Швея из Парижа
Часть 20 из 66 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты сама пекла?
– Я много чего умею. Не только быть как две капли похожей на женщину, с которой ты спишь.
Алекс поперхнулся от смеха.
– Беру свои слова обратно. Ты не просто колючая, ты ранишь наповал. Жаль, тебя не послали оборонять линию Мажино. Тогда Франции повезло бы больше.
Раздался самый тихий из звуков, однако это определенно был смех, и он определенно исходил от Эстеллы.
– Засчитано. – На сей раз она удостоила его настоящей улыбки, и у Алекса перехватило дыхание. Потрясающая женщина! Просто обворожительна. Нужно срочно вернуть контроль над головой – и ни в коем случае не пить виски, – иначе все может закончиться тем, что он ее поцелует.
– Кстати, целоваться с тобой я больше не собираюсь, – заявила Эстелла.
Впервые за долгое время Алекс почувствовал, что краснеет. Неужели она еще и мысли читает?
– Рад, что мы урегулировали этот вопрос. И выяснили еще одну вещь: ты умеешь улыбаться, если хочешь.
– Давай заключим соглашение: я уберу шипы, а ты прекратишь флиртовать.
– Я не флиртую.
– Ты не можешь удержаться от флирта. Просто сам этого не замечаешь. – Ее улыбка исчезла.
Вот досада! Алекса охватило непривычное ему чувство стыда. Он ведет себя отвратительно. Нужно остановиться. Он проглотил виски, несмотря на данный себе зарок, и нацепил бесстрастное лицо – лицо мужчины, который попадал в намного более сложные и опасные ситуации, чем Эстелла, мужчины, который настолько привык надевать на себя чужую личность, что не мог уже быть собой, Алексом Монтроузом, как бы ни старался.
Она заметила перемену его настроения и негромко произнесла:
– Так лучше.
– И ты сделала массу предположений насчет Лены и меня.
– Мужчина целует женщину так, как ты меня, только если он с ней спит.
– Нет. – Алекс сделал паузу. – Только если он с ней спал. Однажды. Прошедшее время, не настоящее. – Полагаю, ты захочешь прочесть вот это. – Он протянул ей вырезку из газеты и не удержался, взял еще бисквита. – Знаю, Лена мало что объяснила тебе вчера. Ей… ей тяжело говорить о Гарри. Но вот здесь сказано, кто он.
Эстелла принялась читать статью, которую Лена показала ему несколько месяцев назад.
26 июня 1906 года
Гарри Тоу убил Стэнфорда Уайта в приступе ревности к жене-актрисе
Судебный процесс над Гарри Тоу напоминает сюжет бульварного романа. Сегодня в зале суда были сделаны новые сенсационные разоблачения, которые заставили ахнуть от удивления даже видавших виды репортеров и на несколько недель вперед обеспечили процессу заголовки на первых полосах газет.
Шокирующий репортаж сопровождали три фотографии: Гарри Тоу, которого газетчики окрестили миллионером-убийцей; его жертва, архитектор Стэнфорд Уайт; и жена Тоу, актриса Эвелин Несбит Тоу, замужество которой годом ранее также вызвало сенсацию в прессе. Эстелла закатила глаза. Алекс понимал, что девушка в недоумении – какое отношение к ней имеют эти люди? Однако продолжила чтение.
Гарри Кендалл Тоу, миллионер и убийца архитектора с мировым именем Стэнфорда Уайта, изложил сегодня в суде свою версию происшедшего. Его мотивами являлись ревность, ненависть и месть. По словам Тоу, Уайт совратил его жену Эвелин Несбит еще до замужества, заманив ее в мансарду своей квартиры, в тайную комнату с обитыми красным бархатом качелями, где накачал наркотиками и лишил девственности.
Впоследствии случилось так, что они встретились с Уайтом на одной из манхэттенских вечеринок, и, как заявил Тоу, «Несбит, моя несчастная, ранимая жена, вздрогнула и затрепетала, столкнувшись лицом к лицу с этим подонком Уайтом. Теперь он больше не сможет разрушать другие семьи. Уайт получил по заслугам».
