Швея из Парижа

– Как и ты, – ответил он.

Лена отошла в сторону и попала в водоворот толпы, для которой была игрушкой из-за своей репутации, так же как распутные звезды Голливуда и бродвейские танцовщицы. До Алекса донесся шепот; на Лену и Эстеллу украдкой показывали пальцами и удивлялись их схожести, страстно желая увидеть очередной выпуск скандального репортажа из жизни Лены. Он нахмурился, видя, как Лена напрягла спину, имитируя уверенность, которая скрывала ее истинное отношение к людской молве. И в тот момент, когда Алекс надумал присоединиться к ней – защитить от кривотолков, – покачала головой. Этого он и ожидал. Лена всегда боролась одна.

Алекс снова устремил свое внимание к Эстелле, надеясь, что та не замечает, как тоже стала предметом слухов и сплетен. Вот она пьет шампанское, делая вид, что слушает мужчину, флиртующего с ней – неумело, как школьник. Вот окинула взглядом зал и остановила его на чем-то, что явно ее обрадовало, – чуть улыбнулась и приподняла бровь. Алекс обнаружил, что адресатом подобных гримас является не кто иной, как Сэм.

Эстелла сделала вид, что ей нужно отойти, и ее незадачливый кавалер громко и восторженно проорал:

– Как попудришь носик, возвращайся ко мне!

– Она тебе не по карману, – пробормотал Алекс. Он сдвинулся в сторону, зажег сигарету и глубоко затянулся. Затем устроился рядом с Эстеллой у барной стойки.

– Сайдкар?

Она кивнула.

– Ты возвращаешься так же внезапно, как и исчезаешь. Да и Лена тоже, как я вижу.

– А где была Лена?

– Откуда мне знать?

Бармен подал им напитки.

– Ты выглядишь… – Алекс запнулся. Во всем английском языке не нашлось подходящего слова. – Exquise[52], – закончил он по-французски. Вроде бы ближе к тому, что он хотел выразить.

– Merci[53].

– Тебе не хватает этого? – неожиданно спросил Алекс. – Говорить по-французски? Быть француженкой?

– Я по-прежнему француженка, разве не ясно? – беспечно парировала Эстелла, однако полумрак в ее глазах сменился почти кромешной тьмой.

– Ты по-прежнему чувствуешь себя француженкой, живя на Манхэттене?

– Я сама не знаю, что чувствую, – ответила она с неведомой Алексу тоской в голосе – и, возможно, неведомой ей самой? – тем самым вынудив его произнести следующие слова. Причем в совершенно неподходящей ситуации и в крайне неподходящее время.

– Прочти. – Алекс протянул ей листок бумаги, факсимиле документа, который он отыскал в Париже. Matrice cadastrale, или земельный кадастр; документ гласил, что Эвелин Несбит продала дом на рю де Севинье матери Эстеллы. Царственный подарок по цене всего в один франк.

У Эстеллы кровь отхлынула от лица. Она посмотрела на Алекса как на самого презренного на свете человека и попятилась к выходу.

Алекс догнал ее на 77-й Западной улице и около минуты шел рядом, давая время выпустить пар. Сам виноват, что в очередной раз взбудоражил девушку.

– Может, остановимся? – предложил он. Эстелла не ответила.

– Прошу тебя! – Он тронул ее за плечо, что оказалось большой ошибкой – все равно что сунуть палец в пылающий костер. Даже просто соприкосновение с кожей дало понять, что такой способ никуда не годится. Однако Эстелла остановилась, и он призвал себя к сдержанности, представив на миг, что в руке у девушки пистолет, и профессия обязывает разрулить ситуацию, задействовав свой ум; в противном случае он поплатится жизнью.

– Зачем ты это делаешь? – прошептала Эстелла. В ее голосе было столько муки, что дрогнуло даже каменное сердце Алекса.

Затем, чтобы ты не погубила себя, подобно мне и Лене: мы с ней бывшие люди, а ныне тела, лишенные души и сердца.

– Ради Лены, – произнес он вместо этого.

– Ты любишь ее? – спросила она.

Алекс кивнул, потому что он любил Лену – хотя и не в том смысле, какой имела в виду Эстелла. Что ж, если мнимая любовь к другой девушке заставит Эстеллу выслушать его, он готов и на это.

– Где ты раздобыл документ? – тихонько спросила она, покосившись на его карман, словно там хранилось нечто грозное и взрывоопасное. По сути, так оно и было.

