Симпсоны. Вся правда и немного неправды от старейшего сценариста сериала
Часть 27 из 32 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Серьезно, я не гей. Но я еврей – а это, типа, сопоставимые вещи. Мы веками подвергались гонениям. От наших матерей.
По правде говоря, поначалу проект меня немного смущал. Я даже сказал парням в Icebox, что, если мультфильм будет восприниматься как гомофобия, я ухожу. Я делал это для людей нетрадиционной ориентации. Я хотел, чтобы у них был собственный Багз Банни.
Я даже предложил им отдать мультфильм сценаристу-гею, недостатка в которых нет. Но Icebox сказал, что все нормально, и попросил только найти актера-гея на роль утки.
Первым на прослушивание пришел Скотт Томпсон, участник скетч-труппы «Таблетка радости» и звезда «Шоу Ларри Сандерса».
Я был очень рад познакомиться со Скоттом… пока он не начал на меня орать. Я подумал, что оправдываются все мои опасения по поводу проекта: оскорбительный сценарий, да как он смеет такое писать и так далее.
Он ругал меня на протяжении двадцати минут, в процессе чего упомянул мою очевидно еврейскую внешность. В конце он спросил, как мне понравится, если кто-нибудь напишет что-то подобное про евреев? Ой-вэй.
Потом Скотт Томпсон приступил к пробам. Причем это было в целом смешно, но звучало. враждебно. (Через пару дней мой друг пошел на стендап Скотта – он все еще был зол и шутил в основном про одного носатого чувака, осмелившегося сделать гей-мультфильм.)
К счастью для меня, он был первым и последним человеком, недовольным «Уткой-геем». Следующим на пробы пришел жизнерадостный и яркий Джим Джей Баллок, моментально ухвативший всю специфику персонажа. Он получил роль – это было легкое решение.
Актеры второго плана были в основном очень талантливыми людьми, с которыми я работал ранее: Тресс МакНилл из «Симпсонов», Морис ЛаМарш и Ник Джеймисон из «Критика», а также ветеран «Своего парня в космосе» Кевин Майкл Ричардсон.
Сериал запустился 11 октября 2000 года – в Национальный день каминг-аута (День осведомленности об ЛГБТ. – Прим. ред.) – и моментально обрушил интернет. Просмотры icebox.com подскочили на 400 процентов, вебсайт упал. Определенно, мы нашли свою нишу. Через два дня мне позвонил журналист для интервью – из Германии!
Я знал, что людям понравился мультфильм, потому что под каждой серией были форумы с записями вроде: «О, слава богу! Наконец-то сериал для меня!» Иногда, конечно, там писали глупости вроде «ненавижу эту гейскую дрянь», но я всегда думал: «Вот и хорошо! Если я разозлил гомофоба, значит, я обрадовал гомосексуалиста!»
Однажды на форуме кто-то написал: «Жаль, этого мультфильма не было, когда мне было тринадцать лет. Моя жизнь была бы значительно легче». По сей день это лучший из когда-либо полученных мной отзывов.
«Голубой утенок» стал таким хитом, что его купил канал Showtime (поставив в эфир сразу после «Близких друзей») и, о чем я даже не знал, английский Channel 4. В 2005 году зрители Channel 4 назвали «Утку-гея» «одним из ста лучших мультфильмов всех времен».
Реакция на «Утку-гея» всегда была позитивной. У меня целая полка наград от гей-организаций. Надеюсь, по крайней мере, что это награды. Многие из них вибрируют. GLAAD похвалила сериал, Говарду Стерну он тоже очень понравился. Два полюса – GLAAD и Говард Стерн!
«Я никогда не слышал и не читал, чтобы кто-то оскорбился нашим сериалом, – говорил мой фантастически талантливый режиссер Ксет Файнберг. – На самом деле строго наоборот. Я был удивлен! Даже близко не ожидал такого фидбэка».
Запросы на интервью полились рекой, поначалу я держал рот на замке по поводу моей гетеросексуальности. Когда журналисты приходили ко мне домой, я прятал свадебные фотографии и запирал жену в спальне.
Но потом я совершил свой каминг-аут (и выпустил жену), и оказалось, что всем наплевать, гей я или нет. В публикации New York Times были такие слова: «Создатель «Утки-гея» Майк Рейсс… не гей». Моему отцу это страшно понравилось – он никогда не верил ничему, если об этом не написано в New York Times.
Насколько популярным был «Голубой утенок»? Ну, он был участником двух гей-парадов – одного в Лос-Анджелесе.
И одного в Спрингфилде! В серии «Симпсонов» 2002 года «С широко связанными челюстями» над спрингфилдским гей-парадом пролетает огромный воздушный шар в виде Утки-гея. К сожалению, эту сцену вырезали, поместив Утку в один ряд со Знаменитостями, Вырезанными Из «Симпсонов» Без Объяснения Причин: Кэтрин О'Харой, Джоном Кьюсаком, Джоном Туртурро и Аароном Соркиным.
