Следак
Часть 49 из 56 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Может я домой уже поеду? – озвучил я вопрос.
– Мне допросить тебя надо, – напомнил мне Решетников.
Ну да, как же он начнет меня допрашивать, если начальство еще не определилось и не разъяснило ему что вносить в протокол, а что нет. Процессуально-независимое лицо – я бы поржал, да ребра болят.
Злое веселье сменилось раздражением, как только осознал, что сам недалеко ушел от высмеиваемого мною коллеги и находился в том же самом подчиненном положении, что и он. Было бы иначе, я бы сейчас участвовал в переговорах в компании с Митрошиным, а не ожидал своей участи в кабинете Решетникова.
Ладно, хорош рефлексировать, лучше расспрошу коллегу о действующих лицах.
– Подпол – это начальник милиции?
Дождавшись подтверждения своей догадки, я задал вопрос о Свиридове.
– Первый секретарь райкома партии. Чай еще будешь?
– Давай. А пожрать ничего нет?
Решетников, задумавшись над моей просьбой, открыл верхний ящик своего стола.
– Бутерброды, если только, – рассмотрев содержимое, отозвался он.
– Сойдет, – согласился я, продолжив выяснять детали. – А Ломакин какую должность в райисполкоме занимает?
– Начальник отдела по жилищному хозяйству, – ответ меня впечатлил, я присвистнул. Осталось сообразить, как мне этой информацией воспользоваться.
Я вновь зло усмехнулся направлению своих мыслей. Никто со мной по своей воле договариваться не будет – не та я фигура. Вон, господа, которые упорно называют себя здесь товарищами, удалились на переговоры, а обо мне даже не вспомнили. И плюшки от этой ситуации получат они, а не я. Моя участь – обеспечить исполнение достигнутых ими договоренностей, то есть дать те показания, которые мне велят. Такое положение дел раздражало.
Доев бутерброд, я прикрыл глаза, чтобы поразмыслить над ситуацией, в которой оказался, но сказалась усталость вкупе с плохим самочувствием, и я неожиданно для самого себя задремал.
– Идут, – потряс меня за плечо Решетников и тут же, пока дверь не открылась, отступил к стене.
Вернулись старшие товарищи в расширенном составе. Самым первым шел переодевшийся в форменный мундир подполковник. Холеный самодовольный тип – это явно Свиридов. Ломакин похож на сына – те же черты лица, та же худоба. Все трое остановились напротив кресла, оценивающе меня рассматривая.
Я их тоже изучал без стеснения, взгляд не отводил и демонстрировал отсутствие эмоций.
– Когда старшие товарищи входят, нужно вставать, – первым заговорил Свиридов, с ходу решив напомнить мне о моем более низком статусе.
– Доброй ночи, товарищ первый секретарь, – поприветствовал я партийного боса и тут же, изобразив раскаяние, пояснил. – Ребра мне сегодня сломали, двигаюсь с трудом.
– Распустили вы своих сотрудников, – высказал он недовольство мною Храмцову.
– Встать! – побагровев, рыкнул на меня подполковник.
Начальник милиции, понятное дело, привык, что от его начальствующего рыка подчиненные вскакивают и вытягиваются по стойке смирно. Но, увы, ничего подобного я сегодня изобразить не смогу при всем желании. Так что медленно поднимаюсь и пристраиваюсь возле кресла, держась за его спинку.
– Стул ему дайте, а то рухнет еще, – неприязненно на меня посмотрев, смилостивился партийный босс.
Тут же Ломакиным был поставлен стул на указанное Свиридовым место. Сам же первый секретарь занял освободившееся кресло.
– Роман Александрович, объясните этому молодому человеку ситуацию, – велел он подполковнику, устраивая свою объемную тушу поудобнее.
Храмцов кивнул, после чего глянул на меня, словно примеряясь, и определился начать с похвалы.
– Ты молодец, хорошо себя сегодня проявил, – покровительственным тоном начал он, – дал отпор сразу трем преступникам, – на числе было сделано ударение. Не увидев протеста на моем лице, подпол благодушно продолжил, – не позволил довести им задуманное до конца. – здесь он добавил в голос пафоса. – Я принял решение тебя поощрить – объявить тебе благодарность! Грамоту получишь в торжественной обстановке! Доволен?
