Штормовые времена
Часть 41 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Вы оба должны научиться быть терпимыми, как мы с Аделиной, – ответил Филипп.
– Умоляю, не верьте ни единому слову Конвея, – вступила Мэри. – Все совсем наоборот.
– Мэри права, – вставил Шолто. – Еще вчера он дал ей пощечину и таскал за волосы. Могу поручиться, я сам это видел.
Конвей вскочил.
– Ты заплатишь за это!
С криками ужаса Шолто побежал вдоль берега, а Конвей погнался за ним. Их светло-рыжие волосы развевались по ветру.
– Он не причинит ему вреда? – обеспокоенно спросила Кейт.
– Он его не убьет, – ответила Аделина. – Но мы – необузданные. Никогда не знаешь, что мы сделаем, если разозлимся.
– На самом деле Конвей не сердится, – сказала Мэри.
Движимая непреодолимым любопытством ко всему, что делает Конвей, она встала и отправилась следом за юнцами, которые уже скрылись из виду.
Троица не возвращалась до тех пор, пока не приготовили еду для пикника, и уселась за стол. Одежда купальщиков полностью высохла на теплом песке и на солнце. У всех разыгрался аппетит, которого их лишил зной предыдущих дней.
Молодые Базби собрали плавник для костра, и над пляжем, потрескивая, поднималось яркое пламя. Солнце село, и на землю опустилась глубокая бархатная тьма. Вскипятили чайник, приготовили чай. На скатерти разложили соблазнительные блюда, приготовленные миссис Ковидак. Таинственный свет, необычные костюмы, превосходное вино, принесенное Филиппом, облегчение от изнуряющей жары – все это сделало атмосферу веселой, галльской. Отчасти это было связано с тем, что Конвей и Мэри постоянно упоминали о жизни на юге Франции. Из-за французских междометий они казались почти иностранцами, а Шолто подражал им во всем. Было удивительно, как поведение троих самых молодых присутствующих, если не считать самого молодого Базби, почти потерявшего дар речи от смущения, воздействовало на поведение более взрослых и уравновешенных людей. Никто и никогда еще не видел доктора Рамзи в таком воодушевлении. Ухватив за пухлую талию Лидию Базби, он взмахнул бокалом и прочитал несколько лирических стихотворений Роберта Бернса. Уилмот, по-видимому, хлебнул лишнего. Аделина впала в невероятное возбуждение. Жизнь казалась странной и полной прекрасных и ужасных возможностей. Из-за озера показалась луна.
– Пойдемте снова купаться! – внезапно воскликнул Конвей, стоявший, стройный и бледный, у самой воды.
– В темноте? – удивилась Лидия Базби. – Ну уж нет!
– Мы так делали на юге Франции, – сказала Мэри. – Это было чудесно. Гораздо лучше, чем при дневном свете, потому что не слепило глаза.
– Отличная мысль, – согласился Айзек Базби. – Я первый.
Он бросился в воду и нырнул.
– Славно! – крикнул он. – Идите все сюда!
Аделина освободилась от Роберта Вона и, взяв Уилмота за руку, повела его по зыбкому песку, пока вода не дошла до груди.
– Теперь тебе лучше, Джеймс? – спросила она.
– Лучше? Со мной все в порядке.
– Пригнись, Джеймс! Окунись в воду с головой.
– Аделина, вы меня совсем не понимаете. Когда я счастлив, вы думаете, что я пьян или болен. Впрочем, у меня действительно туман в голове, и, возможно, если я окунусь, мне станет лучше. – Он покорно посмотрел ей в глаза. – Нырнем вместе?
– Да. Сначала сделайте глубокий вдох и задержите дыхание.
Они опустились под воду. На мгновение их захватил поющий доисторический мир. Мир, в котором они пережили необычные приключения, заставившие их крепко схватить друг друга за руки. Вынырнув, они вновь обнаружили луну и своих спутников.
– Я невероятно счастлив, – произнес Уилмот. – Меня действительно ничего не беспокоит после того, как я узнал, что Генриетта удовлетворена и больше меня не ищет. Я был не прав, сказав, что вы меня не понимаете. Вы единственная, кто меня понимает. Я уже говорил, что пишу книгу. Мне бы хотелось прочитать вам первые главы. Мне нужно знать ваше мнение.
– Ой, Джеймс, замечательно! Вы принесете рукопись завтра утром?
– Да. Думаю, что она покажется вам довольно трогательной. Нырнем?
– Да, давайте нырнем.
