Сказки народов мира
Часть 10 из 19 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
«Проникшись участием к горю незнакомки, я привел ее к себе домой, дал кров и приют, а дальше случилось то, что не могло не случиться. Она овладела моим сердцем и приручила мой рассудок, как дрессировщик приручает льва. Я стал воском в ее руках. И когда она сказала, что желает быть моей единственной женой…»
— Ты развелся с прежней? — пробормотал Бахтияр, бледнея. — Говори скорей, что было потом!
«Слушай же. Сначала я был очень счастлив. Я несказанно любил ее, и, готов поклясться, она тоже меня любила. Так я, во всяком случае, думал… У моей любимой жены была только одна странность. Она завесила все зеркала и взяла с меня клятву, что я никогда не буду в них заглядывать — ей-де привиделся сон, что это принесет нам обоим беду. Я послушался, я с радостью исполнял любые ее прихоти.
Но в прошлом году произошло землетрясение — то самое, когда развалилась мечеть Абу-Бакра, помнишь? Мой дом, благодарение Аллаху, устоял, но во время тряски прямо к моим ногам со стены упало одно из завешенных зеркал, и я — не намеренно, случайно — увидел в осколке свое отражение. Моя борода была седа, как у шестидесятилетнего старика! И я очнулся! Глаза мои открылись! Я понял, что моя жена — моя погибель».
— Из-за поседевшей бороды? — удивился Бахтияр. — Моя борода тоже наполовину побелела. Если такова плата за великое счастье, то пускай. Должно быть, за сорок дней я получил его столько, сколько другие за сорок лет. А дальнейшее я знаю, можешь не рассказывать. Ты сошел с ума и захотел убить Вахиду. Ты и сейчас безумен. Мне тебя жаль.
«Это ты безумец! — закричал Омар. — Безумец и невежда! Ты выкрасил бороду хной, но судьбу ты этим не обманешь! Не седины я испугался, нет. Я вспомнил, как в годы учения прочел одну историю в старинной книге. Она называется “Сказания о происках джиннов”.
В книге говорится: “Всем известно, что джинны, незримо населяющие землю и небо, столь же разнообразны, как люди. Средь сих волшебных духов, возникающих из чистого, бездымного пламени, тоже встречаются злые и добрые, умные и глупые, благородные и низкие. Иные ученые суфии даже утверждают, что у джинна есть душа, но движения ее причудливы и нашему разуму невнятны.
Самыми страшными считаются свирепые джинны-ифриты, способные вырвать у человека сердце своей огненной десницей, но для мужчины еще опасней встреча с гуль, джинном женского пола. Гуль не вырывает своей жертве сердце, а проникает в него, и неизвестно, что хуже: мгновенная смерть от руки ифрита или медленная мука отравленного сердца”.
В книге также содержится правдивый рассказ про гуль, которая в давние времена сгубила своей любовью доблестного витязя Шарафа бен-Салаха. Богатырь, поднимавший палицу весом в двести муддов, истаял за семью семь дней. Его черная, как смоль, борода побелела, румяные, как яблоки, щеки сделались цвета пепла, могучие руки высохли ветками, и Шараф бен-Салах умер. Гуль похоронила его и потом бродила около кладбища, пока не нашла новую жертву.
Устрашенный, стал я рыться в других книгах, чтобы узнать, можно ли спастись человеку, попавшему в сети к женщине-джинну, и нашел ответ. Надо закалить булатный кинжал на огне смоковницы, читая заветную сунну, и потом поразить дьяволицу в самое сердце недрожащей рукой. Джинны ведь смертны, подобно нам, людям.
Все я исполнил как следовало, но в момент удара рука моя дрогнула, потому что я заглянул жене в глаза и потерял половину силы. Гуль убежала от меня… Я знал, что должен отыскать ее и довершить начатое, иначе она будет и дальше изводить людей. Я выследил ее, но опять сплоховал. И теперь все, что я мог, — повсюду следовать за ненасытной тварью, чтобы предостеречь следующего, кого она зачарует. Но отныне я свободен. Я свой долг исполнил. Этот кинжал — твой. Поступай с ним и со своей судьбой, как захочешь».
Потрясенный Бахтияр воскликнул:
— А почему ты больше не хочешь ее убивать?
— Убить гуль может только тот, чьей супругой она является перед Аллахом. Я муж разведенный. Теперь жизнь джинна в твоих руках.
С этими словами он положил перед купцом оружие и удалился.