Еще как! Ну не предлагать же мне начальнику милиции засунуть грамоту куда поглубже. Никогда не понимал подобных эмоциональных выпадов, не несущих за собой никакой выгоды, чисто – выпустить пар от обиды. А я не был обижен, я был зол. Зол на то, что с самого начала моего пребывания в этом времени мной только и делали, что помыкали. Решали за меня, как мне жить, чем заниматься, навязывали мне свою волю и заставляли исполнять свои бредовые приказы.
И все эти психологические приемы: согнать с места, наорать, построить, а после выказать милость были проделаны лишь с одной целью – подавить меня как личность, заставить плясать под свою дудку, быть довольным подачкой и тем, что начальственный гнев обошел стороной.
"Ух, пронесло!" – должен был воскликнуть я, хваля себя за ловкость и мечтая об обещанной грамоте.
Но вопреки их расчетам, я не впечатлился.
Если бы со мной говорили, как с равным, вполне возможно, я бы пошел на компромисс. Но старшие товарищи привыкли решать вопросы с позиции силы.
Придется немного скорректировать их поведение. Терять мне нечего, так что могу себе позволить игру на грани фола.
– За грамоту спасибо, – поблагодарил я. Начальственные губы скривились в довольных и снисходительных усмешках. – Но хотелось бы еще справедливости, – теперь уже я позволил себе улыбку, а вот взгляды начальников стали колючими, словно пытались нанизать меня, как насекомое, на булавку.
Зрение не посадите, товарищи начальники, это я вам пока только клыки продемонстрировал.
– И какая же справедливость тебе нужна? – с вкрадчивостью более крупного хищника поинтересовался у меня подполковник.
– Понести наказание за преступление должны все четверо, – озвучил я свое требование.
– Чапыра, ты что не мужик? – неприязненно спросил Храмцов, сразу заинтересовав меня своим выпадом. – Ну подрались из-за девчонки, с кем не бывает. Зачем портить жизнь более удачливому сопернику? Обиделся, что проиграл и решил поквитаться таким образом? – с издевкой усмехнулся подполковник, в конце пристыдив. – Не по-мужски поступаешь.
Интересная интерпретация событий и подача хороша – мысленно поаплодировал я начальнику милиции.
– Ты что решил засадить влюбленного мальчишку?! – вторил ему Ломакин, его слова также звучали как обвинение. – Уголовники запугали моего сына и избили так же, как тебя! Тебе этого мало?!
– Ваш сын не выглядел запуганным, когда весело запинывал меня вместе со своими подельниками. Его распирал азарт, а не страх с безнадегой, – парировал я.
– Наглая ложь! Мой сын пострадал не меньше тебя! Но в отличие от тебя он сейчас сидит в камере! Ты это считаешь справедливостью?! – процедил он через губу, нависнув надо мной своей тощей тушей.
– Чапыра, глупости не говори, – перехватил инициативу Храмцов, – избивали тебя трое грабителей. Именно такие показания дадут задержанные, – веско произнес он, напирая на меня с другой стороны. – А Ломакин такая же жертва преступления, как и ты, – добавил он раздраженно.
– То есть он будет проходить по делу потерпевшим? – уточнил я, стараясь не заржать, но все же парочка смешков проскочила. – А меня не хотите в подозреваемые перевести? Может доведем ситуацию до абсурда? – предложил я. – Злой и опасный следователь прямо в центре города избил четырех мирных гопников. Давайте именно этот вариант дадим в сводку, – я поднял вверх большой палец и заржал в голос.
– Молчать! – заглушил меня подполковник. – По сводке уже пошла информация о грабеже и трех задержанных. Так что ни к чему истерику здесь устраивать! Тебе старшие товарищи сказали что делать, вот и исполняй, а не артачься!
Я посмотрел на старших товарищей. Ломакин пылал ненавистью, даже ноздри ходили ходуном, Свиридов так же, как и родственник начал наливаться злобой, до этого он выказывал мне лишь свое презрение. Чуть дальше, заняв столы, тихо сидели Митрошин с Болотовым, и не отрываясь, смотрел на меня: Митрошин – неодобрительно, Болотов – с вялым интересом.
– А как же честь мундира? – поинтересовался я у старшего по званию. – Какой-то зарвавшийся мажор организовывает нападение на сотрудника вашего ведомства, а вас этот факт совершенно не возмущает. – я добавил в голос грусти. – Вас не волнует судьба вашего коллеги, которого чуть не убили. Зато вы рьяно отстаиваете интересы организатора преступления. Как же так, Роман Александрович?
