Штурмовик. Минута до цели
Часть 20 из 32 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Упрись покрепче! Садиться будем!
– У немцев?!
– Нет, блин! У марсиан, чёрта их в зелёную душу!
Нам главное – сесть, а потом разберёмся. Это если будет кому разбираться.
Ни фига жизнь не проходит перед глазами. Вот дым из двигателя начал вырываться и закрывает обзор – так это точно. Зелень перелесков и опушек мелькает под плоскостями… Какой денёк сегодня классный. Вон, солнышко после обеда выглянуло, даже жарко стало. Живи и радуйся, а мы тут падаем… Обидно ведь, понимаешь… Держать машину! Нос чуть приподнять, может, вытянет «шестёрочка»? Нет, уже не может. Не набираем высоту…
Аварийная посадка «вслепую». Смертельный номер на нашей арене! Только сегодня! Единственный и неповторимый раз!
Всё. Двигатель, поработав с рычащими перебоями, окончательно сдох. Лопасти вращаются вхолостую. С правой стороны капота начало вырываться пламя. Сколько там до взрыва бензобаков осталось? Молиться или держать машину? Держать!!! Нам можно не молиться – всё равно все заживо сгоревшие грешники в рай попадают (инквизиторы-то в этом толк знали). Для таких, как мы, там особый вход предусмотрен. Наверное… Вот ща и проверим…
Какое-то чудо, что приборы ещё что-то пытаются показывать. Вперёд смотреть всё равно бесполезно – уже ничего не видно. «Иду по приборам!» Прямо как тот таксист в анекдоте. Вот только не смешно ни капельки.
Высота и скорость падают. Успеваю разглядеть, что садимся не на лес и не на болото. Слава богу, хоть какая-то ровная поверхность. И последним усилием штурвал на себя. Жми! Выжимай, мать её, железку!
Скользящий удар в брюхо машины, ещё один. И ещё! Теперь ничего не видно из-за поднятых клубов пыли. Кажется, приземлились… Но «шестёрочка» продолжает гореть. Не всё ли равно, где поджаримся: в небе или на земле?
Колпак фонаря. Туго… Еле сумел стронуть… Тяну эту б***, в смысле фонарь, упёршись в пол. Стук и звон по машине. Перехватиться двумя руками за край колпака, сдвинуть… Тяни! Сильне-э-йй-ээ. Фух, сдвинул… Не до конца, но пролезть можно. Чёрт! Жарко же, так и обжечься недолго! Снова стук по гибнущей машине… С визгом и вспышкой ушёл рикошет. Да вашу же бабушку за… за талию! Это чего такое? Это же по мне ещё и стреляют? Совсем с дуба рухнули? Я же выпрыгнуть так не смогу!
Выждав очередную порцию попаданий по машине, резко на руках вырываю тело из кабины и прыгаю прямо в дым и огонь. Даже не успел поду-мать, что делаю и что, может быть, прыгаю прямо в лужу горящего топлива. Бог миловал, и, проскочив через клубы чёрного маслянистого дыма и язык пламени, который уже почти подобрался к кабине, я оказался на земле. Рядом грохнулось что-то монументально тяжкое. Бур! Жив чертяка! Как же он в своей сбруе смог из машины вылезти? Точно сказали – захочешь жить и не так раскорячишься.
– Командир, наши там, – и тычет куда-то в сторону носа «шестёрочки». – Только ползком надо…
– Мы чего, на нейтралке, что ли, сели?
– Ну да, а где же ещё?!
По корпусу простучала ещё одна очередь.
– Командир, ты цел? Тогда давай рывком! Я прикрываю!
– Чем прикрываешь? Наганом, что ли? Так ты его даже из кобуры не вытащил, – поинтересовался я, вытаскивая «ТТшник». Всё-таки с этим прибором в руке как-то надёжнее.
– Своей личной бронёй. Я её специально не снял. Высунулся, а по нам стреляли, вот мне залепили в шлем. И ничего. Только в ушах зазвенело и башка дёрнулась. Я пока из своей «точки» выкарабкивался, мне ещё пару раз в кирасу по касательной попали. Во, командир, гляди! – И продемонстрировал мне свежую вмятину и царапину.
– Давай на «раз – два – три»…
– Давай! – согласился стрелок.
По корпусу с визгом прошлась очередь. Рикошеты устремились в стратосферу. Нас не видно – сидим в дыму, как в курной избе. Замаскировались типа.
– К чёрту счёт – рванули!