Они снова исчезли и вновь поднялись из озера. Издалека до них доносились голоса и смех остальных.
Лидия Базби в купальном костюме выглядела в лунном свете красивее, чем можно было себе представить. Изгибы ее рук и шеи завораживали, в ее улыбке виднелась обольстительная сладость, новое осознание собственной привлекательности. До той поры она казалась всего лишь сорванцом.
Костер угасал. Кто-то отправился на берег и снова раздул пламя, чтобы оно разгорелось. Неожиданно все в едином порыве собрались вокруг него, экстравагантно позируя и жестикулируя. Рамзи подхватил пустую бутылку и, размахивая ею, продекламировал Бернса. В этот момент из-за ив показался Илайхью Базби и зашагал к ним по песку. Прежде чем он заговорил, все поняли, что его чувство приличия оскорблено. Он взмахнул обрубком правой руки.
– Никогда не думал, – заявил он, – что доживу до того дня, когда мои дети примут участие в такой сцене.
В горах мое сердце, не здесь, не со мною,
В горах за оленем несется стрелою[31], —
напевал доктор.
– Вам должно быть стыдно, доктор Рамзи, – заявил Базби. – Вам, тому, кто должен быть примером для других.
– Мне нечего стыдиться. Меня пригласили, и я пришел. Я лишь стараюсь быть любезным.
– Если иностранцы приезжают к нам и привозят с собой диковинные обычаи из Старого Света, мы не можем им помешать, но можем сами в них не участвовать.
Доктор вновь процитировал Бернса.
– А что сказал бы старина Бобби? – провозгласил он. – Он сказал бы:
Друг, честный малый, не буян —
Неважен чин —
Вполне вошел в Природы план,
Лишь он один[32].
Илайхью Базби повернулся к старшему сыну.
– У меня сердце болит, – произнес он, – когда я думаю, что ты позволил своим сестрам участвовать в такой распутной сцене – прыгать кузнечиком полуголыми и мокрыми.
Лидия и ее младшие сестры заплакали.
Юный Айзек заявил:
– Отец, мы не имели в виду ничего дурного. Вы с мамой знали, что мы едем на пикник.
– А вы бы вели себя так же, если бы мы с матерью здесь находились? Если это всплывет, о пикнике будет говорить вся деревня. До сих пор мы были нравственным обществом.
Доктор Рамзи поставил бутылку, скрестил руки на груди и снова процитировал Бернса:
Мораль, гнал бич разящий твой
Десятки тысяч на убой![33]
Илайхью Базби проигнорировал его и обратился к дочерям:
– Одевайтесь, девочки. Что касается тебя, Кейт, ты теперь замужем, и если твой муж решит позволить тебе остаться, я не могу заставить тебя уйти, но если бы я заранее знал, каковы его вкусы, возможно, я бы не так скоро простил тебя за брак с ним.
Тут и Кейт заплакала.
– Право, сэр, это совершенно невинное дело, – сообщил Брент со своей обезоруживающей улыбкой. – Я лишь хотел бы, чтобы вы оказались здесь с самого начала и увидели все своими глазами. Но если сестры Кейт уезжают, то мы с ней тоже уедем. Пойдем, Кейт, собери свои вещи.
Рыдая, Кейт с сестрами побежали в можжевеловую рощу.
Филипп с достоинством подошел к Илайхью и довольно резко сказал:
– Не понимаю, почему вы пришли сюда и критикуете мой способ развлечения себя и своих друзей.
Базби любил Филиппа и восхищался им. Несколько смягчившись, он произнес:
– Я не утверждаю, капитан Уайток, что на этом пикнике произошло что-то постыдное. Я говорю, что такие вольности – это нехорошо. И рано или поздно приведет к постыдным вещам. Если вы пьете вино и танцуете вокруг костра как язычники, что будут делать ваши внуки, когда захотят развлечься? Вероятно, напьются джина и будут танцевать голыми? Воспитание и мораль никогда не стоят на месте. Они или возвышаются, или падают. Как империи.
– Значит, вы хотели бы, – улыбаясь, заметил Филипп, – чтобы ваши внуки развлекались на пикнике так: юные леди, окунув лилейно-белые пальчики ног в озеро, сядут в кружок со своим рукоделием, а самый беспечный юноша будет читать им вслух произведения мистера Лонгфелло?
Подслушивавший доктор Рамзи подскочил, принял нескладную позу и продекламировал:
Жизнь великих призывает
Нас к великому идти,
Чтоб в песках времен остался
След и нашего пути[34].
