Смерть Гитлера

А останки обоих тел, где они? Вадис строит свои доказательства, основываясь на идентификации челюсти, а вот в отношении исследования трупов он в своих донесениях на удивление краток.

После осмотра обугленного трупа Гитлера и трупа его жены Браун судебно-медицинская экспертиза установила, что по причине многочисленных повреждений тела и головы, вызванных огнем, видимые признаки серьезных смертельных травм не обнаружены. В полости рта Гитлера и Браун найдены остатки раздавленных ампул, содержащих цианид. При лабораторном анализе последних было установлено, что они идентичны тем, что были обнаружены в трупах Геббельса и членов его семьи.



И больше ничего. Тем не менее судебно-медицинская экспертиза заслуживает большего, чем несколько строк в конце отчета.

Детали этого исследования остаются конфиденциальными до сих пор. Ни в ГА РФ, ни в ЦА ФСБ мы не смогли ознакомиться с исчерпывающими выводами этой экспертизы.

По крупинкам нам удалось почерпнуть информацию и фактические данные о ней, разбросанные в других конфиденциальных докладах. Так, мы знаем состав группы исследователей, проводивших судебно-медицинскую экспертизу под руководством судмедэксперта 1-го Белорусского фронта подполковника Фауста Шкаравского. Мы также знаем, что экспертиза проводилась на северо-востоке Берлина, в районе Бух, 8 мая 1945 года, в самый день подписания капитуляции Германии. Что касается результатов вскрытия, то вот что мы нашли в донесении НКВД от 19 января 1946 года.

Предполагаемый труп Гитлера

(акт от 8 мая 1945 года)



На сильно обгоревшем трупе смертельных повреждений или признаков выраженных заболеваний не обнаружено. Наличие в полости рта остатков стекла раздавленной ампулы, явный запах горького миндаля, исходящий от трупа, и результаты судебно-медицинского анализа внутренних органов, обнаруживших присутствие цианида, привели комиссию к выводу, что в данном случае смерть была вызвана отравлением цианидом.



Предполагаемый труп Евы Браун

(акт от 8 мая 1945 года)



На обгоревшем трупе обнаруживается множественное проникающее прижизненное осколочное ранение грудной клетки с ранением сердечной сумки, легкого, с большим кровоизлиянием в полость плевры, а также 6 небольших металлических осколков в легких. Кроме того, в полости рта обнаруживаются остатки разбитой стеклянной ампулы. Принимая во внимание наличие ампулы, запах горького миндаля, ощущаемый при вскрытии трупа, а также результаты медико-химического исследования внутренних органов трупа, обнаруживших в них наличие цианистых соединений, комиссия приходит к выводу, что, несмотря на наличие тяжелой травмы грудной клетки, прямой причиной смерти было отравление цианистыми соединениями.

В то же время комиссия отмечает, что из-за сильных повреждений трупов, вызванных огнем, убедительное доказательство в деле об опознании трупов может представить анализ зубов, коронок и зубных мостов, которые сохранились в полости рта.



Чтобы получить более подробную информацию о вскрытиях, необходимо снова обратиться ко Льву Безыменскому, переводчику немецкого языка, служившему в Красной армии. В 1968 году он, теперь уже в качестве журналиста, пишет наделавшую много шума книгу, посвященную обстоятельствам смерти Гитлера, и ему, советскому гражданину, даже удается издать ее в Западной Германии. В Европе в это время разгар холодной войны, а в СССР правит Леонид Брежнев. Публикация подобной книги возможна лишь в случае, если власти СССР дали бы на это свое согласие, и особенно если видят в этом свой интерес. И тут важно уточнить. Безыменский пишет правду или выполняет заказ коммунистического пропагандистского аппарата? Как бы то ни было, он в мельчайших подробностях описывает обстоятельства, при которых советские службы обнаружили труп Гитлера, и как им удалось его опознать.

Он даже позволяет себе проиллюстрировать свои слова неопубликованными документами, такими, как, например, фотографии советских солдат перед бункером Гитлера. Подпись гласит, что они находятся в процессе «раскапывания трупов Гитлера и Евы Браун». Можно также увидеть два снимка членов комиссии по вскрытию, выстроившихся вокруг лежащих на операционном столе тел генерала Кребса и Йозефа Геббельса. И напротив, он не приводит фотографий, касающихся вскрытия трупов Гитлера или Евы Браун – ответственный за вскрытие Фауст Шкаравский утверждает, что получил запрет фотографировать их[46]. Тем не менее Безыменский все же публикует два неразборчивых снимка, на которых видны два деревянных ящика, заполненных темной бесформенной массой. Если верить подписи, эти фотографии представляют останки гитлеровской четы.



