Швея из Парижа
Часть 18 из 66 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Полагаю, ваша модель?
– Да, – кивнула Эстелла. – Я прочла вашу книгу, – продолжила она, имея в виду разоблачения в области модной индустрии, которые Элизабет Хоус опубликовала два года назад, в деталях описав процесс копирования изделий парижских кутюрье, а также порядки, сложившиеся на фабриках Седьмой авеню и в компаниях Верхнего Ист-Сайда, где шили на заказ; причем она сделала это с таким юмором и откровенностью, что читать было одно удовольствие. Хоус не так давно бросила собственный бизнес по индивидуальному пошиву то ли по собственной воле, то ли потому, что манхэттенское общество не особо благожелательно восприняло правду. – Я в Париже тоже подрабатывала копированием.
– И вам это доставляло удовольствие?
– Как способ оплаты счетов – да. И еще способ научиться лучше конструировать одежду. Оплата счетов и конструирование – вот два нужных мне навыка.
– Несомненно. Если только не принимать в расчет того факта, что приходится продавать душу. Однако для меня это была лучшая школа. – Элизабет оценивающе взглянула на Эстеллу и затем улыбнулась Лене. – Мне бы хотелось еще некоторое время поболтать с мисс Биссетт. Ты не возражаешь?
– Я на это и рассчитывала. Вернусь через час. – Лена поцеловала Элизабет в щеку и ушла. Надо же, а у нее в душе, должно быть, все-таки кое-что есть, раз она способна на дружбу.
– Судя по всему, – Элизабет подошла поближе, чтобы потрогать платье Эстеллы, выполненное на основе классической мужской рубашки, удлиненной и дополненной белым воротником оверсайз и лилией из белого шелка в петлице, – вы конструируете повседневную одежду. Не сочтите за оскорбление. Но если вы читали мою книгу, то знаете, как у нас обстоят дела с повседневной одеждой.
– Знаю. Однако это было до войны.
– Скажите, а что вы думаете о монашеском платье? – спросила Элизабет, намекая на знаменитое изделие Клэр Маккарделл, первую исконно американскую модель, с которой сделали множество копий.
– Замысел мне нравится, – честно призналась Эстелла. Что следует говорить дальше? Вдруг Элизабет без ума от монашеского платья и, высказав свое мнение, Эстелла лишь выдаст свою невоспитанность? Помимо всего прочего, Маккарделл, как и Элизабет, участница «Фешен-груп». Однако Эстелла никогда не умела держать язык за зубами. Не исключено, что и сейчас нарвется на неприятности.
– Платье не стесняет движений, его легко стирать, – решилась она. – Но оно какое-то простоватое, и к тому же бесформенность не всегда является преимуществом, потому что подходит не для каждой фигуры.
– Что бы вы в нем изменили?
Невозможно определить, согласна Элизабет с ней или нет. Возможно, Эстелла каждым словом роет себе яму и сейчас провалится до самого метро.
– Я бы сохранила ценовой диапазон – примерно от двадцати до тридцати долларов, а еще выбор тканей, которые можно стирать. Однако платья от Маккарделл явно не те, что вам захочется сорвать с вешалок и тут же надеть; они функциональны, но не красивы. Хотя идет война, я все-таки предрасположена к красоте. Я добавила бы крошечные декоративные элементы. В Париже моим métier, то есть ремеслом, было изготовление искусственных цветов для модельеров от-кутюр. И я хочу украшать мои модели какой-нибудь праздничной и стильной деталью, чтобы сделать их непохожими на других. Например, такой, как моя лилия, – закончила она, указывая на цветок у себя на платье; оно было очень простеньким, из недорогой ткани, однако прилегало к телу, а значит, не скрывало стройную фигуру Эстеллы в отличие от «монашеской» одежды.
Элизабет Хоус, немного помолчав, произнесла:
– Как вам известно, парижскому тренду нужно два года, чтобы стать трендом на Седьмой авеню. Вернее, раньше нужно было два года, – поправилась она. – То, что вы видели в Париже в прошлом сезоне, к 1941 году до манхэттенских офисов не доберется.
– Вы упоминали об этом в своей книге.
– Однако, пока идет война, как мы узнаем, что носят женщины в Париже? – задумалась Элизабет. – Откуда покупателям знать, какая одежда – эксперимент, а какая – копия Люсьена Лелонга?[43] Станут ли они от этого более консервативны? Или менее?