Лицо подполковника покраснело от гнева, в глазах полыхнула ярость.
– Какой организатор преступления? Кого чуть не убили? Что ты несешь?! – прокричал он.
– Ну как же, Роман Александрович, Ломакин заплатил двести рублей трем уголовникам, чтобы те на меня напали, – напомнил я запамятовавшему начальнику милиции обстоятельства дела.
– Эти деньги у него отобрали! Заруби себе это на носу! – прокричал мне в лицо Храмцов.
Бледный Ломакин-старший сместился за спину шурина и о чем-то усиленно начал размышлять, оставалось надеяться, что не о том, как довести дело сына до конца. Свиридов все так же шлифовал меня злобный взглядом. Митрошин закрыл лицо руками, Болотов рассматривал меня с интересом этнографа. Решетников же буквально впечатался в стену, делая вид, что его здесь нет.
– Что себе позволяет этот щенок?! Вы что не можете утихомирить своего подчиненного?! – первый секретарь перевел тяжелый взгляд на Храмцова.
– Чапыра уймись! – гаркнул на меня подполковник. – Ты сейчас договоришься! – добавил он в голос угрозы. По статье вылетишь со службы! И никто, слышишь меня, никто, не возьмет тебя в этом городе на работу!
– Давно мечтал переехать, – оскалился я.
– Чего ты уперся? – на передний план вновь выдвинулся Ломакин. – Тебе трудно подтвердить, что грабителей было трое? Чего ты добьешься своей принципиальностью?! Хочешь вылететь из органов с волчьим билетом?
– Товарищи, нам надо всем успокоиться, – сквозь шум до меня пробился голос Митрошина.
– Вот и успокойте своего протеже, Борис Аркадьевич! – взбешенно предложил первый секретарь заместителю прокурора. – А мы пока с Романом Александровичем пообщаемся, – на этих словах он, подхватив подполковника под локоть, вытащил его из кабинета. Следом за ними исчез и Ломакин.
– Альберт, чего ты добиваешься? – недовольно спросил у меня Митрошин, который, как только эти трое вышли, поднялся с места. – Ты разве не понимаешь, что эти твои выкрутасы могут негативно отразиться на Алине? Мы же с тобой договорились, что ты был один. А раз ты решил добиваться привлечения Ломакина, то они и мою дочь в дело втащат, – нажал он на мою сознательность.
– И получат попытку изнасилования, – указал я на брешь в его выводах.
– Какое изнасилование?! Даже не смей упоминать о нем в контексте с моей дочерью! – сверкнул он на меня глазами.
Похоже наше деловое партнерство было недолгим – констатировал я.
– Что вы от меня хотите? – спросил я устало. Судя по ознобу у меня поднялась температура.
– Сейчас тебе сделают предложение, – успокоенный моей реакцией, он принялся меня наставлять. – Ты должен его принять. Подожди! – предостерег он меня от отказа. – Ты еще молод, многого не понимаешь. Так что поверь мне, это самое правильное, что ты можешь в сложившейся ситуации сделать. Они тебя сожрут, если не уступишь. И меня заодно. Пойми ты, что нельзя иметь таких людей, как первый секретарь райкома, во врагах!
– Друзьями мы с ним уже не будем, – заметил я.
– Да забудет он о тебе, как только решит свой вопрос, – отмахнулся от моего довода Митрошин. – Все, ты показал, что с тобой стоит считаться. А теперь сбавляй обороты! Иначе перегнешь палку.
– Пристрелят и прикопают где-нибудь на пустыре? – усмешка сама собой возникла на губах.
Болотов, услышав мои слова, рассмеялся.
– Что за дикие фантазии. Никто не будет о тебя мараться, – возмутился Митрошин. – Используют и забудут. Не та ты фигура, которую следует опасаться, чтобы ты о себе там не воображал, – приземлил он меня.
– Чапыра, а это, случайно, не ты залог недавно применил? – вновь напомнил о себе Болотов.
Я только успел подтвердить его догадку, как в кабинет вернулось высокое начальство, и попросило всех, кроме меня выйти.
– Ситуация зашла слишком далеко, – дал характеристику той задницы, в которой мы все оказались, подполковник. – Нам ничего другого не остается, как договориться, – посмотрел он меня со значением.