Штурмовик. Минута до цели

Где Андрей? Есть, наблюдаю его звено. Машины выходят из крена. Что за ядрёный корень… Мать за мать в перемать… Подбитая машина продолжает крутить вираж, отрываясь от остальных. Ковалёв и его второй ведомый этого не видят, они сами только вышли в горизонт и перекладываются в новый вираж.

– Я – «Грач семь». Атака эрэсами и бортовым!

Не видят!

Ни сказать, ни остановиться не могу – сорву встречную вертушку захода и дам фрицам возможность поднять голову.

– Я – «Грач шесть». Атака эрэсами и бортовым оружием! – Могу только продублировать и начать свой заход.

Всё, наблюдать за ребятами возможно лишь краем глаза, чтобы не выйти на пересечение курсов. Всё внимание на цель. Центр круга прицела со столбиком разметки и центральной точкой сошлись на грузовике. Огонь!

Сход эрэсов с направляющих слышу сквозь гул движка только фырчанием. На деле стоит свистящий визг и рёв. Ракеты вижу как яркие красно-оранжевые шарики с пышными расширяющимися хвостами, которые рванулись к цели, опережая наши машины. Большие пальцы вдавили клавиши ШКАСов и ШВАК. Мимо огненными стрелами с дымными хвостами проносятся эрэсы, пущенные ведомыми. Боковым зрением вижу, как летят к колонне на дороге трассы их бортового оружия.

Прекратить огонь! Штурвал на себя. Выво-о-дим.

– Крути влево! Раз-з!

Снова перегрузка вдавливает в бронеспинку и в парашют. Терпимо. И пары «Же» нету. Но ощущается.

Почему так сделал? Сам не скажу – так и не понял, что меня заставило так поступить.

– Переложить вираж вправо! Живо! Ра-а-з-з!

Договорённость нарушена, описываемая восьмёрка разорвана… Что на меня нашло?

И замечаю серию вспышек слева. Повисли чёрно-серые гроздья разрывов. Если бы не переложил вираж в другую сторону, то одна из машин моего звена была бы сейчас сбита. А может, и не одна…

Комэск отваливает от колонны, прижимаясь к кромке лесной опушки, разрывы зениток легли над кронами деревьев. В серо-чёрных гроздьях замелькали листья и ветки. Никогда такого не видел… Чёрт! Их только двое… Где подбитый «Ил»? Мне не то что оглядеться – дышать приходится через раз… Где же он?.. Ушёл?

Разбитая колонна на дороге расползается и пытается через поле удрать в ближайший лес. А это вы, гады, зря. По заросшей пашне скорость меньше будет, да ещё застрять можно. Мечутся лошади, пытаясь вырваться из упряжки, сталкиваются телеги. Кто-то бежит, кто-то валяется на дороге, кто-то старается спрятаться в придорожной канаве.

– Я – «Грач шесть». Приготовить бортовое оружие.

Всё, мы довернули, и теперь можно ещё раз нанести удар.

Я увидел сбитый штурмовик. Он лежал на боку возле дальней опушки леса, недалёко от просёлка, с которого разбегалась разбитая колонна. Одно из крыльев лежало в стороне, нос машины закопался в землю, хвост приподнялся. Над корпусом поднимался чёрный дым, сквозь который прорывались языки пламени.

Пара комэска, развернувшись над лесом, снова начала заход. Мы атаковали с противоположной стороны, почти на встречных курсах. Зенитная установка с автоматическими пушками сползла с дороги и начала гореть. Две другие пытались обстреливать наши машины. Но скоординированного защитного огня у немцев уже не было. По нам с земли били несколько пулемётов, но их огонь был слишком слаб.

– Я – «Грач шесть»! Атака!

Точка прицела легла на ближайший грузовик. Клавиши бортового оружия зажаты. Трассы вспарывают кабину, разлетаются стёкла, что-то вываливается из кузова. Стоп! Перенести точку прицела на следующий грузовик. Огонь!

Штурвал на себя… выводим… ещё приподнять свои четыре с половиной тонны…

– «Грачам» – сбор! «Грачам» – сбор!

Пара Андрея ходит зигзагами выше и левее.

– Комэск! Дай ещё! Ни одна с*** не уйдёт! Дай, мы расплатимся!

