Шторм

— Вам пришлось столько перенести, — прошептал Рино.

Слабый журчащий звук говорил о том, что воздух с трудом проходил по поврежденным дыхательным путям. Кислота, сказал врач. Рино передернуло от одной только мысли. Неужели Каспара действительно сотворила нечто настолько ужасное? Может быть, она специально рассказала о том, как разволновался Боа, чтобы убедить заведующую перевезти его к ней? Может быть, она планировала убить его в своем собственном доме? Возможно, Улав Рист просто опередил ее, пробравшись в подвал и выкрав Боа? Или это Симскар забрался в комнату через люк, а там напоролся на Риста?

Вопросов накопилось очень много, а ответов было мало, но Рино надеялся, что в эту самую минуту Симскар описывает свою версию событий. От ветра стены заскрипели. Рино сидел и слушал неровное дыхание пациента, каждый вдох давался тому с большим трудом. Месяцы, проведенные в пансионате, вполне могли убить Боа. Рино боялся, что подозрения врача подтвердятся: Боа выписали из Хаукеланда без каких-либо повреждений в горле.

Единственная лампа в палате заморгала, и Рино надеялся, что хотя бы генератор не отключится. Шевеление в постели, судорожный вдох, и Боа снова затих.

Когда-то он был сложным ребенком, не способным контролировать свои действия, так же, как и Иоаким? Может быть, именно поэтому его засосало в водоворот злодеяний?

И все же далеко не все были готовы простить и забыть. Каспара ежедневно заботится о жестоко изнасилованной, Симскар лишился возможности говорить, а вот у Улава Риста неожиданно появился свидетель, от которого понадобилось срочно избавиться. С того дня, когда нога Боа коснулась берега Рейне, прошлое готовилось настигнуть его, вопрос заключался лишь в том, когда это произойдет.

И все-таки Рино прекрасно понимал, что лежащий перед ним человек подвергся невероятной жестокости.

— Кто такая Алине? — прошептал он.

Боа на секунду замер, но затем дыхание восстановилось.

— Вы хотели, чтобы Алине все узнала, не так ли?

С постели раздался сдавленный стон.

— Правда за правдой, — добавил Рино, затем встал и вышел из палаты.

Я знал, это займет время, которого было в обрез, но что-то подсказывало мне, что это крайне важно. Ведь могила была неглубокой, а следы стерты не слишком тщательно. Поэтому я снова отправился туда, в этот раз прямо по побережью, чтобы никто меня не заметил. Уже на полпути я сильно пожалел о своем решении и хотел повернуть. Но что-то меня терзало, так что я продолжил. Наконец я добрался до места, где закопал его. Я оторвал большие куски мха с валунов, постарался прикрыть ими свежие следы. Мне казалось, я слышу, как он ворочается под землей, пытаясь вдохнуть, и, не успев понять, что я делаю, я упал на колени и бросился раскапывать могилу голыми руками.





Глава 70




Бергер Фалк расхаживал по берегу. Мощные порывы ветра постоянно толкали его к отвесным горным склонам, во многих местах пронизанные следами бурения. Он вспомнил. Истерически рыдающая девочка подбирает свою окровавленную одежду. Ошеломленные родители бродят от дома к дому в поисках виновника. Взгляд матери, наблюдающей, как мальчик Бергер яростно мотает головой, отвечая на вопрос, взгляд, который еще много недель преследовал его. Страх, что Боа обо всем расскажет, проболтается о случившемся следующему, кого посчитает достойным своей симпатии. Девочка с недоверчивым взглядом будет являться ему во сне еще много месяцев, пока он не убедит себя в том, что никакого злодеяния не было. И тогда он наконец обретет покой.

Но сейчас все появилось снова. Поэтому он ходил по берегу, мечтая навсегда оставить эту историю позади.

Он едва мог разглядеть дорогу. Мир вокруг него казался стертым, и в этой дождливой мгле всплывали все новые и новые темные воспоминания. Оказалось, что два котенка выжили после расправы, устроенной Боа. Несколько дней они прятались, а потом все-таки выбрались наружу. Несколько недель у него ушло на то, чтобы завоевать их доверие, но в конце концов они привыкли к нему и разрешали даже подержать себя на руках. Он чувствовал, что должен защитить их, и это чувство было сильнее всего, что он когда-либо испытывал.

Дело было вечером, надвигалось ненастье. Он стоял в темноте на вершине холма, держа в каждой руке по котенку. Вдруг у него за спиной раздался голос.

— Брось этих гаденышей! — В руке отец держал большой гаечный ключ.

Он покачал головой и крепче прижал к груди котят. Отец повторил свой приказ, но он не послушался.

— Брось, черт тебя подери! — отец схватил его за левую руку и сильно сжал ее. От боли у мальчика выступили слезы.

— Брось, я сказал!

Отец прорычал эти слова прямо ему в ухо, но он прижимал к себе котят, держась за них как за последнюю надежду. Отец дернул его к себе и сжал руку сильнее. От боли у него перехватило дыхание, но что-то внутри него придало ему сил противостоять отцу, и он не разжал руки. Лишь когда пальцы треснули, ладони разжались. Услышав, как сломались его пальцы, он был настолько поражен, что даже не почувствовал боли. Он стоял неподвижно, а котята разбегались по холму.

— Удрали, черти!

Единственные слова отца, потом он развернулся и ушел. Когда мальчик вернулся домой, мать ничего не сказала, только обыденно перевязала ему руки, как будто заклеила пластырем царапину. А когда она наконец заговорила, то пробормотала что-то несвязное про то, что ветер усиливается, а отец волнуется, не рухнет ли лодочный навес. Они с матерью спустились в подвал, и сквозь завывание ветра ему показалось, он услышал кошачий крик. Через несколько минут пришел отец, он молчал и думал о своем.

