня в настоящее.
— Я бы не смог, — хрипловато сказал после паузы. Чуть дернулся кадык на горле. — Я уже говорил тебе: самый сильный твой враг — ты сам. Я проиграл. Себе… тебе. — Он зарылся лицом в мои волосы, вдохнул так яростно, словно от этого зависела его жизнь. — Я люблю тебя, Сатьяна.
Не сразу осмыслила его слова. Ошарашенная, вынырнула из крепкой хватки. Хен смотрел на меня прямо, с каким-то отчаянием. Так, как смотрит побежденный, вручивший победителю свой меч и ожидающий, когда острие коснется его груди.
— Ты пробралась мне в душу, как какое-то наваждение, проклятие. Знала бы ты, сколько раз снилась мне. Разная. Нежная, милая, смелая, решительная… развратная, соблазняющая. Я вообще не должен был тобой увлечься. Но ты… ты взяла меня своей… настоящестью. Я бы сказал «искренность», но это немного другое. Ты — как моя противоположность. Там, где я действую исподтишка, обманом, ты рубишь напрямую. Ты была моей целью, способом подобраться ближе, я не имел права допускать хоть какие-то чувства… Но ты… — он не договорил, бессильно усмехнулся, покачал головой.
Мои щеки пламенели, я чувствовала это, но взгляда не отводила. Стеснения не было, был только смутный внутренний жар, стремившийся вырваться наружу, вылиться или в слова, или в действия, но ни слов, ни действий не находилось.
Вляпаться снова было слишком страшно.
Странно, буквально пару часов назад я была в шоке от внезапного появления родителей и даже не подозревала, что впереди меня ждет потрясение куда сильнее. На его фоне и приезд родных, и беременность мамы — все потускнело, оставив в сознании единственную мысль, пульсирующую в такт биению сердца: Хен… Хен… Хен…
Время до вечера тянулось томительно. Мы с Лидайей поели, поболтали — хотя я отвечала немного невпопад, позанимались. Я даже успела немного вздремнуть. За окнами давно сгустилась темень, а Хен все не шел.
От грызшего внутренности беспокойства начала метаться по комнате.
Вот опять он заставляет ждать. Я многого не успела спросить, я ведь только сейчас поняла, что это он, неужели не ясно, что вообще не хочу с ним расставаться? Почему он мотается один Хагос знает где, разве не должен спешить ко мне со всех ног? А если что-то случилось? Вдруг его поймали? Раскрыли? Убили?
Наверное, еще минут пятнадцать, и я, наплевав на все — покушения, запрет передвигаться по академии в одиночку — отправилась бы на поиски, но в дверь наконец-то постучали.
Сердце замерло, потом пустилось в пляс. Бросилась в нашу маленькую прихожую, предупредив Лидайю:
— Я открою!
Подруга валялась с книгой у себя и только проводила меня вопросительно-недоуменным взглядом.
Поворачивая ключ, уже знала, что за дверью Хен. Просто чувствовала, как будто его аура проникала сквозь стены. Перехватило дыхание, подрагивали кончики пальцев. Испугалась, а вдруг выгляжу как-то странно или нелепо, а я даже в зеркало не посмотрела.
Но стоило увидеть гостя, как дурацкие мысли вылетели из головы. Хотя правильнее было бы сказать, что из головы вылетели вообще все мысли, я стояла безмолвной статуей и пялилась на Хена.
Он переоделся: свободный серый свитер, широкие штаны. Взлохмаченные волосы влажные — душ принимал, что ли? Парень тоже застыл, пожирая меня взглядом. Положил руку на дверь, будто боялся, что вдруг закрою, стоял и молчал. А я все торчала на пороге, не давая ему пройти.
— Кто пришел?
Слава Нигосу, голос Лидайи привел меня в чувство. Я отшатнулась, освободила проход. Оказавшись в прихожей, Хен бросил взгляд в сторону комнаты, и я сообразила, что при Лидайе мы не сможем поговорить начистоту. Хагос, что же делать, не выгонять же ее из дома на ночь глядя?
Сейчас Хен скажет, что зайдет в другой раз. Я сжалась, готовясь к боли, — ужасно не хотелось, чтобы он уходил. Даже до завтра. Даже на несколько часов.
Но Хен молча поймал меня за локоть, притянул к себе, другую руку положил на поясницу, отчего я невольно прогнулась в талии и прильнула к нему еще теснее. По телу хлынул жар, сердце как сумасшедшее запрыгало в груди. Ой-ой-ой, что же сейчас будет!
И все равно я не противилась. И не могла бы. Чувствовала себя мягкой, как подтаявшее масло, сил хватило только упереться рукой в широкую грудь и шепнуть:
— Лидайя…
— Что Лидайя? — Хен наклонился ко мне близко-близко.
