Швея из Парижа
Часть 56 из 66 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Она открыла сумочку и принялась искать сигарету, чтобы отвлечься, затем сунула ее в рот и только тогда заметила, что Алекс наклонился и поднес зажигалку. Вполне заурядный жест – мужчины всей страны каждый день оказывают женщинам эту маленькую услугу. Однако сейчас он показался ей самым интимным: как Алекс придвинулся ближе, как смотрел на нее, как их лица одновременно озарила вспышка и как ей пришлось молча втянуть в себя дым, а затем найти силы отвернуться и выдохнуть его в сторону, надеясь, что рука не дрожит и что вместе с дымом улетучатся последние капли ее влечения к Алексу.
– Извините, – сказала она Бэйб и Юджини и направилась в сторону дамской комнаты, хотя и не нуждалась в этом. Вдогонку Юджини прокричала бессмысленный набор французских слов, вероятно, означавший «рада была познакомиться».
В дамской комнате Эстелла села на стул и медленно докурила сигарету, мечтая остаться здесь на весь вечер.
Наконец она заставила себя вновь присоединиться к вечеринке и на этот раз налетела прямо на Гарри Тоу. Однако, не успев перепугаться, Эстелла поняла, что большего вреда он ей причинить уже не сможет. Гарри раскрыл тайну, и она потеряла Алекса. Больше разрушать нечего.
– Черт меня побери, если это не Гарри Тоу! – громко и с наигранной озабоченностью произнесла она. – Кого вы собираетесь застрелить сегодня?
Люди начали поворачиваться в их сторону, и маниакальная улыбка на лице Гарри застыла. Он явно не ожидал от Эстеллы столь неприкрытой агрессии. Незаметно, но с очевидной враждебностью толпа подступала к Гарри.
Он попытался выдать один из своих смешков, однако теперь Эстелла видела, что он собой представляет. Бык, не знающий, как справиться с более сильным, сумасшедший, который нападает на молодых, трус, которому все сходит с рук. Она не позволит ему больше измываться над собой во всем, что касается ее и Лены.
– Вы находитесь в комнате, полной женщин. Мне больше чем кому-либо известно, как вы преследовали женщин и жестоко обращались с ними. И пока я не начала подтверждать документами все ваши мерзкие поступки, предлагаю вам покинуть помещение и в будущем держаться подальше от любой женщины, которая встретится вам на пути.
Долгую минуту она и Гарри сверлили друг друга глазами. Но здесь Эстелла играла на своем поле. Здесь она была сильнее. Гарри больше не имел над ней власти.
И он опустил взгляд первым.
– Гудбай, Гарри. – Эстелла поняла, что видит его в последний раз. Больше он не отважится подойти к ней.
Он пошел прочь. Толпа расступилась и пропустила его, а затем сомкнулась вновь, окружив Эстеллу и предлагая защиту ей – не Гарри.
Не успела она прийти в себя, как объявили о начале мероприятия. Всех попросили занять свои места. Сэм с озабоченной миной на лице проводил Эстеллу к столику.
– Я в порядке, – шепнула она. И это было правдой. Страх перед очередным появлением Гарри испарился. Вот она встретила его сегодня – и выжила. Ей и без того есть о чем думать. Например, прямо впереди сидит Алекс с напряженной спиной, время от времени наклоняясь, чтобы вежливо улыбнуться в ответ на очередную реплику Юджини. Вот уж у кого, кажется, нет проблем – то найдет повод похлопать Алекса по плечу, то заманчиво выставит перед ним ложбинку между грудей.
Публика слушала речи выступавших со сдержанным интересом. Затем на сцену поднялась Бэйб, миниатюрная и очаровательная, и все зааплодировали – не восторгаться Бэйб было невозможно.
– Вот и настала самая моя любимая часть вечера, – объявила она. – Мы учредили новую номинацию – для модельера, привлекшего к себе наибольшее внимание в мире моды, кто несомненно придет сюда в следующем году и чье имя будет на устах у всех женщин Манхэттена. Чью одежду мы должны хватать и покупать уже завтра, потому что в следующем году она подорожает вдвое! Эта женщина расшевелила нас, дала нам безошибочное чувство стиля и одежду, которую женщины реально хотят носить! Эстелла Биссетт, поднимитесь сюда и потребуйте свою награду!