И под прикрытием дыма, пригибаясь, мы побежали в направлении, указанном Устином Борисовичем.
Над нами сначала что-то просвистело, а потом я услышал пулемётную очередь. А может, автоматную? Чёрт их разберёт. Важно, что не попали.
И откуда, главное, вспомнилось: «вниз, сгруппироваться и перекатиться»? Как на зачёте по тактике выдал, будто только и делал, что тренировался. Ещё бы парашют снять. Мешает ведь зараза! В ногах путается, под коленки подбивает. Ползти тоже совсем не помогает. Хорошо хоть «шестёрочка» напоследок нас прикрывает корпусом и дымовой завесой. Очередь простучала и просвистела над головой. Рывком вскочить и бежать зигзагами. Бур бежит рядом и по мере возможности прикрывает своей бронёй. Мы уже почти добрались до бруствера, когда нам «сделали подножку». Получив удары по ногам, мы полетели носом вперёд, как сбитые футбольные форварды. И даже покатились по земле. Конечно, не так, как футболисты, выламывающие «пендаль», но похоже. Я твёрдо решил, что нижние конечности у меня перебиты и пользоваться личными подпорками мне уже не суждено. Поэтому я покатился, как рулон линолеума, к своим, благо оставалось всего метров десять. Бур отползал на четвереньках и довольно быстро. В окоп, на руки принимающей нас пехоте, мы шмякнулись почти одновременно. Наша успешная ретирада вызвала весьма сильное раздражение в войсках противника, и фрицы начали миномётный обстрел нашего переднего края. Что-то звонко лопалось у нас над головой. Время от времени прилетали пригоршни земли и песка. Бойцы помогли нам приподняться и сесть, прислонясь к стенке окопа. Ни отвечать на вопросы, ни даже услышать их мы не могли. И вообще, пока были заняты очень важным делом – пытались отдышаться.
Во весёлые ребята. Смотрят на нас как на клоунов, зубы скалят. От широты души мне чинарик протягивают. Хотел рукой сделать отрицательный жест – типа не курю. Чего это они от меня шарахнулись? А! Надо «ТТ» обратно в кобуру убрать. Вот только пальцы разожму и сразу уберу. «Ну, разжимайтесь же!» – пытаюсь помогать себе левой рукой. Пехота, наверно, помирает со смеху – вон как хохочут, только не слышно ни фига, такой грохот стоит. Спасибо, помогли пистолет в кобуру засунуть. На Бура смотрят как на инопланетянина. Не дают моему стрелку спокойно посидеть – крутят во все стороны. Он им шлем дал посмотреть. Один из этих архаровцев его тут же себе на голову натянул и высунулся из окопа. Огляделся по сторонам, блестя макушкой, и снова присел. Протягивает шлемак обратно, говорит что-то. Так не слышно же ничего. Может, обстрел и прекратился, только у меня всё равно в ушах звон стоит. Боец догадался. Ткнул в шлем, а потом большой палец вверх оттопырил. А то! Сами знаем, что классная штука. Не зря же придумывали, делали.
Через некоторое время обстрел утих. Больше всего удивился обстоятельству, что на этот раз ноги у меня уцелели. А вот в парашюте пять входных отверстий. У Борисыча ещё больше. К тому же, пока он бежал к нашим окопам, ему ещё пару раз отрихтовали амуницию, если судить по свежим вмятинам и царапинам.
Когда ребята нас выводили с передней линии, я успел посмотреть на «шестёрочку». На месте нашей верной машины пылал мощный костёр. Чёрт… Из-за обстрела даже не видел, что было. Что-то в носу защипало не вовремя… И глаза ещё слезятся… Это всё от пыли и от дыма. Блин, мать их в… в колодец через кобылу с присвистом… Вот чтоб им во все… и так их в лоб…
Я стащил с головы шлем, на котором чудом уцелели очки. Бур тоже стоял, чуть присев, в ходе сообщения и смотрел на горящий штурмовик. Свой шлем он, как средневековый рыцарь, держал в левой руке. Затем вытер мокрое (конечно же, от пота, буры не плачут) лицо рукавом и погрозил кулаком в сторону немецких окопов.