Бахтияр же посмотрел на кинжал и горестно зарыдал.
Колдовская любовь вышла из его сердца, и оно опустело.
Домой он вернулся нескоро, мрачный, и встал перед женой суровый, словно морской утес.
— Я знаю, кто ты. Ты — гуль. Ты меня обманывала. Омар Ибн-Хатиб мне все рассказал.
Вахида не побледнела, не задрожала.
— В чем я тебя обманывала? — сказала она. — Сколько раз ты сам повторял, что я не похожа на обычных смертных женщин. Разве я с этим спорила? Да, я гуль. Я живу любовью. Она так сильна, что испепеляет всякого, кто мне люб. Огонь — он такой. Что ты прячешь за пазухой? Заговоренный кинжал? Вот тебе моя грудь, бей. Только не исподтишка, как Омар, а глядя мне в глаза.
И посмотрел Бахтияр в ее огромные черные глаза, и пустое его сердце наполнилось вновь. Словно в пересохший, растрескавшийся от зноя арык хлынула свежая вода.
Купец вынул кинжал, швырнул его на пол.
— Будем жить, как жили, — сказал он. — Столько, на сколько хватит моей жизни. А седеющую бороду я буду красить хной, чтобы ты не расстраивалась, видя, как я сгораю.
И они пали друг другу в объятья и были счастливы пуще прежнего, и длилось это блаженство весь остаток дня и всю ночь. Перед рассветом Бахтияр уснул, и ему снился чистый пламень, из которого рождаются джинны.
Когда же Бахтияр проснулся, Вахиды рядом не было. Он обошел комнаты и сад, но нигде ее не нашел.
А потом вдруг заметил, что все зеркала снова целы. И на одном — том, перед которым Вахида по утрам делала свое прекрасное лицо еще более ослепительным — черной сурьмой выведено: «Прощай навсегда. Я слишком люблю тебя».
И больше Бахтияр никогда свою гуль не видел, хотя искал ее повсюду от Хинда до Аль-Андалуса и от Адины до Самарканда — во всех землях, где только водятся джинны. Чем белее становилась борода странника, тем больше тосковал он о недогоревшей любви. Тысячу раз подвергался смертельной опасности, но неизменно выходил сухим из воды и неопаленным из огня, будто его оберегала некая волшебная сила.
Бахтияр дожил до преклонных лет, но все дни его были неутешительны и не утоляли жажды, как опресненная вода, которую пьют мореходы в дальнем плавании. Вкусив запретного хмельного напитка, старик говорил, что не задумываясь отдал бы все эти годы за семью семь дней счастья.
Великий Саади задается вопросом, на который не знает ответа:
Как отыскать такое счастье,
Чтоб длилось долго и пылало
Невыгорающим огнем,
Неосушаемою чашей?
Впрочем, любовь на свете бывает разная. Иной раз такая, что все вокруг диву даются.
Любовь сама себе хозяйка — хоть в Аравии, хоть в Испании.
Кастильо де Ратас
Испанская сказка
Жила-была на свете одна девушка с очень добрым сердцем. При рождении ее окрестили Бланкой, но все звали ее Бланда, что значит «Мягкая». У обычных людей сердца твердые, как железо, а у некоторых даже как толедская сталь, у Бланды же оно было мягкое, как золото. Ей было жалко всех — даже тех, кого никто на свете не жалеет.
Родители никогда не давали дочке денег — все раздаст нищим. Красивых вещей тоже не покупали — раздарит подружкам. В комнате у нее вечно жила какая-нибудь птица со сломанным крылом или брошенные матерью бельчата. Отец с матерью ворчали, но терпели, потому что птицы, вылечившись, улетали, а бельчата подрастали и убегали. Однако настал день, когда родительское терпение закончилось.
В городе травили крыс и мышей, повсюду валялись мертвые грызуны. И что вы думаете? Бланда подобрала издыхающего, но еще живого крысенка, принесла домой и стала отпаивать целебными травами.
Отец с матерью закричали: «Немедленно выкинь эту пакость!».
«Как я ее выкину? Она же болеет».
Но они ни в какую: «Под нашей крышей не место мерзкой твари! Выбирай: или крыса, или мы!».
Бланда заплакала. «Я бы, — говорит, — конечно, выбрала вас, дорогие батюшка и матушка, ведь вы мои родители, но вы сильные и здоровые, вы без меня не пропадете, а она маленькая и беззащитная. Без меня она погибнет».