Тоу устроил Уайту публичную смертную казнь; он поднялся следом за Уайтом во время представления на крышу театра Мэдисон-сквер-гарден – который сам Стэнфорд Уайт и проектировал! – и выстрелил ему в голову. На сцене как раз исполняли песню «Я мог бы любить миллион девушек».
Однако проявлял ли Гарри Тоу насилие также и в отношении Несбит? Свидетельница, подруга Несбит, в своих скандальных показаниях заявила, что два года назад в Париже она пыталась вырвать Несбит из лап Тоу. По ее словам, Тоу неоднократно избивал жену, так что кожа несчастной покрывалась синяками, затем запирал в комнате, а сам отправлялся к публичным женщинам. В Париже Несбит была, по сути, пленницей Гарри; она полагала, что в конце концов муж ее убьет. Он вел себя как садист и сумасшедший, утверждала свидетельница.
Однако Тоу объяснял свои поступки простым желанием выбить из Несбит правду о том, что сделал с ней Стэнфорд Уайт.
Женщины какого типа чаще всего подвергаются насильственным действиям на почве ревности? Обладавшая порочной красотой Эвелин Несбит – «девушка Гибсона»[47], натурщица и актриса – с четырнадцати лет привлекала внимание многих мужчин в Нью-Йорке, в том числе Джона Берримора, Стэнфорда Уайта и Гарри Тоу. Во время интрижки с Берримором, закончившейся предложением брака, которое девушка отвергла из-за отсутствия у того достаточных средств, и во время связи с Уайтом Несбит перенесла по меньшей мере две срочные операции аппендицита – по слухам, они были прикрытием для других оперативных вмешательств и позволили избежать позора – и как минимум один раз ездила в Париж на лечение.
Тоу не впервые обвиняется в склонности к насилию. Неделей ранее хозяйка одного из манхэттенских публичных домов сообщила, что Тоу получал удовольствие, избивая ее девушек плеткой с серебряным наконечником…
Эстелла отложила газету.
– Мне нужно выпить. – Она прикончила сайдкар. – И что с ним случилось дальше? Я не могу больше читать.
– С Тоу?
Она кивнула.
Алекс показал ей другую статью, с еще более кричащим заголовком.
– Ранее он употреблял наркотики и отличался сумасбродным поведением, что дало повод признать его невиновным по причине невменяемости и принудительно поместить в лечебницу. Однако спустя несколько лет другая команда адвокатов доказала, что Тоу выздоровел, и добилась его освобождения. Не забывай, денег у него куры не клевали. Эвелин к тому времени с ним развелась.
– Если газеты пишут правду о том, что он вытворял с Эвелин в Париже, почему она вообще вышла за него замуж?
Алекс пожал плечами:
– Она была молода. А молодым свойственно делать глупости. – Алекс оказался в опасной близости к правде о собственном прошлом и потому ткнул пальцем в статью, чтобы вернуть разговор к Гарри Тоу, а затем и к Лене. – В конце 1916 года, еще до того как семья Тоу взяла на воспитание Лену, Гарри жестоко избил плеткой одного парня, почти до потери сознания. Вновь был признан невменяемым и отправлен на принудительное лечение. На этот раз ему потребовалось семь лет, чтобы подтвердить – он психически нормален. Гарри вышел на свободу, и как раз тогда мать передала ему опекунство над Леной.
– Непохоже, чтобы он стал хорошим отцом, – нахмурилась Эстелла.
– Он им и не стал, – коротко ответил Алекс. Боже, ну почему Лена не призналась Эстелле, что сделал с ней Гарри! Верный способ пробудить сочувствие. Однако Лена категорически запретила выдавать ее. И он сделал все, что мог, чтобы не раскрыть ее тайну и в то же время поведать Эстелле хотя бы часть истории. Потому что, как и все другие, он понятия не имел, что все это значит и какая связь между Леной и Эстеллой.
