Слышащий

– Велосипед – под дерево, а сам ступай вон туда, – скомандовала она, указала на дверь и поспешно скрылась, оставляя за собой ароматный шлейф лимонных духов.

Кертис поставил велосипед, поправил галстук, одернул рубашку и достал из тележки подарок. Он прошел в дверь и оказался на кухне. На бесконечно длинной плите стояли полчища кастрюль. В клубах пара над ними колдовали три повара, а руководила ими, по-военному отдавая приказы, полная женщина в белом фартуке и бирюзовой шапочке. Кертиса вдруг бросило в жар, и он весь как-то сник.

– Ты кто такой? – Женщина так зыркнула на него, что бедняге захотелось провалиться сквозь землю.

– Кертис Мэйхью.

– А… Ты тот самый… – Она увидела коробку и поинтересовалась: – А это еще что?

– Это мой подарок мисс Эйве.

– Не стоило, – сказала толстуха и забрала коробку. – Я прослежу, чтобы она получила подарок. Твой столик уже на заднем дворике. – Тут что-то загремело и зашипело, и женщина заорала: – Эй, Руфус, что-то я не поняла, ты чем собрался гостей кормить: супом из бамии или пригоревшей грязью?

– Мой столик? – переспросил Кертис. – Вы, кажется, что-то…

– Да хватит уже спорить! – прикрикнула толстуха, и юноша понял: еще чуть-чуть, и эта женщина, как боевой корабль, выстрелит из всех орудий. – У меня нет времени все тут тебе разжевывать, понял? Там в саду шестьдесят голодных ртов, и эти голодаи с минуты на минуту завоют: «Дайте нам еще супа, еще раков, еще цыплят, еще едальянских фрикаделек!» Так что вытряхивайся уже отсюдова за свой столик!

Кертис отшатнулся. Что-то явно пошло не так, но что именно, он никак не мог взять в толк. Толстуха развернулась и водрузила его подарок на самую верхнюю полку, подальше от пышущих жаром кастрюль. Кертис открыл было рот, чтобы возразить командирше, но слов не нашлось.

«Разыщу Эйву во дворике, и тогда это недоразумение разрешится само собой», – подумал он и поспешил к выходу.

А грозная женщина между тем переключилась на повара и поносила его на чем свет стоит за пережаренные кукурузные клецки.

Посреди лужайки Кертис увидел пестрого, в яблоках, пони, привязанного фиолетовой лентой к колышку. Вокруг пони за столиками сидели нарядные гости. Внимание молодого человека привлек огромный торт. Ничего подобного он в жизни не видел. Торт высился, точно кафедральный собор, облитый сиреневой и зеленой глазурью. Три необъятных коржа один за другим тянулись к небу, а венчали все это великолепие восемнадцать пока еще не зажженных белых свечей. Торт стоял в центре платформы, в окружении больших металлических ведер с кубиками льда. Двое слуг в смокингах без передышки обмахивали его гигантскими веерами из тростника, поддерживая вокруг торта прохладу и отгоняя мух. Третий слуга, стоявший возле хрустальной чаши для пунша, разливал по стаканам пенистую зеленую жидкость. Трубач на сцене отер мундштук платком и облизал губы. Барабанщик, проверив парой ударов бас-бочку – на ней красовалось название «Вэнгуардс» – и сыграв дробь по малому барабану, дал понять гостям, что музыканты готовы к выступлению.

Между сценой и пони Кертис разглядел столик, накрытый белой скатертью, и три стула. На столике блестел хрустальный шар, а рядом виднелась написанная от руки табличка: «Узнай свою судьбу».

«Неужели этот столик и в самом деле для меня? – изумился молодой человек. – Что за ерунда? Это какая-то ошибка… Наверное, меня с кем-то перепутали… Не может быть!»