В гостях у пехоты
Комбат радушно встретил нас в своём блиндаже. Для приёма высоких гостей (с самого неба свалившихся) был организован товарищеский ужин, который прошёл в деловой и дружественной обстановке. Конечно, дружественной – отдельных табуреток ни у кого не было предусмотрено (лавка и нары). Рослый худой сутуловатый хозяин блиндажа с тремя кубарями договорился со своей медициной на предмет дезинфекции ссадин и царапин у «сталинских соколов», волей небес попавших (упавших) в его расположение. Начальником медслужбы Всея Батальона и его окрестностей был худощавый мужик в круглых очках с вредным и желчным выражением хронического язвенника. Макаренко чем-то напоминал. Только без усов. Какие увещевания использовал комбат в разговоре с ним один на один – не в курсе. Но когда медик выложил зелёную фляжку на стол, то на своё командование он поглядывал с явным неодобрением. Повреждения наших организмов следовало промыть спиртом как изнутри, так и снаружи. Поскольку сертификат-разрешение и лицензия, а по-старому просто документы, на медицинский ректификат были утеряны в процессе доставки в подразделение и при движении самого подразделения при передислокациях, качество продукции, которую полагалось использовать при санитарной обработке военнослужащих ВВС РККА, следовало проверить комиссионно, чтобы не допустить вредительских действий. В состав комиссии под председательством комбата от «наземки» вошли: его заместитель по боевой подготовке, также комиссар батальона в чине трёхкубового политрука и, конечно же, сам медик. От авиации – младший лейтенант Журавлёв и красноармеец Смирнов.
В котелке принесли воды – запивать. Ещё чёрного хлеба (стандартный «армейский кирпич») нарезали, ординарец сало кубиками нашинковал. Нож у парня неуставной – финка с наборной ручкой. Но самым главным украшением застолья была Её Величество Картошка. Молодая, только что выкопанная, с какого-то брошенного (или не брошенного) огорода. Беловато-жёлтенькая, рассыпчатая, сверху укропчиком посыпанная… И парок такой поднимается. Крупную соль бережно насыпали на листочке, оторванном от газеты. Всё, сейчас захлебнусь или подавлюсь…
Пехота организовала стол со всей широтой солдатской души. Полумрак блиндажа освещал луч света, пробивавшийся через одну из бойниц. Неровные доски стола застелили плащ-палаткой. Всё невеликое богатство командирского доппайка в виде баночки рыбных консервов (сардины, кажется) и конфет. Самое прикольное, что они назывались «Чапаев». На этикетке на фоне красного знамени был изображён легендарный комдив и пулемётчик (Петька?), ведущий огонь. Надо обязательно попробовать.
Шанцевый инструмент был представлен алюминиевыми ложками и штыком от «Светки». Вновь прибывшим выделили две деревянные – самодельные. Видимо, в батальоне был умелец, который умел не только бить баклуши, но и сами ложки резать. Ничего, в случае экстренной необходимости я могу и палочками есть – невелика наука, – а пару сравнительно чистых щепочек всегда найти можно. Мда, разнообразие столовых приборов – в стиле минимализма. С другой стороны, одно дело – званый суаре в Версале, а вот мушкетёры в Ла-Рошели обходились ножами и руками. И ведь никто особенно не возражал по поводу манер.
Медик вздохнул и решил вылить фляжку в котелок с водой. Это действие тут же вызвало у меня внутренний протест.
– Стой! Вы что творите?
– Как чего? Сейчас спирт разведу…
Политрук и медик посмотрели на меня неодобрительно, а комбат со своим замом – с интересом.
– Товарищи командиры, на правах бывшего химика требую немедленно прекратить это безо-бразие.
Теперь и Устин Борисович заинтересовался. А то он чего-то у нас стал какой-то квёлый.
– Вот вы знаете, чему была посвящена диссертация самого уважаемого русского химика Дмитрия свет Ивановича Менделеева? Что? Правда, не знаете? Смешиванию спирта и воды! То есть процессу получения русского национального продукта с польским наименованием «водка». Кроме шуток. Именно в этой научной работе сначала расчётным путём, а затем при помощи смелых экспериментов было обосновано стехиометрическое соотношение в сорок объёмных процентов, которые потом некоторые неграмотные личности стали трактовать как градусы.
– Пока будешь загибать, авиация, всё выдохнется! Если знаешь как, то сам смешивай!
– Процесс приготовления водки связан с рядом технологических операций, осуществление которых в данных условиях невозможно, а их отсутствие – вредно.
– Сам-то понял, что сейчас сказал?
– Я говорю, что требуется мерная посуда. Ну такая, с чёрточками на стекле. Это чтобы пропорцию не нарушать. А ещё нужно охлаждение и последующая очистка. Если просто смешать спирт с водой, смесь же нагреется?
