Сёстры меча и песни

– Однажды ты поймешь, Эва.

Что ж, Эвадне казалось, что она уже поняла. Правда заключалась в том, что Киркос однажды пролетал над этим участком земли, – рощей, что звалась Изаурой, – и увидел смертную женщину, собирающую оливки. Он полюбил ее так страстно, что отказался от своей безнравственной жизни и власти, чтобы остаться с ней на Земле, жить как смертный человек, ухаживать вместе с ней за рощей, завести детей, а затем, когда подойдет время, быть похороненным рядом.

И если кто-то из его потомков захотел бы преуспеть в жизни, ему пришлось бы развить в себе какой-то иной талант, потому что на магию они могли не рассчитывать.

Что Хальцион и сделала.

– Как думаешь, мы достаточно собрали? – Вопрос Майи привел Эвадну в чувство. Она взглянула на охапку срезанных веток.

– Да, более чем. Пора возвращаться. Мамы скоро заметят, что нас долго нет.

– Может, они решат, что один из богов пролетел над рощей и, без преувеличения, влюбился в нас, – радостно сказала Майя, спрыгивая с дерева. Эта шутка в их семье уже приелась, но Эвадна все равно рассмеялась.

– Молния никогда не ударяет в одно и то же место дважды, Майя. Извини, если разочаровала.

Кузины пробрались сквозь рощу и вышли на главную тропинку, которая извивалась вверх по склону, прямо к вилле. Обычно правая лодыжка Эвадны побаливала только в холодное время года. Но сегодня, несмотря на знойную и душную погоду и надвигающуюся грозу, нога ныла, и каждый шаг давался ей нелегко. И когда Эвадна заметила, как Майя смотрит на скользящий по траве и перепачканный в грязи подол хитона, то поняла, почему Майя вызвалась залезть на дерево.

– Неужели я так сильно хромаю, Майя?

– Нет. Я просто задумалась о том, как трудно будет смыть всю грязь с твоей одежды.

Эвадна покачала головой, но не смогла сдержать улыбку. Их хитоны были просты: сшитые из белого льна длинные туники без рукавов. На плечах они были заколоты с помощью фибулы, а на талии – перетянуты плетеными кожаными ремнями. Когда приходили холода, льняные одеяния сменялись на шерстяные хитоны и плащи землистых оттенков: коричневые, зеленые, серые. Цвета природы, которые, ко всему прочему, провозглашали их статус, самый низкий при дворе.

Не счесть, сколько раз Майя, Эвадна и их матери сокрушались по поводу пятен, что роща ежедневно оставляла на нарядах. Дни стирки были для них ненавистны.

Однажды Майя клятвенно заверила, что в старости, когда ее перестанет, наконец, волновать мнение других людей, наденет благородный пурпур, как если бы она была королевой Нериной собственной персоной.

Оставшуюся часть пути девушки провели в молчании. Эвадну отвлекала боль в ноге, – боль, порожденная усилиями, которые они с семьей предприняли к возвращению Хальцион. Последние две недели они были завалены работой, стремясь заставить виллу сиять, подобно новехонькой монете, превратить в место, достойное девушки, что заняла высокое положение во дворе.

Они собрали лучшие плоды оливковых деревьев и сделали из них масло первого отжима: масло столь ценное, что считалось священным. Просушили одеяла на улице, чтобы они напитались летними ветрами, и вычистили до блеска изразцы и фрески. Наполнили все лампы маслом и подготовили свои лучшие одежды. Имя Хальцион произносилось часто, с благоговением, словно она была богиней, и Эвадна вместе с членами своей семьи заполнили каждую комнату, каждый коридор виллы обещанием ее скорого прибытия.

Уже завтра, к заходу солнца, Хальцион из Абакуса прибудет домой.

Какие истории она поведает Эвадне и Майе? Истории о мире за пределами рощи, о том мире, где блистает высшее общество, города и хитоны столь прекрасные, что переливаются на свету. Это все равно что открыть шкатулку с сокровищами, божественную реликвию, которой Эвадна могла только восхищаться издали, но не трогать, и на которую не смела даже претендовать.

Она тоже мечтала возвыситься при дворе. Оставить грязные хитоны, взлохмаченные ветром волосы и те волнения, которые каждый сезон приходится переживать фермеру. Мечтала о том, чтобы окружающие ее люди перестали смотреть на нее свысока только потому, что она работает в роще.

Эвадна отбросила мечты в сторону: если они никогда не воплотятся в жизнь, так зачем же продолжать лелеять их? Она снова подумала о своей сестре и попыталась представить, каково это – воссоединиться с Хальцион, обнять ее после стольких лет разлуки, отчего Эву пронзила удивительная смесь радости и волнения. Что Хальцион почувствует в первую очередь? Переполняющий ее восторг или укол зависти?