Эстелла мотнула головой и шепотом спросила у Сэма:
– Она правда только что назвала мое имя?
Однако она и сама знала, что правда, потому что Сэм закричал от восторга и наклонился поцеловать ее в щеку, а потом озорно улыбнулся и сказал:
– Вставай и иди получать награду! Ты ее заслужила!
Кое-как она встала со своего места и направилась к сцене. Аплодисменты не смолкали; некоторые из присутствующих отодвинули стулья и приветствовали ее, когда она проходила мимо. Столик Алекса оказался прямо у нее на пути, и Эстеллу что-то словно толкнуло в сторону, когда Алекс тоже сдвинул стул, встал, коснулся ее обнаженной спины, наклонился и прошептал на ухо:
– Мои поздравления. Я так горжусь тобой.
Эстелла взошла на сцену, выслушала все, что Бэйб рассказывала о ней самой и ее творениях, одну руку как бы небрежно приложив к уху, куда Алекс нашептал те слова и где продолжал звучать голос – нет, не голос, а легкий шелест, – который он никогда раньше не позволял себе, когда они не были наедине: «Я так горжусь тобой». И затем, еле слышно: «Как мне тебя не хватает».
Бэйб протянула ей руку и пригласила к микрофону. Эстелла уже знала, что скажет.
– Эту награду следовало бы вручить моей матери, которая научила меня всему, что я умею. В четыре года она дала мне в руки иголку, кусочек ткани и велела что-нибудь сшить, любую очень простую вещь. И я пошила, как тогда думала, точную копию вечернего платья Скиапарелли. Теперь-то я понимаю – мама имела в виду совсем другое!
Она сделала паузу, пережидая, пока умолкнет смех; Алекс тоже улыбался.
– Никому не удавалось подняться на сцену и получить награду за сделанное в одиночку. Так было всегда, потому что свой вклад в работу вносит множество людей, о которых никто не знает. Мама многим пожертвовала ради меня, иначе я сейчас не стояла бы здесь. И без моих друзей Джейни и Сэма – тоже. И без моей сестры Лены. – По залу пронеслась волна шепотков: Эстелла официально признала Лену сестрой. – Однако, кроме функциональной и технической, в любом виде искусства есть еще эмоциональная составляющая. Она происходит из наших знаний и нашего опыта, а также из наших чувств. Есть еще один человек, которого я должна поблагодарить. Мужчина из театра Пале-Рояль, я говорю вам спасибо из самой глубины своего сердца.
На этих словах она развернулась и покинула сцену, понимая, что говорить что-либо еще было бы непорядочно; без Алекса часть ее мира просто не существует.
* * *
Остаток вечера прошел как в тумане. Эстелла немного потанцевала с Сэмом, хохотала и кружилась, стараясь сделать всякое нелепое движение, которое только можно придумать. Выпила много сайдкара. Позировала фотографам десятка газет и журналов. Когда она присела за стол поболтать с Бэйб, люди продолжали подходить с поздравлениями, и Эстелла начала рассказывать свою историю – как была рисовальщицей и переправляла в Америку копии моделей; под воздействием эйфории и выпитого виски она преподносила все это как забавные выдумки, и вокруг собралось много слушателей. Скоро она поняла, что окружена толпой людей из высшего общества и им все довольно интересно.
Эстелла мгновенно лишилась дара речи, потеряла нить разговора, и, как следствие, очередная фраза вырвалась у нее на французском. Она помотала головой и рассмеялась:
– Сама не знаю, что говорю.
Спустя некоторое время толпа рассеялась, и тогда Эстелла поднялась на крышу Метрополитен-музея. От открывшегося вида перехватило дыхание. Нью-Йорк-Сити раскинулся вокруг, будто ткань с замысловатым узором, сверкающая огнями, словно пайетками и расшитая небоскребами, а по центру пуговицей блестела луна. Эстелла улыбнулась. Ей хотелось кричать от радости – столько энергии в ней было. Она добилась всего, что задумала когда-то, покидая Париж. Получила награду за собственный бренд модной одежды. Так почему же ее не оставляет ощущение, что чего-то не хватает?
Если бы можно было вернуть Лену, показать ей, что мир все еще способен творить добро! А еще Эстелла не знала, сможет ли когда-нибудь простить маму; понять и простить не всегда одно и то же. И почему-то на той же самой крыше сейчас находится мужчина, душу которого Эстелла когда-то держала в руках, как самый любимый и самый драгоценный подарок, и с которым она теперь безнадежно и безвозвратно разлучена.
