Смерть Гитлера

Кто лжет? Или кто ошибается?

Правду ли говорит Гюнше, когда утверждает, что Гитлер не принимал яда?

Этот эпизод прекрасно иллюстрирует то, что на самом деле не стоит полностью полагаться на показания свидетелей последних минут Гитлера. Чтобы разрешить это фактологическое несоответствие, существует тем не менее единственно верное решение: наука.

Для того-то и обратился Филипп Шарлье в Лабораторию физики твердых тел в пригороде Парижа. Уже более двух часов микрон за микроном исследуются оба осколка зубного камня. Рафаэль Вейль действует методично и терпеливо. Ничто не должно ускользнуть от его внимания. Через несколько мгновений он узнает все о химическом составе этих двух образцов из архива ФСБ. И, может быть, получит данные о материале протезов. Прежде всего он ищет ртуть, свинец, мышьяк, медь и, конечно, железо. Потому что сам цианид выявить невозможно. Его следы исчезают через сутки или трое после его приема. И еще быстрее, если труп был сожжен или хранился при температуре выше 20 °C.

Часы показывают 12 часов 30 минут. Время работы, назначенное Рафаэлем Вейлем, истекло. Инженер даже забыл, что пора идти на обед. Он максимально сосредоточен, нельзя сделать ни малейшей ошибки, ни допустимой погрешности. Филиппу Шарлье не терпится. Он неловко извиняется перед своим товарищем по расследованию. «Лучше не торопись», – повторяет судмедэксперт, едва скрывая свое волнение, а потом все же нетерпеливо спрашивает: «Так… он есть?» Спокойно, пристально вглядываясь в показания прибора после каждого анализа, инженер перечисляет выявленные химические элементы: кальций, калий, фосфор… Но не железо. Или его так мало, что невозможно определить, содержится ли оно в самих фрагментах, или попало из «камеры» микроскопа, куда были уложены кусочки зубного камня. Это все, что узнает сегодня Филипп Шарлье. Разочарование полное.

Вообще-то нет. Не совсем.

Рафаэль Вейль поворачивается к судмедэксперту. Правда, не с информацией о протезах, но у него есть кое-что получше.

У него есть абсолютное научное доказательство подлинности зубного камня.

На экране управления сканирующего электронного микроскопа появляется черно-белое изображение. Картинка нечеткая. Впечатление такое, что мы на командном пункте НАСА времен лунной экспедиций. Каменистая почва, на ней мелкие пятна, будто кратеры метеоритов. Вверху экрана изображение более четкое. «Запущено, терпение, надо подождать», – говорит Рафаэль Вейль, не глядя на меня. Мелкие шарики сцепляются друг с другом и заполняют весь экран. Филипп Шарлье сразу понимает, что происходит: «Мы получили классическое изображение зубного камня, посмотрите на эти частицы сферической формы. Это и показывает, что шел процесс кальциноза, когда соли кальция формировали зубной камень». Инженер подтверждает: «Все эти шарики – это действительно признаки зубного камня…»



Анализ на этом не заканчивается. Скоро выявляется присутствие растительного волокна. Потом еще одного. А вот наличие животных волокон не выявляется. Даже крохотного, размером с микрон, животного волокна хватило бы, чтобы поставить под сомнение атрибуцию этих зубов Гитлеру. До своего самоубийства диктатор уже много лет был вегетарианцем. Отсутствие животных волокон успокоило судмедэксперта.

А можно ли вытянуть еще какую-нибудь информацию из этих двух фрагментов зубного камня? Установить, стрелял ли фюрер себе в рот? Сурьма, атомный номер 51, барий, атомный номер 56, свинец, атомный номер 82. Вот что ищет Рафаэль Вейль. Кинув взгляд на таблицу Менделеева, которая классифицирует химические элементы по заряду их атомного ядра, инженер устанавливает параметры в своем электронном микроскопе. Филипп Шарлье решил ограничиться этими тремя элементами, ставя вполне конкретную цель. Если Гитлер стрелял себе в рот, следы этих трех химических элементов обязательно должны были остаться на зубном камне.