– Я слышала, Клэр Маккарделл недавно добилась права ставить свое имя на ярлыках «Таунли Фрокс». И «Нью-Йорк таймс» наконец начала называть по имени некоторых американских модельеров. Если мы скажем: «Модна та одежда, в которой вы сможете работать, развлекаться, выходить в свет», то разве люди нам не поверят? Тогда они перестанут слушать Скиапарелли, которая заявляет, что американские женщины недостаточно элегантны для того, чтобы Америка стала центром моды! Они увидят, что не «вся красивая одежда шьется в модных домах французских кутюрье!».
Элизабет рассмеялась, узнав цитату из своей книги. Эстелла приняла это как знак одобрения и взяла быка за рога:
– Я видела ваш показ в Париже в 1931 году. Мама брала меня с собой.
– И как впечатление?
Если она солжет, Элизабет ее раскусит. Как построить фразу, чтобы передать суть, однако не нанести оскорбления?
– Это все равно что сравнивать статую Свободы с Эйфелевой башней. Вдохновленная Францией, но амбиций гораздо больше.
Элизабет снова рассмеялась.
– Я не могла бы выразиться точнее. – Внезапно ее лицо стало серьезным. – Вам известно, что «Великое движение американских модельеров», которое начал «Лорд и Тейлор» в 1932 году, с треском провалилось?
– Вы полагаете, я тоже провалюсь? – Эстелла отвела взгляд от Элизабет и уставилась на свои колени. Неужели все это напрасная трата времени? Неужели все, на что она надеялась в шлюпке посреди Атлантики, так же недостижимо, как конец войны?
– Напротив. Что, если теперь время пришло?
– Вы серьезно? – Эстелла подняла голову и встретилась с Элизабет взглядом.
– Индустрия моды – одна из немногих отраслей, где женщины могут иметь влияние и власть, пусть даже в патриархальном мире. Производители тканей – исключительно мужчины, владельцы журналов – мужчины, руководители универмагов – мужчины. Они заняты бизнесом, мы создаем модели. Идет постоянное сражение между властью, которую дают нам наш талант и наше понимание желаний клиенток, и стремлением мужчин на все поставить свое клеймо, потому что финансами распоряжаются они.
Эстелла нахмурилась. Если это напутствие, нужно извлечь из него пользу.
Элизабет отпила чай и продолжила:
– Никогда не забуду, как «Форчун» написал, что успехи в моде, конструировании одежды или продаже косметики значат очень мало или вообще ничего не значат. Что Элизабет Арден[44] никогда не стать Генри Фордом, потому что то, чем она занимается, никакая не карьера; косметика и мода всего лишь хобби выходного дня, а не отрасль промышленности. А заключительная фраза статьи просто взорвала мне мозг: «Другими словами, Элизабет Арден и ей подобные не являются профессионалами». Никогда не забуду этих слов. Получается, ты должна работать в десять раз лучше, чем любой мужчина, когда-либо занимавшийся тем же самым?
– Не могу поверить! – Эстелла с шумом поставила чашку на блюдце. – Я действительно смогу! Меня всегда разочаровывали Шанель и другие женщины-кутюрье, которые начинали карьеру как чьи-то любовницы. Однако как осуждать их? Разве возможно начать свое дело, без того чтобы сначала не спать с мужчиной ради его денег? А если и справишься, все равно будут говорить, что «ты не профессионал»! Похоже, мужчины предпочитают видеть нас в неглиже у себя в постели, а не в серьезном бизнесе.
Стоп, сказала себе Эстелла, когда ее разум наконец успел за языком. Хоть раз остановись вовремя! Беседа приняла неожиданный оборот. Знать бы сначала…
– Вы очень откровенны. – Элизабет помолчала и улыбнулась. – А поскольку вы прочли мою книгу, вам должно быть известно, что откровенность – одно из тех качеств, которые меня восхищают. Я сделаю все, чтобы вам помочь. Для того чтобы начать шить одежду, многого не надо. Однако с рекламой и торговыми партнерами могут возникнуть сложности. Здесь я могу быть полезна. Для начала познакомлю вас с Бэйб Пейли, редактором моды из журнала «Вог» – ваша эстетика ближе к «Вог», чем к «Харперс базар», – а также с Марджери Гризвольд, которая занимается оптовыми закупками повседневной одежды в «Лорд и Тейлор». И, возможно, вы утрете нос всем, кто отрицает, что американские женщины посмеют быть модными – причем модными в том смысле, в котором это понимают они, а не француженки.