В 2015 году я написал полнометражную «Утку-гея» для Paramount Pictures. Variety назвал его лучшим анимационным фильмом года (в этот же год вышел оскароносный «Рататуй», озвученный Брэдом Питтом). Я показывал фильм в Германии, и зрители хохотали семьдесят пять минут подряд, тем самым удвоив общее время продолжительности смеха в истории Германии.
Фильм все еще можно купить на DVD: в комплект, помимо него, входят оригинальные короткометражки Icebox и документальный фильм о создании Утки-гея.
А вот что в комплект не входит: в фильме была песня, под которую гей-зверушки отправляются в Диснейленд. Они поют: «Звоним Тому Крузу… хоть он и лузер». Paramount заставила меня выкинуть эту фразу, потому что Том Круз подает в суд на всех, кто называет его геем. Ну ладно. Я поменял слова на «Том Круз очень крут. назвал его геем – пожалуй в суд». Paramount заставила убрать и их. Эту историю я рассказал в дополнительных материалах на DVD: «Геем можно называть кого угодно, кроме Тома Круза». Paramount сказала вырезать эту фразу. Когда я спросил почему, они ответили мне очень оруэлловским образом: «Обсуждение политики Paramount противоречит политике Paramount».
Тогда у монтажера дополнительных материалов возникла идея. Он закрыл мои губы плашкой и переписал звуковую дорожку так, что я говорю: «Геем можно называть кого угодно, кроме [МАРБЛ БАРБЛ МАРБЛ]».
Paramount заставила убрать и это. Когда я спросил почему, они ответили: «Потому что все знают, что речь идет о Томе Крузе».
Глава семнадцатая
Снова пишу для людей!
Первые восемь лет моей карьеры я писал сценарии для живых актеров (если считать Альфа и Джоан Риверс). Но, как говорится (никем), из мультфильмов назад дороги нет. Для мультперсонажей очень приятно писать, потому что они не воспринимают шутки на свой счет. Сестра Мардж может сказать: «Мне кажется или вокруг как-то пожирнело?», и Дэн Кастелланета не обидится. Грубые шутки в «Симпсонах» скорее правило, чем исключение, и наши актеры вообще не напрягаются по их поводу.
Только однажды актер «Симпсонов» отказался говорить свою реплику. Хэнк Азария не хотел записывать ответ Мо на звонок пранкера: «Я идиотский дебил с уродливым лицом и огромной вонючей задницей… которую я хотел бы поцеловать». Но в конце концов он ее записал!
Сравните с «Розанной» – превосходным телесериалом о том, как слон женился на бегемоте. На протяжении девяти сезонов Розанна оскорбляла всех вокруг, и никто ни разу не сказал ей: «Заткнись, жирдяйка». Никто никогда не замечал, сколько она весит. Почему? Потому что Розанна – живой человек. И это было ее шоу.
Поэтому я возвращался к сценариям для живых людей не без тревоги. Результат был… смешанный.
Шутки для папы римского
Я писал шутки для Джонни Карсона – царя вечернего телевидения. Но еще я писал шутки для папы Франциска – Джонни Карсона католической церкви. Все началось с моего друга Эда Конлона, выросшего в большой ирландской семье: все его тетки – монахини, дяди – священники, мать – монахиня, отец – тоже монахиня. Я был с ним на вечеринке по поводу Дня святого Патрика и познакомился там с отцом Эндрю, главой католических благотворительных организаций Нью-Йорка. «Хочешь посмотреть на приложение папы?» – спросил он. По крайней мере, мне кажется, что он сказал «приложение».
Оно называлось «Шутки с папой» и содержало видеоролики, в которых знаменитости и непонятно кто рассказывали шутки папе римскому. По так и не ясной мне причине это должно было помочь сиротам в Камбодже и Венесуэле. Так и представляю себе беспризорника, говорящего: «Конечно, Джордж Лопес пошутил отличную шутку, но лучше бы у меня были родители. Или штаны».
Через несколько дней отец Эндрю прислал мне имейл (почему-то в полночь): «Нам нужна шутка, которую Эл Рокер расскажет папе. Она должна быть про погоду и религию, и там не должно быть ничего неприличного». Я придумал вот что: «В Калифорнии такая ужасная засуха, что жители долины Напа просят папу превратить вино в воду».
Никто никогда не называл эту шутку смешной – все говорили, что она «милая». Как я понял, это синоним выражения «абсолютно дурацкая». Но шутка попала в приложение, и почти каждую ночь отец Эндрю начал писать мне письма с просьбами придумать шутки для мэра Нью-Йорка Блумберга, Конана О'Брайена, Дэвида Копперфильда и так далее, и так далее. В мире живет восемьсот миллионов католиков, но церковь решила напрячь именно меня. Я был евреем, писавшим шутки для папы римского. Бесплатно. Это уже два греха. Впрочем, Евангелия для Иисуса тоже писали евреи.
Когда проект наконец завершился, благотворительная организация устроила крайне пышный прием. Где, к моему вящему удивлению, мне вручили грамоту от папы Франциска как «миссионеру радости».
«Что ж, – сказал я собравшимся вокруг священнослужителям, – это не первый раз, когда священник ставит мужчину в миссионерскую позицию».
