След черного призрака
Часть 42 из 43 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Ладно уж, побуду радушной хозяйкой… в последний раз.
– Ты пришёл снова повиниться? Не стоило. Мы ведь уже всё выяснили: ты не безнадёжен, а я не злопамятна. Будем жить мирно, желательно не пересекаясь, помнишь первый пункт нашего договора?
Алан кивнул и положил передо мной конверт.
– Помню, я здесь по поводу второго пункта. Вот твои документы. Теперь к ним невозможно придраться. Даже если кто-нибудь очень дотошный пошлёт запрос в ЗАГС, где по паспорту зарегистрировано твоё рождение, он получит соответствующее подтверждение.
– Как? Разве можно подделать актовые записи двадцатипятилетней давности?
Он довольно улыбнулся:
– Никто ничего не подделывал, поэтому всё надёжно. Пришлось найти человека с такими же паспортными данными.
Я открыла новый паспорт.
– Я стала на год старше?
– Да, и родилась в одном из провинциальных посёлков Ставропольского края.
– Это где?
– Довольно далеко.
– А… как же та, другая девушка с такими данными, что с ней?
– Ничего, просто этот паспорт ей не нужен. Она потеряла свой лет в семнадцать, написала заявление на получение нового, но за готовым экземпляром так и не обратилась. Потом с каким-то мусульманином связалась и даже ислам приняла, так что она теперь Зульфия. Свидетельство о рождении прилагается. Вот. Отныне родословная у тебя чистая, если не смущает тот факт, что родилась ты в социально неблагополучной семье. А что такого? Ну выпивали люди по праздникам, зато маньяков среди них не было!
– М… м… ну, спасибо. Мог бы не заморачиваться и взять любое другое имя.
– Любое другое тебе не идёт, – сказал Алан, глядя в сторону. – На том сайте я тоже кое-что написал и даже выложил ксерокопию справки о смерти.
По коже пробежали мурашки.
– Чьей смерти?
– А ты как думаешь? Той, кого они разыскивают, больше нет – умерла от передозировки лекарственных препаратов в результате суицида в прошлом году.
Закипевший чайник громко свистел, а я сидела и не могла заставить себя даже пошевелиться.
– Отравилась, не выдержав груза своей участи? Поздравляю, ты всё-таки убил меня!
– А что мне оставалось? – Алан выключил газ и сел ближе. – Извини, это, наверное, неприятно…
– Всё нормально, я сама хотела достоверности, просто… странно видеть собственное свидетельство о смерти. Что, даже могила есть?
Он помрачнел:
– Пока нет, но я кое-что придумал…
– Не надо, не хочу знать подробности! Делай что считаешь нужным, только чтобы никто при этом не пострадал. Кстати, как поживает Жаклин? – Я поспешила сменить неприятную тему.
Теперь дискомфорт испытывал собеседник:
– Плохо. Она так и не оправилась после смерти Богдана, а я не решился рассказать ей правду. Наверное, ты права, и лучше всё оставить как есть.
– Не знаю, не знаю. Мне кажется, она должна узнать, кого вырастила, потому что в этой истории есть и её вина.
– Есть, наверное, но, боюсь, правда её убьёт.
– Ты так о ней заботишься. – Я почувствовала неприятный укол зависти.
Меня в моей ситуации так никто не оберегал – все друзья семьи мгновенно отвернулись и разбежались.
– Не забочусь. Скорее чувствую себя обязанным, а это не очень-то приятно.
– Решай сам, я ничего рассказывать не собираюсь. Особенно Инге.
– Вы общаетесь?
– Да.
– И тебе это… не сложно?
– В каком смысле?
В серых глазах мелькнуло смущение.
– Её брат пытался тебя убить и… ты же видела, что он делал с теми блондинками! Разве тебе не противно?
– А каково тебе общаться с Жаклин? – усмехнулась я. – Кто она для тебя прежде всего – подруга твоей мамы, друг семьи или мать маньяка?
Он покраснел и снова отвёл взгляд.
– Инга не отвечает за поступки своего брата, почему же я должна перекладывать на неё его вину? Это бессмысленно. К тому же я, как никто другой, знаю, насколько это несправедливо!
Войнич окончательно смутился, снова пересел подальше и тихо сказал:
– Я понял, прости. Я не имел права вести себя так, как вёл, и решать за тебя. Этого больше не повторится!
– Конечно, не повторится. Ты ведь здесь больше не появишься. Ты обещал оставить меня в покое, – напомнила я.
– Знаю, больше никаких детективов тут не будет! – Алан говорил искренне, вот только этого недостаточно.
– И тебя тоже! Не обижайся, но так будет лучше.
– Хорошо, если настаиваешь, но… почему мы не можем просто общаться? – Кажется, он действительно этого не понимал.
