Швея из Парижа

– Так и знала, что вы это скажете. Но я хочу отблагодарить вас за свой наряд. – Миссис Парди жестом показала на элегантный костюм сапфирового цвета, который Эстелла пошила для нее и который, как она заявила, ей даже не хочется снимать.

– Спасибо, – улыбнулась Эстелла. – Гостиная просто чудо.

Еще бы! Цвет ваз идеально гармонировал с зеленью парка за окнами, розовые пионы выглядели как дивные вечерние платья, и даже тусклое небо заливало помещение рассеянным светом, который был не под силу солнцу, и словно намекало – вещи сами обладают способностью сиять.

А потом стало не до размышлений. Пришел Сэм, который позвонил на основную работу и сообщил, что заболел и останется дома – сама Эстелла и Джейни поступили так же, – и остался доволен видом манекенщиц, убедившись, что Джейни и другие девушки знают, кто что надевает и в какой последовательности им нужно выходить.

В половине третьего миссис Парди сунула в руки Эстеллы бокал шампанского. Та пригубила его не без удовольствия, ощутив, как пузырьки газа щекочут нос, растягивают губы в улыбке и гонят прочь все тревоги.

– За вас, – обратилась Эстелла к Сэму и Джейни, – за друзей, лучше которых нет на свете. И за миссис Парди. – Они выпили, и Эстелла добавила: – И за Лену. Она настолько щедра, что до сих пор не верится.

Они снова выпили. Сэм улыбнулся и отвел с ее щеки непослушную прядку.

– А еще ты должна гордиться собой.

Ответить Эстелла не успела. Звук шагов заставил ее обернуться и вздрогнуть. Гарри Кендалл Тоу!

– Мистер Тоу, – холодно произнесла миссис Парди. – Чем я могу вам служить?

– Я надумал посетить мероприятие.

Эстелла с металлом в голосе заявила:

– Я не верю, что вас интересует женская мода.

– Меня не интересует женская мода. Меня интересуешь ты. – Он осклабился на Эстеллу, и Сэм покровительственным жестом положил руку ей на плечо.

– Это, – выдавила из себя Эстелла, – опекун Лены. Вернее, бывший опекун. Гарри Тоу.

Джейни выпялилась на него так, как умела только она, с типично австралийской бесцеремонностью, не оставлявшей сомнений по поводу того, что думает.

– А, так вам нравится раздевать глазами манекенщиц?

Однако после его ответа челюсть отвисла только у Джейни.

– Почему же глазами? Я не привык себя ограничивать.

Воцарилась тишина. Все молча застыли в ожидании, раскрыв рты, словно клоуны в пантомиме.

– Эстелла… – произнес Сэм, до боли сжимая ее плечо.

– Все в порядке, – сухо проговорила Эстелла. – Мистер Тоу, садитесь, пожалуйста. – У нее не было выбора. Физической возможности вытолкать его нет, а устраивать скандал прямо перед началом показа она не хотела. Возможно, именно он владелец дома. Она настолько мало знала о Лене – да практически ничего не знала! – что не могла придумать, как противостоять Гарри.

– Присмотришь за ним? – шепнула она Сэму, после того как Гарри уселся на одно из лучших мест в первом ряду.

– Да, – мрачно кивнул тот.

Начали прибывать первые гости, и Эстелле стало не до Гарри. Список тех, кого пригласили Лена и Элизабет, оказался довольно внушительным: покупатели из «Лорд и Тейлор», «Масис», «Сакс», «Джимбелс» и «Бест и Ко»; редакторы и авторы колонок «Нью-Йорк таймс», «Вог» и «Мадемуазель». Элизабет Хоус порывистым шагом подошла к Эстелле, поцеловала ее в обе щеки и представила подруге Лео Ричиер[49], владелице косметической империи. Глаза Лео загорелись, когда Эстелла показала ей программу и как бы между прочим заметила, что черное вечернее платье, которым планируется завершить показ, определенно было бы к лицу гостье.