Получается даже не хрип, а какое-то карканье. Глотка пересохла… Карканье грача! Я – грач!

– …ходим! «Мессера»! Слева тридцать – «мессера»! Уходим!

Вот ведь зараза! Как от любимой женщины отрывают. Которую только милова́ть начал! Не дают эту пакость внизу додавить…

Комэск собирает нас «змейкой». Догоняем. Блин, забыл заслонку. Срочно открыть. А то движок вскипячу. Пристраиваемся. Андрей, убедившись, что мы взяли его за хвост, повёл группу со снижением. Курс десять. Высота постепенно уменьшается.

Оглянуться.

Есть. Вот они – эти жабы. Четыре.

Езжать твою запаску! Вот влипли… Догоняют.

– Андрей, сколько до «ленточки»?

– Минут десять. Прижимаемся ещё ниже. Дойдём до своих – «мессера» отвалят.

Машины в пологом скольжении набрали скорости почти до четырёх сотен. Но этого мало против «мессеров» с их 650. А они ещё могут увеличить угол снижения и врубить форсаж. Будет 700. С-с-сучки-веточки!

«Ленточка» никогда не бывает спокойной. Даже если никто не ведёт огонь, то над ней висит какая-то пыльная дымка, или дымный туман. Не знаю, как у кого, но каждый раз, когда пересекаю линии траншей, чувствую удар по нервам.


Ниже. Ещё ниже. Затеряться на фоне лесных опушек и полян.

Нет. Не удастся. Не в этот раз.

«Мессера» уже вцепились и нагоняют.

Линию фронта мы просвистели на высоте не более тридцати метров. Даже стандартного «приветствия» МЗА не последовало.

А эти четыре падальщика уже висят в километре и всё нагоняют. Они нас видят. Всё из-за изношенных двигателей. За каждой машиной тянется хвост. Слабенький такой, но, так его растак, нас он выдаёт.

Оглядываюсь. Надо что-то делать. От фронта мы отошли недалеко, «мессера» чувствуют себя здесь спокойно. Нам надо подальше на восток убежать, тогда бы они точно отвалили. Сердце стало биться почти в глотке. Начало давить виски. Ещё несколько минут, и они выйдут на дистанцию открытия огня.

«Делай что должно, и пусть будет что будет». А что должно? Что будет? В самом худшем случае Андрею придётся указать в рапорте, что не вернулось два штурмовика. Мне же предстоит выяснить эмпирическим путём, будет ли открыт обратный портал в случае моей гибели в этой реальности. Ну? Только бы парашют сухим оставить…

– Я – «Грач шесть». Звену следовать за «Грачом семь»! Исполнять!

Штурвал плавно на себя. Левый крен, правую ногу вперёд. Меня начало выносить вверх и разворачивать влево. Двигатель и так звенит на высших оборотах. Что-то скрежещет…

– Назад! Сдурел? Назад, Лёха!

– Уводи ребят!

– Я приказываю вернуться в строй!

– Я прикрою!

– Раскудрит твою берёзу, назад, Журка! Под трибунал пойдёшь!

Дальше я уже не слушал. Достаточно того, что Андрей уводил группу.

Гр-р-ра! Ну, кто тут желает со мной в лобовую?!

Идёт охота на волков, идёт охота!

На серых хищников матёрых и щенков!





Налетай! Я сейчас на свинец щедрый! Всех попотчую! У меня уже пальцы на клавишах. Лишь нажать осталось.

– …эрой долбаный! Только сядь мне!..

Пелена резкого поворота («очи чёрные» – это так наши знакомые ястребки называли) ушла с глаз. Где они? Где? Зашли в хвост? Не вижу! Куда делись? Нет их…

Четыре «мессера», отвернув, уходили на запад. Должно быть, они решили, что зашли слишком далеко на нашу территорию, и прекратили преследование. Андрей сделал всё правильно.