В ответ кивнули заинтересовавшийся медик и почему-то комбат. Может, это и были «главные по разведению» в данном воинском подразделении?
– Водку обязательно в холоде надо готовить, иначе в ходе экзотермической реакции образуются всевозможные гетероциклические соединения. Самое противное, что поскольку их основа – водородная связь – штука нестойкая, то распадаются эти соединения достаточно быстро. Вот если бы они только при этом образовывали снова спирт и воду! Так нет же, норовят превратиться в альдегиды и кетоны.
– А теперь переведи всё на человеческий язык.
– Короче, разводить спиртягу в вашей духовке (а в блиндаже реально было жарковато) равносильно тому, что вы в котелок выльете по столовой ложке ацетона и ацетальдегида.
– Кузьмич! Так вот в чём дело! А ты всё – «спирт технический», «спирт технический», типа пить нельзя.
Не хотел подставить медика… Невиноватый я!
– Лейтенант, ну почему ты не мог грохнуться на своём летающем танке у соседей, а? Знаток на мою голову. Теперь эти вояки точно весь запас вылакают! – В голосе медика сквозило явное неодобрение. Видимо байка о «техническом спирте» была последним сдерживающим фактором.
– И чего же теперь делать? С комиссией и дезинфекцией?
– Конечно же, проводить! Я вот уже прямо чувствую, как получаю заражение… И мой стрелок, кстати, тоже.
– Неразведённый, что ли, будем? А запивать-то можно?
– Последние разработки Института питания и диетологии Академии наук на основании всесторонних исследований на группе добровольцев привели учёных к выводу, что лучше закусывать. – Вот, говорили же мне, что не стоит смотреть рекламу по телевизору. Въелось! И самое главное – не помню, что так рекламировали. Йогурты, что ли?
– А там ещё добровольцев в группу не набирают?
– А чего? Мы с удовольствием что-нибудь попробовали бы. А Кузьмич бы потом рекомендации выписал. Правда, Кузьмич?
– Вам бы только дорваться до бесплатного. – Чувствуется, что беспокойное командование батальона нервировало своего медика больше, чем войска вермахта на данном участке.
– Ну, что, авиация, слабо неразведённого?
– Держи фасон, пехота! Нам это как бальзам для сердца.
Кузьмич, неодобрительно поблёскивая стёклами очков, разлил спирт по медным кружкам. Причём безо всяких мерных цилиндров, но с изумительной равностью. Что там этого спирта-то было… Так, чисто символически. Все встали. Мой стрелок тоже поднялся с нар. При этом он сделал это как-то медленно и слегка неуклюже. И ещё почему-то поморщился.
И тут у меня закралось подозрение.
– Устин Борисович, а ты раньше-то чистый спирт пил?
– Ну…
Я ждал ответа, внимательно на него поглядывая. И глаз ехидно прищурил.
– Не пил, товарищ лейтенант. Я даже водку впервые в БАО попробовал.
– А как его надо пить, знаешь? Не знаешь? Так я тебя сейчас научу – будешь знать. Для начала надо задержать дыхание. Только не так – хыкнув выдохом в сторону, а наоборот – как будто ты нырять собрался. Пить надо постепенно – не торопиться глотать, но и не частить мелкими глоточками. Без паники. Слегка обожжёт горло. Если нет инфекции – то после первого глотка перестанешь чувствовать. Если есть у тебя во рту какая-нибудь зараза или ранка, то жечь будет дольше. Ранке хорошо – прижжётся. А заразе плохо – захмелеет и упадёт в желудок, где ты её и переваришь, а потому станешь здоровым. Сразу после того, как всё выпьешь, – не торопись вдыхать-выдыхать. Пары спирта попадут в носоглотку и дыхательные пути и могут вызвать спазм. В лучшем случае закашляешься, а в худшем – дыхание перехватит. Поэтому следует не дыша отправить в рот что-нибудь съестное. Вот тут картошечка с сальцем просятся, ажно смотреть больно. Вот как прожуёшь, тогда и выдыхай. Если правильно выполнять рекомендации, то спирт станет медикаментом. Но смотри не переусердствуй. Ведь говорил же великий Абу ибн Сина: «В ложке лекарство, а в чашке – яд». Я прав, Кузьмич?
Медик первый раз за время нашей встречи дружественно усмехнулся:
– Ну, давайте, за Победу!
