Словно в раю
Часть 12 из 63 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Онория всегда была деревенской девчонкой. Она носилась по Уиппл-Хилл, карабкалась по деревьям, скатывалась с холмов. Она всегда пыталась увязаться за ним с Дэниелом, но даже когда они отказывали ей в компании, она всегда находила себе занятие, обычно вне дома. Маркус вспомнил, как однажды вечером Онория обошла дом по кругу пятьдесят раз просто ради того, чтобы проверить, сможет ли она это сделать.
А ведь это был большой дом. У неё на следующий день болели ноги. Даже Дэниел поверил её жалобам.
Маркус представил себе Фенсмур, своё поместье. Оно было огромным. Никто в здравом уме не стал бы обходить его даже десять раз за день, не говоря уже о пятидесяти. Он ненадолго задумался – гостила ли у него Онория? Он не мог вообразить, когда это могло бы произойти. Он совершенно точно не принимал никого у себя в детстве. Его отец не славился гостеприимством, а Маркусу вовсе не хотелось приглашать друзей в безмолвный мавзолей, где он провел детство.
Однако через десять минут Онория заскучала. Стало скучно и Маркусу, поскольку девушка просто сидела у подножия дерева, упираясь локтями в колени и устроив подбородок на руках.
Но тут он услышал, как кто-то идёт. Онория тоже услышала, поскольку вскочила на ноги, подбежала к своей самодельной норе и всунула в неё ногу. Затем она неловко опустилась на землю, где расположилась в наиболее грациозной позе, какую можно было принять с ногой, застрявшей в кротовьей норе.
Онория помедлила, прислушиваясь, и как только этот некто приблизился, издала довольно убедительный крик.
Все эти семейные пантомимы пошли ей на пользу. Если бы Маркус не видел только что, как она подстроила собственное падение, то он поверил бы в несчастный случай.
Он подождал, чтобы увидеть, кто появится.
Потом подождал ещё.
И ещё.
Онория тоже ждала. Она вскрикнула повторно, но, видимо, с опозданием. Поскольку ей на помощь никто не явился.
Она испустила последний крик, уже явно не вкладывая в него душу.
– Чёрт побери! – буркнула Онория, рывком вытаскивая ногу из ямы.
Маркус засмеялся.
Она затаила дыхание:
– Кто здесь?
Проклятие, он же не собирался шуметь.
Маркус шагнул вперёд. Он не хотел пугать её.
– Маркус?
Граф поднял руку в приветственном жесте. Он бы сказал что-то, но она по-прежнему сидела на земле, и её туфелька испачкалась в грязи. А её лицо … Он никогда не видел ничего интереснее. Онория была вне себя от ярости и унижения, но она ещё не решила, какая из этих эмоций сильнее.
– Прекрати смеяться!
– О, прости, – сказал он без всякого сожаления.
Онория свирепо нахмурилась:
– Что ты здесь делаешь?
– Я здесь живу. – Он подошёл к ней и протянул руку, чтобы помочь встать. Кажется, именно так должен поступать джентльмен.
Онория прищурилась. Совершенно ясно, что она ни на йоту ему не поверила.
– Ладно, я живу неподалёку, – сдался он. – Эта тропинка петляет из стороны в сторону между границами владений.
Она приняла его руку и позволила ему помочь ей подняться, принявшись сразу же отряхивать юбки. Но почва была сырой, и грязь прилипла к ткани, вызвав ворчание и вздохи Онории. Наконец, она оставила попытки, посмотрела на него и спросила:
– Как давно ты здесь стоишь?
Он ухмыльнулся:
– Гораздо дольше, чем тебе хотелось бы.
Онория испустила утомлённый стон и сказала:
– Полагаю, ты не станешь держать язык за зубами.
– Не пророню ни словечка, – пообещал Маркус. – Но кого именно ты намеревалась завлечь?
Она насмешливо сморщилась:
– О, пожалуйста. Ты был бы последним, кому я бы сказала.
Он изогнул бровь.
– В самом деле. Последним.
Она метнула в него раздраженный взгляд.
– За исключением королевы, премьер-министра…
– Прекрати. – Онория с трудом скрыла улыбку, но тут же снова поникла. – Не возражаешь, если я снова присяду?
– Вовсе нет.
– Моё платье и так перепачкалось, – проговорила она, найдя место у подножия дерева. – Ещё несколько минут в грязи ничего не изменят.
Онория уселась и искоса взглянула на него:
– В этом самом месте ты должен был бы сказать, что я выгляжу свежей как цветок.
– Полагаю, это зависит от того, какойэто цветок.