– Может, зайдем куда-нибудь и побеседуем нормально? – предложил Алекс. – Перекресток не очень-то подходящее место для подобных разговоров.

– Идем к тебе. – Эстелла вскинула голову, словно бросая вызов. – Я буду говорить с тобой у тебя дома.

Последовала пауза, которая затянулась надолго. Ей всегда каким-то образом удавалось подобрать слова, которые заставляли Алекса почувствовать себя неловко, не оставляя иного выбора, кроме как опередить ее, то есть проявить себя еще более мерзким типом, чем тот, каким она его считала.

Он не отвечал, и Эстелла свернула в сторону.

– Так и знала. Суешь нос в мою жизнь, а свою обороняешь, как логово волка.

Алекс заставил себя дать нужный ответ, поскольку Эстелла была права, и они оба это знали.

– О’кей! – крикнул он вслед. – Едем ко мне. Вот только это далеко.

– Всего девять часов вечера. Думаю, времени достаточно, – ответила она. Таким же провокационным тоном.

Алекс отвел Эстеллу к своему автомобилю, и они, покинув город, направились на север. Эстелла ничего не говорила, лишь смотрела, как мимо проносятся Манхэттен, затем парки северной части штата и река Гудзон, как городские постройки медленно разбегаются и уступают место райским уголкам. В темноте было видно немногое, однако вспышки фар снова и снова давали понять, что вокруг пасторальный пейзаж.


– Что Гарри Тоу сделал с Леной? – внезапно спросила Эстелла.

– Полагаю, тебе лучше спросить у Лены. Ее история – ей и решать, рассказывать или нет.

Эстелла вновь замолчала. Алекс был рад, что она не вынуждает его отвечать, однако девушка задала очередной вопрос:

– А как насчет твоей истории?

– Я уже рассказывал, – небрежно произнес он. – Я сын…

– Сын дипломата. Да, я не забыла. Вот только, черт побери, ты поведал мне лишь малую часть. Я хочу услышать все.

Эстелла демонстративно сложила руки на груди и уставилась на него своими блестящими серебристо-серыми глазами. Как правило, если Алекс оказывался в такой машине с такой женщиной, он разрабатывал бы план – нет, уже разработал бы, – как обольстить ее и раздеть. Он нахмурился. Наверное, все же придется рассказать ей кое-что из того, что она хочет знать. По крайней мере, так он направит свои мысли в более пристойное русло.

– Мой отец был дипломатом… – Он поднял руку в ответ на ее нетерпеливое цоканье языком. – Если хочешь, чтобы я говорил, позволь мне сделать это по-своему.

Она кивнула, милостиво разрешив продолжать.

И тогда он открылся ей – намного больше, чем кому-либо другому.

– И он торговал мной, как сутенер, за отсутствием более приличного выражения. – Алекс говорил без эмоций, сосредоточившись на управлении автомобилем и не желая видеть лицо Эстеллы. – Сдавал меня в аренду всяким преступникам – ворам, мошенникам и грязным дельцам в Риме, Париже, Гонконге, Шанхае и Берлине. С двенадцати до семнадцати лет. Каждый год мы переезжали, потому что британское правительство подозревало, что кое-что прогнило, однако все, что они могли, – это повесить на него запах, но не труп. Я перевозил наркоту, доставлял оружие, передавал правительственные секреты; любую контрабанду, о которой ты слышала и о которой не слышала.

Эстелла поерзала на сиденье и почти извиняющимся тоном произнесла:

– Чего-чего, а этого я не ожидала. Думала, будет история о… – Она помедлила.

– О мальчике из высшего общества, который с рождения купался в деньгах, но плохо вел себя? – закончил вместо нее Алекс. – В каком-то смысле так оно и было.

– Не совсем в таком, как я представляла.

– Если хочешь, я замолчу.

– Нет. Расскажи, зачем ты соглашался на это. Непохоже, чтобы ты был парнем, которым легко помыкать. Даже в детстве.

Если он и надеялся на отмену смертного приговора, то надежды не оправдались.

