Штурмовик. Минута до цели

Где на Курском вокзале искать кассы и стенд с расписанием, я помнил по прошлому разу. Выяснилось, что мой поезд отправляется на этот раз с боковых путей. С билетом в кармане я почувствовал себя как-то увереннее и пошёл прогуляться по вокзалу и его окрестностям.

Первое, что сразу бросилось в глаза, ещё когда я вышел из дверей вестибюля метро на улицу, – по сравнению с зимой народу заметно прибавилось. На здоровенной площади перед вокзалом по-прежнему не было транспорта. За исключением тележки, в которую была запряжена самая настоящая живая лошадь (всё никак не привыкну), с которой сгружали какие-то доски. Чуть дальше у входа стояли полуторка и трёхтонка. Интересно, а в это время такси уже было? По-моему, было. Не помню, где мне про это попадалось, но такси, кажется, в Москве существовало. Правда, за всё время нашего путешествия нам не встретился ни один автомобиль с «шашечками». С другой стороны, ни одного автобуса я тоже не видел, а они существовали однозначно.

Звенящая мелочь изрядно досаждала, оттягивая штаны своим весом. Кошелька или портмоне у меня, естественно, не было, поэтому, начиная с метро у Киевского вокзала, монетки разного достоинства оккупировали правый карман. Чтобы обеспечить себе занятие на время дороги и потратить мелочь, я купил в киоске на вокзале «Правду» и «Известия». Блин, ну что за жизнь… Ни кроссвордов-сканвордов в дорогу, ни книжечек каких-нибудь с детективами или произведениями для романтичных дамочек… А гражданин в круглых очочках, который продавал свежую прессу, был такой строгий и суровый, как будто сводку на первой странице он писал самолично, непосредственно под присмотром товарища Сталина. Хоть бы ещё тетрадки-карандаши продавал заодно – так ведь нет, только две эти газеты.

Я успел отвыкнуть от вокзальной техники, потому, когда вдруг из громкоговорителей объявили очередной поезд, даже чуть вздрогнул. Этого зимой точно не было. Как и не было детей на вокзале. А теперь подрастающее поколение было представлено юными гражданами в возрасте лет от трёх и старше. Одна дамочка даже толкала перед собой странное сооружение, похожее на детскую коляску. Только почему-то было несколько ниже тех колясок, которые были привычны в моё время. Ребятня вносила некоторое оживление в вокзальную повседневность. Разноцветные платьица в горошек и клеточку разнообразили серо-коричневую и оливково-зелёную гамму одежды взрослых. И конечно же, отдельным представителям детского племени было просто невозможно спокойно стоять в очереди или сидеть в зале ожидания. Они старались побегать и помельтешить под ногами пассажиров. Малыш, которого тётушка, стоящая в кассу, держала за руку, чтобы он не убежал, время от времени подпрыгивал на месте благодаря избытку внутренней энергии.

Комендантских патрулей на этот раз было несколько. Один прогуливался перед зданием вокзала, другой, который остановил меня для проверки документов, курсировал внутри. У главного входа дежурили два сотрудника милиции. Бравый лейтенант – начальник патруля, видимо, только получивший заветные кубари при выпуске из училища, поинтересовался, почему документы мне выписаны сегодняшним числом и откуда я приехал в Москву. Предоставленные мной объяснения были сочтены убедительными, поэтому дальнейших вопросов и проверок не последовало. Ещё один патруль, прошедший вдоль перронов, я увидел в окне зала ожидания.

По старой памяти посетил буфет. Здесь повезло больше, чем на Киевском вокзале. Пива и соков не продавали. Зато снабдили стаканом горячего и сладкого (!) чая. Ещё купил пирожок и бутерброд с колбасой. Попытка затариться на дорогу вызвала возмущение продавщицы, которая довела до моего сведения, что если некоторые несознательные лейтенанты скупят невеликие запасы, то остальным пассажирам придётся остаться голодными. Интересно, много ли было желающих воспользоваться услугами местного буфета за сумму, эквивалентную трети зарплаты младшего медицинского персонала тылового госпиталя? А ещё мне было предложено посетить местный (в смысле вокзальный) ресторан.

От предложенного визита к рестораторам я решил воздержаться. Пирожок пополнил дорожные запасы. А весь остальной добытый корм составил мой полдник. Вот ведь же разбаловали нас на – аэродроме. Хоть в последний месяц наша пайка заметно оскудела, но всё равно по сравнению с москвичами мы просто жировали. Во всяком случае, у лётсостава мясо было каждый день. Подумав о смысле бытия в русле того: «мы живём, чтобы есть, или же мы едим, чтобы жить?» – я решил, что до прибытия в ЗАБ следует ремень затянуть потуже.