Эстелла больше не могла сдерживаться. Она подлетела к Элизабет, поцеловала ее в обе щеки и столько раз поблагодарила, что вынудила ту в ультимативном порядке приказать ей заткнуться.
Когда Лена получила Эстеллу назад, у той была покровительница и плюс к тому возможность заработать кое-какие деньги на открытие бизнеса. Элизабет Хоус посоветовала обратиться в «Студию Андре», благотворительный сервис, для которого Эстелла могла бы подрабатывать копированием. Затем ее эскизы продадут изготовителям, не имеющим своих модельеров, или в сравнительные торговые отделы магазинов, то есть практически всей Седьмой авеню. Для Эстеллы такая работа не представляла сложности; она сотни раз занималась этим. И будет заниматься, пока не пошьет образцы и не устроит собственный показ.
– Продай чуть большую часть своей души; тогда то, что осталось, станет для тебя более ценным, – напутствовала ее Элизабет с легкой улыбкой, прежде чем выпроводить.
– Спасибо, – сказала Эстелла, садясь в машину Лены. – Я искренне тебе благодарна.
– Рада помочь, – без всяких эмоций ответила Лена, словно ее благодарили за взятую в долг пачку сахара, а не за помощь в жизненно важном деле. – А почему бы тебе не устроить показ в моем доме? Полагаю, другого варианта пока нет?
– У меня и образцов для показа еще нет, не говоря уж о том, где его устраивать. Однако на твой дом я не согласна.
– Почему?
Потому что я тебя не знаю. Потому что меня пугает все, что стоит за твоим предложением.
– Я не… – Эстелла запнулась, однако способа выразиться тактично так и не нашла. – Думаю, я не смогу позволить себе такой особняк.
– Дом свободен. Можешь воспользоваться. Или дело в щепетильности? – Лена подняла бровь. – Тогда сшей для меня платье в обмен. Такое, которого ни у кого нет. Идеальный вариант оплаты.
Эстелле хотелось сказать «да». Но если она согласится, то свяжет себя обязательствами. Придется узнать Лену ближе, раскрыть ее тайны. Однако, скосив глаза, Эстелла увидела в глазах Лены печаль, которую никогда не хотела бы испытать сама, и решилась:
– Я буду рада устроить показ в твоем доме.
– Определись со всем, что тебе потребуется, потом приходи. Мы обсудим детали. Как насчет сроков показа? Конец весны? – Лена помедлила и добавила: – Постарайся появиться до Нового года. Пожалуйста.
Неужели 1941 год вот-вот наступит? В суматохе последней недели Эстелла потеряла счет времени. Мама уже полгода живет в оккупированной зоне, и неизвестно, что с ней. Нужно попытаться еще раз отправить письмо, расспросить насчет отца, рассказать о встрече с Леной. Затем, в случае неудачи, она отправится к Лене и постарается разгадать загадку – кем они приходятся друг другу? Что, если Лена ее сестра, сестра, о которой Эстелла всегда мечтала? Только вот нужна ли эта правда?
Эстелла приняла решение. Она отправится к Лене, однако необязательно до Нового года. Сначала нужно дать маме последнюю возможность все объяснить.
* * *
Наступил Новый год; от мамы по-прежнему не было ни слова. Эстелла решила подождать до середины января, прежде чем идти сдаваться. Прежде чем погрузиться в болезненные изыскания вместе с Леной, едва знакомой женщиной, а не с мамой, которую, казалось, знала лучше, чем кого бы то ни было.
Чтобы чем-нибудь занять себя, она днем работала в «Студии Андре», а вечерами шла к Сэму, где рисовала эскизы и шила, задавшись целью подготовить достаточно вещей к весеннему показу. Сэм делал выкройки, а Джейни примеряла модели.
Морозным январским вечером, пока Сэм раскраивал ткань по разработанным за последнюю неделю эскизам, Эстелла выложила на кухонный стол сумку продуктов и взялась печь шоколадный бисквит, заняв единственную горелку и маленькую духовку. Она знала, что если не займется делом, то будет стоять у Сэма над душой, а он от этого становится злым как черт. Печь бисквиты ее научила мама, и Эстелле они давали чувство комфорта, как никакая другая пища. Пусть запах выпечки разнесется по квартире и напомнит зимние вечера в Париже, когда они с мамой сидели у камина, ели бисквиты и пили кофе. И были счастливы. Хорошо, что пока еще есть способ удерживать в памяти эти мгновения.
