Следовать новым курсом

– Вы все же решили принять бой и рассчитаться с этими мерзавцами?

Кептен Летбридж покачал головой.

– Никоим образом, сэр. Если вы не заметили, у нас на борту, как и на тех посудинах, полно гражданских. Я не могу подвергать их опасности. И потом, вы ещё не знаете самых плохих новостей.

Он сделал паузу. Внизу суетились матросы палубной команды – они, словно овец, сгоняли перепуганных беженцев к люкам, спускали их вниз, в душные, пропахшие углём и машинным маслом помещения броненосца. Особо усердствовали те, кому выпало принимать на крутых, почти отвесных трапах дам – те возмущённо взвизгивали, когда деликатные части их тел оказывались в мозолистых ладонях лайми.

– Утром на рейд вошёл корвет «Диамант». Турецкая броненосная эскадра сутки назад миновала Дарданеллы и взяла курс на Александрию. Если они блокируют гавань Александрии, мне придётся либо принять безнадёжный бой без единого шанса на успех, либо, подобно несчастному сэру Эстли Куперу, спустить флаг.

– Турки? – дипломат опешил. – Но они же наши союзники…

– По-видимому, уже нет. Впрочем, турецкий адмирал наверняка заявит, что намерен всего лишь оградить от ужасов мятежа европейцев и подданных Османской империи. Собственно, мы и сами намеревались поступить подобным образом в Стамбуле, в феврале, когда туда входили русские. Похоже, подданные султана оказались хорошими учениками – во всяком случае, в том, что касается политики.

Дипломат замялся. Последнее замечание ему явно не понравилось.

– Как пригодились бы нам сейчас войска, которые этот болван Гордон угробил при Омдурмане!

– Увы, из числа отправившихся в Нильскую экспедицию вернулось всего несколько человек, – продолжал консул. – Они-то и принесли известие о разгроме. А буквально неделю назад мы получили сведения, что одна или две канонерки застряли выше Нильских порогов. Но подать им помощь не было никакой возможности: хедив отказывался посылать новые силы, оправдываясь тем, что лучшие его части ушли на помощь Гордону и сгинули вместе с ним. Как хотите, а без турок тут не обошлось. Откуда иначе дервиши-махдисты взяли бы современные пушки? Да и сам мятеж – уж очень вовремя он начался! Меньше чем за месяц до нападения арабских племён на Аден, Порт-Саид и Суэц. И в результате – что? Когда войска более всего нужны здесь – их отсылают в забытую Богом суданскую дыру, чтобы бездарно там загубить! Не знаю, как вам, а мне всё это крайне подозрительно…

Новый кивок. Консул покосился на собеседника – он что, так и собирается молчать? Или он попросту не слушает?

– Позвольте поинтересоваться, что вы намерены предпринять дальше?

– Выпущу пяток бомб по береговым батареям, чтобы отвлечь их от пароходов, – ответил Летбридж. – А после этого пойду на Мальту, на соединение со Средиземноморской эскадрой вице-адмирала сэра Фредерика Бошамп-Сеймура. Впрочем, надеюсь встретить его по дороге – вице-адмирал ожидал подхода броненосцев из Метрополии, из состава флота Канала, и планировал выйти в море сразу по их прибытии. Так что вскорости я сюда вернусь – и уж тогда рассчитаюсь за всё. Британия никому не спускала подобных выходок!



Северная Африка,

среднее течение Нила

…сентября 1878 г.

На палубе «Абу Клеа» некуда было ступить – повсюду раненые на носилках, перевязанные окровавленным тряпьём. Измученные, оборванные солдаты слоняются по палубе без цели. В их лохмотьях только внимательно приглядевшись можно узнать красные мундиры британских стрелков.

Две неуклюжие барки сошвартованы с канонеркой бортами. Буксировать их привычным способом, на тросе, нельзя – на корме «Абу Клеа» вспенивает воду большое решётчатое колесо, вот и приходится пускаться на ухищрения. Впрочем, команде не привыкать, точно так же они тащили эти барки вверх по Нилу. Правда, тогда эти посудины не были полны ранеными, измученными до последней крайности людьми. Сейчас они неподвижно, с обречённостью приговорённых, сидят на одном месте и лишь изредка подходят к борту и бездумно смотрят в мутно-коричневую воду за бортом.

Человеческие силы имеют свой предел.

Лейтенант Стэнли Колвилл, командир канонерки, опустил подзорную трубу.

– Ещё часа два такого черепашьего хода, и мы уткнёмся в пороги. И тогда надо будет что-то решать.

Стоящий рядом с ним офицер, судя по нашивкам на изодранном мундире, пехотный лейтенант, согласно кивнул. Он, как и все прочие участники экспедиции, хорошо знал, что между Вади-Хальфой и Хартумом фарватер реки в нескольких местах пересекался опасными порогами и перекатами, которые при низкой воде становятся почти непреодолимыми. Сейчас как раз и была такая низкая вода – недаром матросы на носу канонерки то и дело измеряли глубину длинными полосатыми шестами.

