Штормовые времена

Он засмеялся, облизал палец и провел им по стеклу. Миссис Вон погладила Гасси по головке.

– Твоя мать дикая, как олень. Это нехорошо для твоего будущего маленького брата.

– Пожалуйста, не нужно никаких маленьких братьев, – ответила Гасси. Она почувствовала, как изнутри поднимается кашель.

– Когда ты немного подрастешь, может, на следующий день рождения, Гасси, я устрою в честь тебя чаепитие. Позовем пятерых или шестерых милых деток. Малышей Пинков…

Она почувствовала, что кашель сейчас сотрясет грудь Гасси. Так и случилось.

К Рождеству земля промерзла, но так сильно, как в Квебеке. Река Уилмота превратилась в ледяной пруд прямо у пристани. Он с Тайтом сгребли с нее снег и начисто вымели. После вечера, ознаменованного его пьянством, Джеймс избегал Вонов. Тогда он невзлюбил миссис Вон и доктора Рамзи. Зато сблизился с соседями. Он захаживал к Пинкам и Лэси играть в вист и беседовать о политике и религии. Преподобный Хебер был крепким румяным мужчиной средних лет. Его жена была похожа на него, но застенчива, притом что сам преподобный был добродушен и уверен в себе в любой компании. У него было три прихода, один – в деревне Стэд, с хорошей церковью, куда ходила на службы вся община Джалны, и два – в небольших деревнях, расположенных на значительном расстоянии друг от друга, со скромными деревянными церквушками, которые Пинк все время стремился улучшить. Он любил споры, был терпим и радовался беседам с Уилмотом. Однако Филипп нравился ему куда больше, и он поощрял его пожертвовать землю и сделать крупный вклад в строительство нового храма. В этом случае мистер Пинк непременно освободился бы от своих маленьких приходов.

Молодой сын капитана Лэси получил увольнительную со своего корабля, пришвартованного в Галифаксе, и прибыл домой на каникулы. Это был энергичный юноша, совсем непохожий на Роберта Вона, но оба они сразу подружились. В округе царило праздничное настроение. Строительство Джалны внесло в местную жизнь новизну. О доме говорили на мили вокруг, и посмотреть на него приезжали издалека.

Уилмот задумал устроить вечеринку на коньках. Конечно, его дом был очень невелик, но если день выдастся не очень холодный, закуски можно будет подавать на открытом воздухе. Он купил коньки не только себе, но и Тайту, и они вдвоем целыми днями тренировались на реке, набив множество синяков и утомляясь до мышечных болей. Пинки и Лэси были опытными конькобежцами, как и другие соседи, в том числе многодетная семья Базби, которая уже много поколений жила в Канаде. Аделина раньше никогда в жизни не вставала на коньки. Теперь она твердо решила кататься, хотя миссис Вон делала все возможное, чтобы ее отговорить, и даже собралась с духом, чтобы поговорить об этом с Филиппом. Как ни странно, он считал, что ей это не повредит, и сам горел желанием кататься. «Если ребенок родится калекой, вина ляжет на них», – подумала миссис Вон.

Филипп получил некоторую практику в Квебеке и подтрунивал над Уилмотом, потому что тот не использовал тамошние возможности. Он купил коньки Аделине, а также Дейзи, которая была вне себя от радости, поскольку умела не только бегать на коньках, но и делать «восьмерку» и «виноградную лозу». Она пообещала Филиппу научить его танцевать на льду вальс.

Рождество прошло в приятной безмятежности. Для детей из леса принесли елку и украсили ее свечами и мишурой. Из Девоншира от сестры Филиппа по почте пришли большие коробки с подарками, а от ирландских родственников Аделины – не меньше дюжины плохо упакованных посылок, часть содержимого которых пришла в негодность. Аделина купила мужу темно-зеленую бархатную куртку и шапочку для дома и вышила голубым шелком узор по воротнику и манжетам куртки и по кругу шапочки, с которой свисала золотая кисточка. Гасси надела свои первые панталоны и стала в них маленькой девочкой, а не просто малышкой. Панталоны, отделанные кружевами, которые Аделина сплела своими руками, изящно белели под голубым шелковым платьицем с короткими рукавами и глубоким вырезом. Гасси выглядела настолько мило, что при взгляде на нее Аделина чуть не расплакалась. Она схватила дочь, покрыла ее лицо поцелуями и предъявила Филиппу для демонстрации. Из-под панталон виднелись маленькие голубые туфельки.

– Ты когда-нибудь видел что-нибудь столь восхитительное и забавное? – воскликнула она.