Звонок в дверь раздался, когда Эстелла растапливала шоколад. На пороге стояла сияющая Джейни.
– У меня всего час времени. Встречаюсь с Нейтом в «Клубе 21»[45].
– Такая фраза нуждается в уточнении, – поддразнила подругу Эстелла. Она подскребла пальцем остатки теста в миске и облизала его.
– С Нейтом. Мы с ним познакомились в Грамерси-парке, – объяснила Джейни.
– Познакомились? Иными словами, поцеловались? – вмешался Сэм. – Что-то мне кажется, на той вечеринке было много подобных «знакомств».
Джейни уперла руки в бока:
– Нет у меня времени для просто знакомств. Мне в этом году стукнет двадцать четыре, я уже старая. Нужно брать быка за рога.
Эстелла покачала головой:
– Джейни, твоя красота не увянет как минимум в ближайшие сто лет.
– Если так, – улыбнулась Джейни, – то подыщи, что мне надеть. На днях видела, как ты сметывала одну серебристую вещичку. Серебристый цвет великолепно сочетается с моими волосами.
– Сочетается, – кивнула Эстелла, – вот только платье пока еще не готово.
– Тогда быстро за дело!
– С тобой шутки плохи, – притворно заворчала Эстелла, ставя бисквит в духовку и усаживаясь за швейную машинку.
– Будет у тебя свое ателье, – сказал Сэм, – назначишь Джейни заведующей. Она собьет форс с любой уроженки Дикого Запада.
– Подумаешь, Дикого Запада! – фыркнула Джейни. – Да я любого австралийца построю, а это о чем-то говорит!
Джейни принялась болтать, развлекая друзей забавными историями о Нейте – парень выполняет какую-то работу в банке, присылает ей цветы, и вообще на нем крупными буквами написано «попался».
Наконец Эстелла встала и вручила подруге платье.
– Вот твоя удочка. Надеюсь, рыба того сто́ит.
– Да, – кивнула Эстелла. – Я прочла вашу книгу, – продолжила она, имея в виду разоблачения в области модной индустрии, которые Элизабет Хоус опубликовала два года назад, в деталях описав процесс копирования изделий парижских кутюрье, а также порядки, сложившиеся на фабриках Седьмой авеню и в компаниях Верхнего Ист-Сайда, где шили на заказ; причем она сделала это с таким юмором и откровенностью, что читать было одно удовольствие. Хоус не так давно бросила собственный бизнес по индивидуальному пошиву то ли по собственной воле, то ли потому, что манхэттенское общество не особо благожелательно восприняло правду. – Я в Париже тоже подрабатывала копированием.
– И вам это доставляло удовольствие?
– Как способ оплаты счетов – да. И еще способ научиться лучше конструировать одежду. Оплата счетов и конструирование – вот два нужных мне навыка.
– Несомненно. Если только не принимать в расчет того факта, что приходится продавать душу. Однако для меня это была лучшая школа. – Элизабет оценивающе взглянула на Эстеллу и затем улыбнулась Лене. – Мне бы хотелось еще некоторое время поболтать с мисс Биссетт. Ты не возражаешь?
– Я на это и рассчитывала. Вернусь через час. – Лена поцеловала Элизабет в щеку и ушла. Надо же, а у нее в душе, должно быть, все-таки кое-что есть, раз она способна на дружбу.
– Судя по всему, – Элизабет подошла поближе, чтобы потрогать платье Эстеллы, выполненное на основе классической мужской рубашки, удлиненной и дополненной белым воротником оверсайз и лилией из белого шелка в петлице, – вы конструируете повседневную одежду. Не сочтите за оскорбление. Но если вы читали мою книгу, то знаете, как у нас обстоят дела с повседневной одеждой.
– Знаю. Однако это было до войны.
– Скажите, а что вы думаете о монашеском платье? – спросила Элизабет, намекая на знаменитое изделие Клэр Маккарделл, первую исконно американскую модель, с которой сделали множество копий.