В дополнение к этим историческим изобразительным материалам Безыменский утверждает, что получил всю отчетность о вскрытии тел, обнаруженных в фюрербункере. А именно – тел членов семьи Геббельса, генерала Кребса, двух немецких овчарок, а также, конечно же, тех, кого считали Гитлером и Евой Браун.

Тон, которым пронизаны страницы книги, носит намеренно политический характер. Так, Безыменский пишет, что «…медицинские доказательства, кстати, опровергают частые высказывания в западных исторических исследованиях о том, что генерал Ганс Кребс, последний начальник штаба германской сухопутной армии, умер как настоящий солдат, убив себя своим же оружием […] Медицинские заключения гласят: «умер в результате отравления цианидом»[47].

В этом отрывке заключено все, что требуется: в идеологическом противостоянии с Западом советская правда опирается на научные факты и опровергает западные инсинуации. Затем идет уничижение нацистского врага. То, что Кребс убил себя ядом, является трусостью в глазах советских людей. Для Москвы настоящий воин может покончить с собой только пулей.

И это тем более верно для высших военных чинов.

Неудивительно поэтому, что вскрытие трупа, приписываемого Гитлеру, дает, по словам Безыменского, следующие результаты.

Мужчина ростом почти 165 сантиметров (согласно заявлениям его личного врача, доктора Морелля, Гитлер был ростом 176 сантиметров и весил 70 килограммов. – Прим. авт.) в возрасте от пятидесяти до шестидесяти лет (оценка на основе общего развития, размера органов, состояния нижних резцов и правого предкоренного зуба). Во рту обнаружены кусочки стекла от медицинской ампулы. Судебные криминалисты утверждают, что «…типичный запах горького миндаля, исходящий от тел, и судебно-медицинские экспертизы внутренних органов установили наличие цианистых соединений…»

Комиссия приходит к выводу, что «…смерть произошла в результате отравления цианистыми соединениями»[48].

Советская медицинская бригада также констатирует отсутствие части черепа. Это левая задняя часть, которая может соответствовать фрагменту, хранящемуся в настоящее время в архивах ГА РФ.

По словам Безыменского, врачи утверждают, что чувствовали сильный запах горького миндаля, исходящий от обугленных трупов, но если предположить, что останки принадлежат Гитлеру и его жене, то они были погребены пять дней назад. Возможно ли, что запах цианида настолько стойкий? И почему Безыменский не приводит результатов токсикологического анализа внутренних органов обоих трупов? Он просто пишет: «Медико-химические тесты внутренних органов установили наличие в них цианистых соединений».

И для бывшего переводчика Красной армии это неважно. Его цель – представить точную причину смерти исследуемого человека: яд. Нигде не сказано о пулевом отверстии в черепе. Если этот труп принадлежит Гитлеру, значит, он покончил с собой, проглотив ампулу с цианидом.

Доказательство готово: Гитлер был трусом так же, как и начальник его генерального штаба генерал Кребс и, разумеется, Геббельсы.

Это стремление Кремля представить нацистских лидеров как «недочеловеков» появляется сразу же после сообщения о самоубийстве Гитлера, полученного Сталиным. А для того даже речи не может идти о том, что его враг может выглядеть героем. Таким образом получается, что даже если немецкий диктатор несмотря на бомбардировки и оставался до конца в Берлине, то это вовсе не потому, что он был смелым и мужественным, а просто потому, что был охвачен разрушительным безумием.

Генерал-лейтенант Смерша Александр Вадис больше ничего не упоминает в своем докладе от 27 мая 1945 года, направленном Берии, правой руке Сталина.

Берия принимает это к сведению и передает непосредственно Сталину.

Что же касается веских доказательств того, что речь действительно идет о Гитлере, то есть зубов, то их тайно отправляют в Кремль.

Расследование по делу Н подходит к концу. Тогда-то Сталин и сможет объявить всему миру, что он нашел Гитлера, что Гитлер мертв, умер, как трус в своей крысиной норе.

Так бы и было, если бы вдруг не появился человек, который сообщил секретным службам НКВД, что Вадис и Смерш ошибаются. Этим человеком был не кто иной, как Отто Гюнше, телохранитель Гитлера. Он также был захвачен советскими службами после его попытки к бегству из бункера и очень быстро опознан. Уже первый его допрос все поставит под сомнение. Гюнше категоричен: фюрер выстрелил себе в голову!






