Сколько ты стоишь?
Часть 26 из 56 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Дюбель? — изумлённо повторила Варя. — Это что за бабуйня, как говорит мой папа. Я знаю только слово «дебил». Ну, ещё «дембель».
— Это штуковина, которая забивается в дырку, например в стене, а потом туда вставляется что-то другое. Дюбель нужен, чтобы стена не раскрошилась. А что, папа у тебя поклонник «Теории большого взрыва»?
— Ага. «Это что за бабуйня» и «етижи пассатижи» я от него слышу постоянно… не при Дятле, конечно.
— А мне больше нравится «Да мне по бую!».
— Во, и это тоже. — Варя вздохнула. — Жаль, нельзя так клиентам сказать. Не поймут…
— Ну почему же нельзя? Можно. Если они хотят, чтобы мы рекламировали их буи… Морские или речные…
От смеха она чуть под стол не уползла. А отсмеявшись, выдавила:
— Нет, таких клиентов я за семь лет ни разу не встречала…
27
Вечером Илья должен был подвезти Варю до дома, как они и договаривались. Она немного волновалась, но не из-за него — из-за себя. Не хотелось сорваться и всё испортить.
Хоть бы она действительно смогла перебороть страх…
Сесть в машину опять оказалось довольно-таки легко. Но Варя чувствовала, как напряжён Илья — словно струна натянутая. Он специально шёл чуть впереди, чтобы она не волновалась, и Варя могла видеть его широкую спину, казавшуюся ей сделанной из камня. И тёмные волосы на затылке были чуть влажными, словно он вспотел от волнения.
— Может, сядешь сзади? — спросил Берестов, открывая дверь. Варя покачала головой.
— Нет. Заднее сиденье сработает как баррикада у нас на работе. То есть это не чистый… эксперимент.
— Так, может, и не надо чистый?
— Надо-надо.
— Ладно, как хочешь.
Варя села в машину, попыталась расслабиться. Пока всё хорошо: страха она не ощущала, тошнотой тоже не накрывало, и даже просто присутствие рядом Ильи не казалось неприятным. Чувствовался только лёгкий, как говорил её папа, мандраж.
— Музыку?
— Давай.
Илья включил аудиосистему, и в Варю ударила волна тяжёлого рока.
— Ой, — она вздрогнула, поморщилась.
— Извини, — Илья что-то нажал, и музыка стала обычной, лёгкой и ненавязчивой. — Люблю громкий шум. Помогает расслабляться, как ни странно.
— Ну, каждому своё. У меня от такой музыки мозги через нос вытекают.
— Понимаю, — усмехнулся Берестов, трогаясь с места.
Какое-то время Варя наблюдала за дорогой, а потом вздохнула и закрыла глаза. Так было проще. Хотя немного отвлекали от умиротворения движения Ильи, а ещё запах его туалетной воды. Варе он даже немного нравился. Наверное, потому что тогда, в тот день, Берестов ею не пах. Он ведь только-только из ванны вылез…
Зря она вспомнила. Стало не по себе. И, чтобы отвлечься, Варя спросила первое, что пришло в голову:
— Ты говорил, у тебя была собака. А сейчас нет животных?
— Нет.
— Почему?
Несколько секунд Илья молчал, и Варя даже начала думать, что он её не услышал.
— Сначала очень переживал смерть Джека, потом учился, и было не до животных. А когда стал жить отдельно, дома появлялся настолько редко, что… Заводить в таких условиях собаку — только мучить.
— А кошку?
— Да я как-то не любитель. Нет, в гостях могу потискать и на фотки поумиляться, но самому… Не понимаю я кошек. Для чего они нужны? Ну, погладить, там, на руки взять. И ещё не каждая дастся. А собаку дрессировать можно, брать с собой повсюду… Собака — друг, а кошка — сосед по жилплощади.
— Интересная теория, — пробормотала Варя. — У Максима — другая.
— У Юрьевского?
— Да. Он говорит, что у каждого животного свой характер, как у людей. У собак, у кошек. Бывает же, что люди живут душа в душу, а бывает, что всю жизнь как соседи, потому что не твой это человек. И с животными так же. Надо ещё своё найти.