* * *
Алекс долго наблюдал за Эстеллой. Ее улыбка: она ударяет по тебе, как выпитый прямо из бутылки виски, мгновенно возвращая к жизни каждую клеточку твоего тела. Ее глаза: серебристый свет того раннего парижского утра, когда Алекс оставил Эстеллу после ночи взаимных откровений и вопреки разуму влюбился в нее еще больше. Ее тело: загорелая кожа спины в вырезе платья, плавный изгиб позвоночника, тонкие красивые руки. Единственное, чего ему хотелось сейчас, – положить ладони ей на плечи, коснуться губами шеи, увидеть, как Эстелла закроет глаза и припадет к нему, а потом поцеловать ее – так, как целовал каждую ночь в своих снах.
Однако ничего этого Алекс не сделал. Вместо того он окликнул Эстеллу, и она замерла на месте – каждый дюйм тела мгновенно напрягся, руки вцепились в перила, а веселость улетучилась с лица. Он был готов отдать все, что угодно, лишь бы не быть причиной этого, и отдать все, что угодно, чтобы заставить ее улыбнуться, а не напрячься.
– Как ты? – спросила она равнодушно.
– Прекрасно.
– Надолго приехал?
– Всего на неделю. Встречи в правительственных кругах. В последнюю минуту выяснилось, что приятель Юджини не сможет присутствовать на вечере, и ее отец попросил меня сопровождать девушку. – Он надеялся, Эстелла услышит подтекст: «Я не хочу быть ни с одной другой женщиной, кроме тебя».
Эстелла обернулась и посмотрела на него. Ее следующие слова прозвучали словно пощечина. Алекс был уверен, что по его лицу невозможно догадаться о том, что довелось увидеть во Франции за последний год. Однако от Эстеллы ничего не скрыть.
– Я вижу, там тебе пришлось несладко, – тихо произнесла она. – Прости.
Как ответить? Что вообще говорить? Как признаться, что каждую ночь ему начинали грезиться кошмары, даже не дав возможности закрыть глаза?
Алексу поручили использовать свои связи в Америке, чтобы помочь министерству обороны США в организации подразделения, аналогичного МИ9. Однако он отказался и немедленно был заслан в тыл врага, туда, где приходилось изворачиваться, чтобы уцелеть, где существовали только опасность и риск и где не было возможности помыслить о чем-то, кроме выживания. Он не мог поведать Эстелле ни о чем подобном и не мог сказать, что ее страна разрушена. Не мог рассказать о всех людях, которых не убили – это было бы лучшим исходом, – а замучили, и как они призывали смерть и надеялись на нее, однако умереть не могли, потому что враги жаждали их страданий. Как это описать, чтобы глаза остались сухими, голос ровным, а лицо бесстрастным?
– Значит, все хуже, чем пишут в газетах? – спросила Эстелла, услышав в его молчании то, о чем он не хотел говорить.
Алекс кивнул.
– Не далее чем на прошлой неделе я видел, как еврейских детей везли в лагерь в вагонах для скота. – Он резко замолчал. Одного этого уже слишком много.
Она тяжело вздохнула:
– А земля по-прежнему равнодушно вращается. Я по-прежнему придумываю платья. Мы все тут стоим и пьем шампанское.
– Если мы прекратим это делать, ничего не изменится.
– Знаю. Но мне кажется неправильным возлагать всю тяжесть войны на немногих подобных тебе людей, в то время как остальные взглянуть в лицо опасности не способны. Спасибо тебе.
Черт возьми! А ведь он сейчас заплачет. Влага зародилась в том месте, которое, как он думал, давно уже превратилось в пустыню, и Алекс поспешно бросился искать сигарету и зажигать ее, чтобы найти повод отвернуться от Эстеллы, словно ветер задувал огонь, хотя никакого ветра и не было.
– Твоя мама жива, – резким голосом произнес он. – Я сам ее не видел, просто знаю, что она снова обеспечивает работу подпольной сети. Не в Париже.
Эстелла застыла на месте. Единственное, что в ней жило, – слезы, свободно хлынувшие по щекам. Она поторопилась вытереть их, не позволив Алексу протянуть руку и смахнуть капли кончиками пальцев.