И грохнули разом шесть потемневших, почти чёрных, медных кружек, встретившись над самодельным столом.
– У немцев?!
– Нет, блин! У марсиан, чёрта их в зелёную душу!
Нам главное – сесть, а потом разберёмся. Это если будет кому разбираться.
Ни фига жизнь не проходит перед глазами. Вот дым из двигателя начал вырываться и закрывает обзор – так это точно. Зелень перелесков и опушек мелькает под плоскостями… Какой денёк сегодня классный. Вон, солнышко после обеда выглянуло, даже жарко стало. Живи и радуйся, а мы тут падаем… Обидно ведь, понимаешь… Держать машину! Нос чуть приподнять, может, вытянет «шестёрочка»? Нет, уже не может. Не набираем высоту…
Аварийная посадка «вслепую». Смертельный номер на нашей арене! Только сегодня! Единственный и неповторимый раз!
Всё. Двигатель, поработав с рычащими перебоями, окончательно сдох. Лопасти вращаются вхолостую. С правой стороны капота начало вырываться пламя. Сколько там до взрыва бензобаков осталось? Молиться или держать машину? Держать!!! Нам можно не молиться – всё равно все заживо сгоревшие грешники в рай попадают (инквизиторы-то в этом толк знали). Для таких, как мы, там особый вход предусмотрен. Наверное… Вот ща и проверим…
Какое-то чудо, что приборы ещё что-то пытаются показывать. Вперёд смотреть всё равно бесполезно – уже ничего не видно. «Иду по приборам!» Прямо как тот таксист в анекдоте. Вот только не смешно ни капельки.
Высота и скорость падают. Успеваю разглядеть, что садимся не на лес и не на болото. Слава богу, хоть какая-то ровная поверхность. И последним усилием штурвал на себя. Жми! Выжимай, мать её, железку!
Скользящий удар в брюхо машины, ещё один. И ещё! Теперь ничего не видно из-за поднятых клубов пыли. Кажется, приземлились… Но «шестёрочка» продолжает гореть. Не всё ли равно, где поджаримся: в небе или на земле?
Колпак фонаря. Туго… Еле сумел стронуть… Тяну эту б***, в смысле фонарь, упёршись в пол. Стук и звон по машине. Перехватиться двумя руками за край колпака, сдвинуть… Тяни! Сильне-э-йй-ээ. Фух, сдвинул… Не до конца, но пролезть можно. Чёрт! Жарко же, так и обжечься недолго! Снова стук по гибнущей машине… С визгом и вспышкой ушёл рикошет. Да вашу же бабушку за… за талию! Это чего такое? Это же по мне ещё и стреляют? Совсем с дуба рухнули? Я же выпрыгнуть так не смогу!
Выждав очередную порцию попаданий по машине, резко на руках вырываю тело из кабины и прыгаю прямо в дым и огонь. Даже не успел поду-мать, что делаю и что, может быть, прыгаю прямо в лужу горящего топлива. Бог миловал, и, проскочив через клубы чёрного маслянистого дыма и язык пламени, который уже почти подобрался к кабине, я оказался на земле. Рядом грохнулось что-то монументально тяжкое. Бур! Жив чертяка! Как же он в своей сбруе смог из машины вылезти? Точно сказали – захочешь жить и не так раскорячишься.
– Командир, наши там, – и тычет куда-то в сторону носа «шестёрочки». – Только ползком надо…
– Мы чего, на нейтралке, что ли, сели?
– Ну да, а где же ещё?!
По корпусу простучала ещё одна очередь.
– Командир, ты цел? Тогда давай рывком! Я прикрываю!
– Чем прикрываешь? Наганом, что ли? Так ты его даже из кобуры не вытащил, – поинтересовался я, вытаскивая «ТТшник». Всё-таки с этим прибором в руке как-то надёжнее.
– Своей личной бронёй. Я её специально не снял. Высунулся, а по нам стреляли, вот мне залепили в шлем. И ничего. Только в ушах зазвенело и башка дёрнулась. Я пока из своей «точки» выкарабкивался, мне ещё пару раз в кирасу по касательной попали. Во, командир, гляди! – И продемонстрировал мне свежую вмятину и царапину.
– Давай на «раз – два – три»…
– Давай! – согласился стрелок.
По корпусу с визгом прошлась очередь. Рикошеты устремились в стратосферу. Нас не видно – сидим в дыму, как в курной избе. Замаскировались типа.
– К чёрту счёт – рванули!