Взяла крысенка и ушла.
Отец с матерью думали, дочка проголодается, замерзнет и вернется. Будет ей урок на будущее, кого можно жалеть, а кого нельзя.
Но Бланда не вернулась. Кроме золотого сердца у нее еще были золотые руки. Она стала зарабатывать на жизнь плетением кружев. За ее гипюровые воротники, воздушные скатерти и ажурные мантильи заказчики платили хорошие деньги, и мастерица ни в чем не нуждалась. Она сняла маленький дом на окраине и жила там вдвоем с крысенком, который оказался крысенкой — девочкой. Бланда вкусно кормила свою Ратиту, играла с нею, пела ей песенки и даже рассказывала сказки, чесала ей гребешком шерстку, а для длинного голого хвоста, чтоб не замерзал зимой, сшила узорчатый чехольчик.
От такой славной жизни Ратита сделалась гладкой и красивой — насколько бывают красивыми крысы. День ото дня она становилась все больше. Обычно крысы вырастают лишь размером с башмак. Но это потому что они питаются всякой дрянью и потому что их никто не любит. Когда со всех сторон только вражда и ненависть, всякий сожмется, чтоб привлекать к себе поменьше внимания.
Эта же крыса жила в любви, сытости и довольстве. Бланда называла ее «эрманита», «сестренка». В три месяца Ратита-эрманита была величиной с кошку, в год — с овечку, а перестала расти только к трем годам, когда стала крупнее своей старшей сестры. Она с удовольствием катала Бланду на себе верхом, и издали казалось, что девушка едет на сером упитанном ослике или на маленьком коротконогом пони.
Все соседи привыкли к Ратите, полюбили ее за добрый нрав, а некоторые тоже завели себе домашних крыс, но ни одна из них не выросла такой большущей. На свете ведь мало людей, от любви которых вырастаешь больше, чем тебе предназначено природой.
Как известно, крысы очень умные. Ратита же была не только в двадцать раз крупнее обычной крысы, но и во столько же раз умнее, а это значит, что она была и умнее большинства людей.
Например, она отлично понимала кастильскую речь и даже могла изъясняться на ней сама, но у крыс вытянутая мордочка и мелкие зубы, поэтому Ратита ужасно шепелявила и присвистывала. Понимала ее только сестра. Бланда тоже выучилась пищать по-крысиному. Прохладными вечерами, сидя в патио, они беседовали обо всем на свете, причем из благовоспитанности каждая старалась говорить на языке другой. «Фафие яфкие фефовня фвёвды! (Какие яркие сегодня звезды!)» — восхищалась младшая сестра. «Пи-пии-пи-пи», — отвечала старшая. «И не говори!»
Жили они себе поживали, и было им хорошо. Но долго жить хорошо можно только в настоящей жизни, а для сказки это беда, она быстро увянет. Поэтому испанцы, когда рассердятся на кого-нибудь, в сердцах говорят: «Чтоб тебе жилось как в сказке!».
Поскольку Бланда с Ратитой родились в сказке, не обошла беда и наших сестер.
Весь тот край принадлежал знатному сеньору, которого люди звали маркиз Нариз, маркиз Нос, потому что у него не было носа.
Это очень грустная история. Он родился в семье обнищавшего идальго. Однажды в кроватку к младенцу забралась злая крыса (есть, увы, и такие — как, впрочем, бывают и злые люди) и начисто отгрызла крошке носик. Из-за своего безобразия или, может быть, из-за того, что крыса была злая, а злоба заразней чумы, мальчик тоже вырос злющим. Свою лютость он срывал на врагах и со временем стал великим воином. За это король, храни его Господь, пожаловал храбрецу громкий титул и богатые земли.
Пока сеньор Нариз был беден, он носил на лице железный колпачок, потом заменил его серебряным, а достигнув высоких степеней, выковал себе золотой орлиный клюв. И видом, и нравом маркиз был до того грозен, что все боялись его до дрожи. Даже король, храни его Господь, во время аудиенций ерзал на своем троне.
Маркиз Нариз очень мало кого любил и очень многих ненавидел, а больше всего ненавидел крыс, понятно почему. Как где увидит серого зверька — прямо судороги. Гонялся за ними со шпагой, палил из мушкетона, а за каждого дохлого грызуна маркизов управляющий платил по медному мараведи. Серые трупики в замок несли со всех сторон. Завелись даже мерзавцы, которые устроили из этого прибыльный промысел: разводили у себя крыс, потом убивали бедняжек и привозили целыми тележками. Можно не сомневаться, что на том свете этих негодяев ожидает заслуженная кара — адские крысы сполна с ними за все рассчитаются.
