Скажи, что будешь помнить

Он наклоняет голову над моим левым плечом и поднимает нашу объединенную правую руку. Стучим сначала по правому, а потом по левому барабану. Глубокий, тягучий голос струится надо мной, словно гладкий шелк.

– Это том-томы.

Наша правая рука идет вниз, к полу и ударяет по еще одному барабану. Я ощущаю плавное движение мышц в его руке и чувствую, что начинаю задыхаться.

– Это напольный том-том.

Наша общая левая рука бьет по небольшому, тонкому барабану, который издает короткий хлопающий звук.

– Это малый барабан.

Я ерзаю на скамейке, отчаянно пытаясь выпрямиться, но в результате Дрикс каким-то образом оказывается еще ближе. Чувствует ли он, как колотится мое сердце? Чувствует ли, как дрожит тело, как вздымается и падает грудь? Знает ли, что кроме того случая в отеле, когда он обнимал меня, я ни разу не была так близко к парню? Он подталкивает мою ногу к ножной педали, и это интимное касание двух ног отзывается во мне трепетом. Дрикс мягко придавливает педаль. – Это бас-барабан, а это… – Снова касание и легкое подталкивание к другой педали, – педали.

Пытаюсь незаметно для Дрикса облизать губы, но он так близко, что у меня ничего не получается.

– А как называется большая тарелка?

Дрикс поднимает наши правые руки и бьет по тарелке с такой силой, что я вздрагиваю, а потом смеюсь. Смех начинается у меня в животе и звучит так радостно, что я как будто лечу. Дрикс смеется вместе со мной, и его тело создает фантастическое давление.

– Это крэш-тарелка.

Дрикс отпускает мои руки и кладет ладони мне на бедра. На мгновение я закрываю глаза. Кончик его указательного пальца прочерчивает линию по бедру. Нарочно или нет, но боже мой, сердце вот-вот взорвется.

Я начинаю опускать руки, но Дрикс, убрав свою с моего бедра, снова заставляет их поднять.

– Что ты от меня хочешь? – едва ли не шепотом спрашиваю я.

Дрикс наклоняет голову, так что его губы почти касаются мочки уха.

– Играй.

И, словно став вдруг невесомой, перышком, брошенным на волю ветра, я поднимаюсь со скамейки.

– Не могу.

Сильная и твердая рука ложится на плечо. Слегка надавив, Дрикс заставляет меня снова сесть.

– Знать, как играть, вовсе не обязательно. Просто играй. Никакое совершенство здесь не требуется. Будь собой.

Будь собой. То есть кем?

Я сжимаю дрожащими руками палочки и робко стучу по том-томам. Ничего, только глухой звук наполняет гараж. На меня не кричит мама. Никто не бьет меня по рукам. Никто не смотрит огорченно и сочувственно. Никто не стыдит.

Держа палочки так, как вложил их в ладонь Дрикс, бью по напольному барабану. Ободренная результатом, подтягиваюсь, сажусь повыше, решительнее, и все во мне поднимается на более высокий уровень. Настроение, губы, руки, скулы.

Это я могу.

Будто обзавелись собственной волей, руки двигаются сами по себе, палочки стучат по разным барабанам. Стопа прижимает педали. Никакого бита. Никакого ритма. Просто шум, диссонанс и свобода. Звуки наполняют гараж и мою душу, наполняют меня. Громко, оглушающе, хаотично…

Я отстраняюсь, расправляю плечи, дышу все быстрее, и адреналин гуляет в крови. Поворачиваю голову, чтобы видеть Дрикса.

– Фантастика!

Дрикс смотрит на мои губы, и я замираю на мелком вдохе. В его глазах страсть, то самое желание, которое я узнавала и раньше в устремленных на меня взглядах и которое никогда не ощущала в себе… до сегодняшнего дня. Неужели у меня такие же безумные глаза, как у него? Неужели его сердце колотится так же, как мое?

Дрикс забирает у меня палочки и роняет их на пол. Они стукаются несколько раз и откатываются под скамейку. В гараже тихо, только жужжит лампа под потолком да пульс глухо стучит в ушах.

Он кладет руку мне на шею и пристально смотрит в глаза.

– Можно я буду твоим первым?

Тысячи бабочек хлопают крыльями и взлетают у меня в груди, и у меня кружится голова – то ли от этого полета, то ли от того, как быстро я киваю.

– Да.