– Слава богу, – наконец выдохнула она. Руки отчетливо дрожали; она открыла сумочку и достала сигарету, затем еще несколько, бормоча: «Черт, где же она», что дало Алексу понять – у нее нет зажигалки.
Это означало, что Алекс снова должен предложить Эстелле помощь, хотя ее прошлая сигарета уже чуть не довела его до погибели. По крайней мере, в тот раз они находились в плотном кольце людей, а теперь стоят на крыше вдвоем. Алексу пришлось положиться на свою силу воли, и оказалось, что, несмотря на годы тренировки, ее не так много, как он полагал.
Алекс высек огонь. Язычок пламени отразился в зрачках Эстеллы. Ее губы сжали сигарету, а глаза заглянули в глаза Алексу, и, как бы он ни хотел отвернуться, это было невозможно – все равно что погасить ее взгляд.
– Спасибо, – поблагодарила Эстелла и добавила, изучив его подбородок: – А у тебя новый шрам.
Сердце Алекса подпрыгнуло. Он вспомнил, когда она в последний раз исследовала каждый шрам на его теле. Но он и словом не обмолвился о той ночи в его доме в Сонной Лощине больше года назад. Не упомянул последний ужасный разговор, потому что это было бы чертовски болезненно. Он ожидал, что рано или поздно случится, что Эстелла его бросит; проснется однажды утром и поймет – она может найти себе кого-нибудь поинтереснее мотающегося по всему миру шпиона с темным прошлым, которого на Манхэттене называют в лучшем случае развратником. Алекс не хотел, чтобы она повторила те страшные слова – «Я совершила ошибку». Только не сейчас. Не сейчас, когда он так смертельно устал.
Алекс начал было благодарить Эстеллу за ее речь, однако тут она произнесла крайне загадочную фразу:
– Нам нужно встретиться. Есть кое-что, что я должна показать тебе. Пожалуйста. Ради Лены.
Ради Лены? На что она, черт возьми, намекает?
– Завтра в девять утра, Грамерси-парк.
Эстелла развернулась и исчезла, смешавшись с толпой. Алекс видел, как она пересекла зал и заговорила с Сэмом, а тот повел ее на танцпол. Через несколько минут она промелькнула среди танцующих, улыбаясь своему партнеру.
Алекса внезапно охватило недоброе предчувствие относительно того, что Эстелла сообщит ему завтра в парке. Ведь неспроста она не улыбнулась ему так, как только что улыбалась Сэму.
Глава 35
– Извините, – сказала она Бэйб и Юджини и направилась в сторону дамской комнаты, хотя и не нуждалась в этом. Вдогонку Юджини прокричала бессмысленный набор французских слов, вероятно, означавший «рада была познакомиться».
В дамской комнате Эстелла села на стул и медленно докурила сигарету, мечтая остаться здесь на весь вечер.
Наконец она заставила себя вновь присоединиться к вечеринке и на этот раз налетела прямо на Гарри Тоу. Однако, не успев перепугаться, Эстелла поняла, что большего вреда он ей причинить уже не сможет. Гарри раскрыл тайну, и она потеряла Алекса. Больше разрушать нечего.
– Черт меня побери, если это не Гарри Тоу! – громко и с наигранной озабоченностью произнесла она. – Кого вы собираетесь застрелить сегодня?
Люди начали поворачиваться в их сторону, и маниакальная улыбка на лице Гарри застыла. Он явно не ожидал от Эстеллы столь неприкрытой агрессии. Незаметно, но с очевидной враждебностью толпа подступала к Гарри.
Он попытался выдать один из своих смешков, однако теперь Эстелла видела, что он собой представляет. Бык, не знающий, как справиться с более сильным, сумасшедший, который нападает на молодых, трус, которому все сходит с рук. Она не позволит ему больше измываться над собой во всем, что касается ее и Лены.
– Вы находитесь в комнате, полной женщин. Мне больше чем кому-либо известно, как вы преследовали женщин и жестоко обращались с ними. И пока я не начала подтверждать документами все ваши мерзкие поступки, предлагаю вам покинуть помещение и в будущем держаться подальше от любой женщины, которая встретится вам на пути.
Долгую минуту она и Гарри сверлили друг друга глазами. Но здесь Эстелла играла на своем поле. Здесь она была сильнее. Гарри больше не имел над ней власти.
