Следы со свастикой

- Всё логично, - констатировал Брагин. - В жизни всегда наступает момент, когда уже поздно.

- А вы философ, товарищ майор, - сказал Зацепин.

- Да, тренируюсь иногда. А теперь поставь на место чайник и дуй вниз. На улице наши войска, найди рацию, сообщи в управлении о случившемся, пусть подтянут людей, заберут тела, нечего тут разводить патогенные микробы.

Зацепин удалился, он уже привык к тому, что самый молодой в группе, значит должен постоянно бегать. Допросить страдальца было необходимо. Тот пришёл в себя, дышал ровно. Брагин в двух словах описал ему создавшуюся ситуацию, уверил в том, что люди живут и в плену, особенно те, которые чистосердечно раскаиваются и сотрудничают с Советскими властями. Гауптштурмфюрер был полностью сломлен, превратился в тряпку, оборвалась последняя ниточка, связывающая его с жизнью. Ведлиц выразил согласие всё рассказать, лишь бы его больше не били. Боль - это самое худшее, с чем он сталкивался в жизни.

Никакого Карла Винса гауптштурмфюрер не знал. Барон Отто фон Шломберг фигура известная, отрицать это бессмысленно. Но Ведлиц работал не в шестом отделе, по роду службы с Шломбергом не пересекался и о его планах ничего не знал. В последние дни, перед тем как в Праге вспыхнуло восстание и в город вошли головорезы Власова, барон находился здесь, выходил на работу, а о своих планах сбежать к союзникам никому не сообщал. Шломберг и раньше не был публичным человеком, в обществе показывался редко. В день, когда в управлении всё заходило ходуном, Ведлиц барона точно не видел, а потом всё резко стало плохо: выезды из Праги перекрыли власовцы и повстанцы, исполненные ярости ко всем представителям издыхающего режима. Немцы спасались кто как мог, части Вермахта вели на улицах ожесточённые бои, пятились под натиском превосходящих сил противника. А крысы уже бежали с корабля: кто-то пытался вырваться за пределы Праги, но повезло немногим. Группа штурмфюрера Курцера, это был тот самый Икар, сиганувший с подоконника, опекал начальника департамента СД штандартенфюрера СС Фердинанда Альсмана, привезённого на эту квартиру. Адрес был безопасный, по крайней мере на ближайшие несколько суток, прорываться дальше было опасно, улицу перекрыли бойцы РОА.

Альсман сильно нервничал, спешил убраться из этого проклятого города. Позавчера на квартиру прибыл заместитель Альсмана штурмфюрер Витке, сообщил, что есть коридор, но с большим количеством людей идти по нему опасно. Альсман приказал Курцеру оставаться на месте, ждать ровно трое суток и, если он к этому времени не вернётся, самостоятельно покинуть город. Альсман и Витке исчезли больше от них вестей не было. Группа Курцера сидела в квартире, изнывала от безделья. Эсэсовцы имели обыкновение выполнять приказы, это считалось нормой. Если Альсман и выжил, то давно забыл о своих охранниках. Офицеры СС могли лишь догадываться о том, что происходило в городе, раций у них не было, но они поняли, что в Прагу вошла Красная армия и всячески ругали свое бездушное начальство.

Сегодня, на третьи сутки оберштурмфюрер Зиверс решил сделать вылазку в город, чтобы разведать обстановку и на пороге столкнулся с оперативниками контрразведки СМЕРШ.

- Дэбилы! - прокомментировал всё это Коломиец. - Ежу было ясно, что за ними никто не придёт. Вам не кажется, товарищ майор, что мы потеряли время?

- Дайте мне пистолет с одним патроном, - слабым голосом попросил Ведлиц. - Больше ничего не нужно, я не хочу в плен. Вам совершенно незачем со мной возиться, я занимался охраной и проблемами безопасности. Никакими секретами не владею. Лучше по ищите нашего шефа Альсмана.

Давать оружие врагу было неразумно.