Присутствовало еще несколько незнакомых Эстелле дам, которые явно были на Манхэттене иконами стиля – иначе Лена и Элизабет не пригласили бы их. Однако они выглядели настолько гламурно и богато, что Эстелла сразу поняла – это не та клиентура; такие женщины не нуждаются в ее моделях, потому что не работают. Они имеют личных водителей, по утрам занимаются маникюром и дают указания прислуге насчет ланча, а за ужином подносят мужьям бокал спиртного. Большинство из них, увидев Эстеллу, принялись молча расхаживать вокруг, то и дело бросая на нее взгляды; и, лишь услышав имя Лены, Эстелла поняла, в чем дело. Гостей заинтриговали ее внешность и схожесть с Леной; именно ради такого развлечения они и пришли. Эстелла отругала себя за то, что не подумала об этом заранее. Конечно же, люди будут удивлены, ведь и она сама удивилась.

Однако она продолжала здороваться, беседовать, раздавать указания и вручать программы, словно дела шли прекрасно и все это время она не чувствовала на себе взгляд Гарри Тоу, который сидел молча и не мигая смотрел на нее. Он тоже являлся предметом перешептываний и косых взглядов; некоторые даже ухитрялись показывать на него пальцем. Эстелла мимоходом подумала о Лене – каково той было носить его фамилию и везде, куда бы ни пришла, становиться объектом таких же любопытных взглядов?

Они с Бэйб Пейли из «Вог» – наверное, единственной из присутствующих, кто не счел визит Гарри Тоу или схожесть Эстеллы с Леной гвоздем программы, – еще раз пробежались по списку, и в этот момент Эстелла услышала голос:

– Вот мы и встретились снова.

Она подняла глаза и уперлась взглядом в даму, которую явно где-то видела раньше; потребовалось лишь несколько секунд, чтобы наконец вспомнить, где именно. Эстелла застыла на месте с широко открытыми глазами. Вечеринка у Лены, в этом же самом доме! Женщина в жуткой копии платья от Шанель, которой Эстелла предложила когда-нибудь прийти посмотреть на ее модели. И вот дама здесь, и непохоже, чтобы она явилась за обещанным удовольствием.

– Я работаю в «Харперс базар», – сказала дама. – Диана Голдсмит. Рада представиться официально. Никогда не забуду нашей краткой беседы.

– Стало быть, сегодня вы пришли посмотреть, что можно пошить, не имея парижских копий.

Эстелла говорила открытым текстом – ситуация безнадежна, терять нечего, – однако Диана уже отошла прочь и села рядом с Гарри, словно знала, что где-где, а там Эстелла ее не достанет. Эстелла безуспешно пыталась привлечь внимание Сэма, чтобы попросить увести Диану от Гарри, однако приятель зацепился языком с одним из журналистов и ничего не замечал.

Пора было начинать, хотя все уже шло не так, как Эстелла представляла в мечтах. Она опустила иглу фонографа и попросила гостей занять свои места. Затем удалилась в комнату для переодевания, глядя, как выплывают на подиум Джейни и другие манекенщицы, и восхитилась походкой подруги – та скользила словно по льду, гибкая и элегантная; платье казалось второй кожей, магическим образом составив одно целое с девушкой.

Собственно показ продлился недолго, около часа, – время, вполне достаточное для демонстрации двадцати комплектов одежды, включая проход в большую гостиную и обратно и три переодевания. Эстелла одергивала рукава, приглаживала выбившиеся пряди волос, застегивала пуговицы и пряжки на обуви. И снова и снова слышала доносящийся из зала странный шум – что-то вроде хихиканья, наподобие того, что могла слышать ночами Ребекка[50] в своем готическом особняке. Однако ни у кого не было причины смеяться, и Эстелла пыталась убедить себя, что это либо птица за окном, либо заедает фонограф.