Гости – поглощенные кто едой, кто выпивкой и веселой болтовней – расступались перед ним, как перед призраком, пропуская к хрустальному шару. Кертис, словно в тумане, пересек дворик и остановился у столика. Тут перед ним возникло улыбающееся, светящееся от счастья лицо Эйвы. Золотистого цвета платье и тиара с драгоценными камнями то и дело переливались и вспыхивали на свету. Со времени их последней встречи Эйва ничуть не изменилась. «Все такая же премиленькая», – подумал юноша.

– Привет, Кертис! – сказала именинница. – Для тебя уже все готово!

– Здравствуйте, мисс Эйва, – ответил Кертис. Во рту у него пересохло. Кровь стучала в висках, словно бас-бочка «Вэнгуардс», и заглушала все мысли. – Послушайте, – сказал он наконец.

– Да? – отозвалась девушка и тут же отвернулась, озираясь в поисках гостей, с кем она еще не успела поболтать. В ее глазах блестела радость, но Кертис понимал: это не от встречи с ним.

– Мне кажется…

– А вот и Престон! Кертис, садись уже за столик, пора начинать!

Эйва двинулась к Престону, а бедный Кертис застыл, как парализованный.

«Не могу же я сидеть тут и притворяться предсказателем! Не место мне за этим столиком! Украшенный лентами пони, джаз-бэнд, немыслимых размеров торт – нет, на вечеринке в честь дня рождения Эйвы Гордон мне точно не место», – решил он.

– Мисс Эйва! – окликнул юноша хозяйку, и на фоне общей веселой болтовни его голос прозвучал как вопль утопающего.

Эйва недовольно обернулась, и выглядела она теперь уже не такой премиленькой.

– Что еще? – резко спросила она, и слова эти ножом полоснули по сердцу Кертиса.

– Видите ли… я не предсказатель. Я хочу сказать… мне кажется… вы меня с кем-то перепутали, – выдавил молодой человек. Эйва медленно сморгнула, продолжая бессмысленно улыбаться. – Я не умею гадать и предсказывать судьбу, – объяснил он.

Девушка ничего не отвечала, а просто смотрела на него непонимающим взглядом и улыбалась.

– Я не предсказатель, – повторил Кертис. – Произошла ошибка.

– Ой, – только и сказала Эйва. Улыбка ее потухла. Изящными пальцами она прикрыла губы, как будто съела что-то невкусное. – Я просто думала… Вернее, я слышала… что ты, ну этот… из тех… кто может предсказывать судьбу.

– Нет, мисс. Я просто Кертис.

– Ой, – снова произнесла Эйва, и Кертис понял, что вечеринка для него закончена. Ее и без того темные глаза сделались совсем непроницаемыми, и, конечно же, никакой радости в них больше не светилось. – Ну, что ж поделаешь, – сказала она и быстро отвернулась, чтобы поприветствовать приближающегося молодого человека. Улыбка мгновенно озарила ее лицо, как будто кто-то щелкнул выключателем. – Престон, я так рада тебя видеть! Пойдем танцевать! – Девушка положила руку ему на плечо, и они унеслись, подхваченные вихрем танца.

Некоторое время Кертис так и стоял, тупо глядя на то место, где только что была Эйва, едва замечая снующих вокруг него, точно призрачные тени, гостей.

Как долго он проторчал вот так, оттираемый со всех сторон равнодушными людьми, Кертис не знал. Ясно было только одно: на этой вечеринке ему места нет и быть не может. Вдруг музыканты грянули тутти, и Кертис встрепенулся. Долговязый солист с набриолиненными волосами и в расшитом серебристыми блестками костюме шагнул к микрофонной стойке и сказал, что хотел бы от лица всей группы поздравить очаровательную мисс Эйву Гордон с днем рождения. Толпа поддержала его гиканьем и улюлюканьем.

Прежде чем они заиграли песню, чья-то рука схватила Кертиса за предплечье. Он оглянулся и увидел того самого сурового швейцара.

– Я получил указания, – невозмутимо произнес швейцар, – вернуть вас на кухню.