– Ради мамы. – Алекс запнулся. Слова вызвали бурю сильных эмоций, удалять которые из сердца он научился мастерски. Однако затем, сам не зная как, под смягчившимся взглядом Эстеллы продолжил:

– У нее был туберкулез. Болела много лет и очень мучилась. Отец не заботился о ней, это делал я; и он все знал. И он сказал, что не купит ей нужные лекарства, не оплатит услуги врачей, если я не буду помогать ему в левых делишках. И всякий раз, передавая информацию, драгоценности, оружие или наркотики, я уверял себя, что покупаю еще один день жизни для мамы.

– Прости, – прошептала Эстелла и протянула к нему руку, но тут же резко отдернула. – Ты прав. Я не должна лезть не в свое дело.

Алекс воспользовался шансом закончить разговор, потому что они наконец приехали к его дому в долине реки Гудзон, чуть дальше Сонной Лощины. К дому, купленному три года назад, в котором он прожил за это время от силы месяца три. К дому, о котором никто не знал. До сегодняшнего дня.

Он подъехал к парадному входу, вышел из машины и обогнул ее, чтобы открыть пассажирскую дверь, но Эстелла уже сделала это сама. Ее каблуки увязли в гравии, а рот приоткрылся от удивления от вида дома, от пятнышек света от ближайшего города на сатиновой ленте реки, протекавшей внизу, в долине… Классический фасад, сложенный из местного светло-желтого булыжника, внезапно осветился. Должно быть, домработница услышала, как они подъехали.

Эстелла вполголоса ругнулась по-французски.

– Очень впечатляюще. Нет, прекрасно!

Алекс знал, что дом прекрасен. Потому и купил его. Дом виделся ему замком, парящим в воздухе, заповедным убежищем, куда реальному миру пока что не было доступа.

– Похож на нарядное платье, созданное рукой мастера, – произнесла Эстелла, рассматривая дом. – Каждый стежок и каждая складка выполнены чуть ли не с молитвой. Я ощущаю нечто подобное, когда начинаю работать над платьем. – Она покраснела. – Я брежу. Прости.

– Я мог бы сказать то же самое. Разве что менее поэтично.

Алекс улыбнулся ей, и во второй раз с начала знакомства она улыбнулась в ответ. Он почти поверил, что его план сработал.

А значит, он сможет помочь ей и Лене выяснить, что связывает их, и Лена, такая же невинная жертва подлого мужчины, как и его мать, сможет раскрепоститься. Она сможет обрести семью, которой ей так отчаянно не хватало. Вместе с Эстеллой, своей сестрой.

Парадная дверь открылась; домработница, пухлая и улыбчивая миссис Гилберт, утиной походкой спустилась по ступенькам и поцеловала его в щеку.

– Хоть когда-нибудь вы пришлете мне весточку о своем приезде? – Миссис Гилберт позволяла себе отчитывать Алекса в такой манере, в какой еще никто не решался. – Сколько пробудете на этот раз?

– Только переночуем. Да? – Он вопросительно посмотрел на Эстеллу, и та нахмурилась. Алекс понял свою ошибку и поспешно добавил: – Это мисс Эстелла Биссетт. Приготовьте для нее отдельную спальню, желательно в восточном крыле. Моя комната в противоположной части дома, – уточнил он, желая, чтобы Эстелла правильно истолковала его намерения.

– Хорошо, – проговорила Эстелла, и установившиеся было между ними товарищеские отношения растаяли, как обещания нацистского политика.

– Идемте со мной, милочка. – Миссис Гилберт поманила Эстеллу рукой. – Я покажу вам, где освежиться, а затем подам ужин в гостиную.

– Спасибо, – поблагодарил ее Алекс и, убедившись, что домработница увела Эстеллу наверх, направился в свою комнату. Там он сполоснул лицо холодной водой, чувствуя, как щетина царапает ладони, снял галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, намереваясь переодеться во что-нибудь более подходящее для позднего ужина, но затем подумал: а какого черта? Он вовсе не старается произвести впечатление на Эстеллу. Что весьма кстати, потому что из зеркала на него смотрело лицо смертельно усталого человека, словно последствия травмы головы, месяцев игры в прятки с немцами и организации маршрутов побега для сбитых летчиков во Франции в конце концов настигли его, причем именно в тот момент, когда во время недельного отпуска Алекс позволил себе расслабиться.

Он бросил пиджак на кровать, закатал рукава и приготовился встретить лицом к лицу любую версию Эстеллы, которую обнаружит в гостиной. Однако он спустился вниз первым, что дало ему возможность налить виски и удостовериться, что миссис Гилберт растопила камин и сервировала ужин на низком столике у дивана.