Казалось, Гасси слегка обиделась. Она подумала, что смеются над ней. Николас, привыкший быть в центре внимания, не мог вынести, что его сестренка заняла престол. Он подполз к юбке Аделины и попытался по ней взобраться, преодолевая оборку за оборкой. Филипп подхватил его и усадил на свои широкие плечи.

– Красивая парочка, – заявил он. – Дети Балестриеров ни в какое сравнение с ними не идут.

– И дети Пинков тоже.

– И все другие дети, которых я знаю.

– Интересно, на кого будет похож новорожденный?

– Надеюсь, это будет мальчик. Но лучше бы малыш и вовсе не появлялся.

– Хочу, чтобы он был светлым и похожим на тебя.

– Да. Пора бы появиться кому-то, похожему на меня. Но он, вероятно, будет копией твоего отца, рыжим и так далее.

– Боже упаси!

– Я бы хотел назвать его Чарльзом в честь моего отца. Он был прекрасным человеком. И потом, «Чарльз» хорошо сочетается с «Уайток».

– Если ты назовешь его в честь своего отца, то он должен быть назван и в честь моего.

– Хочешь сказать, что назовешь своего сына Ренни?

– У моего отца не одно имя. Полностью его зовут Деннис Патрик Крошей Сент-Джон Ренни.

– Хм… Не могу сказать, что хоть одно из них мне нравится.

– Моего дорогого отца, – сказала Аделина нежным голосом, – звали Деннисом до двадцати трех лет. Затем дядя, в честь которого его назвали, пообещал ему тысячу фунтов, если он возьмет одно из других своих имен. Поэтому отец, который готов называться любым именем, если речь идет о деньгах, отказался от Денниса и стал Ренни. Но по правде говоря, многие родственники по-прежнему зовут его Деннис, поскольку так его ненавидят, что не станут называть дедушкиным именем. Не то чтобы их дед был человеком, которым стоит хвастать. Он был…

Филипп посмотрел на часы.

– Пора одеваться, – перебил он. – И если ты хочешь, чтобы я застегнул тебе корсет, нам лучше приступить.

Погода в день катания была ясной и холодной. Уилмот и Тайт усердно работали все утро, расчищая лед от снега и подметая его метлами не только на пруду, но и на участке вверх по реке. Они соорудили скамейки для отдыха дам и постелили на них красные и серые одеяла. Жена соседа-фермера пришла помочь с закусками. В честь званого вечера Джеймс надел красный шарф, длинная бахрома которого свисала поверх жилета.

Первыми приехали Пинки, и Уилмот оказался этому рад. Они придали празднику атмосферу уюта. Священник подшучивал над Уилмотом, дескать, тот привносит в общество новые легкомысленные способы поведения. Миссис Пинк посмеивалась над шутками мужа и улыбалась остротам Уилма. Она радостно сообщила, что ее маленькие сыновья вполне оправились от коклюша.

Следующими прибыли Лэси. Они привезли с собой своего сына, единственного ребенка, как Роберт Вон, но в их случае единственный ребенок выжил из трех, поэтому он был втройне дорог. Лэси были самыми близкими друзьями Пинков. Они быстро объединились в такую сплоченную группу, что Уилмот почувствовал себя лишним. Он с беспокойством смотрел на дорогу, потому что услышал звон бубенцов. Большие сани, в которые была запряжена пара тощих заезженных лошадей, медленно въехали в ворота. Управлявший ими дюжий малый с трудом остановился. Еще один крепкий парень выпрыгнул из саней и подбежал к лошадям. Из повозки выбрались три пышногрудые девицы. Молодой Лэси бросился им помогать, но успел подать руку только их необычайно дородной матери.

Последним вышел отец семейства. Это был Илайхью Базби, первоначальный владелец большей части окружающих земель. Ему было чуть за шестьдесят, но он вполне мог сойти за пятидесятилетнего. Он держался так ровно, что почти отклонялся назад. Базби участвовал в войне 1812 года под командованием генерала сэра Айзека Брока и потерял руку в битве на Куинстонских высотах[26]. В нем смешались английская, ирландская и шотландская кровь, но ко всем этим народам он испытывал легкое презрение, которое в случае с шотландцами переросло в неприязнь. Но самое сильное предубеждение у него было к американцам. Он происходил из семьи Лоялистов Объединенной Империи[27], которая оставила все свои богатства в Новой Англии и в первые же дни американской революции бежала в Канаду. Преследования, которым семья подвергалась перед бегством, запечатлелись в сознании Базби с удивительной четкостью, поскольку он еще мальчишкой жадно впитывал их из рассказов дедушек и бабушек. Он был горд и самолюбив, но питал к Уилмоту симпатию и не испытывал большего удовольствия, чем посвящение новоприбывшего во все дела в провинции. Его старшая дочь Кейт также увлеклась Уилмотом, но куда сильнее, и ей не терпелось дождаться момента, когда они будут кататься вместе. Сам Базби отнесся к катанию практично и, поприветствовав хозяина, немедля уселся на берегу и приказал старшему сыну Айзеку надеть на себя коньки, чего не мог сделать сам из-за потерянной руки.