Москва, март 2017 года




Как правило, только родственники могут получить доступ к документам этого дела. Владимир Иванович Коротаев повторяет нам это еще раз. Даже если оно было рассекречено и потеряло свой статус «Секретно. Особой важности», военное дело «Отто Гюнше» тем не менее остается конфиденциальным. «Если только член его семьи делает официальный запрос», – подчеркивает он, внезапно захлопывая коричневую картонную папку с надписью «МВД СССР».

На лицевой странице обложки можно прочесть надпись большими печатными буквами: «Личное дело: Гюнше Отто Герман». Тот самый Отто Гюнше, который был личным адъютантом Адольфа Гитлера вплоть до его смерти. Один из немногих свидетелей последнего акта драмы фюрербункера. Владимир Коротаев – заместитель директора РГВА, то есть Российского государственного военного архива.

Это государственное учреждение, где хранятся почти 7,3 млн документов, касающихся советских, а затем и российских вооруженных сил, а также военной разведки. Кроме того, все официальные документы Третьего рейха, захваченные советскими войсками в конце Второй мировой войны. В числе которых – личные записи нацистских лидеров, дневник Геббельса и рабочий график Гиммлера. С первой же нашей встречи Владимир проявил себя более чем учтиво, почти добросердечно. Это мужчина лет пятидесяти, с волосами «перец и соль» и короткой бородкой, говорит он тихо и мало. И напротив, он обладает довольно редкой способностью слушать. Когда я говорю с ним, он внимательно смотрит на меня своими небесно-голубыми глазами. При этом его лицо не выдает ни эмоций, ни реакций. Словно восковая маска.

Лана связалась с ним несколько недель назад, после нашего посещения ФСБ. Перед уходом с Лубянки мы обратились за советом к Дмитрию, нашему «дежурному офицеру» российских спецслужб. Как попасть в военный архив? Не подскажет ли он, к кому там можно обратиться? Или, может быть, даст номер телефона? «Разбирайтесь сами», – это все, что он предложил нам. «Мы не имеем никакого отношения к военным, здесь ФСБ. Вы ошиблись адресом». Кто это сказал, что русские не подозрительны? «Ну зачем вам так нужно тратить свое время на военные архивы?»

По старой репортерской привычке я не стал выдавать всю имеющуюся у меня информацию. Особенно видному сотруднику ФСБ. А вдруг он вмешается, чтобы заблокировать нам доступ к военным досье? Ведь это по совету, полученному в ГА РФ, Государственном архиве Российской Федерации, мы так стремимся проникнуть в архивы российской армии. «Если вы хотите получить больше информации по Гюнше, отправляйтесь туда», – посоветовала нам Дина Николаевна, архивист без возраста и хранитель черепа Гитлера. «Нам это нужно, чтобы просмотреть учетные карточки французов, взятых в плен Красной армией в 1945 году». Импровизация – искусство хрупкое. Дмитрий никак не отреагировал на мое объяснение. Прощаясь с нами, он проводил нас до выхода, если быть точным, до кромки тротуара, обрамляющего здание.

Военный архив. Эпитет «военный» вызвал у нас с Ланой новый приступ тревоги, и даже отчаяния. Есть ли такое российское учреждение, которое было бы настолько против общения с иностранными журналистами, как ФСБ? Да есть, и это армия. Как же тогда нам, Лане с ее двойным, российским и американским, гражданством, и мне, с моим французским, проникнуть в эти архивы? Как это ни странно прозвучит, это оказалось не таким уж и сложным. Мать подруги Ланы, историк по профессии, работала некогда в Российском государственном военном архиве. Правда, сейчас она на пенсии, но сохранила хорошие отношения с нынешним руководством учреждения. Именно она подсказала Лане имя Владимира Коротаева.

Уже при первом телефонном разговоре Владимир дал согласие. Он не ставил никаких условий, не требовал никаких специальных разрешений от официальных органов. Он не стал докладывать о нашей просьбе ни Кремлю, ни своему начальству. «Просто скажите мне, что вы ищете по Третьему рейху, – спросил он. – Гитлер? Опять Гитлер?»

Тон заместителя директора сразу изменился. Лана была настойчива. Она модулировала интонации своего голоса, делая их то вкрадчивыми, то умоляющими. В конце концов, он сухо ответил: «Мне нужно один-два дня. Дайте мне время, чтобы найти нужные папки». Сорок восемь часов спустя Владимир перезвонил Лане, он нашел, все. Можно назначать встречу. На следующей неделе. К концу рабочего дня, около 17 часов. В Москве государственные учреждения заканчивают работу рано. К 17 часам большинство российских чиновников уже покидают свои кабинеты. Столь поздняя встреча не могла быть случайностью. Владимир хотел быть уверен, что нам никто не помешает в помещении архивов. Что он будет один.