Тут она одарила его взглядом, исполненным крайнего недоверия, который был так знаком Маркусу. Сколько лет он наблюдает её гримаски? Четырнадцать? Пятнадцать? Раньше ему не приходило в голову, что Онория, несомненно, является единственной женщиной из его окружения, которая может говорить с ним откровенно и с изрядной порцией сарказма.
Вот почему он ненавидел выезжать в Лондон. Женщины там жеманились, прихорашивались и говорили ему то, что, по их мнению, он хотел от них слышать.
И мужчины делали то же самое.
Ирония заключалась в том, что они почти постоянно ошибались. Маркус презирал подхалимов. Ему было ненавистно каждое льстивое слово. Он терпеть не мог, когда ему говорили, что его совершенно обычный и ничем не примечательный жилет «удивительно скроен и великолепно сидит».
С отъездом Дэниела не осталось никого, кто понимал бы его. У него нет родственников, если не углубляться на четыре поколения назад, чтобы отыскать общего предка. Он единственный сын единственного сына. Холройды не славились особенной плодовитостью.
Маркус прислонился к ближайшему дереву, продолжая наблюдать за уставшей и несчастной Онорией, сидящей на земле.
– Значит, деревенский приём не вполне удался?
Она вопросительно взглянула на него.
– Ты так выразительно описывала его в письме.
– Ну, я знала, что тебе там не понравится.
– Он мог бы стать для меня развлечением, – произнёс граф, хотя им обоим было известно, что это неправда.
Онория снова посмотрела на него тем самым взглядом:
– Четыре незамужние леди, четыре студента, мистер и миссис Ройл, и ты.
Она подождала, пока до него дойдёт, и добавила:
– И ещё, возможно, собака.
Он сухо улыбнулся:
– Я люблю собак.
Онория вознаградила его смешком. Она подобрала прутик, лежавший возле её ноги, и начала чертить круги в пыли. Девушка выглядела совершенно несчастной, пряди волос выбились из шиньона. В глазах её застыли усталость и … что-то ещё. Что ему совершенно не нравилось.
Онория выглядела так, словно она сдалась.
Что абсолютно неправильно. Онория Смайт-Смит никогда не должна выглядеть подобным образом.
– Онория, – начал он.
Но девушка резко подняла голову, едва раздался его голос:
– Мне двадцать один год, Маркус…
Он замолчал, пытаясь сосчитать в уме:
– Но это невозможно.
Онория упрямо сжала губы:
– Уверяю тебя, так и есть. В прошлом году некоторые джентльмены, казалось, проявляли ко мне интерес, но ничего не вышло.
Она пожала плечами:
– Не знаю, отчего.
А ведь это был большой дом. У неё на следующий день болели ноги. Даже Дэниел поверил её жалобам.
Маркус представил себе Фенсмур, своё поместье. Оно было огромным. Никто в здравом уме не стал бы обходить его даже десять раз за день, не говоря уже о пятидесяти. Он ненадолго задумался – гостила ли у него Онория? Он не мог вообразить, когда это могло бы произойти. Он совершенно точно не принимал никого у себя в детстве. Его отец не славился гостеприимством, а Маркусу вовсе не хотелось приглашать друзей в безмолвный мавзолей, где он провел детство.
Однако через десять минут Онория заскучала. Стало скучно и Маркусу, поскольку девушка просто сидела у подножия дерева, упираясь локтями в колени и устроив подбородок на руках.
Но тут он услышал, как кто-то идёт. Онория тоже услышала, поскольку вскочила на ноги, подбежала к своей самодельной норе и всунула в неё ногу. Затем она неловко опустилась на землю, где расположилась в наиболее грациозной позе, какую можно было принять с ногой, застрявшей в кротовьей норе.
Онория помедлила, прислушиваясь, и как только этот некто приблизился, издала довольно убедительный крик.
Все эти семейные пантомимы пошли ей на пользу. Если бы Маркус не видел только что, как она подстроила собственное падение, то он поверил бы в несчастный случай.
Он подождал, чтобы увидеть, кто появится.
Потом подождал ещё.
И ещё.
Онория тоже ждала. Она вскрикнула повторно, но, видимо, с опозданием. Поскольку ей на помощь никто не явился.
Она испустила последний крик, уже явно не вкладывая в него душу.
– Чёрт побери! – буркнула Онория, рывком вытаскивая ногу из ямы.
Маркус засмеялся.
Она затаила дыхание:
– Кто здесь?
Проклятие, он же не собирался шуметь.
Маркус шагнул вперёд. Он не хотел пугать её.
– Маркус?