И под прикрытием дыма, пригибаясь, мы побежали в направлении, указанном Устином Борисовичем.
Над нами сначала что-то просвистело, а потом я услышал пулемётную очередь. А может, автоматную? Чёрт их разберёт. Важно, что не попали.
И откуда, главное, вспомнилось: «вниз, сгруппироваться и перекатиться»? Как на зачёте по тактике выдал, будто только и делал, что тренировался. Ещё бы парашют снять. Мешает ведь зараза! В ногах путается, под коленки подбивает. Ползти тоже совсем не помогает. Хорошо хоть «шестёрочка» напоследок нас прикрывает корпусом и дымовой завесой. Очередь простучала и просвистела над головой. Рывком вскочить и бежать зигзагами. Бур бежит рядом и по мере возможности прикрывает своей бронёй. Мы уже почти добрались до бруствера, когда нам «сделали подножку». Получив удары по ногам, мы полетели носом вперёд, как сбитые футбольные форварды. И даже покатились по земле. Конечно, не так, как футболисты, выламывающие «пендаль», но похоже. Я твёрдо решил, что нижние конечности у меня перебиты и пользоваться личными подпорками мне уже не суждено. Поэтому я покатился, как рулон линолеума, к своим, благо оставалось всего метров десять. Бур отползал на четвереньках и довольно быстро. В окоп, на руки принимающей нас пехоте, мы шмякнулись почти одновременно. Наша успешная ретирада вызвала весьма сильное раздражение в войсках противника, и фрицы начали миномётный обстрел нашего переднего края. Что-то звонко лопалось у нас над головой. Время от времени прилетали пригоршни земли и песка. Бойцы помогли нам приподняться и сесть, прислонясь к стенке окопа. Ни отвечать на вопросы, ни даже услышать их мы не могли. И вообще, пока были заняты очень важным делом – пытались отдышаться.
Во весёлые ребята. Смотрят на нас как на клоунов, зубы скалят. От широты души мне чинарик протягивают. Хотел рукой сделать отрицательный жест – типа не курю. Чего это они от меня шарахнулись? А! Надо «ТТ» обратно в кобуру убрать. Вот только пальцы разожму и сразу уберу. «Ну, разжимайтесь же!» – пытаюсь помогать себе левой рукой. Пехота, наверно, помирает со смеху – вон как хохочут, только не слышно ни фига, такой грохот стоит. Спасибо, помогли пистолет в кобуру засунуть. На Бура смотрят как на инопланетянина. Не дают моему стрелку спокойно посидеть – крутят во все стороны. Он им шлем дал посмотреть. Один из этих архаровцев его тут же себе на голову натянул и высунулся из окопа. Огляделся по сторонам, блестя макушкой, и снова присел. Протягивает шлемак обратно, говорит что-то. Так не слышно же ничего. Может, обстрел и прекратился, только у меня всё равно в ушах звон стоит. Боец догадался. Ткнул в шлем, а потом большой палец вверх оттопырил. А то! Сами знаем, что классная штука. Не зря же придумывали, делали.
Через некоторое время обстрел утих. Больше всего удивился обстоятельству, что на этот раз ноги у меня уцелели. А вот в парашюте пять входных отверстий. У Борисыча ещё больше. К тому же, пока он бежал к нашим окопам, ему ещё пару раз отрихтовали амуницию, если судить по свежим вмятинам и царапинам.
Когда ребята нас выводили с передней линии, я успел посмотреть на «шестёрочку». На месте нашей верной машины пылал мощный костёр. Чёрт… Из-за обстрела даже не видел, что было. Что-то в носу защипало не вовремя… И глаза ещё слезятся… Это всё от пыли и от дыма. Блин, мать их в… в колодец через кобылу с присвистом… Вот чтоб им во все… и так их в лоб…
Я стащил с головы шлем, на котором чудом уцелели очки. Бур тоже стоял, чуть присев, в ходе сообщения и смотрел на горящий штурмовик. Свой шлем он, как средневековый рыцарь, держал в левой руке. Затем вытер мокрое (конечно же, от пота, буры не плачут) лицо рукавом и погрозил кулаком в сторону немецких окопов.