Уже минуло 17 часов, прошла еще четверть часа, а наше такси намертво сковано в пробке на Патриаршем мосту, в самом центре города. Водитель уже потерял надежду выбраться из нее и подключил к прикуривателю видеоплеер. Перед нашими глазами – образцы клипов местного поп-арта, где девушки в шортах энергично покачивают бедрами. Такие заторы делают Москву невозможной для жизни, возмущенно повторяет Лана. Время безлюдных московских бульваров прошло с тех пор, как Россия поддалась зову сирен либерализма. Старенькие «лады» и другие советские «волги» уступили место дешевым азиатским автомобилям и потоку шикарных лимузинов и громоздких европейских внедорожников.

Как долго еще добираться до учреждения, где нас ждет Владимир? – «Около часа, – отвечает водитель, постукивая пальцем по навигатору. – Может, чуть меньше, а может, чуть больше…» Мокрый снег, обычный для конца русской зимы, мягко налипает на стекла машины, что еще больше усугубляет наше скверное настроение.

Простите, тысячу раз простите нас. Я усердно повторяю по-русски слова, которым Лана пытается научить меня. Я хочу научиться произносить их правильно и внятно, чтобы вскоре сказать Владимиру. Время перевалило за 18 часов. Здание Российского государственного военного архива в типичном социал-коммунистическом стиле с бетонными стенами и непроницаемыми окнами в мрачном отдаленном районе города. Здание пусто. Или кажется таким. Снаружи не видно света на всех десяти этажах. Только первый этаж еще освещен.

Тяжелая дверь вестибюля захлопывается за нами с устрашающим грохотом. Мраморные плиты серо-бурого цвета покрывают пол холла, создавая впечатление заброшенного церковного нефа. От всего этого веет холодом. Наше шумное появление имеет свой положительный эффект: из-за внушительной деревянной будки, перегораживающей проход к лестнице, высовывается голова. Голова принадлежит женщине в униформе. Вахтерша встает из-за стойки медленно, так, как если бы каждое усилие давалось ей с мучительным трудом. Ее, пусть даже молчаливое, присутствие согревает нам душу. Оно доказывает, что здание не заброшено со времен падения Советского Союза. Хотя весь его «винтажный» интерьер мог бы говорить об обратном.

Как, к примеру, этот пластмассовый оранжево-коричневый телефон или эти часы из оргстекла со стрелками в форме мечей. Предметы коммунистической эпохи, которые до сих пор присутствуют в помещениях различных ведомств. Часы правильно показывают время, а телефон работает. Что и доказывает вахтерша прямо на наших глазах. «Двое. Да, их двое. Нет, пропустить их не могу. Вы должны сами прийти за ними. Да, да. Они ждут». Звонок был коротким. Женщина-охранник осторожно вешает старую телефонную трубку и делает нам знак подождать.

«Простите, Владимир, простите нас. Нам очень неудобно». Вот только понял ли он мою ломаную речь, отдаленно напоминающую русскую? Заместитель директора Российского государственного военного архива пришел минут через десять после звонка. Пришел с расстроенным видом. В ответ на все наши извинения он лишь хмуро и скупо улыбался, а потом развернулся и двинулся обратно к лестнице, откуда и пришел. Лана подтолкнула меня в спину, делая знак следовать за ним. «Все в порядке, – прошептала мне она. – Он не в пальто. Это значит, что он не собирается пока уходить». Дело Гюнше, невозможно! Дневник Геббельса, почему бы и нет, а вот Гюнше, конечно, нет. Владимир твердо говорит, что и речи не может быть о том, чтобы просмотреть личное дело эсэсовца Отто Гюнше.

И все же оно здесь, перед нами. Владимир вынул его из стеллажей, где оно хранится, и подготовил специально для нашей встречи. Он открыл его, показал нам несколько подлинных фотографий того времени – и больше ничего. Или почти. И вот тут вмешался счастливый случай, чудесное провидение. Замдиректора резко встал и попросил нас извинить его. «Пойду поищу в одном из наших хранилищ. Вернусь минут через десять. Ждите меня здесь…» Мы смотрели ему вслед, не говоря ни слова. Потом Лана улыбнулась и сказала: «Давай!»

Я переворачиваю страницы, дыхание сбивается, руки дрожат. Отто Гюнше перед нами. Вся его жизнь: служба в СС, личный телохранитель Гитлера, военнопленный в СССР. Столько ценных исторических и неопубликованных документов. Наше расследование принимает новый оборот. Гюнше – единственный член последнего близкого круга Гитлера, кто так и не согласился написать свою биографию и отказывался от интервью. Он сделал исключение только в отношении Джеймса ОʹДоннелла, которому ответил на несколько вопросов перед своей смертью в 2003 году, в возрасте восьмидесяти шести лет. Гюнше избегал СМИ. Свои уникальные свидетельства он преподнес советским спецслужбам. Преподнес – выражение не совсем точное. Скорее, выдал под принуждением.