Эстелла резко встала, чем удивила Алекса. Он слишком расслабился – виски, да еще этот проклятый бисквит. Алекс выпрямился в ожидании.
Эстелла прислонилась к стене и в свою очередь изучала его.
– Расскажи о себе.
Он протянул руку и выключил лампу.
– Для двух часов ночи здесь слишком светло. Не подумай, у меня нет намерений соблазнить тебя. – Без света стало лучше. Больше места, чтобы спрятать себя настоящего. – И что ты хочешь узнать?
– Откуда ты? Как стал шпионом? И на кого работаешь сейчас?
– Это все? – Алекс попытался свести вопросы к шутке, однако девушка не ответила. Он понял, что обязан сообщить ей некоторую информацию. Алекс скрестил руки на груди, сделал непроницаемое лицо и беспечно начал: – Я отовсюду и ниоткуда. Родился в Лондоне. Сын дипломата. Жил во Франции, в Лондоне, Шанхае, Флоренции и даже Гонконге. Учился в университете здесь, в Нью-Йорке, благодаря чему могу выдавать себя за американца. Если я приеду во Францию как англичанин, меня тут же интернируют. А вот Америка до сих пор сохраняет нейтралитет. Выбрал такую профессию, потому что говорю на многих языках, потому что закулисные сплетни и политика у меня в крови, а еще потому, что за работу мне платят хорошие деньги. Это все, что я могу рассказать. Теперь твоя очередь.
Эстелла повернулась спиной к Алексу и выглянула в окно. В Нью-Йорке настоящий «час ведьм» – короткий промежуток времени между ночью и утром. Затем она заговорила, безо всякого выражения; Алекс напряженно вслушивался, пытаясь по интонации определить, где правда, ведь она, как правило, лежит между тем, что тебе говорят, и тем, что ты слышишь.
– Мой отец предположительно американец. У меня американское гражданство. Маму ребенком подкинули в монастырь; монахини вырастили ее, научили шить. Она родила меня в пятнадцать лет. Рассказывала, что мой отец был солдатом и погиб в Мировую войну на следующий же день после свадьбы. Однако у меня американский паспорт, а значит, все это неправда.
– Ты знаешь о своем прошлом так же мало, как и Лена, – проговорил Алекс.
– А может, вообще ничего. – Эстелла встала к Алексу вполоборота. Он увидел ее профиль на фоне уличных фонарей, как когда-то в дверях театра Пале-Рояль, тот самый профиль, при виде которого перехватывало дыхание, пронизывало внутренности и создавало напряжение в паху; профиль, который он не мог забыть. В свое время Алекс решил, что нашел в Лене то лицо и то тело, пока не сообразил после единственной ночи, что в Лене нет той жизненной силы, которую он запомнил по Парижу.
– Или все, что угодно.
– А откуда такой интерес? – выпалила Эстелла. – Тебя это вообще не касается. Все дело в Лене? Ты любишь ее?
Худших вопросов она не могла придумать?
Девушка неверно истолковала его молчание.
– Лена тебя любит, а ты ее нет, – высказала она догадку. – Твоя репутация… ну, сам знаешь. На вечеринке у Лены все о тебе сплетничали, будто знали как облупленного.
При других обстоятельствах он бы рассмеялся и пожал плечами. Весь мир считает его бабником? И что с того? Он и есть бабник. Человек без биографии, живет на три страны, ни в одной из которых не чувствует себя дома, не имеет твердого положения в обществе, мотается по командировкам, вечно в тени, водится с людьми определенного сорта – Эстелла вряд ли догадывается, что такие существуют… Однако почему-то для него важно, что она думает, ведь Эстелла смотрит на него так, словно видит насквозь и различает внутри того, кем он был когда-то. Будто обнаружила то, что Алекс считал потерянным, оставив его, впервые в жизни, в растерзанных чувствах.