И он опустил взгляд первым.
– Гудбай, Гарри. – Эстелла поняла, что видит его в последний раз. Больше он не отважится подойти к ней.
Он пошел прочь. Толпа расступилась и пропустила его, а затем сомкнулась вновь, окружив Эстеллу и предлагая защиту ей – не Гарри.
Не успела она прийти в себя, как объявили о начале мероприятия. Всех попросили занять свои места. Сэм с озабоченной миной на лице проводил Эстеллу к столику.
– Я в порядке, – шепнула она. И это было правдой. Страх перед очередным появлением Гарри испарился. Вот она встретила его сегодня – и выжила. Ей и без того есть о чем думать. Например, прямо впереди сидит Алекс с напряженной спиной, время от времени наклоняясь, чтобы вежливо улыбнуться в ответ на очередную реплику Юджини. Вот уж у кого, кажется, нет проблем – то найдет повод похлопать Алекса по плечу, то заманчиво выставит перед ним ложбинку между грудей.
Публика слушала речи выступавших со сдержанным интересом. Затем на сцену поднялась Бэйб, миниатюрная и очаровательная, и все зааплодировали – не восторгаться Бэйб было невозможно.
– Вот и настала самая моя любимая часть вечера, – объявила она. – Мы учредили новую номинацию – для модельера, привлекшего к себе наибольшее внимание в мире моды, кто несомненно придет сюда в следующем году и чье имя будет на устах у всех женщин Манхэттена. Чью одежду мы должны хватать и покупать уже завтра, потому что в следующем году она подорожает вдвое! Эта женщина расшевелила нас, дала нам безошибочное чувство стиля и одежду, которую женщины реально хотят носить! Эстелла Биссетт, поднимитесь сюда и потребуйте свою награду!
Эстелла мотнула головой и шепотом спросила у Сэма:
– Она правда только что назвала мое имя?
Однако она и сама знала, что правда, потому что Сэм закричал от восторга и наклонился поцеловать ее в щеку, а потом озорно улыбнулся и сказал:
– Вставай и иди получать награду! Ты ее заслужила!
Кое-как она встала со своего места и направилась к сцене. Аплодисменты не смолкали; некоторые из присутствующих отодвинули стулья и приветствовали ее, когда она проходила мимо. Столик Алекса оказался прямо у нее на пути, и Эстеллу что-то словно толкнуло в сторону, когда Алекс тоже сдвинул стул, встал, коснулся ее обнаженной спины, наклонился и прошептал на ухо:
– Мои поздравления. Я так горжусь тобой.
Эстелла взошла на сцену, выслушала все, что Бэйб рассказывала о ней самой и ее творениях, одну руку как бы небрежно приложив к уху, куда Алекс нашептал те слова и где продолжал звучать голос – нет, не голос, а легкий шелест, – который он никогда раньше не позволял себе, когда они не были наедине: «Я так горжусь тобой». И затем, еле слышно: «Как мне тебя не хватает».
Бэйб протянула ей руку и пригласила к микрофону. Эстелла уже знала, что скажет.
– Эту награду следовало бы вручить моей матери, которая научила меня всему, что я умею. В четыре года она дала мне в руки иголку, кусочек ткани и велела что-нибудь сшить, любую очень простую вещь. И я пошила, как тогда думала, точную копию вечернего платья Скиапарелли. Теперь-то я понимаю – мама имела в виду совсем другое!
Она сделала паузу, пережидая, пока умолкнет смех; Алекс тоже улыбался.
– Никому не удавалось подняться на сцену и получить награду за сделанное в одиночку. Так было всегда, потому что свой вклад в работу вносит множество людей, о которых никто не знает. Мама многим пожертвовала ради меня, иначе я сейчас не стояла бы здесь. И без моих друзей Джейни и Сэма – тоже. И без моей сестры Лены. – По залу пронеслась волна шепотков: Эстелла официально признала Лену сестрой. – Однако, кроме функциональной и технической, в любом виде искусства есть еще эмоциональная составляющая. Она происходит из наших знаний и нашего опыта, а также из наших чувств. Есть еще один человек, которого я должна поблагодарить. Мужчина из театра Пале-Рояль, я говорю вам спасибо из самой глубины своего сердца.