Подошел черед двух последних номеров программы – вечерних платьев. Пока все взоры были прикованы к сцене, Эстелла прокралась обратно в гостиную. Силуэты манекенщиц настолько отличались от облика середины девятнадцатого века, в последнее время проникшего повсюду и какого-то инфантильного, что Эстелла услышала минимум один или два удивленных вскрика.

Модели были полной противоположностью друг другу: Джейни, светловолосая и с идеально сложенной фигурой, представляла черное бархатное платье с открытыми плечами и единственной бретелькой, обвивающейся вокруг плеча, присборенное на талии и с пышной юбкой, сужающейся к полу чувственными складками. В черных перчатках до локтей девушка выглядела вне времени и возраста; есть красота, которая может принадлежать любой исторической эпохе. Вторая девушка демонстрировала более современный образ: Эстелла подхватила модный тренд на ламе – вид парчи – и купила отрез сверкающей серебристой ткани, стекающей с ладони, подобно пиратскому сокровищу. Платье с глубоким вырезом и античной драпировкой на груди было перевязано на талии кушаком и ниспадало, не прилегая к телу, потому что ламе и прилегание – понятия взаимоисключающие, до полу мягкими складками.


Девушки смотрелись эффектно, и Эстелла впервые ощутила, что улыбается. Она повернулась к Сэму, который тоже улыбнулся в ответ, и одними губами прошептала: «Спасибо». Она никогда не справилась бы без него, особенно с ламе – чтобы ткань повела себя как надо, требовалось участие лучшего в мире закройщика.

И тут Эстелла вновь услышала странное хихиканье, похожее на скрип, почти неуловимый. Звук исходил от Гарри Тоу. Он смеялся – нет, не смеялся, скорее мычал – с развязностью, совершенно неуместной на модном показе в гостиной дома в Грамерси-парке. Эстелла поняла, что именно этот звук слышала все время, что, пока она облачала манекенщиц в платья, которым отдала несколько месяцев упорного труда, Гарри Тоу сидел здесь и корчился от смеха, оттягивая на себя все внимание, все перешептывания в зале. Диана из «Харперс базар» встала и направилась к выходу; на ее лице было написано отвращение.

У Эстеллы упало сердце. Она практически могла слышать, как оно ударилось об пол. Каких только непредвиденных обстоятельств она не вообразила себе! Заболела одна из девушек, платье разошлось по шву, никто из гостей не пришел… Однако чтобы явился сумасшедший и превратил ее модный показ в фарс?

Она с гордым видом прошла в зал и самым громким и невозмутимым тоном, на какой только оказалась способна, объявила:

– Большое спасибо всем, кто присоединился к нам сегодня на показе первой модной коллекции компании «Стелла Дизайн». Я с удовольствием побеседую с вами о нашем дальнейшем сотрудничестве. Пожалуйста, угощайтесь шампанским.

В течение ее короткой речи Гарри Тоу продолжал подвывать, как истеричный волк на полную луну. Едва Эстелла замолчала, все дамы встали, расцеловались друг с другом, и, отказавшись от предложенного шампанского, одновременно устремились к дверям, торопясь избавиться от общества сумасшедшего.

Гарри Тоу тоже молча встал – впрочем, ему-то и не требовалось ничего говорить. Он одержал абсолютную победу и теперь мог удалиться. Спустя всего пять минут после окончания показа в зале остались лишь Эстелла, Сэм, Джейни, миссис Парди и Элизабет Хоус. Они стояли онемев в пропитанной запахом провала гостиной, среди открытых и невыпитых бутылок шампанского, нетронутых пирожных и печальных пионов с поникшими головками.

– Вы старались, – сочувственно проговорила Эстелла.

– Сейчас бы догнать его, соблазнить и отрезать кое-какую часть тела, пока он будет в пылу страсти, – изрекла Джейни.

– По мне, так это еще слишком мягкое наказание, – мрачно добавил Сэм.