К собранию присоединились Уайтоки, Роберт и Дейзи Вон. Чуть позднее общество дополнил доктор Рамзи, который привязал свою кобылу к дереву, укрыл ее попоной и подошел к Джеймсу так, будто тот был пациентом, который, возможно, никогда не заплатит по счету.

– Я не задержусь надолго, – сообщил он. – Мне нужно ехать в Стэд, там меня ждет человек с рукой, сломанной в трех местах.

– Да ампутируйте ее, – посоветовал Базби через плечо. – Как сделали мне. Дайте ему стакан виски и режьте.

Доктор Рамзи проигнорировал совет. Он скрестил руки на груди и неодобрительно посмотрел на Аделину.

– Ей здесь нечего делать, – заявил он. – Только что оправилась от коклюша и должна родить в апреле. И взгляните, как зашнурована!


Уилмот счел это замечание дурным тоном, но в присутствии доктора Рамзи он оцепенел и неопределенно ответил:

– Надеюсь, все будет хорошо.

Доктор Рамзи сверкнул холодным взглядом.

– Почему?

– Не знаю.

– Могу вас заверить, так бывает редко.

Первым на лед вышел Илайхью Базби. Он плавно скользил по льду и был бы даже грациозен, если бы не угловатое положение тела, вызванное отсутствием руки. Неро, прибывший вместе с Уайтоками, никогда раньше не видел людей на коньках. Их вид наполнил его каким-то диким весельем. Скользя и пробуксовывая на поворотах, он бросился за мистером Базби. Аделина звала его, Филипп ему кричал, но мохнатый неутомимый пес только еще больше разгонялся. Неро прыгнул на плечи мистера Базби, и через мгновение они оба упали ничком.

– Полагаю, он сломал свою единственную руку, – мрачно заявил доктор Рамзи и быстро бросился на помощь мистеру Базби.

Когда Неро увидел еще одного человека на коньках, то замер в охотничьей стойке, широко расставив на льду лапы: он был готов расправиться с доктором так же, как с мистером Базби.

– Не подходи, скотина! – крикнул доктор.

Но Неро с радостным лаем кинулся ему на грудь. На мгновение доктор изобразил необыкновенно причудливую позу, которая могла бы принести ему славу модного фигуриста, если бы он смог ее удержать. Но это было последним, чего он желал. Сейчас он стоял на коленях, не осмеливаясь подняться на ноги. Однако его манеры были далеки от молитвы: он ругался и отмахивался от Неро, скакавшего вокруг него, захлебываясь лаем.

Нисколько не пострадавший мистер Базби расхохотался, сидя на льду. Филипп надел один конек, но от волнения никак не мог застегнуть другой.

– Неро! Неро! – продолжал рычать Филипп на собаку, но пес только радовался упавшим на лед людям еще больше.

– Поймай собаку, – приказал Уилмот Тайту.

– Босс, я боюсь, – возразил тот.

– А я говорю, поймай!

С ловкой грацией паренек пополз по льду к ньюфаундленду. Для тех, кто оставался на берегу, это казалось игрой. Теперь, когда Базби удостоверились, что их муж и отец не пострадал, они могли вполне насладиться этой сценой. Неро не замечал Тайта до тех пор, пока тот не схватил его за ошейник. После этого пес подпрыгнул и стал скакать, таща за собой легкого Тайта, при этом мистер Базби продолжал трястись от смеха, а Рамзи бранился.

Внезапно появился Пэтси О’Флинн, почти такой же ширины, как и высоты, так он закутался от холода, и направился к Неро. Он взял его за ошейник и с важным видом повел с реки. Раздались аплодисменты.

– Поверьте, он как я – сущий ягненок! – воскликнул Пэтси. – Если знать, как с ним обращаться!