Версия о самоубийстве посредством выстрела в рот была выдвинута англичанами в ноябре 1945 года.

Не всякий даже лучший из следователей согласился бы расследовать смерть человека, не имея при этом ни доступа к телу, ни возможности допросить свидетелей. Именно в таком положении оказались в начале мая 1945 года представители союзных войск, когда узнали о самоубийстве Гитлера. Как мы уже говорили (часть III, глава 5), англо-американские штабы не решаются принять как истинную версию, представленную советской стороной. Ту, которая утверждает, что фюрер, вероятнее всего, сбежал. Поэтому они пытаются сделать невозможное. Собрать максимум свидетельств тех немногочисленных нацистских пленников из фюрербункера, которые находятся в их распоряжении.

Англичане делают это и 1 ноября 1945 года представляют свой отчет оккупационным силам в Германии (американцам, русским и французам). Со свойственным им прагматизмом и реализмом они предваряют отчет такой оговоркой: «Единственным очевидным доказательством того, что Гитлер умер, было бы обнаружение и проведение достоверной идентификации его тела. В отсутствие этого доказательства единственные улики основываются на подробных показаниях свидетелей, которые были информированы о его намерениях или стали очевидцами связанных с ним событий».

Английское расследование опирается на показания человека, близкого к Гитлеру. Его зовут Эрих Кемпка. Ему тридцать пять лет, и он был личным шофером диктатора. Однако о смерти фюрера он узнал лишь от Отто Гюнше, адъютанта Гитлера. О том, как это произошло, Кемпка рассказывает в своих мемуарах, опубликованных в 1951 году: «Это был страшный шок. “Как могло такое случиться, Отто? Я с ним [Гитлером. – Прим. авт.] разговаривал еще вчера! Он был здоров и спокоен!” Гюнше был так расстроен, что даже не мог говорить. Он мучительно поднял правую руку, как если бы он держал пистолет, и приставил его ко рту»[78]. В таком же виде Кемпка представил этот эпизод британским следователям в 1945 году. Отчасти именно на основании показаний Кемпки в британском отчете о расследовании от 1 ноября 1945 года черным по белому указано: «30 апреля в 14 часов 30 минут Гитлера и Еву Браун последний раз видели живыми. Они обошли бункер, пожимая руки членам своего ближайшего окружения, секретарям и помощникам, а потом удалились в свои апартаменты, где оба и покончили с собой, Гитлер выстрелом в рот, а Ева Браун (хотя у нее и был пистолет), проглотив одну из тех ампул, которые раздавали всем в бункере».

Автор этого доклада – английский историк Хью Тревор-Ропер, а вот не сомневается ли он в том, что советские представители сказали всю правду о смерти Гитлера? Во время официальной презентации своего расследования перед офицерами оккупационных сил в Германии Тревор-Ропер внимательно наблюдает за реакцией советских представителей. На презентацию приглашен один из генералов Красной армии. А вдруг военачальник, осененный красной звездой, наконец-то проговорится? Тревор-Ропер никогда не забудет, как это было: «Когда его попросили прокомментировать отчет, он глухим голосом лаконично произнес: “Очень интересно”»[79].

И вот теперь, по прошествии более семидесяти лет после этого эпизода, возможно, мы узнаем, был ли прав Тревор-Ропер. Говорил ли правду Кемпка. Неужели Гитлер действительно выстрелил себе в рот?

«Сурьма?» – спрашивает Шарлье. – «Нет», – отвечает Рафаэль Вейль. – «Свинец?» – Рафаэль тут же отвечает: «Нет, бария тоже нет».

Такой обмен краткими фразами продолжается в течение нескольких минут. Вплоть до появления результатов последнего анализа.

«Так что?» Шарлье оборачивается ко мне. Он почти забыл о моем присутствии. Мой вопрос застал его врасплох. Его «ничего» звучит как заключительный аккорд. «Ничего!»



С другой стороны, он уверенно может объявить о конце тайны Гитлера.

Скоро зима сонной завесой накроет Париж. Завершаются почти два года расследования.

Лана осталась в Москве. Она ждет.