– Умоляю, не верьте ни единому слову Конвея, – вступила Мэри. – Все совсем наоборот.
– Мэри права, – вставил Шолто. – Еще вчера он дал ей пощечину и таскал за волосы. Могу поручиться, я сам это видел.
Конвей вскочил.
– Ты заплатишь за это!
С криками ужаса Шолто побежал вдоль берега, а Конвей погнался за ним. Их светло-рыжие волосы развевались по ветру.
– Он не причинит ему вреда? – обеспокоенно спросила Кейт.
– Он его не убьет, – ответила Аделина. – Но мы – необузданные. Никогда не знаешь, что мы сделаем, если разозлимся.
– На самом деле Конвей не сердится, – сказала Мэри.
Движимая непреодолимым любопытством ко всему, что делает Конвей, она встала и отправилась следом за юнцами, которые уже скрылись из виду.
Троица не возвращалась до тех пор, пока не приготовили еду для пикника, и уселась за стол. Одежда купальщиков полностью высохла на теплом песке и на солнце. У всех разыгрался аппетит, которого их лишил зной предыдущих дней.
Молодые Базби собрали плавник для костра, и над пляжем, потрескивая, поднималось яркое пламя. Солнце село, и на землю опустилась глубокая бархатная тьма. Вскипятили чайник, приготовили чай. На скатерти разложили соблазнительные блюда, приготовленные миссис Ковидак. Таинственный свет, необычные костюмы, превосходное вино, принесенное Филиппом, облегчение от изнуряющей жары – все это сделало атмосферу веселой, галльской. Отчасти это было связано с тем, что Конвей и Мэри постоянно упоминали о жизни на юге Франции. Из-за французских междометий они казались почти иностранцами, а Шолто подражал им во всем. Было удивительно, как поведение троих самых молодых присутствующих, если не считать самого молодого Базби, почти потерявшего дар речи от смущения, воздействовало на поведение более взрослых и уравновешенных людей. Никто и никогда еще не видел доктора Рамзи в таком воодушевлении. Ухватив за пухлую талию Лидию Базби, он взмахнул бокалом и прочитал несколько лирических стихотворений Роберта Бернса. Уилмот, по-видимому, хлебнул лишнего. Аделина впала в невероятное возбуждение. Жизнь казалась странной и полной прекрасных и ужасных возможностей. Из-за озера показалась луна.
– Пойдемте снова купаться! – внезапно воскликнул Конвей, стоявший, стройный и бледный, у самой воды.
– В темноте? – удивилась Лидия Базби. – Ну уж нет!
– Мы так делали на юге Франции, – сказала Мэри. – Это было чудесно. Гораздо лучше, чем при дневном свете, потому что не слепило глаза.
– Отличная мысль, – согласился Айзек Базби. – Я первый.
Он бросился в воду и нырнул.
– Славно! – крикнул он. – Идите все сюда!
Аделина освободилась от Роберта Вона и, взяв Уилмота за руку, повела его по зыбкому песку, пока вода не дошла до груди.
– Теперь тебе лучше, Джеймс? – спросила она.
– Лучше? Со мной все в порядке.
– Пригнись, Джеймс! Окунись в воду с головой.
– Аделина, вы меня совсем не понимаете. Когда я счастлив, вы думаете, что я пьян или болен. Впрочем, у меня действительно туман в голове, и, возможно, если я окунусь, мне станет лучше. – Он покорно посмотрел ей в глаза. – Нырнем вместе?
– Да. Сначала сделайте глубокий вдох и задержите дыхание.
Они опустились под воду. На мгновение их захватил поющий доисторический мир. Мир, в котором они пережили необычные приключения, заставившие их крепко схватить друг друга за руки. Вынырнув, они вновь обнаружили луну и своих спутников.
– Я невероятно счастлив, – произнес Уилмот. – Меня действительно ничего не беспокоит после того, как я узнал, что Генриетта удовлетворена и больше меня не ищет. Я был не прав, сказав, что вы меня не понимаете. Вы единственная, кто меня понимает. Я уже говорил, что пишу книгу. Мне бы хотелось прочитать вам первые главы. Мне нужно знать ваше мнение.
– Ой, Джеймс, замечательно! Вы принесете рукопись завтра утром?
– Да. Думаю, что она покажется вам довольно трогательной. Нырнем?
– Да, давайте нырнем.
Они снова исчезли и вновь поднялись из озера. Издалека до них доносились голоса и смех остальных.