– Замысел мне нравится, – честно призналась Эстелла. Что следует говорить дальше? Вдруг Элизабет без ума от монашеского платья и, высказав свое мнение, Эстелла лишь выдаст свою невоспитанность? Помимо всего прочего, Маккарделл, как и Элизабет, участница «Фешен-груп». Однако Эстелла никогда не умела держать язык за зубами. Не исключено, что и сейчас нарвется на неприятности.
– Платье не стесняет движений, его легко стирать, – решилась она. – Но оно какое-то простоватое, и к тому же бесформенность не всегда является преимуществом, потому что подходит не для каждой фигуры.
– Что бы вы в нем изменили?
Невозможно определить, согласна Элизабет с ней или нет. Возможно, Эстелла каждым словом роет себе яму и сейчас провалится до самого метро.
– Я бы сохранила ценовой диапазон – примерно от двадцати до тридцати долларов, а еще выбор тканей, которые можно стирать. Однако платья от Маккарделл явно не те, что вам захочется сорвать с вешалок и тут же надеть; они функциональны, но не красивы. Хотя идет война, я все-таки предрасположена к красоте. Я добавила бы крошечные декоративные элементы. В Париже моим métier, то есть ремеслом, было изготовление искусственных цветов для модельеров от-кутюр. И я хочу украшать мои модели какой-нибудь праздничной и стильной деталью, чтобы сделать их непохожими на других. Например, такой, как моя лилия, – закончила она, указывая на цветок у себя на платье; оно было очень простеньким, из недорогой ткани, однако прилегало к телу, а значит, не скрывало стройную фигуру Эстеллы в отличие от «монашеской» одежды.
Элизабет Хоус, немного помолчав, произнесла:
– Как вам известно, парижскому тренду нужно два года, чтобы стать трендом на Седьмой авеню. Вернее, раньше нужно было два года, – поправилась она. – То, что вы видели в Париже в прошлом сезоне, к 1941 году до манхэттенских офисов не доберется.
– Вы упоминали об этом в своей книге.
– Однако, пока идет война, как мы узнаем, что носят женщины в Париже? – задумалась Элизабет. – Откуда покупателям знать, какая одежда – эксперимент, а какая – копия Люсьена Лелонга?[43] Станут ли они от этого более консервативны? Или менее?
– Я слышала, Клэр Маккарделл недавно добилась права ставить свое имя на ярлыках «Таунли Фрокс». И «Нью-Йорк таймс» наконец начала называть по имени некоторых американских модельеров. Если мы скажем: «Модна та одежда, в которой вы сможете работать, развлекаться, выходить в свет», то разве люди нам не поверят? Тогда они перестанут слушать Скиапарелли, которая заявляет, что американские женщины недостаточно элегантны для того, чтобы Америка стала центром моды! Они увидят, что не «вся красивая одежда шьется в модных домах французских кутюрье!».
Элизабет рассмеялась, узнав цитату из своей книги. Эстелла приняла это как знак одобрения и взяла быка за рога:
– Я видела ваш показ в Париже в 1931 году. Мама брала меня с собой.
– И как впечатление?
Если она солжет, Элизабет ее раскусит. Как построить фразу, чтобы передать суть, однако не нанести оскорбления?
– Это все равно что сравнивать статую Свободы с Эйфелевой башней. Вдохновленная Францией, но амбиций гораздо больше.
Элизабет снова рассмеялась.
– Я не могла бы выразиться точнее. – Внезапно ее лицо стало серьезным. – Вам известно, что «Великое движение американских модельеров», которое начал «Лорд и Тейлор» в 1932 году, с треском провалилось?
– Вы полагаете, я тоже провалюсь? – Эстелла отвела взгляд от Элизабет и уставилась на свои колени. Неужели все это напрасная трата времени? Неужели все, на что она надеялась в шлюпке посреди Атлантики, так же недостижимо, как конец войны?
– Напротив. Что, если теперь время пришло?
– Вы серьезно? – Эстелла подняла голову и встретилась с Элизабет взглядом.
– Индустрия моды – одна из немногих отраслей, где женщины могут иметь влияние и власть, пусть даже в патриархальном мире. Производители тканей – исключительно мужчины, владельцы журналов – мужчины, руководители универмагов – мужчины. Они заняты бизнесом, мы создаем модели. Идет постоянное сражение между властью, которую дают нам наш талант и наше понимание желаний клиенток, и стремлением мужчин на все поставить свое клеймо, потому что финансами распоряжаются они.