- Ладно, уходите. Я вас догоню, - сказал Коломиец. - Рука не дрогнет, не волнуйтесь.

Выстрел прогремел, когда они спускались по лестнице, такое ощущение, что это была граната, а не ТТ. Странно, но ни у кого не возникло никаких эмоций, словно Коломиец в стенку выстрелил.

Брагин приказал остановить машину недалеко от Карлова моста, ему требовалось время, чтобы раскинуть мозгами. Свежий воздух расслаблял, помогал думать. Он зашагал к парапету, следом гуськом потянулись остальные.

В стороне красноармейцы опять расстреливали власовцев, прогремел залп, за ним несколько не стройных очередей. Похоже это занятие становилось основным развлечением для советских солдат в освобождённой Праге. Стрельба доносилось из-за причала, к которому жались повреждённые судёнышки.

Майор закурил, ноги сами понесли его к месту расстрела. За пределами бетонного парапета стояли грузовики, красноармейцы оцепили этот квадрат, спуск к реке был пологий, у воды валялись мертвые тела, к причалу пришвартовалась ветхая баржа, очевидно на ней и планировалось транспортировать трупы из города. Алое удостоверение подействовало магически, заслоны раздвинулись, пропустили и всех остальных. Брагин плохо понимал зачем сюда пришёл, но его явно вело не праздное любопытство. Он задумчиво смотрел как из грузовика выбирались будущее мертвецы, большинство было в немецкой форме, некоторые в штатском, они успели переодеться, но это им не помогло, на рукавах кое у кого сохранились повязки с императорским триколором.

Охрана не церемонилась, била прикладами, подгоняла, хотя спешить было некуда. Власовцы спотыкались, шипели на охранников, кто-то заложил витиеватую матерную загогулину, за что и получил прикладом в ухо, били их не впервые, многие лица раскрашивали синяки. Красноармейцы подогнали к реке два десятка человек, выстроили в две шеренги. Власовцы не держали строй, стояли как попало, исподлобья смотрели на конвоиров.

Молодой белобрысый паренёк размазывал слёзы по чумазому лицу, жалобно всхлипывал, кто-то был спокоен как каменный истукан, другие шептали молитвы, крестились. Расстрельная команда дожидалось приказа. Лейтенант, руководящий экзекуцией, поднялся наверх, курил, выслушивал пожилого майора.

- Эй, служивые! Что ж вы делаете то? - бросил кто-то из кучки власовцев. - Разве можно так? Война кончилась, нас судить надо.

- Так мы и судим! - отозвался остряк из шеренги красноармейцев.

- Да ни хрена вы не судите! Расстреливаете без суда и следствия!

- Так это суд у нас такой. Со всеми так будет, уж не взыщите, господа предатели.

- Покурить хоть дайте. Чего просто так стоять? - выкрикнул широколицей мужчина с погонами фельдфебеля.

- Ещё чего? Перебьётесь! Вам легче от этого станет, на том свете накуритесь.

- Да что ж вы злыдни такие? Дайте покурить!

Красноармейцы колебались, косились на своего командира. Странная всё таки душа у русского человека.

- Товарищ лейтенант, покурить им можно? - выкрикнул сержант.

- Ладно, пусть курят, только быстро. А то ещё водочки с огурчиком попросят.

В группе потенциальных мертвецов кто-то нервно засмеялся. Курева у красноармейцев теперь было завались, службы снабжения к концу войны работали как часы. Сержант подошёл к фельдфебелю, сунул ему початую пачку папирос, щёлкнул зажигалкой и удалился. Власовцы сломали строй, быстро разобрали папиросы, прикуривая друг у друга. Дымили даже некурящие, кашляли, багровели, но продолжали затягиваться.

- Эй, мужики! Может передумаете? В другой раз расстреляйте.

- Не торгуйся. Другого раза не будет, - ответил низкорослый ефрейтор.

- Совесть у вас есть, а парни? Мы же вам Прагу освободили, вы в неё без боя вошли. За это нас к стенке? Да мы уже, считай, искупили свою вину.