Придётся объяснить, специально для спортсменов:
– Наше общение уже даёт печальные результаты: я вынуждена обманывать бабушку, а ты – уверять родных и друзей, что мы не знакомы.
– Неправда! Когда такое было? – попробовал возмутиться Войнич.
– В коттедже Жаклин, например, забыл? Если мы продолжим, гм… общение, тебе придётся врать сестре, отцу, друзьям. Несмотря на «чистые» документы, я всегда буду твоей грязной тайной, понимаешь? А мне такой статус не по душе. Так что, извини, давай прощаться.
Войнич нахмурился и тихо возразил:
– А теперь ты решаешь за меня. Твою бабушку, кстати, обманывать незачем. Можешь ей всё рассказать и объяснить, что я не представляю опасности.
Я горько рассмеялась:
– Объяснить?! После того как шестнадцать лет назад нас пытались сжечь соседи и хорошие знакомые, за одно лишь кровное родство? Да она просто заставит меня собрать чемодан и сесть на ближайшую электричку! Некоторые раны не затягиваются и гноятся годами – тебе ли не знать?
Алан взъерошил волосы и нервно прошёлся по комнате.
– Да, ты права. Чёрт… почему всё так?! – произнёс он с нескрываемой горечью. – Ладно, если тебе это поможет, я не буду здесь появляться. Только… ты ведь не уедешь?
– Почему нет? Новые документы – новая жизнь. Или тебя всё ещё беспокоит моя наследственность?
Он вспыхнул:
– Нет! Конечно, нет!
– Тогда почему не можешь меня опустить?
– Могу. Просто… привычка. Я слишком долго тебя искал…
Он подошёл ближе, я поднялась навстречу и сказала:
– Негоже спортсменам иметь вредные привычки. От них нужно избавляться!
Серые глаза были совсем близко и смотрели с грустью и странной теплотой.
– Ты не вредная, – шепнул он одними губами, так что я едва услышала.
– Мне пришлось почти погибнуть, чтобы ты это понял? – Не знаю почему, я тоже понизила голос.
– Прости…
– И ты прости, если есть за что… тебе пора, поздно уже… А уезжать я пока не планирую, если доставать не будешь.
– Не буду. Но мне нужно знать, что у тебя всё нормально. Можешь хотя бы эсэмэску раз в месяц отправить?
– У меня больше нет телефона.
– Есть. – Алан достал из кармана пиджака узкую плоскую красную коробочку, слава богу, без розовой ленты. – Твой разбился в каком-то смысле из-за меня, вот, компенсирую.
Я неохотно взяла презент.
– Ты пришёл снова повиниться? Не стоило. Мы ведь уже всё выяснили: ты не безнадёжен, а я не злопамятна. Будем жить мирно, желательно не пересекаясь, помнишь первый пункт нашего договора?
Алан кивнул и положил передо мной конверт.
– Помню, я здесь по поводу второго пункта. Вот твои документы. Теперь к ним невозможно придраться. Даже если кто-нибудь очень дотошный пошлёт запрос в ЗАГС, где по паспорту зарегистрировано твоё рождение, он получит соответствующее подтверждение.
– Как? Разве можно подделать актовые записи двадцатипятилетней давности?
Он довольно улыбнулся:
– Никто ничего не подделывал, поэтому всё надёжно. Пришлось найти человека с такими же паспортными данными.
Я открыла новый паспорт.
– Я стала на год старше?
– Да, и родилась в одном из провинциальных посёлков Ставропольского края.
– Это где?
– Довольно далеко.
– А… как же та, другая девушка с такими данными, что с ней?
– Ничего, просто этот паспорт ей не нужен. Она потеряла свой лет в семнадцать, написала заявление на получение нового, но за готовым экземпляром так и не обратилась. Потом с каким-то мусульманином связалась и даже ислам приняла, так что она теперь Зульфия. Свидетельство о рождении прилагается. Вот. Отныне родословная у тебя чистая, если не смущает тот факт, что родилась ты в социально неблагополучной семье. А что такого? Ну выпивали люди по праздникам, зато маньяков среди них не было!
– М… м… ну, спасибо. Мог бы не заморачиваться и взять любое другое имя.
– Любое другое тебе не идёт, – сказал Алан, глядя в сторону. – На том сайте я тоже кое-что написал и даже выложил ксерокопию справки о смерти.
По коже пробежали мурашки.
– Чьей смерти?
– А ты как думаешь? Той, кого они разыскивают, больше нет – умерла от передозировки лекарственных препаратов в результате суицида в прошлом году.
Закипевший чайник громко свистел, а я сидела и не могла заставить себя даже пошевелиться.
– Отравилась, не выдержав груза своей участи? Поздравляю, ты всё-таки убил меня!
– А что мне оставалось? – Алан выключил газ и сел ближе. – Извини, это, наверное, неприятно…
– Всё нормально, я сама хотела достоверности, просто… странно видеть собственное свидетельство о смерти. Что, даже могила есть?