— А как искать, Максим инструкцию не написал? — Кажется, Берестов развеселился.
— Зря смеёшься. Ему мы со Светой то же самое сказали. Большинство людей домашнего питомца себе по внешности выбирают: хочу сфинкса, хаски, йоркширского терьера… Макс знаешь, как говорит? «Как будто это не живое существо, а картинка, которую они собираются на стенку повесить».
— Дон Кихот он всё-таки.
— Угу.
Варя усмехнулась, вспоминая, как после этой своей фразы Юрьевский обычно начинал с горечью вещать о том, что люди через какое-то время начинают понимать: а картинка-то, оказывается, кушает много… И болеет иногда… А если уж совсем не повезло, то эта картинка может, например, писаться в постель или драть обои в коридоре. Непорядок! И картинку выкидывают на улицу.
— Варь… а можно теперь я спрошу?
Хорошо, что Илья заговорил, а то она, вспомнив истории генерального директора, впала в пессимизм.
— Можно.
— Почему ты живёшь с отцом, мачехой и братом?
— А где я должна жить? — она слегка удивилась, по-прежнему не открывая глаз.
— Ну… квартиру снять, например. Или комнату. Не все хотят жить с родителями. Тем более у тебя там даже не мама, а мачеха.
— А-а-а, вот ты о чём, — протянула Варя. — На самом деле я собиралась съехать. Когда мне было девятнадцать и отец только познакомил меня с Ириной. Но не сложилось. А потом родился Кеша, я его увидела и поняла, что не могу и не хочу уезжать. Мне всегда страшно нравилось с ним тетешкаться. Хотя лет пять назад я думала, что всё же покину отчий дом. Но вновь не сложилось.
— Почему ты говоришь «не сложилось»?
— Так правильнее. Но объяснять не хочу. Неприятно вспоминать.
Илья молчал, а Варя неожиданно для самой себя вдруг поняла, о чём он подумал.
«Ещё неприятнее, чем обо мне?»
И так же неожиданно для самой себя ответила:
— Знаешь… то, что сделал ты… Это, конечно, очень плохо и больно. Но ты для меня тогда был незнакомым человеком. А когда тебя предают родные и близкие, люди, которым ты веришь, — это гораздо хуже.
Илья молчал. Варя рискнула открыть глаза — и увидела, что он до побелевших костяшек на пальцах рук сжимает руль.
Сердце зашлось в страхе. Она сразу вспомнила, как эти руки сжимали её саму, какими были безжалостными. Закусила губу, закрыла глаза и отвернулась, изо всех сил стараясь не разреветься.
Через несколько секунд Илья остановил машину.
— Я тебя чем-то испугал? — спросил тихо. — Я не знаю чем, но извини. Ты только скажи, и прекратим этот… дурацкий эксперимент.
— Нет, — с трудом выдавила из себя Варя. — Всё нормально.
— Может, мне выйти из машины? Чтобы ты пришла в себя?
— Нет. Всё хорошо, правда. Это так… от неожиданности.
Илья еле слышно вздохнул.
— Ладно. Потерпи ещё немного, мы уже почти приехали.
Они действительно уже почти приехали. Берестов снова остановился спустя всего лишь пять минут. И сразу же сказал:
— Думаю, сегодня без прикосновений обойдёмся. Иди, Варь.
— Нет уж, дудки, — возмутилась девушка и протянула руку куда-то в сторону Ильи. — Держи мою лапу. Сделай просто… как вчера.
Какое-то время Варина рука болталась в пространстве, но потом Берестов всё же принял её. Погладил обеими ладонями, посжимал пальцы, помассировал запястье.
— Нормально? — спросил он с явным беспокойством в голосе.
— Да. Всё хорошо… продолжай.
Девушка чувствовала, что Илья осторожничает. Но всё равно было невыносимо приятно, она даже едва сдержала стон. Удивительно: никогда не думала, что массаж руки может быть… таким.