В гостях у пехоты
Комбат радушно встретил нас в своём блиндаже. Для приёма высоких гостей (с самого неба свалившихся) был организован товарищеский ужин, который прошёл в деловой и дружественной обстановке. Конечно, дружественной – отдельных табуреток ни у кого не было предусмотрено (лавка и нары). Рослый худой сутуловатый хозяин блиндажа с тремя кубарями договорился со своей медициной на предмет дезинфекции ссадин и царапин у «сталинских соколов», волей небес попавших (упавших) в его расположение. Начальником медслужбы Всея Батальона и его окрестностей был худощавый мужик в круглых очках с вредным и желчным выражением хронического язвенника. Макаренко чем-то напоминал. Только без усов. Какие увещевания использовал комбат в разговоре с ним один на один – не в курсе. Но когда медик выложил зелёную фляжку на стол, то на своё командование он поглядывал с явным неодобрением. Повреждения наших организмов следовало промыть спиртом как изнутри, так и снаружи. Поскольку сертификат-разрешение и лицензия, а по-старому просто документы, на медицинский ректификат были утеряны в процессе доставки в подразделение и при движении самого подразделения при передислокациях, качество продукции, которую полагалось использовать при санитарной обработке военнослужащих ВВС РККА, следовало проверить комиссионно, чтобы не допустить вредительских действий. В состав комиссии под председательством комбата от «наземки» вошли: его заместитель по боевой подготовке, также комиссар батальона в чине трёхкубового политрука и, конечно же, сам медик. От авиации – младший лейтенант Журавлёв и красноармеец Смирнов.
В котелке принесли воды – запивать. Ещё чёрного хлеба (стандартный «армейский кирпич») нарезали, ординарец сало кубиками нашинковал. Нож у парня неуставной – финка с наборной ручкой. Но самым главным украшением застолья была Её Величество Картошка. Молодая, только что выкопанная, с какого-то брошенного (или не брошенного) огорода. Беловато-жёлтенькая, рассыпчатая, сверху укропчиком посыпанная… И парок такой поднимается. Крупную соль бережно насыпали на листочке, оторванном от газеты. Всё, сейчас захлебнусь или подавлюсь…
Пехота организовала стол со всей широтой солдатской души. Полумрак блиндажа освещал луч света, пробивавшийся через одну из бойниц. Неровные доски стола застелили плащ-палаткой. Всё невеликое богатство командирского доппайка в виде баночки рыбных консервов (сардины, кажется) и конфет. Самое прикольное, что они назывались «Чапаев». На этикетке на фоне красного знамени был изображён легендарный комдив и пулемётчик (Петька?), ведущий огонь. Надо обязательно попробовать.
Шанцевый инструмент был представлен алюминиевыми ложками и штыком от «Светки». Вновь прибывшим выделили две деревянные – самодельные. Видимо, в батальоне был умелец, который умел не только бить баклуши, но и сами ложки резать. Ничего, в случае экстренной необходимости я могу и палочками есть – невелика наука, – а пару сравнительно чистых щепочек всегда найти можно. Мда, разнообразие столовых приборов – в стиле минимализма. С другой стороны, одно дело – званый суаре в Версале, а вот мушкетёры в Ла-Рошели обходились ножами и руками. И ведь никто особенно не возражал по поводу манер.
Медик вздохнул и решил вылить фляжку в котелок с водой. Это действие тут же вызвало у меня внутренний протест.
– Стой! Вы что творите?
– Как чего? Сейчас спирт разведу…
Политрук и медик посмотрели на меня неодобрительно, а комбат со своим замом – с интересом.
– Товарищи командиры, на правах бывшего химика требую немедленно прекратить это безо-бразие.
Теперь и Устин Борисович заинтересовался. А то он чего-то у нас стал какой-то квёлый.
– Вот вы знаете, чему была посвящена диссертация самого уважаемого русского химика Дмитрия свет Ивановича Менделеева? Что? Правда, не знаете? Смешиванию спирта и воды! То есть процессу получения русского национального продукта с польским наименованием «водка». Кроме шуток. Именно в этой научной работе сначала расчётным путём, а затем при помощи смелых экспериментов было обосновано стехиометрическое соотношение в сорок объёмных процентов, которые потом некоторые неграмотные личности стали трактовать как градусы.
– Пока будешь загибать, авиация, всё выдохнется! Если знаешь как, то сам смешивай!
– Процесс приготовления водки связан с рядом технологических операций, осуществление которых в данных условиях невозможно, а их отсутствие – вредно.
– Сам-то понял, что сейчас сказал?
– Я говорю, что требуется мерная посуда. Ну такая, с чёрточками на стекле. Это чтобы пропорцию не нарушать. А ещё нужно охлаждение и последующая очистка. Если просто смешать спирт с водой, смесь же нагреется?