– В прошлый раз пришлось облегчать канонерку, снимать орудия, уголь, боеприпасы, – продолжал Колвилл. – Пять тросов тянули две тысячи человек, и всё равно мы еле-ели проползли эти треклятые сто ярдов против сильного течения. А сейчас у нас нет и трети такого числа…

– Зато и с течением бороться не придётся, – заметил собеседник. – Мы ведь спускаемся по реке, а не идём вверх.

– На это одно и надежда, – отозвался Колвилл. – И всё равно нам предстоит нелёгкое испытание.

Лейтенант-пехотинец не ответил. Зачем спорить с очевидным?

– И всё же – мы здесь. Другим так не повезло.

Из четырёх канонерок, сопровождавших экспедицию, до порогов добралась только «Абу Клеа». «Тамаи» и «Эль Теб» остались далеко позади. Первая была разбита батареей дервишей и затонула. Вторая получила сильные повреждения и то и дело останавливалась для ремонта машин. В конце концов судно отстало, и судьба его пассажиров (в числе прочих на «Тамаи» погрузился генерал Гордон с остатками своего штаба) была неизвестна. Не приходилось, впрочем, сомневаться, подумал Колвилл, что она трагична – как и всё, что связано с этой злосчастной экспедицией…

Третья же канонерка, «Меттема», которой командовал однокашник Колвилла по колледжу Харлоу, второй лейтенант Грин, почти сумела добраться до порогов.

Увы – только почти.

Колвилл привычно пересчитал картечницы Норденфельда, закреплённые по бортам канонерки. Пять штук – не так уж и мало. Он помнил, как снимали их с полевых лафетов под градом пуль; как платили десятками жизней за каждую из тех, какие удалось взять на борт. Если бы не картечницы – им нипочём не удалось бы отбить пять или шесть – кто их считал? – нападений, когда с берега, заросшего папирусом, на канонерки кидались лодки с вопящими фанатиками-дервишами. И – откатывались назад, оставляя на воде разбитые доски и трупы, трупы, трупы…

Командир «Меттемы» допустил роковую ошибку, слишком уклонившись от фарватера – и оказался в опасной близости от низкого, заросшего папирусом берега. Такое уже случалось, и тогда другая канонерка давала задний ход, отцепляла буксируемые лодки и долго, мучительно стаскивала товарку с илистой отмели.

Но – не в тот раз. С берега ударили ружья, в ответ зачастили выстрелы с «Меттемы», но было уже поздно. Жалкие полсотни футов, отделяющие злополучную канонерку от папирусных зарослей, дервиши преодолевали кто вплавь, кто на жалких лодчонках, куда они набивались так, что низкие борта черпали нильскую воду. Треск картечниц захлебнулся в гортанных воплях, и с борта в мутно-коричневую нильскую воду полетели трупы. Все как один – без голов.

Офицеры умоляли Колвилла выпустить в захваченную «Меттему» несколько снарядов из кормовой скорострелки. Он отказался – зачем? Дервишам наплевать, какая цена будет заплачена за успех, а десяток-другой убитых фанатиков не стоят истраченных снарядов, каждый из которых сейчас на вес золота.

Армейский офицер стащил с головы белый пробковый шлем. Волосы у него были слипшиеся, мокрые.

– Я не устаю гадать, Стэнли, откуда у дервишей современные пушки? Вы знаете, вчера вечером…


И принялся вытирать большим клетчатым платком лоб. Вытер, аккуратно сложил платок и спрятал в боковой карман кителя.

– Так о чём я? Вчера вечером умер мой старый приятель, ротмистр из Четвёртого полка. Он получил пулю в грудь во время той безумной атаки. Долго боролся за жизнь, бедняга, но костлявая всё же взяла своё.

Колвилл кивнул. Когда Гордону стало ясно, что под огнём полевой батареи дервишей боевые порядки англичан долго не продержатся, а малокалиберные скорострелки канонерок ничем не могут помочь избиваемой шрапнелью пехоте, он бросил в дело свой последний резерв, эскадрон Четвёртого гусарского полка. Кавалеристы честно выполнили свой долг – нескольким удалось даже доскакать до орудий и схватиться с прикрытием, но успеха не добились. Из атаки вернулось всего восемнадцать человек, все жестоко израненные.

– …Так вот он уверял, что, когда рубился с дервишами на лафетах пушек, ясно слышал турецкую речь. А он, должен вам сказать, жил некоторое время в Турции и даже умеет немного говорить на их языке…

С берега взвилось белое облачко. До мостика долетел звук ружейного выстрела.

– Кто там ещё на нашу голову? – встрепенулся Колвилл. – Боцман, расчёты к орудиям!

Лейтенант-стрелок поднял к глазам бинокль.

– Это египтяне, Стэнли! Я узнаю мундиры гвардейцев хедива.

Колвилл чертыхнулся – с явным облегчением.

– Похоже, наши посланцы добрались до Каира и оттуда прислали помощь. Слава Создателю, теперь наши беды позади!