А потом Берестов перевернул её ладонь тыльной стороной вверх, погладил очень нежно — и секундой после Варя почувствовала прикосновение его губ к своему запястью. Вздрогнула, и Илья сразу же отстранился.
— Это штуковина, которая забивается в дырку, например в стене, а потом туда вставляется что-то другое. Дюбель нужен, чтобы стена не раскрошилась. А что, папа у тебя поклонник «Теории большого взрыва»?
— Ага. «Это что за бабуйня» и «етижи пассатижи» я от него слышу постоянно… не при Дятле, конечно.
— А мне больше нравится «Да мне по бую!».
— Во, и это тоже. — Варя вздохнула. — Жаль, нельзя так клиентам сказать. Не поймут…
— Ну почему же нельзя? Можно. Если они хотят, чтобы мы рекламировали их буи… Морские или речные…
От смеха она чуть под стол не уползла. А отсмеявшись, выдавила:
— Нет, таких клиентов я за семь лет ни разу не встречала…
27
Вечером Илья должен был подвезти Варю до дома, как они и договаривались. Она немного волновалась, но не из-за него — из-за себя. Не хотелось сорваться и всё испортить.
Хоть бы она действительно смогла перебороть страх…
Сесть в машину опять оказалось довольно-таки легко. Но Варя чувствовала, как напряжён Илья — словно струна натянутая. Он специально шёл чуть впереди, чтобы она не волновалась, и Варя могла видеть его широкую спину, казавшуюся ей сделанной из камня. И тёмные волосы на затылке были чуть влажными, словно он вспотел от волнения.
— Может, сядешь сзади? — спросил Берестов, открывая дверь. Варя покачала головой.
— Нет. Заднее сиденье сработает как баррикада у нас на работе. То есть это не чистый… эксперимент.
— Так, может, и не надо чистый?
— Надо-надо.
— Ладно, как хочешь.
Варя села в машину, попыталась расслабиться. Пока всё хорошо: страха она не ощущала, тошнотой тоже не накрывало, и даже просто присутствие рядом Ильи не казалось неприятным. Чувствовался только лёгкий, как говорил её папа, мандраж.
— Музыку?
— Давай.
Илья включил аудиосистему, и в Варю ударила волна тяжёлого рока.
— Ой, — она вздрогнула, поморщилась.
— Извини, — Илья что-то нажал, и музыка стала обычной, лёгкой и ненавязчивой. — Люблю громкий шум. Помогает расслабляться, как ни странно.
— Ну, каждому своё. У меня от такой музыки мозги через нос вытекают.
— Понимаю, — усмехнулся Берестов, трогаясь с места.
Какое-то время Варя наблюдала за дорогой, а потом вздохнула и закрыла глаза. Так было проще. Хотя немного отвлекали от умиротворения движения Ильи, а ещё запах его туалетной воды. Варе он даже немного нравился. Наверное, потому что тогда, в тот день, Берестов ею не пах. Он ведь только-только из ванны вылез…
Зря она вспомнила. Стало не по себе. И, чтобы отвлечься, Варя спросила первое, что пришло в голову:
— Ты говорил, у тебя была собака. А сейчас нет животных?
— Нет.
— Почему?
Несколько секунд Илья молчал, и Варя даже начала думать, что он её не услышал.
— Сначала очень переживал смерть Джека, потом учился, и было не до животных. А когда стал жить отдельно, дома появлялся настолько редко, что… Заводить в таких условиях собаку — только мучить.
— А кошку?
— Да я как-то не любитель. Нет, в гостях могу потискать и на фотки поумиляться, но самому… Не понимаю я кошек. Для чего они нужны? Ну, погладить, там, на руки взять. И ещё не каждая дастся. А собаку дрессировать можно, брать с собой повсюду… Собака — друг, а кошка — сосед по жилплощади.
— Интересная теория, — пробормотала Варя. — У Максима — другая.
— У Юрьевского?
— Да. Он говорит, что у каждого животного свой характер, как у людей. У собак, у кошек. Бывает же, что люди живут душа в душу, а бывает, что всю жизнь как соседи, потому что не твой это человек. И с животными так же. Надо ещё своё найти.