Эстелла нахмурилась. Если это напутствие, нужно извлечь из него пользу.
Элизабет отпила чай и продолжила:
– Никогда не забуду, как «Форчун» написал, что успехи в моде, конструировании одежды или продаже косметики значат очень мало или вообще ничего не значат. Что Элизабет Арден[44] никогда не стать Генри Фордом, потому что то, чем она занимается, никакая не карьера; косметика и мода всего лишь хобби выходного дня, а не отрасль промышленности. А заключительная фраза статьи просто взорвала мне мозг: «Другими словами, Элизабет Арден и ей подобные не являются профессионалами». Никогда не забуду этих слов. Получается, ты должна работать в десять раз лучше, чем любой мужчина, когда-либо занимавшийся тем же самым?
– Не могу поверить! – Эстелла с шумом поставила чашку на блюдце. – Я действительно смогу! Меня всегда разочаровывали Шанель и другие женщины-кутюрье, которые начинали карьеру как чьи-то любовницы. Однако как осуждать их? Разве возможно начать свое дело, без того чтобы сначала не спать с мужчиной ради его денег? А если и справишься, все равно будут говорить, что «ты не профессионал»! Похоже, мужчины предпочитают видеть нас в неглиже у себя в постели, а не в серьезном бизнесе.
Стоп, сказала себе Эстелла, когда ее разум наконец успел за языком. Хоть раз остановись вовремя! Беседа приняла неожиданный оборот. Знать бы сначала…
– Вы очень откровенны. – Элизабет помолчала и улыбнулась. – А поскольку вы прочли мою книгу, вам должно быть известно, что откровенность – одно из тех качеств, которые меня восхищают. Я сделаю все, чтобы вам помочь. Для того чтобы начать шить одежду, многого не надо. Однако с рекламой и торговыми партнерами могут возникнуть сложности. Здесь я могу быть полезна. Для начала познакомлю вас с Бэйб Пейли, редактором моды из журнала «Вог» – ваша эстетика ближе к «Вог», чем к «Харперс базар», – а также с Марджери Гризвольд, которая занимается оптовыми закупками повседневной одежды в «Лорд и Тейлор». И, возможно, вы утрете нос всем, кто отрицает, что американские женщины посмеют быть модными – причем модными в том смысле, в котором это понимают они, а не француженки.
Эстелла больше не могла сдерживаться. Она подлетела к Элизабет, поцеловала ее в обе щеки и столько раз поблагодарила, что вынудила ту в ультимативном порядке приказать ей заткнуться.
Когда Лена получила Эстеллу назад, у той была покровительница и плюс к тому возможность заработать кое-какие деньги на открытие бизнеса. Элизабет Хоус посоветовала обратиться в «Студию Андре», благотворительный сервис, для которого Эстелла могла бы подрабатывать копированием. Затем ее эскизы продадут изготовителям, не имеющим своих модельеров, или в сравнительные торговые отделы магазинов, то есть практически всей Седьмой авеню. Для Эстеллы такая работа не представляла сложности; она сотни раз занималась этим. И будет заниматься, пока не пошьет образцы и не устроит собственный показ.
– Продай чуть большую часть своей души; тогда то, что осталось, станет для тебя более ценным, – напутствовала ее Элизабет с легкой улыбкой, прежде чем выпроводить.
– Спасибо, – сказала Эстелла, садясь в машину Лены. – Я искренне тебе благодарна.
– Рада помочь, – без всяких эмоций ответила Лена, словно ее благодарили за взятую в долг пачку сахара, а не за помощь в жизненно важном деле. – А почему бы тебе не устроить показ в моем доме? Полагаю, другого варианта пока нет?
– У меня и образцов для показа еще нет, не говоря уж о том, где его устраивать. Однако на твой дом я не согласна.
– Почему?
Потому что я тебя не знаю. Потому что меня пугает все, что стоит за твоим предложением.
– Я не… – Эстелла запнулась, однако способа выразиться тактично так и не нашла. – Думаю, я не смогу позволить себе такой особняк.
– Дом свободен. Можешь воспользоваться. Или дело в щепетильности? – Лена подняла бровь. – Тогда сшей для меня платье в обмен. Такое, которого ни у кого нет. Идеальный вариант оплаты.