Опечаленный Кертис поплелся к дому. За спиной грянула музыка, и когда нестройный хор голосов подхватил мелодию «Happy Birthday», казалось, вздрогнули даже многовековые дубы, нависавшие над сияющим разноцветными огнями особняком Гордонов.


На кухне Кертиса оставили на милость энергичной толстухи, которая, как боевой корабль, по-прежнему палила из всех орудий по несчастным поварам, погибавшим над кастрюлями. Прежде чем уйти, швейцар что-то шепнул женщине – видимо, про Кертиса, – но та даже не удостоила «предсказателя судеб» внимания. Бедняга, не зная, куда деваться, лишь молча взирал на нее. Наконец, посмотрев в лицо Кертиса тяжелым взглядом, женщина спросила:

– Подарочек, наверное, свой хочешь забрать, да, сынок?

– Не, – промямлил Кертис. Он вдохнул и повторил тверже: – Нет, мэм.

Повариха не ответила. Она проплыла вдоль исходивших паром кастрюль сначала вперед, затем назад и, убедившись, что все в порядке, снова переключилась на Кертиса.

– Ну-ка, сынок, подойди сюда и отведай праздничного торта, – скомандовала женщина и поманила его пальцем.

Едва переставляя ослабевшие ноги по кафельному полу в шашечку, Кертис добрел до толстухи, поджидавшей у квадратного столика. Она указала на тростниковый стул, и юноша послушно сел. Через мгновение повариха сунула под нос Кертису желтое блюдце с куском белого торта, украшенного сиреневой и зеленой глазурью. А рядом поставила кружку зеленого пунша со льдом и подала вилку. Какой только едой от этой женщины не пахло: супом из бамии, речными раками, жареными цыплятами, итальянскими фрикадельками и кукурузными оладьями.

– Это кусок от первого торта, – ответила она на немой вопрос Кертиса. – Его испекли утром, но он обвалился и превратился в коровью лепешку – образно говоря, конечно же. Так что, съев этот кусок, ты нам очень подсобишь.

Кертис поблагодарил ее и приступил к торту, но удовольствия от угощения не получил.

– Мэйхью, – задумчиво протянула повариха, – знавала я в былые времена одного Мэйхью. Его звали Джо.

– Так ведь это мой отец.

– А-а-а, вот оно что! Не признала: ты на папашу совсем не похож. Слушай, сынок, тебя дома-то вообще кормят? Есть худые, есть тощие, а есть доходяги, – так вот, по сравнению с тобой они еще о-го-го! Твой отец сроду не был таким скелетом.

– Да я, видать, в маму уродился.

– Помню, Джо и взглядом не охватишь с первого раза – здоровенный, как медведь! Широченные мускулистые плечи и точно такая же могучая спина. Да-а, когда-то мы работали вместе на хлопковой фабрике. На той, что находилась у причалов на Хармони-стрит. Теперь-то ее уже нет: сгорела дотла. Чернокожим парням все было нипочем: целый день таскают туда-сюда тяжести, а потом как ни в чем не бывало завалятся к нам, девчатам, и давай балагурить да суматоху наводить. И твой папаша в том числе!

– Я плохо помню отца, – сказал Кертис, уминая торт.

– Хм-м, – отозвалась повариха, – неудачная у него судьба. Жалко мужика.

– Спасибо, торт очень вкусный, – поблагодарил Кертис и глотнул пунша, который оказался смесью подслащенного лаймового сока с содовой. – И пунш тоже, – прибавил он.

– Да-а, – задумчиво произнесла толстуха, то ли отвечая на похвалу, то ли все еще вспоминая Джо Мэйхью. Она смотрела на юношу отсутствующим взглядом, словно перенеслась куда-то далеко. Наконец она сказала: – Доешь и ступай. И передай мамаше, что тебя ветром унесет, если не начнет кормить как следует. Налегай на бобы и кукурузный хлеб – и мигом поправишься! – И с этими словами женщина вернулась к своим делам на кухне.