– Я здесь потому, что в Париже навлек на тебя неприятности. Потому, что Лена заслужила настоящую семью; возможно, ты и есть ее семья. А еще потому, что… – «Я хочу совершить единственный достойный поступок в жизни», – хотел добавить он, однако язык не повернулся.
Алекс встал.
– Поговори с Леной, – отрывисто сказал он. – Подумай о ней хоть минуту. Пойди и взгляни на нее – иными глазами. Она нуждается в тебе. На ней позорное пятно – проклятая кровь Гарри Тоу и его деньги, – а значит, Лену рассматривают либо как диковинную штучку, либо как предмет для мимолетной забавы. У нее нет друзей. – Алекс замолчал. Лена придет в ярость, если узнает, что он о ней наговорил, хотя все это правда. – Можешь не беспокоиться, я не собираюсь тебя преследовать, – закончил он без лишних церемоний. – Я уезжаю.
И он ушел – пока не оказался втянутым в дела, которые, как выразилась Эстелла, совсем его не касаются.
* * *
Остаток ночи Эстелла прокручивала в голове слова Алекса: «Я здесь потому, что Лена заслужила настоящую семью; возможно, ты и есть ее семья. Подумай о ней хоть минуту». Он пристыдил ее. Заставил увидеть, что все происходящее затрагивает не только Эстеллу и ее чувства. Оно касается и Лены, другой женщины, у которой чувства тоже есть. И ведь она обещала Лене зайти и повидаться с ней. Что ж, время пришло.
В следующий выходной Эстелла отправилась на метро в Грамерси-парк. Погода была отвратительная – дождь лил как из ведра, ветер так и норовил сорвать пальто. Однако даже ненастье не могло испортить впечатление от великолепной застройки района. По периметру площади выстроились фешенебельные и богато украшенные многоквартирные дома и особняки. Парк располагался в центре; закрытые ворота не пускали внутрь никого, кроме обладателей ключей, а черная чугунная ограда говорила об элитарности территории больше, чем любое количество дворецких.
– Я много чего умею. Не только быть как две капли похожей на женщину, с которой ты спишь.
Алекс поперхнулся от смеха.
– Беру свои слова обратно. Ты не просто колючая, ты ранишь наповал. Жаль, тебя не послали оборонять линию Мажино. Тогда Франции повезло бы больше.
Раздался самый тихий из звуков, однако это определенно был смех, и он определенно исходил от Эстеллы.
– Засчитано. – На сей раз она удостоила его настоящей улыбки, и у Алекса перехватило дыхание. Потрясающая женщина! Просто обворожительна. Нужно срочно вернуть контроль над головой – и ни в коем случае не пить виски, – иначе все может закончиться тем, что он ее поцелует.
– Кстати, целоваться с тобой я больше не собираюсь, – заявила Эстелла.
Впервые за долгое время Алекс почувствовал, что краснеет. Неужели она еще и мысли читает?
– Рад, что мы урегулировали этот вопрос. И выяснили еще одну вещь: ты умеешь улыбаться, если хочешь.
– Давай заключим соглашение: я уберу шипы, а ты прекратишь флиртовать.
– Я не флиртую.
– Ты не можешь удержаться от флирта. Просто сам этого не замечаешь. – Ее улыбка исчезла.
Вот досада! Алекса охватило непривычное ему чувство стыда. Он ведет себя отвратительно. Нужно остановиться. Он проглотил виски, несмотря на данный себе зарок, и нацепил бесстрастное лицо – лицо мужчины, который попадал в намного более сложные и опасные ситуации, чем Эстелла, мужчины, который настолько привык надевать на себя чужую личность, что не мог уже быть собой, Алексом Монтроузом, как бы ни старался.
Она заметила перемену его настроения и негромко произнесла:
– Так лучше.
– И ты сделала массу предположений насчет Лены и меня.
– Мужчина целует женщину так, как ты меня, только если он с ней спит.