Он помрачнел:
– Пока нет, но я кое-что придумал…
– Не надо, не хочу знать подробности! Делай что считаешь нужным, только чтобы никто при этом не пострадал. Кстати, как поживает Жаклин? – Я поспешила сменить неприятную тему.
Теперь дискомфорт испытывал собеседник:
– Плохо. Она так и не оправилась после смерти Богдана, а я не решился рассказать ей правду. Наверное, ты права, и лучше всё оставить как есть.
– Не знаю, не знаю. Мне кажется, она должна узнать, кого вырастила, потому что в этой истории есть и её вина.
– Есть, наверное, но, боюсь, правда её убьёт.
– Ты так о ней заботишься. – Я почувствовала неприятный укол зависти.
Меня в моей ситуации так никто не оберегал – все друзья семьи мгновенно отвернулись и разбежались.
– Не забочусь. Скорее чувствую себя обязанным, а это не очень-то приятно.
– Решай сам, я ничего рассказывать не собираюсь. Особенно Инге.
– Вы общаетесь?
– Да.
– И тебе это… не сложно?
– В каком смысле?
В серых глазах мелькнуло смущение.
– Её брат пытался тебя убить и… ты же видела, что он делал с теми блондинками! Разве тебе не противно?
– А каково тебе общаться с Жаклин? – усмехнулась я. – Кто она для тебя прежде всего – подруга твоей мамы, друг семьи или мать маньяка?
Он покраснел и снова отвёл взгляд.
– Инга не отвечает за поступки своего брата, почему же я должна перекладывать на неё его вину? Это бессмысленно. К тому же я, как никто другой, знаю, насколько это несправедливо!
Войнич окончательно смутился, снова пересел подальше и тихо сказал:
– Я понял, прости. Я не имел права вести себя так, как вёл, и решать за тебя. Этого больше не повторится!
– Конечно, не повторится. Ты ведь здесь больше не появишься. Ты обещал оставить меня в покое, – напомнила я.
– Знаю, больше никаких детективов тут не будет! – Алан говорил искренне, вот только этого недостаточно.
– И тебя тоже! Не обижайся, но так будет лучше.
– Хорошо, если настаиваешь, но… почему мы не можем просто общаться? – Кажется, он действительно этого не понимал.
Придётся объяснить, специально для спортсменов:
– Наше общение уже даёт печальные результаты: я вынуждена обманывать бабушку, а ты – уверять родных и друзей, что мы не знакомы.
– Неправда! Когда такое было? – попробовал возмутиться Войнич.
– В коттедже Жаклин, например, забыл? Если мы продолжим, гм… общение, тебе придётся врать сестре, отцу, друзьям. Несмотря на «чистые» документы, я всегда буду твоей грязной тайной, понимаешь? А мне такой статус не по душе. Так что, извини, давай прощаться.
Войнич нахмурился и тихо возразил:
– А теперь ты решаешь за меня. Твою бабушку, кстати, обманывать незачем. Можешь ей всё рассказать и объяснить, что я не представляю опасности.
Я горько рассмеялась:
– Объяснить?! После того как шестнадцать лет назад нас пытались сжечь соседи и хорошие знакомые, за одно лишь кровное родство? Да она просто заставит меня собрать чемодан и сесть на ближайшую электричку! Некоторые раны не затягиваются и гноятся годами – тебе ли не знать?
Алан взъерошил волосы и нервно прошёлся по комнате.
– Да, ты права. Чёрт… почему всё так?! – произнёс он с нескрываемой горечью. – Ладно, если тебе это поможет, я не буду здесь появляться. Только… ты ведь не уедешь?
– Почему нет? Новые документы – новая жизнь. Или тебя всё ещё беспокоит моя наследственность?
Он вспыхнул:
– Нет! Конечно, нет!
– Тогда почему не можешь меня опустить?
– Могу. Просто… привычка. Я слишком долго тебя искал…
Он подошёл ближе, я поднялась навстречу и сказала:
– Негоже спортсменам иметь вредные привычки. От них нужно избавляться!
Серые глаза были совсем близко и смотрели с грустью и странной теплотой.
– Ты не вредная, – шепнул он одними губами, так что я едва услышала.
– Мне пришлось почти погибнуть, чтобы ты это понял? – Не знаю почему, я тоже понизила голос.
– Прости…
– И ты прости, если есть за что… тебе пора, поздно уже… А уезжать я пока не планирую, если доставать не будешь.
– Не буду. Но мне нужно знать, что у тебя всё нормально. Можешь хотя бы эсэмэску раз в месяц отправить?
– У меня больше нет телефона.
– Есть. – Алан достал из кармана пиджака узкую плоскую красную коробочку, слава богу, без розовой ленты. – Твой разбился в каком-то смысле из-за меня, вот, компенсирую.
Я неохотно взяла презент.