- А кто вас просил? Мы бы и сами Прагу взяли. Теперь вам за это памятник поставить на главной площади? Нет уж, смертью искупать будете.

Майор не мог понять, что же привлекало его внимание. Глаза Влада перебегали от одного лица к другому, кожа на затылке онемела. Лейтенант выслушал инструкции, козырнул майору и отправился к красноармейцам.

- Готовьтесь!

Солдаты выровняли строй, подняли автоматы, власовцы выбрасывали окурки, приглушённо ругались.

- Накурились, черти! - выкрикнул ефрейтор.

Внезапно Ханна тяжело задышала, напряглась, вытянула шею.

- Владислав, товарищ майор! – взволновано зачастила женщина. - Посмотрите внимательно, пятый слева. Это же агент Клёст.


Нет, такого не могло быть, но что-то ведь привело его сюда и желудок наполнялся вакуумом. У человека, на которого указала Ханна заплыло лицо от побоев, кровь свернулась в тех местах, где кулаки и приклады рассекли кожу, остались только глаза, вернее один, другой был основательно подбит.

Дрожь пошла по телу майора. Что за чертовщина? Если это и был Карл Винс, то черты его лица полностью изменились, оно напоминало рыхлый перезрелый помидор. Мужчина словно находился без сознания, не понимал что происходит, уцелевший глаз бессмысленно проницал пространство, такое видимо бывает после сильного избиения, всё вокруг становится до лампочки, даже собственный расстрел, мозг отказывается анализировать события.

- Целься! - гаркнул лейтенант. - По предателям нашей Родины…

- Влад! Остановите его! - взмолилось Ханна.

- Прекратить! - взревел Брагин и бросился к реке.

Какой-то резвый красноармеец сделал попытку заступить ему дорогу, майор просто отшвырнул бойца в сторону, чтобы не выстрелили, вскинул над головой алую книжечку и завопил:

- Не стрелять! Военная контрразведка!

Дрогнули ППШ, очнулась шеренга, вытянулась физиономия у лейтенанта, чуть было не бросившего руку с воплем «Пли!». Забеспокоился майор, стоящий на верху.

Эти кретины чуть не расстреляли ценного агента, Брагин от толкнул какого-то сутулого бедолагу, дожидающегося отправки на тот свет, схватил за ворот мужчину с мутными глазами. Ай-да Ханна! Ему бы и в голову не пришло, что это Клёст, а теперь он в этом убедился.

Недовольно роптали автоматчики, что-то выкрикивал лейтенант, обращаясь к своему майору. За Брагиным бросился Коломиец, он тоже размахивал удостоверением, сдерживая напор недовольных. В глазах агента, когда Влад выдернул его из строя, блеснуло что-то осмысленное, впрочем быстро прошло.

- Эй, майор, лучше меня возьми! - заявил какой-то власовец и надрывно засмеялся. - Зачем тебе этот доходяга? А я, ей богу, пригожусь.

Подбежал Филимонов с Коломийцем, схватили под локти, поволокли наверх. Ноги ценного кадра безвольно волочились по гальке, на встречу спешил майор, возмущался. Бурлили власовцы:

- Кому-то значит можно, а нам нет?

Автоматчики работали прикладами, успокаивая эту кучку людей.

- Что происходит? - возмутился майор. - Почему вы лезете не в свое дело?

- Отставить! - грозно вскричал Брагин и опять раскрыл удостоверение. - Вы чуть не расстреляли нашего работника. Голова кружится от счастья, майор? Всех готовы под одну гребёнку, не разбираясь, не выясняя личности? Ничего, мы быстро остудим вашу голову. В лучшем случае вы станете капитаном, в худшем пойдёте под трибунал. Фамилия, номер части!

Майор попятился, побледнел, начал оправдываться, ссылаться на какие-то приказы, дескать я точно не знаю кто этот человек, но, видимо были основания для того, чтобы он попал под расстрел.