Лодки подошли к «Абу Клеа» с носа – по бортам места не оставалось из-за барок. Колвилл пригляделся. Верно, египетские солдаты, все в форме конных стрелков гвардии хедива. Белые полотняные куртки и штаны, красные, на турецкий манер, фески – он вдоволь насмотрелся на эту форму за время экспедиции.

На мостик взбежал египетский офицер. Колвилл козырнул, приветствуя союзника, тот ответил на отличном английском. Египтянина интересовали в первую очередь другие канонерки – где они, сильно ли отстали? Узнав о печальной судьбе остатков речного каравана экспедиции, он сокрушённо покачал головой.

– Мы поможем вам переправить судно через пороги. В Каире с нетерпением ожидают подробностей вашей экспедиции. Что, генерал Гордон у вас на борту?

– В последний раз я видел генерала, когда он поднимался на борт «Тамаи». Боюсь, не стоит рассчитывать на то, что он жив.

Египтянин кивнул и отвернулся – на миг Колвиллу показалось, что во взгляде его мелькнуло удовлетворение. Или просто отблеск солнца от нильской глади?..

– Что касается подробностей – насколько мне известно, генерал отправил детальнейшее донесение сушей, с конными нарочными. Они давно уже должны были добраться до Каира. Неужели им что-то помешало?

– Возможно, возможно… – сухо ответил египетский офицер, и Колвиллу снова почудилась мимолётная радость в его глазах. – Берега Нила кишат головорезами-махдистами.

По трапу застучали тяжёлые башмаки – на мостик карабкался египетский унтер-офицер. Залез, вытянулся во фрунт перед начальством и что-то протараторил.

Лейтенанта словно громом поразило. Хоть он и не знал, как покойный гусарский ротмистр, турецкой речи – но уж отличать её от арабского мог. Всё ещё не веря собственным ушам, он перевёл взгляд на офицера-стрелка – и увидел, как хищно заострилось его лицо, как рука скользнула к кобуре на поясе.

Физиономию «египтянина» исказила гримаса досады. Он гортанно выкрикнул команду и без замаха, коротко, умело ударил Колвилла в живот. Несчастный согнулся вдвое и упал на колени, и это помешало ему увидеть, как унтер ударом приклада сбил с ног пехотного лейтенанта, а когда тот растянулся на палубе – с размаху пришпилил его штыком к доскам. Как хлынули на палубу солдаты из лодок, как замелькали клинки в их руках, как брызнула кровь. Последнее, что он увидел в своей жизни, был высверк лезвия кривого турецкого ножа, перехватывающего ему гортань. Колвилл ещё был жив, когда двое солдат перевалили его через леера, и он рухнул в нечистую воду, подняв фонтан брызг – одно из многих окровавленных тел, сыплющихся с борта захваченной канонерки.



Средиземное море,

где-то на подходах к Александрии.

Броненосный таран «Гамидие»

– Вашбродие, с «Хера» репетят: «Стоп машины».

Капитан второго ранга Бирстром, не удержавшись, рассмеялся:

– Сколько раз тебе, братец, повторять: «Мукаддеме-и-Хаир» зовётся сия посудина! Никак не выучишь? А ещё сигналец!

– Так ить, вашбродие, оченно уж мудрёные у турок названия. Помнить-то помню, а вот выговорить – никак. Да и длинно, вашбродие!

– Зубри, братец. Случись баталия – нам в твоих херах разбираться? В другой раз спрошу, чтоб от зубов отскакивало!

– Так точно, вашбродие, – уныло отозвался сигнальщик. Уверенности в его голосе не ощущалось.

Карл Романович Бирстром ещё месяц назад командовал броненосцем береговой обороны «Новгород». Обе «поповки» всю турецкую кампанию простояли в Одессе, совершив всего три вылазки – в Киликийское гирло Дуная, в Очаков, да рискнули разок выйти на ходовые испытания после переборки машин. А когда возникла нужда укомплектовать российским экипажем британский трофей, Бирстром отправился вместе с половиной своей прежней команды, принимать «Хотспур». В полном соответствии с секретными статьями союзного соглашения между Россией и Турцией.

Венечка Остелецкий – вернее, лейтенант Вениамин Остелецкий, старший артиллерийский офицер броненосца, – поёжился. Ветер был промозглый, какой нечасто дует в этих местах в октябре. Средиземное море, до Александрии каких-нибудь пять часов хода.

– Карл Романыч, а почему Хасан-паша не решился зайти в гавань первым?

– Надо полагать, ждёт, когда англичане туда сунутся. Хочет зажать Бошамп-Сеймура между береговыми батареями и эскадрой.

Остелецкий задумался.

– Что ж, может, и получится. Правда, батареям придётся часа два противостоять бриттам в одиночку, а им этого вполне хватит, чтобы разнести всё на берегу по камешку.

– А хоть бы и разнесут – туркам-то что за печаль? – пожал плечами кавторанг. – Небось, на батареях сплошь египтяне. А бритты снаряды по ним порастратят, на долю турок меньше останется.

– Довольно циничное рассуждение, согласитесь.