– Нет. – Алекс сделал паузу. – Только если он с ней спал. Однажды. Прошедшее время, не настоящее. – Полагаю, ты захочешь прочесть вот это. – Он протянул ей вырезку из газеты и не удержался, взял еще бисквита. – Знаю, Лена мало что объяснила тебе вчера. Ей… ей тяжело говорить о Гарри. Но вот здесь сказано, кто он.
Эстелла принялась читать статью, которую Лена показала ему несколько месяцев назад.
26 июня 1906 года
Гарри Тоу убил Стэнфорда Уайта в приступе ревности к жене-актрисе
Судебный процесс над Гарри Тоу напоминает сюжет бульварного романа. Сегодня в зале суда были сделаны новые сенсационные разоблачения, которые заставили ахнуть от удивления даже видавших виды репортеров и на несколько недель вперед обеспечили процессу заголовки на первых полосах газет.
Шокирующий репортаж сопровождали три фотографии: Гарри Тоу, которого газетчики окрестили миллионером-убийцей; его жертва, архитектор Стэнфорд Уайт; и жена Тоу, актриса Эвелин Несбит Тоу, замужество которой годом ранее также вызвало сенсацию в прессе. Эстелла закатила глаза. Алекс понимал, что девушка в недоумении – какое отношение к ней имеют эти люди? Однако продолжила чтение.
Гарри Кендалл Тоу, миллионер и убийца архитектора с мировым именем Стэнфорда Уайта, изложил сегодня в суде свою версию происшедшего. Его мотивами являлись ревность, ненависть и месть. По словам Тоу, Уайт совратил его жену Эвелин Несбит еще до замужества, заманив ее в мансарду своей квартиры, в тайную комнату с обитыми красным бархатом качелями, где накачал наркотиками и лишил девственности.
Впоследствии случилось так, что они встретились с Уайтом на одной из манхэттенских вечеринок, и, как заявил Тоу, «Несбит, моя несчастная, ранимая жена, вздрогнула и затрепетала, столкнувшись лицом к лицу с этим подонком Уайтом. Теперь он больше не сможет разрушать другие семьи. Уайт получил по заслугам».
Тоу устроил Уайту публичную смертную казнь; он поднялся следом за Уайтом во время представления на крышу театра Мэдисон-сквер-гарден – который сам Стэнфорд Уайт и проектировал! – и выстрелил ему в голову. На сцене как раз исполняли песню «Я мог бы любить миллион девушек».
Однако проявлял ли Гарри Тоу насилие также и в отношении Несбит? Свидетельница, подруга Несбит, в своих скандальных показаниях заявила, что два года назад в Париже она пыталась вырвать Несбит из лап Тоу. По ее словам, Тоу неоднократно избивал жену, так что кожа несчастной покрывалась синяками, затем запирал в комнате, а сам отправлялся к публичным женщинам. В Париже Несбит была, по сути, пленницей Гарри; она полагала, что в конце концов муж ее убьет. Он вел себя как садист и сумасшедший, утверждала свидетельница.
Однако Тоу объяснял свои поступки простым желанием выбить из Несбит правду о том, что сделал с ней Стэнфорд Уайт.
Женщины какого типа чаще всего подвергаются насильственным действиям на почве ревности? Обладавшая порочной красотой Эвелин Несбит – «девушка Гибсона»[47], натурщица и актриса – с четырнадцати лет привлекала внимание многих мужчин в Нью-Йорке, в том числе Джона Берримора, Стэнфорда Уайта и Гарри Тоу. Во время интрижки с Берримором, закончившейся предложением брака, которое девушка отвергла из-за отсутствия у того достаточных средств, и во время связи с Уайтом Несбит перенесла по меньшей мере две срочные операции аппендицита – по слухам, они были прикрытием для других оперативных вмешательств и позволили избежать позора – и как минимум один раз ездила в Париж на лечение.