Все тут же храбро ринулись к двум пострадавшим джентльменам. Теперь смеялись все, даже доктор. Уилмот нанял старого шотландца Джока, чтобы тот играл для катающихся. Тот настроил скрипку, и под веселый рил[28] послышался звон лезвий по гладкому льду. Кейт Блазби исполнила свое желание: вскоре она уже фланировала с Уилмотом. Дейзи и Роберт Воны были самой грациозной парой. На нем была куртка с меховым воротником, перетянутая ремнем, очень узкие брюки и шапка из довольно длинного желтоватого меха, похожая на доисторический головной убор, под которой бледнело его лицо. Дейзи в черной юбке и алом жакете, отделанном золотой тесьмой, вынуждала девиц Базби чувствовать себя скромной деревенщиной. Миссис Пинк ее наряд не одобрила. Она считала движения Дейзи слишком раскованными. Но Дейзи очень хотелось покататься с доктором Рамзи, который с тревогой наблюдал, как Аделина делает круги с юным Лэси. Доктор подошел к ней и сказал:

– Если вы вынуждены подвергать себя опасности, катаясь на коньках, миссис Уайток, я должен просить вас кататься со мной. Я самый искусный конькобежец из присутствующих и увереннее всех стою на коньках.

Аделина рассмеялась и отдала себя под его волю.

– Мне приятно, что вы это сказали, – заметила она. – Во всяком случае, надеюсь, со мной легче управляться, чем с Неро.

– Не стоит об этом говорить, – ответил он.

Когда они покинули пруд и медленно двинулись по реке, он принялся читать ей лекцию о том, как она должна заботиться о себе. Она резко отстранилась от доктора и воскликнула:

– Очень хорошо. Если вы настолько неприятны, я буду кататься сама.

Она сделала длинный размашистый шаг, на который у нее не хватило умения, и обязательно упала бы, если бы катавшийся с миссис Пинк Уилмот не бросился вперед и не подхватил ее. Аделина прижалась к нему и рассмеялась в лицо.

– Ради бога, увезите меня отсюда, – взмолилась она. – Миссис Пинк, вы не против обменяться партнерами? Мы с доктором Рамзи поссорились.

– С удовольствием, – согласилась миссис Пинк. – Для меня мистер Уилмот катается слишком быстро.

– Как ненормальный, – пробурчал доктор себе под нос.

Тополя на берегу реки стали отбрасывать на лед длинные голубые тени. Снежные сугробы у кромки льда высились словно руины какой-то великолепной беломраморной башни. Красневшее солнце опускалось к соснам. Тайт и жена фермера разносили горячий бульон и лепешки, испеченные на кирпичах. На столе, застеленном скатертью в красно-белую клетку, стоял огромный кувшин с кофе, чашки с блюдцами, тарелки с пирожными и сливовый пирог. В доме стояла чаша с пуншем, который собирались подать позже.

Аделина вертелась вокруг закусок, переживая за Уилмота, чтобы все прошло хорошо. Все и вправду шло хорошо. Его нововведение увенчалось успехом. В компании царило неподдельное веселье. Большинство собралось возле стола с кофе и пирогом, но некоторые молодые люди оставались на льду. Одним из них был молодой Гай Лэси, который брал уроки фигурного катания у Дейзи Вон и одновременно с матросской непринужденностью поглощал кусок сливового пирога. Дейзи могла полностью посвятить себя ему, поскольку доктор Рамзи к этому времени уже ушел. Незадолго до этого появилась няня, всю долгую дорогу от поместья Вонов толкавшая белые санки, привезенные из Квебека, в которых сидели Николас и Августа. Тут с ними принялся носиться самый младший Базби, толкая санки по льду с безрассудной скоростью.

После того как пунш был выпит и объявлен превосходным, Уилмот сказал Аделине:

– Думаю, что все прошло довольно неплохо, как считаете?

– Все было идеально, – заявила она, рассматривая снег сквозь красное стекло своего бокала. – Я не помню, когда мне было так хорошо. И посмотрите на Филиппа, он беспечен, как школьник.

– Он простудится насмерть. Нельзя снимать шапку при такой температуре.

Филипп держал свою норковую шапку в руке, и светло-русые волосы спадали с головы влажными волнами. Его лицо выражало твердую уверенность, что его жизнь превосходна, и безмятежную веру в то, что будущее не принесет ничего такого, с чем бы они с Аделиной не справились.

Однако Аделина посмотрела на ворота. Из подъехавших нанятых саней вышли двое мужчин и теперь расплачивались с возчиком. Ее глаза расширились. Она уставилась на них, едва веря увиденному. Когда мужчины приблизились, она повернулась к Уилмоту.