— Ты развелся с прежней? — пробормотал Бахтияр, бледнея. — Говори скорей, что было потом!
«Слушай же. Сначала я был очень счастлив. Я несказанно любил ее, и, готов поклясться, она тоже меня любила. Так я, во всяком случае, думал… У моей любимой жены была только одна странность. Она завесила все зеркала и взяла с меня клятву, что я никогда не буду в них заглядывать — ей-де привиделся сон, что это принесет нам обоим беду. Я послушался, я с радостью исполнял любые ее прихоти.
Но в прошлом году произошло землетрясение — то самое, когда развалилась мечеть Абу-Бакра, помнишь? Мой дом, благодарение Аллаху, устоял, но во время тряски прямо к моим ногам со стены упало одно из завешенных зеркал, и я — не намеренно, случайно — увидел в осколке свое отражение. Моя борода была седа, как у шестидесятилетнего старика! И я очнулся! Глаза мои открылись! Я понял, что моя жена — моя погибель».
— Из-за поседевшей бороды? — удивился Бахтияр. — Моя борода тоже наполовину побелела. Если такова плата за великое счастье, то пускай. Должно быть, за сорок дней я получил его столько, сколько другие за сорок лет. А дальнейшее я знаю, можешь не рассказывать. Ты сошел с ума и захотел убить Вахиду. Ты и сейчас безумен. Мне тебя жаль.
«Это ты безумец! — закричал Омар. — Безумец и невежда! Ты выкрасил бороду хной, но судьбу ты этим не обманешь! Не седины я испугался, нет. Я вспомнил, как в годы учения прочел одну историю в старинной книге. Она называется “Сказания о происках джиннов”.
В книге говорится: “Всем известно, что джинны, незримо населяющие землю и небо, столь же разнообразны, как люди. Средь сих волшебных духов, возникающих из чистого, бездымного пламени, тоже встречаются злые и добрые, умные и глупые, благородные и низкие. Иные ученые суфии даже утверждают, что у джинна есть душа, но движения ее причудливы и нашему разуму невнятны.
Самыми страшными считаются свирепые джинны-ифриты, способные вырвать у человека сердце своей огненной десницей, но для мужчины еще опасней встреча с гуль, джинном женского пола. Гуль не вырывает своей жертве сердце, а проникает в него, и неизвестно, что хуже: мгновенная смерть от руки ифрита или медленная мука отравленного сердца”.
В книге также содержится правдивый рассказ про гуль, которая в давние времена сгубила своей любовью доблестного витязя Шарафа бен-Салаха. Богатырь, поднимавший палицу весом в двести муддов, истаял за семью семь дней. Его черная, как смоль, борода побелела, румяные, как яблоки, щеки сделались цвета пепла, могучие руки высохли ветками, и Шараф бен-Салах умер. Гуль похоронила его и потом бродила около кладбища, пока не нашла новую жертву.
Устрашенный, стал я рыться в других книгах, чтобы узнать, можно ли спастись человеку, попавшему в сети к женщине-джинну, и нашел ответ. Надо закалить булатный кинжал на огне смоковницы, читая заветную сунну, и потом поразить дьяволицу в самое сердце недрожащей рукой. Джинны ведь смертны, подобно нам, людям.
Все я исполнил как следовало, но в момент удара рука моя дрогнула, потому что я заглянул жене в глаза и потерял половину силы. Гуль убежала от меня… Я знал, что должен отыскать ее и довершить начатое, иначе она будет и дальше изводить людей. Я выследил ее, но опять сплоховал. И теперь все, что я мог, — повсюду следовать за ненасытной тварью, чтобы предостеречь следующего, кого она зачарует. Но отныне я свободен. Я свой долг исполнил. Этот кинжал — твой. Поступай с ним и со своей судьбой, как захочешь».
Потрясенный Бахтияр воскликнул:
— А почему ты больше не хочешь ее убивать?
— Убить гуль может только тот, чьей супругой она является перед Аллахом. Я муж разведенный. Теперь жизнь джинна в твоих руках.
С этими словами он положил перед купцом оружие и удалился.
Бахтияр же посмотрел на кинжал и горестно зарыдал.
Колдовская любовь вышла из его сердца, и оно опустело.
Домой он вернулся нескоро, мрачный, и встал перед женой суровый, словно морской утес.