Добравшись до внутреннего двора виллы, сестры увидели стоящего за воротами глашатая, что звонил в колокол, призывая впустить его.

– Какие новости он принес? – тихо зарычала Майя. – О новом налоге на масло, который мы должны уплатить?

Это и правда было последней новостью: повышение налогов на землю и произведенную на ней продукцию. Налог на кувшин масла второго отжима скоро окажется почти таким же, как и его стоимость, причем выплачен он должен быть к концу сезона.

– Держи, – сказала Эвадна, бросив ветки оливкового дерева в руки кузины. – Отнеси это внутрь. Я узнаю, чего он хочет.

Она прошлась по нагретой солнцем каменной плитке и открыла ворота.

Глашатай раздраженно вздохнул. Он отряхнул свою тунику от пыли и процедил:

– Я звоню в колокол уже полчаса!

– Простите нас, глашатай. Моя семья готовит виллу к прибытию гостьи.

«Гостьи», как будто Хальцион была незнакомкой. Эвадна выжидающе вздернула брови.

– Какие вести вы нам принесли?

Глашатай извлек скрепленный восковой печатью свиток папируса. Он был помят, что свидетельствовало о длительном путешествии из царского города Митры.

– Новый указ королевы Нерины.

Когда-то одно только звучание имени королевы восхищало Эвадну и вселяло надежду. Королева Нерина правила Корисандой, основываясь на главных принципах: чести, равенства и справедливости. Ее профиль был выгравирован на серебряных монетах – аккиях, – и Эвадна часто держала их в ладони, пытаясь запомнить черты королевы, словно могла когда-нибудь стать ею.

Но то было много лет назад. До того, как законы и налоги начали все сильнее и сильнее тяготить простых людей.

Она переломила печать и раскрутила папирус, зная, что глашатай не сдвинется с места, пока она его не прочтет.

Согласно приказу Нерины, Королевы Корисанды, Потомка Богини Аканты, Правительницы Общего и Магического Дворов, Владычицы Оригинийского моря:

Начиная с сего момента, с семнадцатого дня Луны Лучника, любой простолюдин, что вступил во владение божественной реликвией, больше не считается членом Магического Двора. На владельцев реликвий, которые не предоставят свои находки Магическому Совету Школы Дестри, будет наложен крупный штраф. Отныне и впредь.






Настороженно посмотрев на глашатая, Эвадна свернула указ, и мужчина развернулся, сел на коня и поскакал прочь, направившись в деревню. Она с лязгом закрыла ворота, и ее разум наполнился мыслями о богах и их реликвиях.

Богов было девять. Но теперь осталось восемь, поскольку Киркос пал и больше богом не считался. Магда – богиня-мать солнца, Ирикс – бог-отец неба и семь их божественных отпрысков: Ари, богиня луны и снов; Никомидес, бог войны; Аканта, богиня судьбы и знания; Эвфимий, бог земли и зверей; Лорис, богиня воды и моря; Пирр, бог огня; и Киркос, который был богом ветра.

Столетия назад, когда королевство Корисанда только зарождалось, девять богов и богинь спустились вниз, чтобы жить среди людей. Они ели пищу смертных, пили их вино, спали в их постелях. И со временем магия богов просочилась в кровь смертных, и родились волшебные дети.

Но не каждый рожденный младенец унаследовал магический дар. Магия была непостоянна – могла миновать сына или дочь, а затем и целые поколения. Вскоре отслеживание родословной стало любимым занятием высшего общества: они заключали выгодные браки, подсчитывали разрывы между поколениями, тщетно пытаясь предсказать, когда в семье родится следующий маг.

Осознав, какой переполох они устроили, боги и богини покинули царство смертных и вернулись в свои небесные хоромы, чтобы люди поклонялись им на расстоянии. Но каждый из них оставил после себя что-то ценное: наполненные магией реликвии. Жрецы спрятали их по всей Корисанде, дабы реликвии могли достаться простым людям, тем, кто не обладал магией. Так началась эра охотников за реликвиями. Если человек находил реликвию, то вне зависимости от того, какая в нем текла кровь, у него появлялся свой собственный источник магии. И тогда этим людям позволялось присоединиться к благородному Магическому Двору. «До этого момента», – подумала Эвадна, разочарованно вздохнув.

– Что там написано? – окликнула ее Майя, высунувшись из окна виллы.

Эвадна передала кузине свиток и стала внимательно наблюдать, как Майя, читая его, хмурится.

– Что за нелепость! Зачем королеве вообще издавать такой указ?

– Звучит так, будто членам Магического Двора надоели простолюдины, вступающие в их ряды, – сказала Эвадна. – И так часто жаловались на это, что у королевы не нашлось другого выхода, кроме как принять новый закон.

Майя смяла свиток в руках.

– Мой брат будет очень расстроен.