Первая страница его личного дела – не что иное, как его удостоверение личности, составленное руководством Министерства внутренних дел 4 июня 1950 года. Спустя пять лет после того, как его взяли в плен в Берлине. Это типовая форма для всех военнопленных в Советском Союзе. За исключением того, что на этом добавлено от руки красным и очень крупным шрифтом: «Специальный надзор». Означенный под номером 4146 Гюнше Отто не обычный заключенный. Помимо основной информации, такой как его дата рождения (1917), место рождения (Йена, Германия), рост (193 сантиметра), место его заключения (лагерь военнопленных № 476), от руки помечено, что заключенный требует усиленной охраны.

Также указано, что Гюнше практически здоров и что в тюрьме, где он содержится, «нет инфекционных заболеваний». Многие страницы из дела рассохлись и шелушатся, они разных размеров, некоторые не больше листка из блокнота. Большинство из них написаны непосредственно от руки, торопливо. Каждый раз подписавший указывает свое звание, свою должность. Тут обнаруживается целая сложная иерархия должностей, от «начальника отделения» до «начальника особого отдела» и «заместителя начальника по оперативной работе»… Часто наложенные резолюции касаются замечаний по поводу вызывающего поведения заключенного Гюнше по отношению к Советскому Союзу. Такие замечания укладываются всего в несколько строк и заключаются в требовании соответствующего наказания. Всякий раз размашистая надпись по диагонали «Одобряю», сделанная от руки, завершает подборку листков.

Чаще всего на Гюнше доносят те, кто делит с ним долю заключенного, кто повседневно находится рядом с ним, а это немецкие пленные, бывшие нацисты. Советская лагерная система поощряет и вознаграждает рвение доносчиков, таких, как вот этот, некий Нокри. Он пишет «господину начальнику» своего отряда заключенных из 14-й бригады, в лагере № 476. Лагерь особого режима № 476 находится в Свердловской области, на Урале, славящемся суровостью своего климата. Этот лагерь является одним из крупнейших в Советском Союзе.

Словарный запас доносителя небогат, а почерк неуверенный. Норки немец и плохо знает русский язык. «Я сегодня получил из Вахты указание на хоздворе на зоне штабилировать дрова. По отряду должна 14-я бригада работать. Некоторые лица отказались категорически. 1. Гюнше Отто, он выступил в комнате, где живет 14-я бригада 74 чел. И сказал: “Я не пойду. Русские знают мое мнение”, как будто бы он герой над нашим советским начальством […] Прошу Вас, господин начальник, этих лиц строго наказать».

Наказание приводится в исполнение несколько недель спустя, после краткого расследования. Согласно документу, который у нас в руках, установлено, что:

Осужденный Гюнше, в прошлом личный адъютант Гитлера, высказывает среди осужденных антисоветские-реваншистские взгляды и восхваляет старый гитлеровский режим. К работе на производстве относится плохо.

Постановил: осужденного Гюнше О.Г. как особо опасного элемента водворить в изолированное общежитие сроком на «6» месяцев.



Подписано: старший следователь

лаг/отделения № 5

капитан П. Оленов



В деле Гюнше около ста листов такого рода. Один из них привлекает внимание Ланы. Он тщательно набран на машинке с надписью «секретно» в правом верхнем углу. Печать с фиолетовыми чернилами и гербом Советского Союз подчеркивает официальный, даже торжественный вид документа. «Это приговор суда», – объясняет Лана. Его вынес Военный Трибунал войск МВД Ивановской области, что в 300 километрах северо-восточнее Москвы. Он датируется 15 мая 1950 года.

На основании материалов уголовного дела установлено:

Подсудимый ГЮНШЕ, будучи убежденным фашистом и преданным сторонником Гитлера в проводимой им политике, на протяжении всей своей службы в бывшей германской армии являлся активным сторонником и исполнителем проведения в жизнь гитлеровских преступных планов проведения подготовки войны против Советского Союза.

ГЮНШЕ еще до прихода Гитлера к власти, в 1931 году, вступил в фашистскую молодежную организацию «Гитлерюгенд», затем в 1934 году в возрасте 17 лет добровольно поступил на службу в отряд «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», в составе которого принимал участие в укреплении фашистского режима в Германии.

В 1936 году Гюнше особенно отличился на службе и был переведен в личный гвардейский корпус Гитлера.