Тоу не впервые обвиняется в склонности к насилию. Неделей ранее хозяйка одного из манхэттенских публичных домов сообщила, что Тоу получал удовольствие, избивая ее девушек плеткой с серебряным наконечником…
Эстелла отложила газету.
– Мне нужно выпить. – Она прикончила сайдкар. – И что с ним случилось дальше? Я не могу больше читать.
– С Тоу?
Она кивнула.
Алекс показал ей другую статью, с еще более кричащим заголовком.
– Ранее он употреблял наркотики и отличался сумасбродным поведением, что дало повод признать его невиновным по причине невменяемости и принудительно поместить в лечебницу. Однако спустя несколько лет другая команда адвокатов доказала, что Тоу выздоровел, и добилась его освобождения. Не забывай, денег у него куры не клевали. Эвелин к тому времени с ним развелась.
– Если газеты пишут правду о том, что он вытворял с Эвелин в Париже, почему она вообще вышла за него замуж?
Алекс пожал плечами:
– Она была молода. А молодым свойственно делать глупости. – Алекс оказался в опасной близости к правде о собственном прошлом и потому ткнул пальцем в статью, чтобы вернуть разговор к Гарри Тоу, а затем и к Лене. – В конце 1916 года, еще до того как семья Тоу взяла на воспитание Лену, Гарри жестоко избил плеткой одного парня, почти до потери сознания. Вновь был признан невменяемым и отправлен на принудительное лечение. На этот раз ему потребовалось семь лет, чтобы подтвердить – он психически нормален. Гарри вышел на свободу, и как раз тогда мать передала ему опекунство над Леной.
– Непохоже, чтобы он стал хорошим отцом, – нахмурилась Эстелла.
– Он им и не стал, – коротко ответил Алекс. Боже, ну почему Лена не призналась Эстелле, что сделал с ней Гарри! Верный способ пробудить сочувствие. Однако Лена категорически запретила выдавать ее. И он сделал все, что мог, чтобы не раскрыть ее тайну и в то же время поведать Эстелле хотя бы часть истории. Потому что, как и все другие, он понятия не имел, что все это значит и какая связь между Леной и Эстеллой.
Эстелла резко встала, чем удивила Алекса. Он слишком расслабился – виски, да еще этот проклятый бисквит. Алекс выпрямился в ожидании.
Эстелла прислонилась к стене и в свою очередь изучала его.
– Расскажи о себе.
Он протянул руку и выключил лампу.
– Для двух часов ночи здесь слишком светло. Не подумай, у меня нет намерений соблазнить тебя. – Без света стало лучше. Больше места, чтобы спрятать себя настоящего. – И что ты хочешь узнать?
– Откуда ты? Как стал шпионом? И на кого работаешь сейчас?
– Это все? – Алекс попытался свести вопросы к шутке, однако девушка не ответила. Он понял, что обязан сообщить ей некоторую информацию. Алекс скрестил руки на груди, сделал непроницаемое лицо и беспечно начал: – Я отовсюду и ниоткуда. Родился в Лондоне. Сын дипломата. Жил во Франции, в Лондоне, Шанхае, Флоренции и даже Гонконге. Учился в университете здесь, в Нью-Йорке, благодаря чему могу выдавать себя за американца. Если я приеду во Францию как англичанин, меня тут же интернируют. А вот Америка до сих пор сохраняет нейтралитет. Выбрал такую профессию, потому что говорю на многих языках, потому что закулисные сплетни и политика у меня в крови, а еще потому, что за работу мне платят хорошие деньги. Это все, что я могу рассказать. Теперь твоя очередь.
Эстелла повернулась спиной к Алексу и выглянула в окно. В Нью-Йорке настоящий «час ведьм» – короткий промежуток времени между ночью и утром. Затем она заговорила, безо всякого выражения; Алекс напряженно вслушивался, пытаясь по интонации определить, где правда, ведь она, как правило, лежит между тем, что тебе говорят, и тем, что ты слышишь.