– Проклятие. – Эстелла не нашла других слов.

Никогда она еще не переживала такой обиды. Любовь и самозабвение, вложенные в каждую вещь, теперь казались мишурой, дешевым трюком. Она впустую растратила время Сэма, Джейни, миссис Парди и Элизабет, промотала все свои деньги; ее худшие опасения подтвердились. Она осталась со своими ничего не стоящими платьями, которые никто никогда не наденет, такими же бесполезными, как ее надежды. Осталась одна в Нью-Йорке.

Эстелла прошагала из гостиной в холл к парадной двери и дальше через улицу к Грамерси-парку, тихой гавани, куда никому не было доступа без ключа. Отперла ворота и прислонилась спиной к ближайшему дереву, соскользнув вдоль ствола и ощутив, как занозы впиваются в кожу сквозь ткань платья. Однако физической боли не чувствовала – ничто не может ранить больнее, чем собственное рвущееся на части сердце. Эстелла опустилась на холодную землю, не обращая внимание на дождь. Платье вымокло, а она так и сидела, пока слезы не иссякли; лишь тогда Эстелла смогла вернуться в дом и сказать друзьям, что все кончено.





Часть 4

Фабьен




Глава 14

Май 2015 года




В доме в Грамерси-парке, точной копии того самого особняка в Париже – их идентичность Эстелла всегда объясняла причудами давно умерших родственников, – Фабьен держала в руках свидетельство о рождении.

– Где ты его взяла? – спросила Эстелла.

– В папином столе.

– Стало быть, он знал. – Бабуля откинулась на подушки, закрыв глаза, словно Фабьен каким-то образом повернула регулятор и убавила ее силы. – Знал все время.

– Знал что? Я не понимаю, почему в его свидетельстве о рождении нет ни твоего имени, ни дедушкиного.

Бабушка не отвечала.

У Фабьен перехватило дыхание. Она увидела повсюду признаки не просто преклонного возраста, но и тела, дни которого сочтены и которое не было предназначено для такой долгой жизни, и разума, который Фабьен казался неистощимым, но теперь одряхлел, ослабленный потерей мужа, потерей сына, потерей друзей, и лишь непонятно почему цеплялся за жизнь.

– Не умирай, – неожиданно для себя воскликнула Фабьен, приподняв руку Бабули и приложив к своим губам. – Ты мне слишком дорога, я не хочу тебя потерять.

– Мое время пришло, – проговорила Эстелла. – Я чувствую, она ко мне приближается. Я стараюсь не подпускать ее ближе, вот только победа в этой схватке останется не за мной. Видишь, я старалась протянуть как можно дольше, – она открыла глаза и устремила взгляд на Фабьен, – чтобы убедить тебя взять компанию в свои руки. Она предназначена только тебе, больше никому.

– О, Бабуля! Есть много людей более квалифицированных, чем я, которые не наломают дров.

– Наломать дров случается каждому хоть раз в жизни. И со мной такое произошло в самом начале. Полезнейший опыт.

– Ты никогда мне не рассказывала.

– Слишком много пришлось бы рассказывать. А времени никогда не хватало. – Эстелла ласково улыбнулась внучке.

– Например, вот эту историю. – Фабьен снова взяла в руки документ.

– И эту тоже. – Бабушка вновь закрыла глаза. В комнате повисло молчание, плотное, как бархат, и опустилось на плечи тяжелым грузом, увлекая под свой покров. – Обещаю, эту историю я тебе поведаю. Надо только придумать, каким образом. – Бабушка вдруг взглянула прямо в глаза Фабьен. – Хочу сделать все правильно. Воздать должное памяти Лены. И Алекса.

Фабьен с ужасом наблюдала, как глаза бабушки наливаются слезами, как надломился ее голос при имени Алекса, а лицо исказила непомерная тоска, будто тени прошлого внезапно обрели форму.