Москва – Павлик




Минут за пятнадцать до отправления пригородного поезда я решил занять место в вагоне. Отмечу, что пассажиров стало гораздо больше, чем в прежнюю поездку. Многие места оказались заняты. Мне уже светило примерно половину дороги проделать стоя, однако меня пожалели и предложили присесть на лавочке.

– Вы садитесь. Толя, уступи место военному, видишь, у него ноги болят.

А я и не заметил, как снова начал прихрамывать. Это, наверное, из-за того, что по центру Москвы погуляли. Я уже, откровенно говоря, отвык от долгих путешествий. Нет, конечно, по полю за день приходилось побегать, но вот чтобы почти три часа на ногах без перерыва, такого давно не было. Хотел отказаться, но понял, что погорячился с нагрузкой на нижние конечности. Лучше будет посидеть на лавочке до своей станции. А то мне ещё потом до дома добираться. И желательно это сделать раньше, чем лягут спать «родные» (или уже можно без кавычек?).

Анатолий, устроившийся на коленях своей матери, внимательно оглядывал мою личность (вырастет – станет особистом). Клетчатая рубашка с коротким рукавом заправлена в своеобразные шорты с помочами. Ещё ему очень хотелось поболтать ногами, а теперь из-за чужого дяди, который занял его законное место, он лишился такого развлечения. По закону чести, принятом между истинными джентльменами, следовало принести извинения за причинённые неудобства. Что я и сделал, пожертвовав припасённым пирожком.

– Прости, старик, – сказал я ему, протягивая угощение.

Выкуп был благосклонно принят. Через некоторое время, после того как наш поезд уже стучал колёсами по рельсам и даже успел остановиться у пары платформ, у нас завязался «вагонный разговор».

– Ты не старый, а почему тогда хромаешь? – спросил меня пацанёнок.

– Да понимаешь, сегодня долго ходил, вот ноги и заболели.

– Ты ранетый? – Причём это было скорее утверждение, чем вопрос.

Я сознался, что было такое дело, но сейчас уже почти всё прошло.

– У меня тоже не болит. Я вот тут тоже ободрался, и как у тебя царапина на голове была. И всё уже зажило. А у тебя ещё нет.

– И у меня заживёт. Только потом. Это потому что я сильнее поцарапался.

– А ты на фронте был? Как дядя Вася?

– Да, был на фронте.

– А дядю Васю убили. Тётя Зина очень сильно плакала, когда «похоронку» принесли. Мама её тогда держала и обнимала. А я с кухни воду приносил. Из чайника холодную сам наливал.

Малец, наверно, лет пяти-шести. Но слово «похоронка» выговорил чётко и привычно. Как будто речь шла о самом обыденном деле. Я вопросительно посмотрел на женщину, державшую Толю на коленях.

– Соседка наша по квартире. Убивалася сильно по мужу. Так и не отошла до сих пор. Иногда идёт куда, забудет, встанет и плачет.

Про себя автоматически отметил, что женщина как-то непривычно выговаривает слова. «Г» смягчает почти до «х», чуть сильнее напирает на «а». Видимо, из приезжих. На вид лет тридцать, не больше. Только это можно понять, если рассматривать её подольше. Светлый беретик и неудачная короткая стрижка прибавляли ей лишний десяток годков. И по рукам можно было сразу сказать, что они знакомы с тяжёлой работой. А также о том, что стиральные и посудомоечные машины ещё не вошли в постоянный обиход.

Про отца мальчика спрашивать не захотелось. Может быть, и тут тоже была чёрная воронка беды, оставленная войной. Но к счастью, обошлось.

– А мой папа тоже на войну ездеет. Он туда солдатов на поезде возит. А ещё пушки и танки.

– Машинист, значит? Или кочегар?

– Машинист. – Это было сказано с гордостью. – А мама тоже на железной дороге работает. В депе.

– В депо, – поправила его мать.

– А у тебя пилотка красивая. Дай посмотреть?

– Держи, только не уколись. Там иголки вдеты.

– Красивая. А почему у всех пилотки зелёные, а у тебя синяя?


– Такую выдали. Чтобы красивее было.

– А вот и неправда! Думаешь, я маленький и не знаю? А я всё знаю. У тебя вот значок такой специальный. Ещё у тебя штаны синие. А всё потому, что ты лётчик.

– Лётчик, – пришлось признать, что юный детектив полностью раскрыл моё инкогнито.

– А почему тогда ты не на самолёте летишь, а на поезде едешь?