Облегчение пришло, словно удар в солнечное сплетение. Как будто из меня дух вышибли. Когда вышел из обратного разворота, почувствовал, что дрожат руки и ноги. На этот раз обошлось. Будем жить…

Глубоко вдохнуть, теперь выдохнуть. Закрыть глаза. Успокоиться. Всё, уже можно реагировать на матерщину комэска. Ещё один глубокий вдох… Выдыхаем, открываем свои видеодетекторы…

Блин горелый! Едва успел подхватить падающую на пол вагона пилотку. Это ж я не задремал. Это ж я полновесно вырубился. Ё-моё, это где мы сейчас едем? Павловский Посад, часом, не миновали?

Спасибо соседям по вагону. Они меня успокоили, что моя станция скоро будет. Фу! Надо хоть ноги размять. В соответствии с этими соображениями я направился в тамбур. Ожидал там встретить группу курящих товарищей и приготовился терпеть табачно-дымовую атаку. Однако, к моему удивлению, в тамбуре стоял, потягивая папироску, только один капитан с чёрными петлицами. Оценивающе взглянув, он молча протянул мне пачку «Беломора». Поблагодарив, я вежливо отказался. Капитан понимающе кивнул и, отвернувшись, стал смотреть в окно вагонной двери.

Объявлять остановки никто не собирался. Поэтому, как и прошлый раз зимой, на каждой платформе я высовывался из вагона, чтобы оглядеться по сторонам. Чуть не сошёл раньше. Хорошо, мне подсказали, что я поторопился.

Стучат колёса. Мелькает за стеклом зелень разного оттенка. Тополя, клёны, ёлки… Кусты… Вон цветёт что-то. Иван-чай? Может, иван-да-марья? Надо бы уже научиться разбираться в родной природе. Вечернее солнышко перестало жарить, а стало ласково греть. Сквознячок вытянул табачный дым. Капитан, погружённый в свои размышления, смотрел в противоположное окошко.

Я вышел из вагона на довольно большой платформе и поспешил в голову состава. Ух ты! А вот и паровоз. Надо было в первый вагон перебраться и рассмотреть это чудо техники. Кроме шуток. Ну нравятся мне паровозы – они как будто живые, хотя и железные. Ещё когда впервые на картинке в книжке увидел, так сразу и захотел в реале посмотреть. И всё почему-то не везло. Если в прежней реальности и встречал, то всё как-то проездом-пролётом. Некогда было рассмотреть как следует. На той же Поклонной горе разглядеть «Эшку» не дали[66]. Моим Красотуле и Лизке было непонятно, почему я там застрял, и они потянули меня дальше смотреть технику. А тут такой чёрный красавец в красной окантовке стоит, попыхивая паром. Как будто вот только прибежал, сейчас отдышится и снова рванёт в галоп.

Из кабины машиниста выглянул усатый железнодорожник в годах. Поправил свою фуражку и, заметив моё внимание, спросил:

– Ну что, командир, понравилась наша «Сушка»?

А какое отношение локомотивы имели к КБ Сухого? Они ещё и паровозами занимались? Что-то не верится[67].

– Да, – сказал я восхищённо, – аппарат что надо!

И по реакции железнодорожника, который усмехнулся в усы, понял, что ответ ему пришёлся по душе. Он махнул мне на прощание рукой и исчез в своей будке.

Тётушка в железнодорожной форме, державшая красный флажок, подтвердила, что я достиг крайней точки своего маршрута. Оглянувшись, я увидел водонапорную башню. Ну, значитца, мы на месте. Напоследок посмотрел представление под названием «отправление пригородного поезда». Железнодорожница сверилась с карманными часами и, отойдя в сторону, дёрнула за шнур станционного колокола. Под раздавшийся звон она вернулась на место и сменила красный флажок в своей руке на жёлтый. Паровоз издал звук (что-то среднее между свистом и рёвом). Очень громко. Хорошо ещё, что успел пройти несколько вагонов в направлении хвоста. А работнице железной дороги-то каково? Это если каждый день так по несколько раз, то к старости можно и оглохнуть. Потом из трубы локомотива резко начали подниматься клубы дыма. Откуда-то из-под колёс с шипением вырвался серо-белый пар. Вагоны последовательно брякнули и начали медленно двигаться. Набирая ход, состав отправился дальше.

Пропустив конечный вагон, я спрыгнул с платформы и пошагал в сторону вокзала, переступая через пути. В само здание мне заходить было без надобности, поэтому, надев вещмешок в обе лямки, я направился по уже проторённому маршруту.