Я направляюсь в пригород Парижа. На запад, сразу после Версаля, в лабораторию медицинской антропологии и судебно-медицинской экспертизы Филиппа Шарлье в университете Версаль-Сен-Квентин.

Жесткое выражение лица, холодный блеск в глазах красноречиво говорят о его настроении, при встрече он сдержан. На нас смотрят его коллеги, их взгляды тоже не слишком одобрительные, некоторые даже высовывают язык, словно призывая совершить обряд жертвоприношения.

«Значит, этот из Океании. А вот этот – из Западной Африки…» Филипп Шарлье не представляет себе, куда девать все эти маски и другие тотемные фигурки. Его кабинет, скорее, похож на запасник какого-нибудь музея первобытного искусства, нежели на лабораторию судебно-медицинской экспертизы. Это чтобы напоминало, что он еще и антрополог?

В кабинете царит явное напряжение. Это что, из-за белого медицинского халата или из-за зловещего ареопага охранительных тотемов, окружающих нас? Или просто-напросто признаки профессионального выгорания после долгих месяцев сражений на историко-политическом фронте?

Филипп Шарлье сидит и чеканит слова, словно подчеркивая важность момента.

Он начинает так: «Довольно часто смерть исторического деятеля окружена тайной, мы всегда воображаем, что человек не умер, спасся бегством… Обыкновенная, классическая смерть нас не устраивает, это слишком просто, слишком банально. Работа судебно-медицинской экспертизы заключается в том, чтобы отделить истинное от ложного и представить окончательные выводы в научной форме. Я отношусь с одинаковой серьезностью и объективностью как к делу, которое рассматривается в суде присяжных, так и к археологическому исследованию».

Гигантский портрет Генриха IV стоит прямо на полу, у стены. Это трехмерная реконструкция, сделанная командой Филиппа Шарлье. Кажется, что старый французский король внимательно вслушивается в наш разговор.

«И что?» – спрашиваю я только затем, чтобы положить конец всей этой витиеватости судмедэксперта. «Человеческие останки, хранящиеся в Москве, принадлежат они Гитлеру или нет?»

Молчание.

«Череп. Не знаю».

Проведенный Филиппом Шарлье визуальный осмотр был ограничен отсутствием готовности к сотрудничеству команды ГА РФ и позволил ему сделать только один вывод: невозможно определить возраст обладателя этого фрагмента черепной коробки. Вопреки утверждениям Николаса Беллантони, американского археолога на пенсии из Университета Коннектикута в США, степень сращения швов на черепе недостаточна для того, чтобы с уверенностью утверждать, что этот фрагмент черепа принадлежал молодому человеку. Филипп Шарлье тут категоричен.


Рентгеновские снимки головы Гитлера, сделанные осенью 1944 года, позволяют ему оспаривать анализ его американского коллеги. «На этих рентгеновских снимках видны швы верхней части черепа Гитлера, – говорит французский судмедэксперт. – Швы широко открыты. А это говорит о том, что нельзя утверждать, что, поскольку швы открыты, череп принадлежит молодому человеку. Такой аргумент не работает». Для справки: Ник Беллантони объяснял в 2009 году, что «обычно с возрастом швы черепа срастаются, а эти [те, что видны на фрагменте черепа, хранящегося в ГА РФ в Москве. – Прим. авт.] широко раскрыты. Так что они соответствуют человеку возраста от двадцати до сорока лет»[80].



Филипп Шарлье настаивает: «Этот череп принадлежал взрослому человеку. Точка. Впрочем, насчет зубов я знаю точно. Они принадлежат Гитлеру!»

Я уточняю: «А Вы уверены в этом на 100 %?»

«В судебной медицине мы не любим цифровать полученные результаты, но мы утверждаем, что это не историческая подделка. Наша уверенность подкрепляется анатомическим совпадением между рентгеновскими снимками, описаниями вскрытий, данными, полученными от свидетелей, в основном тех, кто изготовил и поставил протезы зубов, и реальными объектами, которые мы имели в руках. Все эти сопоставления подтверждают, что обследуемые останки действительно принадлежат Адольфу Гитлеру, погибшему в Берлине в 1945 году. И эти выводы уничтожают все версии о том, что он выжил».