– Потому что мне дали отпуск, а самолёты остались на войне. На них сейчас другие лётчики летают. Если я на самолёте домой улечу, то они на чём воевать будут?

– Пусть они другие самолёты возьмут. У них их что, мало, что ли?

Вот теперь выкручивайся как хочешь. И правду не скажешь, и врать нет никакого желания. Даже в шутку. Советская пропаганда сыграла в этом случае против меня.

– Тут, старик, такое дело. Ты кулаком стукнуть можешь?

– Могу, только мама и Марья Лександоровна ругаться будут.

– А если у тебя в кулаке палец болит или его совсем нет, ударить можно будет?

Толик сжал свой кулачок. Потом попробовал отогнуть то один палец, то другой. Было ясно, что так боксировать будет неудобно.

– А когда у меня палец болел, то я не дрался, я со всеми тогда водился.

– Вот, а нам так нельзя. Нам воевать надо. И чтобы все самолёты были на фронте.

– Я знаю, надо врагов сильнее бить.

– Точно, старик!

Мама с Толиком сошли в «Железке»[65]. Мы, как настоящие крутые парни, на прощание пожали друг другу руки.

Пейзаж за окном не баловал своим разнообразием. Только зелень, в которой иногда мелькали придорожные домики, и платформы, на которых тормозил наш состав. Пассажиров в вагоне с каждой станцией оставалось всё меньше. У окна освободилось место, на которое я пересел. Что-то с непривычки путешествие несколько утомило. На оставшуюся часть пути у меня были планы подремать.

…Гул. Двигатель в норме. Без провалов и без подвываний. Впереди и чуть ниже идёт первое звено. «Шестёрочку» покачивает. Мы слишком низко «бреем» над землёй, и чувствуется влияние поднимающегося нагретого воздуха.

– «Грачи», минута до цели, – скрежещет по ушам голос комэска, искажённый мембранами наушников. – Открыть бомболюки.

– Я – «Грач шесть». Принято.

Взгляд влево-вправо. Ведомые «висят» рядом, чуть отстав в строю «клин».

Передние машины начали подниматься вверх.

Увеличиваю обороты и тяну штурвал на себя. Чуть откидывает назад. Стрелка высотомера начала медленно вращаться по часовой. Как ведомые? Держатся. Не отстали.

– «Грачи», разбить строй в лаву.

Слегка креню машину и «даю ногу». Наше звено скользит вправо. Выравниваемся. Блин горелый! Ровно не получилось. Машины первого звена выше и чуть больше вырвались вперёд. После разбора полётов Андрей лично, то есть один на один, выскажет всё, что думает о моей технике пилотирования. И выровняться уже не успею – сейчас «посыпемся» вниз.

– Я – «Грач семь». Атака!

Первое звено опустило носы и начало скольжение вниз.

– И-раз, и-два, и-три, – считаю уже на автомате. А теперь зажав ларингофоны, громко: – Я – «Грач шесть». Атака!

Штурвал от себя. РУД на себя.

Иду вниз чуть круче, чем надо и чем подсказывает здравый смысл. Зато колонна техники всё это время у меня в ромбе прицела. Если сейчас открою огонь бортовым оружием, то будут гарантированные попадания. Но в колонне что-то кургузое и бронированное. Эту пакость пушки и ШКАСы не возьмут. Ща-а… Люки открыты… Чуть на себя… Зажимаю «сброс» и ору своему звену:

– Сброс, бросай! Давай сброс!

Машина, освободившись от тяжести, подпрыгивает вверх. Резко – РУД вперёд.

– Бом, бом, бдзынь, бдзынь! – Попадания по корпусу и по бортовой броне. Это всего лишь пулемёты. Это мы потерпим.

– Я – «Грач шесть», крути вправо! Раз-з-з!

Наша тройка со снижением уходит в сторону. Точно по курсу прежней траектории разрываются гроздья МЗА. Бог миловал, на этот раз увернулись. По нам только снова стеганули пулемёты.

Всё. Паутина трассеров осталась за хвостом. Машина начинает подъём. Где ведомые? Молодчики. Тянем вверх и вправо. Ща на разворот, и мы вас ещё эрэсами «причешем».

Первое звено отвернуло влево. Вираж за своим ведущим начали синхронно, как на авиашоу. Чёрт возьми, за третьей машиной появился пушистый сероватый хвост. Штурмовик подбит, но продолжает выписывать манёвр.

Наше звено выравнивается, и мы отбегаем для повторного захода. Парни держатся за мой хвост. Ещё довернуть… вышли в горизонт. Колонна под нами. Есть поражение! Начали подниматься чёрные дымовые столбы. Эх, маловато только будет. Нам бы немножко поточнее…