— Я знаю, кто ты. Ты — гуль. Ты меня обманывала. Омар Ибн-Хатиб мне все рассказал.
Вахида не побледнела, не задрожала.
— В чем я тебя обманывала? — сказала она. — Сколько раз ты сам повторял, что я не похожа на обычных смертных женщин. Разве я с этим спорила? Да, я гуль. Я живу любовью. Она так сильна, что испепеляет всякого, кто мне люб. Огонь — он такой. Что ты прячешь за пазухой? Заговоренный кинжал? Вот тебе моя грудь, бей. Только не исподтишка, как Омар, а глядя мне в глаза.
И посмотрел Бахтияр в ее огромные черные глаза, и пустое его сердце наполнилось вновь. Словно в пересохший, растрескавшийся от зноя арык хлынула свежая вода.
Купец вынул кинжал, швырнул его на пол.
— Будем жить, как жили, — сказал он. — Столько, на сколько хватит моей жизни. А седеющую бороду я буду красить хной, чтобы ты не расстраивалась, видя, как я сгораю.
И они пали друг другу в объятья и были счастливы пуще прежнего, и длилось это блаженство весь остаток дня и всю ночь. Перед рассветом Бахтияр уснул, и ему снился чистый пламень, из которого рождаются джинны.
Когда же Бахтияр проснулся, Вахиды рядом не было. Он обошел комнаты и сад, но нигде ее не нашел.
А потом вдруг заметил, что все зеркала снова целы. И на одном — том, перед которым Вахида по утрам делала свое прекрасное лицо еще более ослепительным — черной сурьмой выведено: «Прощай навсегда. Я слишком люблю тебя».
И больше Бахтияр никогда свою гуль не видел, хотя искал ее повсюду от Хинда до Аль-Андалуса и от Адины до Самарканда — во всех землях, где только водятся джинны. Чем белее становилась борода странника, тем больше тосковал он о недогоревшей любви. Тысячу раз подвергался смертельной опасности, но неизменно выходил сухим из воды и неопаленным из огня, будто его оберегала некая волшебная сила.
Бахтияр дожил до преклонных лет, но все дни его были неутешительны и не утоляли жажды, как опресненная вода, которую пьют мореходы в дальнем плавании. Вкусив запретного хмельного напитка, старик говорил, что не задумываясь отдал бы все эти годы за семью семь дней счастья.
Великий Саади задается вопросом, на который не знает ответа:
Как отыскать такое счастье,
Чтоб длилось долго и пылало
Невыгорающим огнем,
Неосушаемою чашей?
Впрочем, любовь на свете бывает разная. Иной раз такая, что все вокруг диву даются.
Любовь сама себе хозяйка — хоть в Аравии, хоть в Испании.
Кастильо де Ратас
Испанская сказка
Жила-была на свете одна девушка с очень добрым сердцем. При рождении ее окрестили Бланкой, но все звали ее Бланда, что значит «Мягкая». У обычных людей сердца твердые, как железо, а у некоторых даже как толедская сталь, у Бланды же оно было мягкое, как золото. Ей было жалко всех — даже тех, кого никто на свете не жалеет.
Родители никогда не давали дочке денег — все раздаст нищим. Красивых вещей тоже не покупали — раздарит подружкам. В комнате у нее вечно жила какая-нибудь птица со сломанным крылом или брошенные матерью бельчата. Отец с матерью ворчали, но терпели, потому что птицы, вылечившись, улетали, а бельчата подрастали и убегали. Однако настал день, когда родительское терпение закончилось.
В городе травили крыс и мышей, повсюду валялись мертвые грызуны. И что вы думаете? Бланда подобрала издыхающего, но еще живого крысенка, принесла домой и стала отпаивать целебными травами.
Отец с матерью закричали: «Немедленно выкинь эту пакость!».
«Как я ее выкину? Она же болеет».
Но они ни в какую: «Под нашей крышей не место мерзкой твари! Выбирай: или крыса, или мы!».
Бланда заплакала. «Я бы, — говорит, — конечно, выбрала вас, дорогие батюшка и матушка, ведь вы мои родители, но вы сильные и здоровые, вы без меня не пропадете, а она маленькая и беззащитная. Без меня она погибнет».
Взяла крысенка и ушла.
Отец с матерью думали, дочка проголодается, замерзнет и вернется. Будет ей урок на будущее, кого можно жалеть, а кого нельзя.