– Мой отец предположительно американец. У меня американское гражданство. Маму ребенком подкинули в монастырь; монахини вырастили ее, научили шить. Она родила меня в пятнадцать лет. Рассказывала, что мой отец был солдатом и погиб в Мировую войну на следующий же день после свадьбы. Однако у меня американский паспорт, а значит, все это неправда.
– Ты знаешь о своем прошлом так же мало, как и Лена, – проговорил Алекс.
– А может, вообще ничего. – Эстелла встала к Алексу вполоборота. Он увидел ее профиль на фоне уличных фонарей, как когда-то в дверях театра Пале-Рояль, тот самый профиль, при виде которого перехватывало дыхание, пронизывало внутренности и создавало напряжение в паху; профиль, который он не мог забыть. В свое время Алекс решил, что нашел в Лене то лицо и то тело, пока не сообразил после единственной ночи, что в Лене нет той жизненной силы, которую он запомнил по Парижу.
– Или все, что угодно.
– А откуда такой интерес? – выпалила Эстелла. – Тебя это вообще не касается. Все дело в Лене? Ты любишь ее?
Худших вопросов она не могла придумать?
Девушка неверно истолковала его молчание.
– Лена тебя любит, а ты ее нет, – высказала она догадку. – Твоя репутация… ну, сам знаешь. На вечеринке у Лены все о тебе сплетничали, будто знали как облупленного.
При других обстоятельствах он бы рассмеялся и пожал плечами. Весь мир считает его бабником? И что с того? Он и есть бабник. Человек без биографии, живет на три страны, ни в одной из которых не чувствует себя дома, не имеет твердого положения в обществе, мотается по командировкам, вечно в тени, водится с людьми определенного сорта – Эстелла вряд ли догадывается, что такие существуют… Однако почему-то для него важно, что она думает, ведь Эстелла смотрит на него так, словно видит насквозь и различает внутри того, кем он был когда-то. Будто обнаружила то, что Алекс считал потерянным, оставив его, впервые в жизни, в растерзанных чувствах.
– Я здесь потому, что в Париже навлек на тебя неприятности. Потому, что Лена заслужила настоящую семью; возможно, ты и есть ее семья. А еще потому, что… – «Я хочу совершить единственный достойный поступок в жизни», – хотел добавить он, однако язык не повернулся.
Алекс встал.
– Поговори с Леной, – отрывисто сказал он. – Подумай о ней хоть минуту. Пойди и взгляни на нее – иными глазами. Она нуждается в тебе. На ней позорное пятно – проклятая кровь Гарри Тоу и его деньги, – а значит, Лену рассматривают либо как диковинную штучку, либо как предмет для мимолетной забавы. У нее нет друзей. – Алекс замолчал. Лена придет в ярость, если узнает, что он о ней наговорил, хотя все это правда. – Можешь не беспокоиться, я не собираюсь тебя преследовать, – закончил он без лишних церемоний. – Я уезжаю.
И он ушел – пока не оказался втянутым в дела, которые, как выразилась Эстелла, совсем его не касаются.
* * *
Остаток ночи Эстелла прокручивала в голове слова Алекса: «Я здесь потому, что Лена заслужила настоящую семью; возможно, ты и есть ее семья. Подумай о ней хоть минуту». Он пристыдил ее. Заставил увидеть, что все происходящее затрагивает не только Эстеллу и ее чувства. Оно касается и Лены, другой женщины, у которой чувства тоже есть. И ведь она обещала Лене зайти и повидаться с ней. Что ж, время пришло.
В следующий выходной Эстелла отправилась на метро в Грамерси-парк. Погода была отвратительная – дождь лил как из ведра, ветер так и норовил сорвать пальто. Однако даже ненастье не могло испортить впечатление от великолепной застройки района. По периметру площади выстроились фешенебельные и богато украшенные многоквартирные дома и особняки. Парк располагался в центре; закрытые ворота не пускали внутрь никого, кроме обладателей ключей, а черная чугунная ограда говорила об элитарности территории больше, чем любое количество дворецких.