Граф поднял руку в приветственном жесте. Он бы сказал что-то, но она по-прежнему сидела на земле, и её туфелька испачкалась в грязи. А её лицо … Он никогда не видел ничего интереснее. Онория была вне себя от ярости и унижения, но она ещё не решила, какая из этих эмоций сильнее.
– Прекрати смеяться!
– О, прости, – сказал он без всякого сожаления.
Онория свирепо нахмурилась:
– Что ты здесь делаешь?
– Я здесь живу. – Он подошёл к ней и протянул руку, чтобы помочь встать. Кажется, именно так должен поступать джентльмен.
Онория прищурилась. Совершенно ясно, что она ни на йоту ему не поверила.
– Ладно, я живу неподалёку, – сдался он. – Эта тропинка петляет из стороны в сторону между границами владений.
Она приняла его руку и позволила ему помочь ей подняться, принявшись сразу же отряхивать юбки. Но почва была сырой, и грязь прилипла к ткани, вызвав ворчание и вздохи Онории. Наконец, она оставила попытки, посмотрела на него и спросила:
– Как давно ты здесь стоишь?
Он ухмыльнулся:
– Гораздо дольше, чем тебе хотелось бы.
Онория испустила утомлённый стон и сказала:
– Полагаю, ты не станешь держать язык за зубами.
– Не пророню ни словечка, – пообещал Маркус. – Но кого именно ты намеревалась завлечь?
Она насмешливо сморщилась:
– О, пожалуйста. Ты был бы последним, кому я бы сказала.
Он изогнул бровь.
– В самом деле. Последним.
Она метнула в него раздраженный взгляд.
– За исключением королевы, премьер-министра…
– Прекрати. – Онория с трудом скрыла улыбку, но тут же снова поникла. – Не возражаешь, если я снова присяду?
– Вовсе нет.
– Моё платье и так перепачкалось, – проговорила она, найдя место у подножия дерева. – Ещё несколько минут в грязи ничего не изменят.
Онория уселась и искоса взглянула на него:
– В этом самом месте ты должен был бы сказать, что я выгляжу свежей как цветок.
– Полагаю, это зависит от того, какойэто цветок.
Тут она одарила его взглядом, исполненным крайнего недоверия, который был так знаком Маркусу. Сколько лет он наблюдает её гримаски? Четырнадцать? Пятнадцать? Раньше ему не приходило в голову, что Онория, несомненно, является единственной женщиной из его окружения, которая может говорить с ним откровенно и с изрядной порцией сарказма.
Вот почему он ненавидел выезжать в Лондон. Женщины там жеманились, прихорашивались и говорили ему то, что, по их мнению, он хотел от них слышать.
И мужчины делали то же самое.
Ирония заключалась в том, что они почти постоянно ошибались. Маркус презирал подхалимов. Ему было ненавистно каждое льстивое слово. Он терпеть не мог, когда ему говорили, что его совершенно обычный и ничем не примечательный жилет «удивительно скроен и великолепно сидит».
С отъездом Дэниела не осталось никого, кто понимал бы его. У него нет родственников, если не углубляться на четыре поколения назад, чтобы отыскать общего предка. Он единственный сын единственного сына. Холройды не славились особенной плодовитостью.
Маркус прислонился к ближайшему дереву, продолжая наблюдать за уставшей и несчастной Онорией, сидящей на земле.
– Значит, деревенский приём не вполне удался?
Она вопросительно взглянула на него.
– Ты так выразительно описывала его в письме.
– Ну, я знала, что тебе там не понравится.
– Он мог бы стать для меня развлечением, – произнёс граф, хотя им обоим было известно, что это неправда.
Онория снова посмотрела на него тем самым взглядом:
– Четыре незамужние леди, четыре студента, мистер и миссис Ройл, и ты.
Она подождала, пока до него дойдёт, и добавила:
– И ещё, возможно, собака.
Он сухо улыбнулся:
– Я люблю собак.
Онория вознаградила его смешком. Она подобрала прутик, лежавший возле её ноги, и начала чертить круги в пыли. Девушка выглядела совершенно несчастной, пряди волос выбились из шиньона. В глазах её застыли усталость и … что-то ещё. Что ему совершенно не нравилось.
Онория выглядела так, словно она сдалась.
Что абсолютно неправильно. Онория Смайт-Смит никогда не должна выглядеть подобным образом.
– Онория, – начал он.
Но девушка резко подняла голову, едва раздался его голос:
– Мне двадцать один год, Маркус…
Он замолчал, пытаясь сосчитать в уме:
– Но это невозможно.
Онория упрямо сжала губы:
– Уверяю тебя, так и есть. В прошлом году некоторые джентльмены, казалось, проявляли ко мне интерес, но ничего не вышло.
Она пожала плечами:
– Не знаю, отчего.