Но Бланда не вернулась. Кроме золотого сердца у нее еще были золотые руки. Она стала зарабатывать на жизнь плетением кружев. За ее гипюровые воротники, воздушные скатерти и ажурные мантильи заказчики платили хорошие деньги, и мастерица ни в чем не нуждалась. Она сняла маленький дом на окраине и жила там вдвоем с крысенком, который оказался крысенкой — девочкой. Бланда вкусно кормила свою Ратиту, играла с нею, пела ей песенки и даже рассказывала сказки, чесала ей гребешком шерстку, а для длинного голого хвоста, чтоб не замерзал зимой, сшила узорчатый чехольчик.
От такой славной жизни Ратита сделалась гладкой и красивой — насколько бывают красивыми крысы. День ото дня она становилась все больше. Обычно крысы вырастают лишь размером с башмак. Но это потому что они питаются всякой дрянью и потому что их никто не любит. Когда со всех сторон только вражда и ненависть, всякий сожмется, чтоб привлекать к себе поменьше внимания.
Эта же крыса жила в любви, сытости и довольстве. Бланда называла ее «эрманита», «сестренка». В три месяца Ратита-эрманита была величиной с кошку, в год — с овечку, а перестала расти только к трем годам, когда стала крупнее своей старшей сестры. Она с удовольствием катала Бланду на себе верхом, и издали казалось, что девушка едет на сером упитанном ослике или на маленьком коротконогом пони.
Все соседи привыкли к Ратите, полюбили ее за добрый нрав, а некоторые тоже завели себе домашних крыс, но ни одна из них не выросла такой большущей. На свете ведь мало людей, от любви которых вырастаешь больше, чем тебе предназначено природой.
Как известно, крысы очень умные. Ратита же была не только в двадцать раз крупнее обычной крысы, но и во столько же раз умнее, а это значит, что она была и умнее большинства людей.
Например, она отлично понимала кастильскую речь и даже могла изъясняться на ней сама, но у крыс вытянутая мордочка и мелкие зубы, поэтому Ратита ужасно шепелявила и присвистывала. Понимала ее только сестра. Бланда тоже выучилась пищать по-крысиному. Прохладными вечерами, сидя в патио, они беседовали обо всем на свете, причем из благовоспитанности каждая старалась говорить на языке другой. «Фафие яфкие фефовня фвёвды! (Какие яркие сегодня звезды!)» — восхищалась младшая сестра. «Пи-пии-пи-пи», — отвечала старшая. «И не говори!»
Жили они себе поживали, и было им хорошо. Но долго жить хорошо можно только в настоящей жизни, а для сказки это беда, она быстро увянет. Поэтому испанцы, когда рассердятся на кого-нибудь, в сердцах говорят: «Чтоб тебе жилось как в сказке!».
Поскольку Бланда с Ратитой родились в сказке, не обошла беда и наших сестер.
Весь тот край принадлежал знатному сеньору, которого люди звали маркиз Нариз, маркиз Нос, потому что у него не было носа.
Это очень грустная история. Он родился в семье обнищавшего идальго. Однажды в кроватку к младенцу забралась злая крыса (есть, увы, и такие — как, впрочем, бывают и злые люди) и начисто отгрызла крошке носик. Из-за своего безобразия или, может быть, из-за того, что крыса была злая, а злоба заразней чумы, мальчик тоже вырос злющим. Свою лютость он срывал на врагах и со временем стал великим воином. За это король, храни его Господь, пожаловал храбрецу громкий титул и богатые земли.
Пока сеньор Нариз был беден, он носил на лице железный колпачок, потом заменил его серебряным, а достигнув высоких степеней, выковал себе золотой орлиный клюв. И видом, и нравом маркиз был до того грозен, что все боялись его до дрожи. Даже король, храни его Господь, во время аудиенций ерзал на своем троне.
Маркиз Нариз очень мало кого любил и очень многих ненавидел, а больше всего ненавидел крыс, понятно почему. Как где увидит серого зверька — прямо судороги. Гонялся за ними со шпагой, палил из мушкетона, а за каждого дохлого грызуна маркизов управляющий платил по медному мараведи. Серые трупики в замок несли со всех сторон. Завелись даже мерзавцы, которые устроили из этого прибыльный промысел: разводили у себя крыс, потом убивали бедняжек и привозили целыми тележками. Можно не сомневаться, что на том свете этих негодяев ожидает заслуженная кара — адские крысы сполна с ними за все рассчитаются.