В следующий раз пусть платят.
Театральная полужизнь
После тридцати пяти лет работы в кино и на телевидении я начал писать пьесы. Почему? Потому что со временем начинаешь уставать зарабатывать деньги и создавать произведения, которые кто-то смотрит.
В театр я угодил случайно. Мы с женой были в Лондоне и решили пойти на спектакль «В ожидании Годо» с Йеном Маккелленом и Майклом Гамбоном (известными вам как Гэндальф и Дамблдор). Все билеты были проданы, но мы остались в очереди у кассы в надежде, что кто-нибудь сдаст билеты. Через два часа никто ничего не сдал. «Может это быть пьесой? – спросил я жену. – «В ожидании «В ожидании Годо»?»
Жена сказала «нет», но я ее все равно написал. И даже позвал театрального режиссера – сестру моего друга – сделать постановку. Пьеса начинается так: главный герой Дэйв приезжает в театр и выясняет, что все билеты на «В ожидании Годо» проданы. Он стоит у кассы и звонит своей жене: «Дорогая, я не смог купить билеты. Может, ты хочешь на какой-то другой спектакль? Какой? «Пошел в жопу»? Мне послышалось, ты сказала: «Пошел в жопу». Дэйв объясняет кассиру: «Это новая пьеса Дэвида Мэмета».
Завязка вызвала взрыв смеха, и я попал на крючок. Театр – это просто: зрители благожелательны; актеры говорят все, что я пишу. Я понял это после моей первой полноценной пьесы «Я – Коннектикут», которая получила все мыслимые награды. В Коннектикуте. Там есть резкий парень из Массачусетса, он говорит: «В Бостоне молочный коктейль называют фраппе. Фраппе! Что это вообще такое? Как будто конь храпит. А мороженое они называют «брызги Джимми». Кто, на хрен, такой Джимми?»
На каждом представлении актер заканчивал эту речь так: «Что, на хрен, такой Джимми?» Мне даже понравилось – смысла в этом никакого, зато подчеркивает характер героя.
Когда пьеса сошла со сцены, я перечитал сценарий – это была опечатка. В театре актеры играют даже опечатки.
Репутация в руинах
После путешествий по половине стран мира я нашел этому опыту применение: написал небольшую романтическую комедию под названием «Моя жизнь в руинах». Речь там шла об автобусном туре по Греции; было много шуток, роскошная природа и простой месседж: не судите других слишком строго.
Один критик назвал ее «омерзительной».
Я был готов к плохой прессе, но не к такой ругани. Актер «Кувалды» Дэвид Раш, игравший в одном растерзанном критиками спектакле, пытался меня успокоить: «Омерзительная – еще не значит мерзкая! Понимаешь? Это уже неплохо. Омерзительный – это описание качества, а качество – это само по себе отлично!»
Это было странно, потому что мой фильм собрал больше всего позитивных оценок на тестовых показах в истории студии Fox Searchlight. Он понравился зрителям больше, чем, например, «Маленькая мисс Счастье» и «Миллионер из трущоб». Но не критикам. Они называли его «моей большой греческой катастрофой», «убожеством», «неописуемо плохим», «смертью греческого туризма» и «вонючей кучей штампов из телевизионных ситкомов». Эта последняя рецензия приковала мою жену к постели на три дня в состоянии, описываемом докторами Викторианской эпохи как «меланхолия».
Роджер Эберт, участвовавший в моем сериале «Критик», назвал меня имбецилом. Другие критики именовали меня идиотом и недоучкой. Между тем мой фильм начинается с цитаты Вольтера – таблички с надписью «Туры Панглосс: лучшее из всех возможных миров». В «Кандиде» доктор Панглосс говорит эти слова перед тем, как отправиться в полное злоключений путешествие. В точности как туристы в моем фильме! Поняли? Критики не поняли. Никто не считал эту аллюзию. Иначе бы они обозвали меня «идиотом-недоучкой, читавшим Вольтера».
Все мы так или иначе сталкиваемся с критикой. Но только люди из индустрии развлечений сталкиваются с критиками. На работе вам могут написать: «Эффективность Джима в отделе работы с претензиями упала на 11 %, необходимо повысить качество работы». Если вместо этого вам написали «Джим напоминает тупую обезьяну, неспособную отличить банан от шариковой ручки», то это хороший повод подать в суд.
Не могу говорить за всех сценаристов, но мне плохие рецензии причиняют боль. Я наизусть помню все гадости, которые были про меня написаны в прессе за последние тридцать пять лет. И почему бы мне не помнить? Я без остатка вкладываюсь в мою работу; все мои сценарии – это мои дети. Я не хочу, чтобы Манола Даргис приходила ко мне домой и говорила: «Новое произведение Майка Рейсса – его сын Майк-младший – это слюнявый и раздутый сиквел и без того абсолютно невменяемого оригинала. Избегайте этой пародии на ребенка».
Мой фильм провалился, мою книгу запретили. Необходимо было тактическое отступление. Так я вернулся в «Симпсонов».
Глава восемнадцатая
Обратно в дурдом