Подушечкой большого пальца Дрикс поглаживает мою щеку, потом наклоняется, и его губы приближаются к моим губам. Нас разделяет один вдох, и когда я вдыхаю, в голову ударяет густой, как черный кофе, запах.

– Ты и я, – шепчет он. – Это только наше, твое и мое.

Да.

Он целует меня. Его губы прижимаются к моим, а пальцы, осторожно обойдя очки, вплетаются в волосы. Другой рукой Дрикс гладит меня по спине. Теплые волны проходят через меня одна за другой, и я ощущаю нарастающую тягу – ближе, теснее, крепче…


Он втягивает мою нижнюю губу, сжимает обеими своими, и я открываю рот. Не хочу останавливаться и уже представляю, что будет дальше, и сердце стучит тверже. Дрикс принимает приглашение, поцелуй углубляется, и я тону в сумрачной дымке.

Кожа звенит и поет от его прикосновений, губы горят на его губах, и голова идет кругом. В какой-то момент я вдруг чувствую, что начинаю падать, и отстраняюсь.

Дышу. Оказывается, я забыла, что надо дышать.

Прижимаюсь лбом к его лбу, и мы оба отдуваемся. Такое в моей жизни впервые, и я шепчу его имя.

Не знаю почему, не знаю, что пытаюсь сказать, но он, кажется, понимает, целует меня в лоб и обнимает. Моя голова лежит на его плече, я обнимаю его, и он обнимает меня. Мне тепло, уютно и покойно. Так бы и осталась в его объятиях навсегда.

– Что это, Дрикс? – шепчу я. – Что между нами?

– Не знаю, – отвечает он, и его губы щекочут мою шею. – Но упустить это я не готов.

И я тоже.





Хендрикс




В дверь стучат, и Элль отодвигается от меня и соскальзывает с банкетки. Но на дверь не смотрит – смотрит на меня. Ее роскошные голубые глаза сияют. Я поднимаюсь и протягиваю ей руку. Надо что-то сказать. Объяснить, что я хочу стоять рядом с ней, когда в гараж ввалится вся моя семейка. Но, с другой стороны, этот жест говорит обо всем лучше любых заявлений.

– Если хочешь, мы можем сохранить все в секрете от них, но в любом случае они никому ничего не скажут. Мои секреты – их секреты. Так у нас заведено.

– Я не нравлюсь твоему брату.

В дверь снова стучат.

– Подождите, – кричу я и не опускаю протянутую руку. – Моему брату не нравится все, из-за чего я могу пострадать. С тобой я счастлив. Дай ему несколько минут, и он сам это увидит.

– А Синтии не расскажет?

– Если я скажу ему молчать, он будет молчать. Такие в семье правила: мы все защищаем друг друга. Это я в пятнадцать лет наломал дров и ушел от них. Но если хочешь, чтобы все осталось между нами, меня и такой вариант устроит.

Губы ее растягиваются, уголок рта ползет вверх, а потом вдруг – ослепительная улыбка.

– Это ты так просишь меня стать твоей девушкой?

– Наверное. – Я невольно улыбаюсь вместе с ней.

– Знаешь, когда мы встретились в первый раз, ты сказал, что улыбаешься нечасто.

Сказал, да, и действительно, до знакомства с Элль в течение года так оно и было. Да и раньше, если я улыбался, то не от настоящей радости, а лишь в состоянии ложного довольства.

– Что тут скажешь? Ты – волшебница.

Она подмигивает и с привычной уверенностью подает мне руку.

– Так и есть.

Стук в дверь, и громкий голос моей сестры.

– Я вхожу!

Ручка поворачивается, и в гараж вместе с солнечным светом проникает голова Холидей.

– Ты играл на барабанах. Я тебя слышала. То есть я слышала что-то.

– Играла Элль.

Глаза у Холидей лезут на лоб, из-за чего она напоминает какого-то персонажа из мультика.

– Ты разрешил кому-то играть на твоих барабанах?

– А это так важно? – спрашивает Элль.

Я пожимаю плечом, но за меня отвечает сестра.

– Важней не бывает. – Холидей прикладывает руку к груди. – Я, например, никогда на них не играла, а ведь он вроде бы любит меня. – Она смотрит на меня с прищуром. – Молчи. Даже рот не открывай. Ты держишь ее за руку. Держишь руку Эллисон Монро. Он держит тебя за руку. Вы что, вместе? Типа вы пара? В самом деле? Вы вместе. Вы вместе, и это сделала я. Я послала те сообщения, и из-за них Эллисон здесь. Это все я. Я!