На этих словах она развернулась и покинула сцену, понимая, что говорить что-либо еще было бы непорядочно; без Алекса часть ее мира просто не существует.
* * *
Остаток вечера прошел как в тумане. Эстелла немного потанцевала с Сэмом, хохотала и кружилась, стараясь сделать всякое нелепое движение, которое только можно придумать. Выпила много сайдкара. Позировала фотографам десятка газет и журналов. Когда она присела за стол поболтать с Бэйб, люди продолжали подходить с поздравлениями, и Эстелла начала рассказывать свою историю – как была рисовальщицей и переправляла в Америку копии моделей; под воздействием эйфории и выпитого виски она преподносила все это как забавные выдумки, и вокруг собралось много слушателей. Скоро она поняла, что окружена толпой людей из высшего общества и им все довольно интересно.
Эстелла мгновенно лишилась дара речи, потеряла нить разговора, и, как следствие, очередная фраза вырвалась у нее на французском. Она помотала головой и рассмеялась:
– Сама не знаю, что говорю.
Спустя некоторое время толпа рассеялась, и тогда Эстелла поднялась на крышу Метрополитен-музея. От открывшегося вида перехватило дыхание. Нью-Йорк-Сити раскинулся вокруг, будто ткань с замысловатым узором, сверкающая огнями, словно пайетками и расшитая небоскребами, а по центру пуговицей блестела луна. Эстелла улыбнулась. Ей хотелось кричать от радости – столько энергии в ней было. Она добилась всего, что задумала когда-то, покидая Париж. Получила награду за собственный бренд модной одежды. Так почему же ее не оставляет ощущение, что чего-то не хватает?
Если бы можно было вернуть Лену, показать ей, что мир все еще способен творить добро! А еще Эстелла не знала, сможет ли когда-нибудь простить маму; понять и простить не всегда одно и то же. И почему-то на той же самой крыше сейчас находится мужчина, душу которого Эстелла когда-то держала в руках, как самый любимый и самый драгоценный подарок, и с которым она теперь безнадежно и безвозвратно разлучена.
* * *
Алекс долго наблюдал за Эстеллой. Ее улыбка: она ударяет по тебе, как выпитый прямо из бутылки виски, мгновенно возвращая к жизни каждую клеточку твоего тела. Ее глаза: серебристый свет того раннего парижского утра, когда Алекс оставил Эстеллу после ночи взаимных откровений и вопреки разуму влюбился в нее еще больше. Ее тело: загорелая кожа спины в вырезе платья, плавный изгиб позвоночника, тонкие красивые руки. Единственное, чего ему хотелось сейчас, – положить ладони ей на плечи, коснуться губами шеи, увидеть, как Эстелла закроет глаза и припадет к нему, а потом поцеловать ее – так, как целовал каждую ночь в своих снах.
Однако ничего этого Алекс не сделал. Вместо того он окликнул Эстеллу, и она замерла на месте – каждый дюйм тела мгновенно напрягся, руки вцепились в перила, а веселость улетучилась с лица. Он был готов отдать все, что угодно, лишь бы не быть причиной этого, и отдать все, что угодно, чтобы заставить ее улыбнуться, а не напрячься.
– Как ты? – спросила она равнодушно.
– Прекрасно.
– Надолго приехал?
– Всего на неделю. Встречи в правительственных кругах. В последнюю минуту выяснилось, что приятель Юджини не сможет присутствовать на вечере, и ее отец попросил меня сопровождать девушку. – Он надеялся, Эстелла услышит подтекст: «Я не хочу быть ни с одной другой женщиной, кроме тебя».
Эстелла обернулась и посмотрела на него. Ее следующие слова прозвучали словно пощечина. Алекс был уверен, что по его лицу невозможно догадаться о том, что довелось увидеть во Франции за последний год. Однако от Эстеллы ничего не скрыть.
– Я вижу, там тебе пришлось несладко, – тихо произнесла она. – Прости.
Как ответить? Что вообще говорить? Как признаться, что каждую ночь ему начинали грезиться кошмары, даже не дав возможности закрыть глаза?