А выстрел в рот? А цианид?

Позволяют ли ему кусочки зубного камня ответить на эти два вопроса? Является ли английская версия 1945 года о смерти Гитлера ошибочной? Получается, что Тревор-Ропер ошибся?

«При химическом анализе поверхности зубного камня нам удалось обнаружить следы металлов, которые встречаются в ротовой полости после выстрела из огнестрельного оружия. Обычно там должны оставаться следы пороховых газов, порошинки, налет копоти, которые оседают в ротовой полости, на языке, на слизистой оболочке… а значит, и на зубном камне. Но мы ничего такого не обнаружили».

Значит, Гитлер не стрелял себе в рот?

Значит, Кемпка солгал, когда утверждал, что адъютант Гюнше показал ему жест, как если бы стрелял себе в рот.

Тот же Гюнше заявил в 1956 году на слушаниях в немецком суде, что Кемпка все выдумал. Вот его показания: «Я исключаю, что Гитлер выстрелил себе в рот. Кроме того, я хотел бы подчеркнуть, что я не говорил ни одному человеку в бункере о том, как Гитлер выстрелил себе в голову и при каких обстоятельствах. Я только сказал некоторым присутствующим, что Гитлер застрелился и что его труп был сожжен»[81].

Потребовалось более полувека, чтобы доказать правоту Гюнше. И это без всякой тени сомнения. Научные данные перевешивают все свидетельства вместе взятые, все эмоции и попытки манипулировать. И подтверждают версию, многократно повторяемую человеком, который первым обнаружил трупы Гитлера и Евы Браун: Хайнца Линге, верного камердинера диктатора. Во время допросов, проводимых советскими следователями, в интервью газетам, радио и телевизионным каналам, в своих мемуарах, опубликованных после его смерти в 1980 году, он всегда утверждал одно и то же: «Когда я вошел, слева от себя я увидел Гитлера. Он был в правом углу дивана… Гитлер слегка наклонил голову вперед. На его правом виске было отверстие размером с монету в десять пфеннигов»[82].



А цианид? А синие следы на зубах?



Филипп Шарлье вынужден признать свое бессилие. Эти синие следы удивляют, ошеломляют и, главное, сбивают с толку. Но ученый не может продвигаться дальше в своем исследовании, не сделав забор проб из зубов, хранящихся в Москве. Александр утверждает, что это невозможно. А Дмитрий посоветовал Лане сменить тему. Заняться другим расследованием.

«Они сказали мне, что никакого анализа не будет». Сама Лана меня заверила, что на данном этапе надеяться больше не на что. «Они просто хотели получить доказательства того, что это действительно зубы Гитлера. Теперь, когда это сделано, они все закрывают».



Но если бы мы пришли к выводу,

что это не зубы Гитлера?



Каким бы риторическим ни был мой вопрос, Лана реагирует на него бесстрастно: «Это было бы большой проблемой для России».





Иллюстративный материал





Два главных экспоната из дела Гитлера, хранящиеся в ГА РФ (Государственный архив Российской Федерации) в Москве. По словам хранителей, это фрагменты дивана, на котором фюрер совершил самоубийство, в коробке из-под компьютерных дисков – фрагмент черепа Гитлера.





Фрагмент черепной коробки, хранящийся в ГА РФ в Москве. Сообщается, что он был обнаружен перед запасным выходом фюрербункера в Берлине в мае 1946 года во время дополнительного следствия, проведенного советскими следователями по делу Гитлера. Видны пулевое отверстие, следы, оставленные огнем, и крошки земли.





Фрагменты челюсти Гитлера. Советские следователи изъяли их из трупа, обнаруженного 4 мая 1945 года в саду новой рейхсканцелярии в Берлине. В настоящее время они хранятся в архивах российской секретной службы, в ЦА ФСБ.





Фрагмент обгорелой челюсти Гитлера с зубами. Следы, оставленные огнем, свидетельствуют о том, что он был сильным, но не долгим, почему зубы и протезы почти не повреждены.