— А как искать, Максим инструкцию не написал? — Кажется, Берестов развеселился.
— Зря смеёшься. Ему мы со Светой то же самое сказали. Большинство людей домашнего питомца себе по внешности выбирают: хочу сфинкса, хаски, йоркширского терьера… Макс знаешь, как говорит? «Как будто это не живое существо, а картинка, которую они собираются на стенку повесить».
— Дон Кихот он всё-таки.
— Угу.
Варя усмехнулась, вспоминая, как после этой своей фразы Юрьевский обычно начинал с горечью вещать о том, что люди через какое-то время начинают понимать: а картинка-то, оказывается, кушает много… И болеет иногда… А если уж совсем не повезло, то эта картинка может, например, писаться в постель или драть обои в коридоре. Непорядок! И картинку выкидывают на улицу.
— Варь… а можно теперь я спрошу?
Хорошо, что Илья заговорил, а то она, вспомнив истории генерального директора, впала в пессимизм.
— Можно.
— Почему ты живёшь с отцом, мачехой и братом?
— А где я должна жить? — она слегка удивилась, по-прежнему не открывая глаз.
— Ну… квартиру снять, например. Или комнату. Не все хотят жить с родителями. Тем более у тебя там даже не мама, а мачеха.
— А-а-а, вот ты о чём, — протянула Варя. — На самом деле я собиралась съехать. Когда мне было девятнадцать и отец только познакомил меня с Ириной. Но не сложилось. А потом родился Кеша, я его увидела и поняла, что не могу и не хочу уезжать. Мне всегда страшно нравилось с ним тетешкаться. Хотя лет пять назад я думала, что всё же покину отчий дом. Но вновь не сложилось.
— Почему ты говоришь «не сложилось»?
— Так правильнее. Но объяснять не хочу. Неприятно вспоминать.
Илья молчал, а Варя неожиданно для самой себя вдруг поняла, о чём он подумал.
«Ещё неприятнее, чем обо мне?»
И так же неожиданно для самой себя ответила:
— Знаешь… то, что сделал ты… Это, конечно, очень плохо и больно. Но ты для меня тогда был незнакомым человеком. А когда тебя предают родные и близкие, люди, которым ты веришь, — это гораздо хуже.
Илья молчал. Варя рискнула открыть глаза — и увидела, что он до побелевших костяшек на пальцах рук сжимает руль.
Сердце зашлось в страхе. Она сразу вспомнила, как эти руки сжимали её саму, какими были безжалостными. Закусила губу, закрыла глаза и отвернулась, изо всех сил стараясь не разреветься.
Через несколько секунд Илья остановил машину.
— Я тебя чем-то испугал? — спросил тихо. — Я не знаю чем, но извини. Ты только скажи, и прекратим этот… дурацкий эксперимент.
— Нет, — с трудом выдавила из себя Варя. — Всё нормально.
— Может, мне выйти из машины? Чтобы ты пришла в себя?
— Нет. Всё хорошо, правда. Это так… от неожиданности.
Илья еле слышно вздохнул.
— Ладно. Потерпи ещё немного, мы уже почти приехали.
Они действительно уже почти приехали. Берестов снова остановился спустя всего лишь пять минут. И сразу же сказал:
— Думаю, сегодня без прикосновений обойдёмся. Иди, Варь.
— Нет уж, дудки, — возмутилась девушка и протянула руку куда-то в сторону Ильи. — Держи мою лапу. Сделай просто… как вчера.
Какое-то время Варина рука болталась в пространстве, но потом Берестов всё же принял её. Погладил обеими ладонями, посжимал пальцы, помассировал запястье.
— Нормально? — спросил он с явным беспокойством в голосе.
— Да. Всё хорошо… продолжай.
Девушка чувствовала, что Илья осторожничает. Но всё равно было невыносимо приятно, она даже едва сдержала стон. Удивительно: никогда не думала, что массаж руки может быть… таким.
А потом Берестов перевернул её ладонь тыльной стороной вверх, погладил очень нежно — и секундой после Варя почувствовала прикосновение его губ к своему запястью. Вздрогнула, и Илья сразу же отстранился.