Алексу поручили использовать свои связи в Америке, чтобы помочь министерству обороны США в организации подразделения, аналогичного МИ9. Однако он отказался и немедленно был заслан в тыл врага, туда, где приходилось изворачиваться, чтобы уцелеть, где существовали только опасность и риск и где не было возможности помыслить о чем-то, кроме выживания. Он не мог поведать Эстелле ни о чем подобном и не мог сказать, что ее страна разрушена. Не мог рассказать о всех людях, которых не убили – это было бы лучшим исходом, – а замучили, и как они призывали смерть и надеялись на нее, однако умереть не могли, потому что враги жаждали их страданий. Как это описать, чтобы глаза остались сухими, голос ровным, а лицо бесстрастным?
– Значит, все хуже, чем пишут в газетах? – спросила Эстелла, услышав в его молчании то, о чем он не хотел говорить.
Алекс кивнул.
– Не далее чем на прошлой неделе я видел, как еврейских детей везли в лагерь в вагонах для скота. – Он резко замолчал. Одного этого уже слишком много.
Она тяжело вздохнула:
– А земля по-прежнему равнодушно вращается. Я по-прежнему придумываю платья. Мы все тут стоим и пьем шампанское.
– Если мы прекратим это делать, ничего не изменится.
– Знаю. Но мне кажется неправильным возлагать всю тяжесть войны на немногих подобных тебе людей, в то время как остальные взглянуть в лицо опасности не способны. Спасибо тебе.
Черт возьми! А ведь он сейчас заплачет. Влага зародилась в том месте, которое, как он думал, давно уже превратилось в пустыню, и Алекс поспешно бросился искать сигарету и зажигать ее, чтобы найти повод отвернуться от Эстеллы, словно ветер задувал огонь, хотя никакого ветра и не было.
– Твоя мама жива, – резким голосом произнес он. – Я сам ее не видел, просто знаю, что она снова обеспечивает работу подпольной сети. Не в Париже.
Эстелла застыла на месте. Единственное, что в ней жило, – слезы, свободно хлынувшие по щекам. Она поторопилась вытереть их, не позволив Алексу протянуть руку и смахнуть капли кончиками пальцев.
– Слава богу, – наконец выдохнула она. Руки отчетливо дрожали; она открыла сумочку и достала сигарету, затем еще несколько, бормоча: «Черт, где же она», что дало Алексу понять – у нее нет зажигалки.
Это означало, что Алекс снова должен предложить Эстелле помощь, хотя ее прошлая сигарета уже чуть не довела его до погибели. По крайней мере, в тот раз они находились в плотном кольце людей, а теперь стоят на крыше вдвоем. Алексу пришлось положиться на свою силу воли, и оказалось, что, несмотря на годы тренировки, ее не так много, как он полагал.
Алекс высек огонь. Язычок пламени отразился в зрачках Эстеллы. Ее губы сжали сигарету, а глаза заглянули в глаза Алексу, и, как бы он ни хотел отвернуться, это было невозможно – все равно что погасить ее взгляд.
– Спасибо, – поблагодарила Эстелла и добавила, изучив его подбородок: – А у тебя новый шрам.
Сердце Алекса подпрыгнуло. Он вспомнил, когда она в последний раз исследовала каждый шрам на его теле. Но он и словом не обмолвился о той ночи в его доме в Сонной Лощине больше года назад. Не упомянул последний ужасный разговор, потому что это было бы чертовски болезненно. Он ожидал, что рано или поздно случится, что Эстелла его бросит; проснется однажды утром и поймет – она может найти себе кого-нибудь поинтереснее мотающегося по всему миру шпиона с темным прошлым, которого на Манхэттене называют в лучшем случае развратником. Алекс не хотел, чтобы она повторила те страшные слова – «Я совершила ошибку». Только не сейчас. Не сейчас, когда он так смертельно устал.
Алекс начал было благодарить Эстеллу за ее речь, однако тут она произнесла крайне загадочную фразу:
– Нам нужно встретиться. Есть кое-что, что я должна показать тебе. Пожалуйста. Ради Лены.
Ради Лены? На что она, черт возьми, намекает?
– Завтра в девять утра, Грамерси-парк.
Эстелла развернулась и исчезла, смешавшись с толпой. Алекс видел, как она пересекла зал и заговорила с Сэмом, а тот повел ее на танцпол. Через несколько минут она промелькнула среди танцующих, улыбаясь своему партнеру.
Алекса внезапно охватило недоброе предчувствие относительно того, что Эстелла сообщит ему завтра в парке. Ведь неспроста она не улыбнулась ему так, как только что улыбалась Сэму.
Глава 35