Скриба

Тереза, немного напуганная, кивнула и повторила вслед за Алкуином, что никогда, даже под страхом вечной муки, не расскажет того, что узнает об этом документе, после чего благоговейно поцеловала Библию, на которой клялась. Хоос, естественно, тоже ничего не должен знать. Затем Алкуин положил Библию туда, где остались следы его рук, и стал рассматривать следы, оставленные палочками для письма Горгиаса. Спустя несколько минут он попросил Терезу тоже взглянуть на них.

– По словам Уилфреда, твой отец исчез около месяца назад, а Генсерик погиб примерно две недели спустя. Что ты можешь сказать об этих отпечатках?

Тереза внимательно их рассмотрела – вот следы от рук Алкуина, вот от палочек, а вот еще два, маленьких и продолговатых.

– Не знаю… просто следы на пыли.

– Взгляни еще раз: следы моих рук совершенно чистые, а эти два, – он указал на продолговатые, – по форме похожие на следы от палочек, уже начали покрываться тонким слоем пыли…

– И что?

– Эти следы разные – не по форме, а по количеству собранной пыли. На левом, более длинном, ее больше, чем на правом, более коротком. – Алкуин взял ящичек, где Уилфред хранил палочку, извлеченную из тела Генсерика, достал ее и приложил к маленькому следу. – Здесь слой пыли более тонкий, следовательно, короткую палочку, которую я держу в руке и которой был умерщвлен Генсерик, взяли со стола позже, чем длинную. – Он подошел к столу, где обычно лежали книги. – А на следах от книг пыли столько же, сколько на следе от длинной палочки. Уилфред уверял меня, что кодексы и палочки исчезли отсюда вместе с твоим отцом, однако теперь мы знаем, что короткую, послужившую орудием убийства, отсюда забрали спустя несколько дней.

– А это значит…

– Обрати внимание: из скриптория пропали не только книги, но и чернильницы, перья, порошок для просушивания, то есть все то, что требовалось твоему отцу для работы над документом. Причем на всех следах пыли столько же, сколько на оставшемся от длинной палочки, из чего напрашивается вывод, что и ее, и все остальные принадлежности, кроме короткой палочки, взяли отсюда одновременно. И тем не менее позже короткая палочка тоже пропала, хотя сразу после исчезновения твоего отца Уилфред запер скрипторий. Кто-то, но не Горгиас, забрал ее, чтобы воткнуть в Генсерика.

– Но почему ему понадобилась именно палочка?

– Естественно, чтобы обвинить твоего отца. Более того, я уверен, что коадъютора сначала убили и только потом проткнули.

– Но как вы можете это утверждать?

– Под предлогом причащения тела Генсерика священным реликвиям я извлек из земли гроб и осмотрел одежду покойного. Если бы от всех его вещей не разило мочой, перед похоронами одежду наверняка сменили бы, но мне повезло, и я обнаружил на животе отверстие от палочки. При таком ранении он должен был умереть, истекая кровью, но, как ни странно, на одежде было лишь небольшое пятно.

– Ничего не понимаю…

– По-моему, все ясно. Сердце гонит кровь, та вытекает из раны, и человек погибает от кровотечения, однако у мертвеца ничего подобного не происходит.

– Вы хотите сказать, Генсерик умер как-то иначе, а потом кто-то попытался представить это как убийство?

– Не умер как-то иначе, а был убит как-то иначе, – уточнил Алкуин.

Оказывается, монах исследовал также остатки рвоты на одежде коадъютора, однако установить, что это за яд, ему не удалось.

– Его отравили, это несомненно.

Тереза с облегчением вздохнула. Она даже думала рассказать об открытиях, сделанных во время путешествия с Ценоном, но почему-то решила немного подождать. Тем временем Алкуин, собирая кодексы и приводя в порядок скрипторий, продолжал обдумывать свою теорию, время от времени что-то бормоча.

– Тот, кто проник сюда, и является убийцей Генсерика, – неожиданно заявил он.

– Вы имеете в виду Уилфреда?

– Бедняга Уилфред – калека, к тому же ключи были не только у него, но и у того же Генсерика.

– И?

– Пока я только пытаюсь понять, что к чему… А теперь, когда ты все знаешь, я хочу тебе кое-что предложить.

Алкуин повторил, что до своего исчезновения Горгиас работал над документом IV века, имеющим жизненно важное значение для папства и Карла Великого. В нем император Константин признавал превосходство римской церкви над другими патриархатами, тем самым предоставляя папе возможность управлять всем христианским миром.

– Твой отец делал копию этого документа, в свое время сильно поврежденного, но закончить не успел. Однако документ нам очень нужен, а уверенности в том, что твой отец скоро появится, у нас нет.

– Что вы имеете в виду? – не вытерпела Тереза.

– Не пойми меня превратно. Я имею в виду только то, что документ должен быть отправлен в Рим и вечно ждать мы не можем. Ты умеешь писать по-гречески и в состоянии закончить работу за него. А я за это обещаю заняться поисками твоего отца и не прекращать их, пока не найду.

– Но почему я, а не кто-то другой?

– Потому что никто не должен знать об этом деле, а найти кого-то еще, кто без ошибок писал бы по-гречески и кому можно доверять, чрезвычайно трудно.

Алкуин объяснил, в чем будет состоять ее работа, и в который раз подчеркнул, насколько важно ни с кем о ней не говорить.

– Даже с Уилфредом?

– Ни с ним, ни с другими. Ты будешь находиться здесь одна, а если спросят, чем ты занимаешься, скажешь, что переписываешь Псалтырь. Приходить будешь утром, уходить вечером, жить будешь в крепости. Я позабочусь, чтобы тебя не беспокоили, и попытаюсь отыскать твоего отца. Не мог же он исчезнуть бесследно.