В ответ кивнули заинтересовавшийся медик и почему-то комбат. Может, это и были «главные по разведению» в данном воинском подразделении?
– Водку обязательно в холоде надо готовить, иначе в ходе экзотермической реакции образуются всевозможные гетероциклические соединения. Самое противное, что поскольку их основа – водородная связь – штука нестойкая, то распадаются эти соединения достаточно быстро. Вот если бы они только при этом образовывали снова спирт и воду! Так нет же, норовят превратиться в альдегиды и кетоны.
– А теперь переведи всё на человеческий язык.
– Короче, разводить спиртягу в вашей духовке (а в блиндаже реально было жарковато) равносильно тому, что вы в котелок выльете по столовой ложке ацетона и ацетальдегида.
– Кузьмич! Так вот в чём дело! А ты всё – «спирт технический», «спирт технический», типа пить нельзя.
Не хотел подставить медика… Невиноватый я!
– Лейтенант, ну почему ты не мог грохнуться на своём летающем танке у соседей, а? Знаток на мою голову. Теперь эти вояки точно весь запас вылакают! – В голосе медика сквозило явное неодобрение. Видимо байка о «техническом спирте» была последним сдерживающим фактором.
– И чего же теперь делать? С комиссией и дезинфекцией?
– Конечно же, проводить! Я вот уже прямо чувствую, как получаю заражение… И мой стрелок, кстати, тоже.
– Неразведённый, что ли, будем? А запивать-то можно?
– Последние разработки Института питания и диетологии Академии наук на основании всесторонних исследований на группе добровольцев привели учёных к выводу, что лучше закусывать. – Вот, говорили же мне, что не стоит смотреть рекламу по телевизору. Въелось! И самое главное – не помню, что так рекламировали. Йогурты, что ли?
– А там ещё добровольцев в группу не набирают?
– А чего? Мы с удовольствием что-нибудь попробовали бы. А Кузьмич бы потом рекомендации выписал. Правда, Кузьмич?
– Вам бы только дорваться до бесплатного. – Чувствуется, что беспокойное командование батальона нервировало своего медика больше, чем войска вермахта на данном участке.
– Ну, что, авиация, слабо неразведённого?
– Держи фасон, пехота! Нам это как бальзам для сердца.
Кузьмич, неодобрительно поблёскивая стёклами очков, разлил спирт по медным кружкам. Причём безо всяких мерных цилиндров, но с изумительной равностью. Что там этого спирта-то было… Так, чисто символически. Все встали. Мой стрелок тоже поднялся с нар. При этом он сделал это как-то медленно и слегка неуклюже. И ещё почему-то поморщился.
И тут у меня закралось подозрение.
– Устин Борисович, а ты раньше-то чистый спирт пил?
– Ну…
Я ждал ответа, внимательно на него поглядывая. И глаз ехидно прищурил.
– Не пил, товарищ лейтенант. Я даже водку впервые в БАО попробовал.
– А как его надо пить, знаешь? Не знаешь? Так я тебя сейчас научу – будешь знать. Для начала надо задержать дыхание. Только не так – хыкнув выдохом в сторону, а наоборот – как будто ты нырять собрался. Пить надо постепенно – не торопиться глотать, но и не частить мелкими глоточками. Без паники. Слегка обожжёт горло. Если нет инфекции – то после первого глотка перестанешь чувствовать. Если есть у тебя во рту какая-нибудь зараза или ранка, то жечь будет дольше. Ранке хорошо – прижжётся. А заразе плохо – захмелеет и упадёт в желудок, где ты её и переваришь, а потому станешь здоровым. Сразу после того, как всё выпьешь, – не торопись вдыхать-выдыхать. Пары спирта попадут в носоглотку и дыхательные пути и могут вызвать спазм. В лучшем случае закашляешься, а в худшем – дыхание перехватит. Поэтому следует не дыша отправить в рот что-нибудь съестное. Вот тут картошечка с сальцем просятся, ажно смотреть больно. Вот как прожуёшь, тогда и выдыхай. Если правильно выполнять рекомендации, то спирт станет медикаментом. Но смотри не переусердствуй. Ведь говорил же великий Абу ибн Сина: «В ложке лекарство, а в чашке – яд». Я прав, Кузьмич?
Медик первый раз за время нашей встречи дружественно усмехнулся:
– Ну, давайте, за Победу!
И грохнули разом шесть потемневших, почти чёрных, медных кружек, встретившись над самодельным столом.