– Как будто у него был шанс отыскать божественную реликвию…

– Твоя правда, – ответила Майя. – Лисандр с трудом может отличить восток от запада. Интересно, нашел ли какую-нибудь реликвию дядюшка Озиас?

Когда девочки были совсем маленькими, Озиас покинул рощу, чтобы стать охотником за реликвиями, чем вызвал большое разочарование и гнев обоих их отцов. Пропавшая без вести реликвия Киркоса впоследствии привела трех братьев к ссоре. Озиас считал, что ожерелье падшего бога было захоронено вместе с ним в роще, и им только нужно раскопать могилу, чтобы забрать его. Но Грегор и Нико своего согласия не дали, и Озиас ушел, отрекшись от своей семьи.

Никто не ждал возвращения дядюшки Озиаса.

– Это вряд ли, – произнесла Эвадна. – Мой отец полагает, что дядя Озиас оказался на каменоломне в Митре.

Майя сморщила нос.

– Боги, я надеюсь, дядюшки там нет! Туда ведь обычно высылают убийц.

– Охотники за реликвиями нередко убивают, чтобы получить желаемое.

– Ты не должна так думать, Эва. Давай же, забудь об указе и помоги мне сплести корону для Хальцион.

Когда семья Эвадны собралась за ужином в общей зале, у нее в животе пробудились беспокойные бабочки. Сначала разговор вертелся вокруг нового указа, – Лисандр, как и следовало ожидать, был данным обстоятельством крайне расстроен, – но вскоре тема сошла на нет; а для обсуждения нашлись гораздо более важные вещи. Как приезд Хальцион, например.

Эвадна и Майя, усевшись на полу, сплетали оливковые ветви в короны, по одной на каждого члена семьи, чтобы надеть их завтра в честь Хальцион. Монотонная работа успокаивала Эвадну, пока Лисандр не растянулся на полу рядом с ними и не начал обрывать с ветвей листья.

– Лисандр, остановись! – взвизгнула Майя.

Лисандр, не обратив внимания на слова сестры, сорвал еще один листок. Он по-прежнему возмущался новым указом; и стар и млад знали, что он хочет охотиться за реликвиями, с благословения родителей или без него. Мечтает стать первым из их семьи, кто присоединился к Магическому Двору.

– Интересно, сколько шрамов сейчас у Хальцион, – проговорил он.

В зале воцарилась тишина. Отец Эвадны, Грегор, застыл на своей скамье с ломтем пропитанного тушеным мясом хлеба, что не успел донести до рта. Мать Эвадны, Федра, штопавшая порванный плащ, замерла, словно ее руки забыли, как обращаться с иголкой и ниткой.

Тетушка Лидия, мать Майи и Лисандра, зажигающая масляные лампы, потому что в приоткрытое окно проникали последние лучи заходящего солнца, тоже выглядела потрясенной словами своего сына. Но первым откликнулся дядя Нико, что латал у себя на коленях пару сандалий. Его бородатое лицо покрылось морщинками от долгих, проведенных на ярком солнце часов, а вьющиеся волосы тронула седина.

– У нее их не будет, Лисандр. Ты помнишь, как быстра Хальцион. Никто не мог ее обогнать. А если у нее и появились шрамы… что ж, они станут символами ее достижений.

Все предались теплым воспоминаниям о Хальцион, и напряжение отступило.

– Помните, как она обогнала всех деревенских мальчишек? – поинтересовалась тетя Лидия хриплым от гордости голосом, как только закончила зажигать лампы. Исходящее от камина свечение разливалось, танцуя на стенах, золотом и тенями.

– Никто не мог ее превзойти, – согласилась Майя. – Помнишь того мерзкого мальчишку из Дри, Эва? Он считал, что может одолеть ее в поединке, но она дважды доказала, как сильно он ошибается. Одним ударом лишила его чувств. Просто великолепно.

«Да», – подумала Эвадна, погрузившись в раздумья. Она сплела еще две короны, и когда наконец-то грянула буря, девушка поднялась на ноги, готовая отправиться спать.

– Но, Куколка! – жалобно протянул ее отец. – Мы не спели сегодня вечером! Тебе еще нельзя ложиться спать.

Если бы у него всегда получалось уговорить Эвадну присоединиться к нему, то пели бы они каждый вечер. А еще он любил прозвища. Давным-давно он дал их обеим своим дочерям: Хальцион окрестил «Ростком», а Эвадну – «Куколкой». Куколкой, личинкой насекомого. Когда Эвадна узнала значение слова, она разозлилась, пока отец не разъяснил ей, что это всего лишь переходная стадия, после которой бабочка расправляет крылья. С той поры поиск коконов в роще они превратили в своеобразную игру.

– Прости, отец, – извинилась Эвадна. – Но я слишком устала. Сегодня вечером тебя поддержит Майя.

Майя, разинув рот, прекратила свое плетение.