Лидия Базби в купальном костюме выглядела в лунном свете красивее, чем можно было себе представить. Изгибы ее рук и шеи завораживали, в ее улыбке виднелась обольстительная сладость, новое осознание собственной привлекательности. До той поры она казалась всего лишь сорванцом.
Костер угасал. Кто-то отправился на берег и снова раздул пламя, чтобы оно разгорелось. Неожиданно все в едином порыве собрались вокруг него, экстравагантно позируя и жестикулируя. Рамзи подхватил пустую бутылку и, размахивая ею, продекламировал Бернса. В этот момент из-за ив показался Илайхью Базби и зашагал к ним по песку. Прежде чем он заговорил, все поняли, что его чувство приличия оскорблено. Он взмахнул обрубком правой руки.
– Никогда не думал, – заявил он, – что доживу до того дня, когда мои дети примут участие в такой сцене.
В горах мое сердце, не здесь, не со мною,
В горах за оленем несется стрелою[31], —
напевал доктор.
– Вам должно быть стыдно, доктор Рамзи, – заявил Базби. – Вам, тому, кто должен быть примером для других.
– Мне нечего стыдиться. Меня пригласили, и я пришел. Я лишь стараюсь быть любезным.
– Если иностранцы приезжают к нам и привозят с собой диковинные обычаи из Старого Света, мы не можем им помешать, но можем сами в них не участвовать.
Доктор вновь процитировал Бернса.
– А что сказал бы старина Бобби? – провозгласил он. – Он сказал бы:
Друг, честный малый, не буян —
Неважен чин —
Вполне вошел в Природы план,
Лишь он один[32].
Илайхью Базби повернулся к старшему сыну.
– У меня сердце болит, – произнес он, – когда я думаю, что ты позволил своим сестрам участвовать в такой распутной сцене – прыгать кузнечиком полуголыми и мокрыми.
Лидия и ее младшие сестры заплакали.
Юный Айзек заявил:
– Отец, мы не имели в виду ничего дурного. Вы с мамой знали, что мы едем на пикник.
– А вы бы вели себя так же, если бы мы с матерью здесь находились? Если это всплывет, о пикнике будет говорить вся деревня. До сих пор мы были нравственным обществом.
Доктор Рамзи поставил бутылку, скрестил руки на груди и снова процитировал Бернса:
Мораль, гнал бич разящий твой
Десятки тысяч на убой![33]
Илайхью Базби проигнорировал его и обратился к дочерям:
– Одевайтесь, девочки. Что касается тебя, Кейт, ты теперь замужем, и если твой муж решит позволить тебе остаться, я не могу заставить тебя уйти, но если бы я заранее знал, каковы его вкусы, возможно, я бы не так скоро простил тебя за брак с ним.
Тут и Кейт заплакала.
– Право, сэр, это совершенно невинное дело, – сообщил Брент со своей обезоруживающей улыбкой. – Я лишь хотел бы, чтобы вы оказались здесь с самого начала и увидели все своими глазами. Но если сестры Кейт уезжают, то мы с ней тоже уедем. Пойдем, Кейт, собери свои вещи.
Рыдая, Кейт с сестрами побежали в можжевеловую рощу.
Филипп с достоинством подошел к Илайхью и довольно резко сказал:
– Не понимаю, почему вы пришли сюда и критикуете мой способ развлечения себя и своих друзей.
Базби любил Филиппа и восхищался им. Несколько смягчившись, он произнес:
– Я не утверждаю, капитан Уайток, что на этом пикнике произошло что-то постыдное. Я говорю, что такие вольности – это нехорошо. И рано или поздно приведет к постыдным вещам. Если вы пьете вино и танцуете вокруг костра как язычники, что будут делать ваши внуки, когда захотят развлечься? Вероятно, напьются джина и будут танцевать голыми? Воспитание и мораль никогда не стоят на месте. Они или возвышаются, или падают. Как империи.
– Значит, вы хотели бы, – улыбаясь, заметил Филипп, – чтобы ваши внуки развлекались на пикнике так: юные леди, окунув лилейно-белые пальчики ног в озеро, сядут в кружок со своим рукоделием, а самый беспечный юноша будет читать им вслух произведения мистера Лонгфелло?
Подслушивавший доктор Рамзи подскочил, принял нескладную позу и продекламировал:
Жизнь великих призывает
Нас к великому идти,
Чтоб в песках времен остался
След и нашего пути[34].