Смешок пощекотал ухо, горячее дыхание обожгло. Хотелось закрыть глаза, обвить шею Хена руками и позволить ему все на свете.
— Сатьян? — Моя соседка, так и не дождавшись ответа, выглянула в коридор. — О… здравствуйте.
— Это Яре… ар-теран Верес, наш тренер, — чувствуя, как густая краска заливает лицо и уши, я обернулась — насколько это было возможно, стоя вплотную к Хену. Старательно делая вид, что не происходит ничего такого — подумаешь, тренер и первокурсница обнимаются в полутьме, сказала Хену то, что он и так знал: — Это Лидайя. Моя подруга.
— Приятно познакомиться. — И улыбнулся как ни в чем не бывало.
— Мне тоже, — ответила Лидайя вежливо, как и подобает первокурснице. Посмотрела на нас с любопытством. Нашу позу она не прокомментировала, но взгляд был многозначительный. — Ой, вспомнила, я же к Ларну собиралась пойти! Не буду мешать, давайте, пока.
Она мигом, будто давно готовилась, сдернула с вешалки пальто, вдела ноги в ботинки и пропала за дверью. Послышались быстро удаляющиеся шаги.
Все произошло так стремительно, что совершенно меня ошеломило. Потянулась густая тягучая тишина. Мы как дураки продолжали в обнимку торчать в прихожей.
— Хочешь чаю? — спросила одеревенело.
— Хочу, — улыбнулся Хен.
Я с облегчением высвободилась из его рук и юркнула на кухню. Пока наливала воду и ставила чайник на огонь, одним глазком наблюдала, как он ходит по комнате. Мне было странно и удивительно — понимать, что он здесь. Что это правда Хен. Сладкий ужас и предчувствие боли — он здесь, родной, любимый… вот только ему грозит смерть.
— Чайник кипит.
Пока я плавала в густом меду чувств и коротеньких мыслей, Хен успел подойти и теперь стоял с другой стороны от кухонной стойки. Смотрел на меня и снова улыбался.
— А-а! Да…
Погасила огонь, достала чашки. И чуть не уронила их — руки Хена легли по обеим сторонам моего тела, щеку пощекотали его волосы. Я застыла, чувствуя, как по позвоночнику несутся мурашки. Запах мужчины забил ноздри, вскружил голову, опьянил.
— Так и не научилась готовить? — Хен тихо усмехнулся мне на ухо.
— Н-нет… — Не выдержав напряжения, повернулась в его руках.
Тут и он перестал улыбаться. И я не могла оторваться от его глаз, зачарованно наблюдая, как медленно они темнеют, как его взгляд скользит ниже, к губам, как дыхание учащается, как он снова смотрит мне в глаза.
Хен медленно и осторожно подался вперед, провел кончиком языка по губам, будто пробуя их на вкус, только обозначая намерения. Я закрыла глаза. Закинуть руки ему на шею постеснялась и только сжала складки свитера у него на боках, притягивая в себе, плавясь в ощущениях. Нигос, как жарко… и пронзительно…
Поцелуй углубился, превращая что-то внутри меня в тягучую лаву, заставляя ее взламывать плотную скорлупу, вынуждая меня саму дышать часто и прерывисто, словно я была готова взорваться.
Почему каждый поцелуй с ним — как пламя? Как обжигающий бешеный жар, сносящий все барьеры, все оковы, все запреты?
Хен наконец отстранился, уперся лбом в мой лоб, по-прежнему обнимая. Некоторое время мы молчали, успокаивая дыхание. Хагос, так нельзя. В следующий раз мы не остановимся. Я бы и сейчас не возражала, если бы…
Следующая мысль поразила меня своей пугающей правильностью.
В любой момент один из нас может умереть, так почему бы не сделать то, о чем я все равно никогда не пожалею?
Ох, кажется, пока что лучше не думать об этом. Чай! Да, конечно. Чай…
Предложила Хену сесть за стол, поставила перед ним чашку. Потом вспомнила, что с нашего ужина что-то осталось. Вытащила кастрюлю из холодильного угла, заглянула. Суп, в сковородке лежат котлеты, где-то была еще вареная картошка.
— Хочешь поесть?
— Ты готовила? — уточнил он с насмешливыми нотками.
— Лидайя, — буркнула я.
— Тогда хочу, — и заржал, негодяй.
Ел он с аппетитом, аж за ушами трещало. Я сидела напротив, попивала чай и беззастенчиво пялилась. Ужасно хотелось попросить его снять маскировку. И стоило Хену доесть, я так и сделала.