Тереза согласилась и, несмотря на сомнения, все-таки поведала о своей прогулке с Ценоном, об ампутированной руке и расположенной в стене часовне.

– Говоришь, ее ампутировали? Боже мой, Тереза, почему же ты мне раньше не сказала?

Девушка пожала плечами.

Алкуин решил немедленно поговорить с Ценоном, а Терезу попросил прибраться в скриптории и подготовить список необходимых вещей, после чего она может вернуться в отведенное ей помещение. Документ он обещал принести сегодня же.




Ценона Алкуин нашел в таверне на главной площади – тот уже сильно набрался и почти лежал на груди у какой-то тощей женщины. Завидев вошедшего, она порылась в карманах лекаря и молча скрылась. Место для разговора было не совсем подходящее, поэтому Алкуин убедил Ценона покинуть заведение, а на улице вылил на него кувшин холодной воды, чтобы тот немного пришел в себя и смог поподробнее рассказать о случившемся.

– Клянусь, с Генсериком у меня нет никаких дел, я только отрезал руку Горгиасу, и всё, – оправдывался Ценон.

Алкуин помрачнел. Он надеялся, что Тереза ошиблась, однако если руку действительно ампутировали, без врачебной помощи Горгиасу грозила гибель. Ценон подтвердил, что именно Генсерик велел ему заняться писцом.

– А самого Генсерика на следующий день нашли мертвым, – подытожил Алкуин.

Однако Ценон сомневался, что убийцей мог стать Горгиас.

– Он потерял слишком много крови, – покачал головой врач.

Алкуин согласился с ним.

– Не заметили ли вы чего-нибудь странного в поведении коадъютора? Может быть, он плохо себя чувствовал, у него кружилась голова? – Алкуин очень рассчитывал, что вино развяжет Ценону язык.

– Теперь я вспомнил, что он был будто пьяный, хотя никогда не пил. А еще у него было что-то с рукой – она покраснела, словно была чем-то обожжена или исколота.

Больше Ценон ничего не мог добавить, сказал только, где находятся амбар и вход в часовню, и нетвердыми шагами направился назад в таверну.

Алкуин без труда нашел оба места. В часовне не оказалось ничего интересного, зато в амбаре, благодаря разным мелочам, он сумел восстановить картину произошедшего. Вернувшись в крепость, он обнаружил у входа толпу возбужденных людей и на вопрос, в чем дело, получил ответ, что караульные закрыли ворота и никого не пускают.

– Я Алкуин Йоркский, – заявил он, однако стражник обратил на него не больше внимания, чем на какого-нибудь старьевщика.

– Сколько ни возмущайся, все равно не откроют, – заявил стоявший рядом парень, который так и норовил всех растолкать.

– Ни войти, ни выйти, даже собственных вояк не пускают, – добавил другой, похоже, давно находящийся здесь и потому более осведомленный.

Алкуин вскарабкался на пригорок, где стоял караульный, но тот, заметив его, пустил в ход палку. Спускаясь, Алкуин не смог сдержаться и принялся ругать обидчика, чем вызвал смех толпившихся вокруг крестьян.

Догадки высказывались разные, но точно никто не знал, что случилось. Одни говорили, что началась чума, другие – что саксы напали, а кто-то утверждал даже, что опять нашли заколотых парней. Алкуин уже собирался отправиться в ближайшую церковь, когда на стене появился Исам. Монах быстренько забрался на бочку и начал махать руками. Исам узнал его и приказал немедленно пропустить.

– Можно узнать, что происходит? – набросился на молодого человека Алкуин. – Этот невежда меня ударил, – и он указал на стражника.

Исам взял его под руку и попросил пройти с ним в оружейный зал, а по дороге поведал, что в крепость проник дьявол.

– Ничего не понимаю. Дочери Уилфреда? Что с ними?

– Они пропали сегодня утром.

– О Боже! И из-за этого такой переполох? Сидят где-нибудь в углу со своими куклами. Вы спрашивали у кормилицы?

– Ее тоже не могут найти, – мрачно произнес Исам.

В зале слуги, воины и монахи роем вились вокруг Уилфреда. Большинство шепотом обсуждали последние сплетни, кое-кто пребывал в полной растерянности. Исам и Алкуин направились прямиком к графу, сидящему в своем кресле на колесах.

– Есть новости? – с нетерпением спросил он Исама.

Тот сообщил, что его люди стоят на всех ведущих в город и из города дорогах, что организованы поиски на конюшнях и огородах, в амбарах и отхожих местах… Если девочки в крепости, их обязательно отыщут. Уилфред горестно кивнул и с надеждой посмотрел на Алкуина.

– Я только что узнал, – будто оправдываясь, сказал он. – Вы осмотрели все комнаты?

– Даже стены простукали. Всемогущий Боже! Вечером они выглядели такими довольными, такими спокойными…

Граф объяснил, что малышки всегда спали с кормилицей, одинокой женщиной, от которой никогда не было никакого беспокойства.

– До сегодняшнего дня, – добавил Уилфред и запустил стаканом в очаг.

Исам приказал опросить всех находящихся в крепости людей, особенно слуг, а также родственников и знакомых кормилицы. Алкуин решил еще раз проверить все помещения, и Уилфред велел слуге сопровождать его.



В комнате, куда вошел Алкуин, все было перевернуто вверх дном, и слуга подтвердил, что беспорядок связан с недавними поисками, а вообще-то кормилица – женщина очень аккуратная.

– Ты был тут, когда осматривали комнату?

– Да, стоял у этой самой двери.

– А какой комната была до осмотра?

– Чистая и прибранная, как всегда.