«Наверняка она и домом управляет, – подумал Кертис. – Все, хватит с меня унижений, надо убираться отсюда!»

Швейцар открыл ворота. Кертис выкатил велосипед, снял пиджак, свернул его и положил в тележку. Снова защипнув брюки, он сел на велосипед и медленно, не оглядываясь, поехал к Марэ-стрит, прочь от смеха и веселья. Дом Гордонов для Кертиса больше не существовал.





Глава 9




Кертиса всегда удивляли контрасты Нового Орлеана. Вот и сейчас он повернул направо, проехал всего пару кварталов и тут же оказался в совершенно другом мире. Роскошные особняки сменились невзрачными домами: Кертис приближался к восточному Тримею. Дом Гордонов остался далеко позади: уже виднелась Эспланейд-авеню. На душе у юноши было по-прежнему паршиво от постигшего его разочарования.

Жавшиеся друг к другу жилища выглядели плачевно. У многих домов отсутствовали подъездные дорожки: крылечки выходили прямо на растрескавшуюся и утопавшую в грязи дорогу. Краска на стенах давным-давно облупилась от жары. Если и попадались свежевыкрашенные лачуги, то цвет у них непременно был ядовитый и глаз, прямо скажем, не радовал. Встречались и совсем уж развалюхи: либо заброшенные, либо после пожара. Ясно было, что в один прекрасный день природа возьмет верх и руины эти зарастут травой и кустарниками.

Решив, что домой он пока возвращаться не хочет, Кертис затормозил у парикмахерской Принса Парди. На витрине, пестреющей рекламными наклейками шампуней и средств для укладки волос, висела вывеска «Поскорее к нам зайди, себя в порядок приведи!».

В субботу вечером здесь обычно играли в покер. Когда Кертис вошел, его окутал плотный табачный дым: игра была в самом разгаре. Из четверых мужчин, сидевших за столом, при его появлении оторвался от карт только Принс Парди.

– О, Кертис, привет! – воскликнул он, и его продолговатое лицо, обрамленное копной седых волос, растянулось в улыбке. – Устраивайся поудобнее и угощайся колой!

Кертис, недолго думая, прошел в дальний угол и взял из ведерка с подтаявшим льдом бутылку колы. Воспользовавшись открывалкой, привязанной к ведру бечевкой, он открыл бутылку, жадно глотнул, сел на один из красных виниловых стульев и обвел взглядом игроков: Принс Парди, Сэм Раско, Реджис Маллахенни и Филипп Лё Саван напряженно всматривались в свои карты. Помимо Кертиса, за игрой в покер следили еще двое: Джеральд Гаттис и Терк Томлинсон. Оба дымили сигарами и без умолку трещали, обсуждая темы, не интересовавшие никого, кроме них.

– Поднимаю ставки на десять центов, – объявил Реджис.

– И я тоже, – отозвался Сэм.

– Парни, у вас же на руках ничего нет, – сказал Принс и с грохотом развернул свой стул к Кертису. – Эй, а чего это ты так вырядился? – спросил он, явно стараясь потянуть время. – А ну колись, куда намылился?

Кертис поколебался. С одной стороны, ему очень хотелось поделиться с Принсом, поведать ему о своих невзгодах, а с другой, – было стыдно за то, что он осмелился думать, будто бы приглянулся Эйве Гордон. Теперь-то Кертис понимал, что по наивности строил воздушные замки. Богачи, обитавшие на Гавэрнор-Николс-стрит, всегда чурались простого люда с Эспланейд-авеню, и предполагать иное было попросту глупо.

– Вообще-то, я кое-откуда возвращаюсь, – нерешительно произнес он.

– И откуда же именно? – спросил Парди с живым интересом.

«Может, полегчает, если выговорюсь?» – подумал Кертис.

– Мне показалось, что меня пригласили…