Просьбу выполнил без вопросов. Поставил защиту от прослушивания и наблюдения, и из-под черт Ярена проступили его родные. С полминуты я просто смотрела, точно пытаясь запечатлеть в памяти каждую мелочь. Потом спросила, и в голосе помимо моей воли плеснул упрек:
— Почему ты пропадал полгода? Почему не вернулся сразу?
Хен глянул на меня с насмешливым изумлением. Отставил тарелку, поднялся.
— Спасибо, было очень вкусно.
Я молча ждала ответа, но он ушел в комнату, остановился, долго и со вкусом потягивался. Наконец сел на диван и похлопал рядом с собой.
— Все расскажу, если придешь сюда.
Невольно фыркнула. Нашелся шантажист. Составила посуду в раковину, активировала знак воды, чувствуя, как Хен гипнотизирует взглядом мою спину. Его нетерпение можно было резать ножом, так что губы сами расплывались в улыбке. Не хочет рассказывать сразу — пусть подождет.
— Потом домоешь, — он не выдержал первым.
Улыбка сделалась торжествующей. Я нарочито неторопливо погасила знак, вытерла руки о полотенце и с делано безразличным видом прошествовала к дивану. Хен сидел, расслабленно расставив ноги, положив руки на спинку, но стоило подойти, сцапал меня в объятия.
— Попалась, — довольно проурчал мне в волосы.
— Рассказывай. — Повинуясь его рукам, я устроилась между расставленных коленей, чувствуя себя кошкой, пригревшейся на солнце.
— М-м, — протянул Хен, — собственно… Вернулся домой с пустыми руками, зря потратив почти полгода, не только не достав то, за чем отправлялся, но и невольно посодействовав пробуждению Звезды Сантерн… Уйма денег, подготовка, время — все пошло к Хагосу. Так что, думаю, ясно, что дома мне не обрадовались.
Я выцепила из его монолога слова «Звезда Сантерн». Так вот как они называют Хранителя! Неожиданно красиво и поэтично.
— Если честно, надеялся, что они отступятся. Но ваш меч был единственным из Пяти Оружий, о котором мы знали точно, и единственным, к которому могли подступиться. Лук Морвенны, я уже говорил, давно утерян, посох и шар у нас были, оставались ваш меч и кинжалы Ерриосов, но до кинжалов добраться практически нереально… Так что мне вставили по первое число и отправили обратно.
— Сюда? Сразу?
— Нет, не сразу. Ты переоцениваешь наши возможности. — Хен невесело усмехнулся. — Несколько месяцев ушло на создание новой легенды. И то я торопился как мог, потому что боялся… за тебя. — Я сидела, уткнувшись носом в его ключицу, но при этих словах приподняла лицо. Хен тоже посмотрел на меня, серьезно и строго. — Я знал, что здесь есть еще один человек из наших. Пока у меня все шло хорошо, он не вмешивался. Но когда я погорел, он в любой момент мог перейти в наступление. Особенно если выяснилось бы, что меч и правда у тебя.
— Вы не знали?
— Была вероятность, что это не так. Ты могла не удержать магию, могло быть кратковременное помешательство.
— Поэтому ты меня… не убил? — Внутри все болезненно сжалось.
Я будто снова очутилась там, в домике на заставе, и незнакомец, притворявшийся моим мужем, сидя в ногах кровати, смотрел на меня молча и отчужденно.
Хен, словно что-то почувствовав, крепче сжал руки, возвращая меня в настоящее.
— Я бы не смог, — хрипловато сказал после паузы. Чуть дернулся кадык на горле. — Я уже говорил тебе: самый сильный твой враг — ты сам. Я проиграл. Себе… тебе. — Он зарылся лицом в мои волосы, вдохнул так яростно, словно от этого зависела его жизнь. — Я люблю тебя, Сатьяна.
Не сразу осмыслила его слова. Ошарашенная, вынырнула из крепкой хватки. Хен смотрел на меня прямо, с каким-то отчаянием. Так, как смотрит побежденный, вручивший победителю свой меч и ожидающий, когда острие коснется его груди.
— Ты пробралась мне в душу, как какое-то наваждение, проклятие. Знала бы ты, сколько раз снилась мне. Разная. Нежная, милая, смелая, решительная… развратная, соблазняющая. Я вообще не должен был тобой увлечься. Но ты… ты взяла меня своей… настоящестью. Я бы сказал «искренность», но это немного другое. Ты — как моя противоположность. Там, где я действую исподтишка, обманом, ты рубишь напрямую. Ты была моей целью, способом подобраться ближе, я не имел права допускать хоть какие-то чувства… Но ты… — он не договорил, бессильно усмехнулся, покачал головой.
Мои щеки пламенели, я чувствовала это, но взгляда не отводила. Стеснения не было, был только смутный внутренний жар, стремившийся вырваться наружу, вылиться или в слова, или в действия, но ни слов, ни действий не находилось.