- Мои подчинённые ошибаются редко, но я разберусь, обязательно накажу виновных…

В гробу видал Брагин этого майора. Возможно тот ни в чём не виноват, просто выполнял приказ.

- Грузить его в кузов, товарищи, везём в управление, - распорядился Влад. - Да нижнее, идиоты! Не надо бить человека головой о борт. Ханна, вы молодец! Я обязательно доложу вашему руководству, чтобы вас поощрили.

- Товарищ майор, вы посмотрите, что они сделали с человеком, - проговорил Зацепин, поддерживая агента. - Его же измолотили как боксёрскую грушу, на нём места живого нет. Вы думаете он что-нибудь вспомнит?

- Ничего. Махровых фашистов говорить заставляли, - Коломиец нервно усмехнулся. - Неужели своего не разговорим? Виталий, держи его, он же падает.

- Товарищ майор, а вы уверены, что именно он нам нужен? - Марецкий озадаченно почесал затылок. - Мы же видели его фото, там человек был, а не баклажан перезрелый.

- Помоги лучше! - прорычал ему в лицо Егор Коломиец. - А то у нас станет два баклажана.

Неподалёку мерцал майор с покаянной минной.

«Да уж, неудобно вышло. Но, всё ведь хорошо, что хорошо кончается, - Влад уже забыл как его фамилия. - Ничего пусть поволнуется, а то взял за руководство нетленное изречение товарища Сталина насчёт того, что лес рубят - щепки летят. И теперь стало быть, все взятки гладки, в следующий раз хорошо подумает и проверит».

Машина неслась по узким улочкам, пассажиры подпрыгивали на сидениях, возбуждение не унималось. Они обнаружили живого агента - это уже половина дела. Избитый мужчина выбирался из прострации, в его глазах появлялась что-то осмысленное. Офицеры подпирали человека с двух сторон, иначе он давно улетел бы из кузова. Франтишкова не церемонилась, сползла с лавки, схватила его за шиворот, стала отвешивать пощёчины, не болезненные, но чувствительные. Голова агента болталась как у тряпичной куклы.

- Ханна!? - пробормотал он. - Это вы? Боже мой!

Офицеры радостно загалдели - есть контакт. Когда они сгружали Клеста во дворе управления, он вдруг замычал, стряхнул с себя руку Марецкого, сделал несколько неуверенных шагов, схватился за борт грузовика. Его рвало, неудержимо, как с жуткого похмелья, это было страшно. Никому не хотелось к нему подходить, желудок бедняги был пуст, но приступы следовали с пугающей частотой. Потом он успокоился, присел на корточки.

- Карл Робертович, вам понятно кто вы такой и где находитесь? - спросил Влад.

- Пока с трудом, но уже лучше, - ответил агент. - По крайней мере, на вас та форма, которая радует глаз и говорите вы по-русски, хотя те люди, которые хотели меня расстрелять, общались со мной на том же языке.

Часть пути он проделал самостоятельно, но на лестнице застрял, пришлось подхватить. В кабинете опять начался кризис, агент сполз со стула, глаза его закатились. Марецкий сунул Винсу стакан с водой, тот пил взахлёб, давился, вода стекала по губам.

- Ему нужен доктор, - пробормотала Ханна.

- Да подождите вы со своим доктором, - отмахнулся Брагин. - Так мы потеряем время, он должен хоть что-то сказать. Винс, вы в порядке? Мы можем поговорить? Вы что-нибудь помните?

Память агента работала выборочно и далеко не в пользу контрразведки, голова его клонилась на грудь.

- Бог дал, бог взял, - расстроено пробормотал Марецкий.

Когда в кабинет широким шагом вошёл полковник Ларионов, забывший здесь свою фуражку, учебный процесс шёл полным ходом. Офицеры распечатали кубышку неприкосновенного запаса - чистый спирт в текущей ситуации стал бы равен цианистому калию, пришлось разбавить его водой. Капитан Коломиец сидел на корточках рядом с Клестом и вливал ему в рот содержимое стакана. Зубы пациента стучали о стекло, он давился.