Эстелле хотелось сказать «да». Но если она согласится, то свяжет себя обязательствами. Придется узнать Лену ближе, раскрыть ее тайны. Однако, скосив глаза, Эстелла увидела в глазах Лены печаль, которую никогда не хотела бы испытать сама, и решилась:
– Я буду рада устроить показ в твоем доме.
– Определись со всем, что тебе потребуется, потом приходи. Мы обсудим детали. Как насчет сроков показа? Конец весны? – Лена помедлила и добавила: – Постарайся появиться до Нового года. Пожалуйста.
Неужели 1941 год вот-вот наступит? В суматохе последней недели Эстелла потеряла счет времени. Мама уже полгода живет в оккупированной зоне, и неизвестно, что с ней. Нужно попытаться еще раз отправить письмо, расспросить насчет отца, рассказать о встрече с Леной. Затем, в случае неудачи, она отправится к Лене и постарается разгадать загадку – кем они приходятся друг другу? Что, если Лена ее сестра, сестра, о которой Эстелла всегда мечтала? Только вот нужна ли эта правда?
Эстелла приняла решение. Она отправится к Лене, однако необязательно до Нового года. Сначала нужно дать маме последнюю возможность все объяснить.
* * *
Наступил Новый год; от мамы по-прежнему не было ни слова. Эстелла решила подождать до середины января, прежде чем идти сдаваться. Прежде чем погрузиться в болезненные изыскания вместе с Леной, едва знакомой женщиной, а не с мамой, которую, казалось, знала лучше, чем кого бы то ни было.
Чтобы чем-нибудь занять себя, она днем работала в «Студии Андре», а вечерами шла к Сэму, где рисовала эскизы и шила, задавшись целью подготовить достаточно вещей к весеннему показу. Сэм делал выкройки, а Джейни примеряла модели.
Морозным январским вечером, пока Сэм раскраивал ткань по разработанным за последнюю неделю эскизам, Эстелла выложила на кухонный стол сумку продуктов и взялась печь шоколадный бисквит, заняв единственную горелку и маленькую духовку. Она знала, что если не займется делом, то будет стоять у Сэма над душой, а он от этого становится злым как черт. Печь бисквиты ее научила мама, и Эстелле они давали чувство комфорта, как никакая другая пища. Пусть запах выпечки разнесется по квартире и напомнит зимние вечера в Париже, когда они с мамой сидели у камина, ели бисквиты и пили кофе. И были счастливы. Хорошо, что пока еще есть способ удерживать в памяти эти мгновения.
Звонок в дверь раздался, когда Эстелла растапливала шоколад. На пороге стояла сияющая Джейни.
– У меня всего час времени. Встречаюсь с Нейтом в «Клубе 21»[45].
– Такая фраза нуждается в уточнении, – поддразнила подругу Эстелла. Она подскребла пальцем остатки теста в миске и облизала его.
– С Нейтом. Мы с ним познакомились в Грамерси-парке, – объяснила Джейни.
– Познакомились? Иными словами, поцеловались? – вмешался Сэм. – Что-то мне кажется, на той вечеринке было много подобных «знакомств».
Джейни уперла руки в бока:
– Нет у меня времени для просто знакомств. Мне в этом году стукнет двадцать четыре, я уже старая. Нужно брать быка за рога.
Эстелла покачала головой:
– Джейни, твоя красота не увянет как минимум в ближайшие сто лет.
– Если так, – улыбнулась Джейни, – то подыщи, что мне надеть. На днях видела, как ты сметывала одну серебристую вещичку. Серебристый цвет великолепно сочетается с моими волосами.
– Сочетается, – кивнула Эстелла, – вот только платье пока еще не готово.
– Тогда быстро за дело!
– С тобой шутки плохи, – притворно заворчала Эстелла, ставя бисквит в духовку и усаживаясь за швейную машинку.
– Будет у тебя свое ателье, – сказал Сэм, – назначишь Джейни заведующей. Она собьет форс с любой уроженки Дикого Запада.
– Подумаешь, Дикого Запада! – фыркнула Джейни. – Да я любого австралийца построю, а это о чем-то говорит!
Джейни принялась болтать, развлекая друзей забавными историями о Нейте – парень выполняет какую-то работу в банке, присылает ей цветы, и вообще на нем крупными буквами написано «попался».
Наконец Эстелла встала и вручила подруге платье.
– Вот твоя удочка. Надеюсь, рыба того сто́ит.