Они просидели там, пока не заснули, все трое, а ночью он проснулся от пульсирующей боли в пальцах. Он взглянул на отца — тот спал, опустившись на стол — и почувствовал, насколько сильно его ненавидит. Мать тоже глубоко спала, видимо, события вчерашнего вечера совсем ее не тронули. И тогда он нарушил строжайший запрет: поднялся на кухню. Несмотря на полнейшую темноту, он увидел, что море побелело. Стены и замерзшие окна скрипели от ветра, но единственное, о чем он мог думать, — котята, живы ли они? Нашли ли себе укрытие? Фьорд был объят серо-черным покровом надвигающихся туч и бушующего дождя, и все же он смог разглядеть лодки Винстада, как их швыряло туда-сюда у причала. И только, когда шторм превратил деревья и камни в живых существ, он снова спустился в подвал. Он сидел, пристально глядя отцу в лицо, распластавшееся на столе. Затем, сам не зная, почему, он достал карандаши и принялся рисовать. Света было мало, так что линии получались очень грубыми.

Сильнейший порыв ветра вернул Фалка в действительность, но тут же всплыло еще одно вытесненное воспоминание. Он проработал ленсманом около пяти лет, когда было решено перевезти отделение полиции. В разгар хаоса переезда он проглядывал старые бумаги и внезапно наткнулся на заявление о пропавшем мальчике. Перед глазами у него потемнело, и, не вполне понимая, что делает, он разорвал бумагу на мелкие кусочки. А потом, в тридцать один год, он совершил первое и единственное должностное преступление. Он зажег спичку и позволил пламени поглотить остатки отчета. Он надеялся, что таким образом навсегда сотрет из памяти людей Оддвара Стрёма.





Глава 71




Шур Симскар вспоминал, как писал записки для покупок. Он стоял в магазине, напрягшись и до смерти боясь вопросов. Нет, этого нет. Может быть, что-то другое? Он покачал головой. Уверен? Вкус такой же. Почему ты не хочешь попробовать? Ком спустился из горла в живот, он задержал дыхание, пока в глазах не потемнело. И все это из-за чертова Боа.

Сейчас он снова писал, рассказывал о том, что случилось 12 октября 1962 года. Он сидел на валуне у берега моря, как обычно, убежав от всего и всех. Он был мальчиком, с которым никто не общался. Был необычайно теплый осенний день, волны мягко ласкали камень под ним. Сначала он решил, что кричит сорока, кружащая неподалеку, но, когда крик повторился второй и третий раз, он понял, что ребенок зовет на помощь. Он осторожно прокрался к костровищу, сначала ничего не увидел, а потом в траве чуть поодаль увидел такое, во что было невозможно поверить. Это была она, девочка, непохожая на остальных, а то, что с ней делали, он не мог этого описать. Полицейский и так все поймет.


Затем они укатили на велосипеде, как будто ничего не случилось. Боа улыбался, а Бергера Фалка все происшедшее словно бы не касалось. Симскар смял листок бумаги и начал заново. Полицейскому нужно знать еще кое-что.





Глава 72




Снова собравшись с силами, шторм разошелся не на шутку. Деревья пригибало к земле, незакрепленные предметы летали в воздухе. Рино, сидя в гостиной тетушки и пытаясь разговорить Иоакима, всерьез поверил, что у Боа были враги на каждом шагу. Многое указывало на то, что Каспара, насильно вливая ему в рот кислоту, мстила за нападение на Астрид Клевен. Вполне возможно, именно она подстроила пожар, из-за которого он стал пациентом пансионата.

В то же время Рино понимал, что допустил грубую ошибку. Несмотря на то что он дал строгие указания, чтобы Каспару не подпускали к Боа, она все еще свободно ходит по коридорам пансионата и вполне способна совершить убийство. В хаосе событий он принял нерациональное решение.

— Мне нужно еще раз поехать в пансионат.

Иоаким оторвался от книги, которую он достал с полки.

— Ты ж только что оттуда.

— Извини, Иоаким, но что-то меня беспокоит. Как только связь наладится, — Рино взял в руки мобильный телефон. — Я один занимаюсь этим делом. Поэтому так и выходит.

— Ну и ладно. Я тут пока ознакомлюсь с. — Иоаким посмотрел на обложку книги, — историей муниципалитета Москенес.

Рино стоял, не вполне понимая, что ему предпринять. В участке камеры не было, только в Лекнесе, а дорога туда закрыта из-за двухсотметрового оползня. И куда ему, черт побери, ее девать?

От порыва ветра стены дома страшно заскрипели, затем что-то, похожее на удар кнута, хлестнуло по окнам гостиной.

— Господи, — Иоаким захлопнул книгу и выглянул из окна. — Это еще что такое?

— Лишнее имущество соседей. Хочешь от чего-нибудь избавиться, просто выстави за дверь во время шторма.

— Чего?

— Шутка.

— Черт возьми! — Иоаким закричал и споткнулся о тетушкин журнальный столик. Некрасивая ваза разлетелась на тысячу кусочков. Из окна в гостиную смотрело чье-то лицо. Прижатый к стеклу нос, сверкающие глаза, жалкие остатки шевелюры развеваются на ветру.

— Черт возьми! — повторил Иоаким, поднимаясь на ноги. — Это еще кто?

— А это. это мой напарник, — сказал Рино, торопливо открывая дверь.

Он обнял напарника за плечи, тот грустно посмотрел на него. Твердо, но ласково, Рино проводил его за угол и ввел в дом. Фалк шел, загребая ногами землю, точно оставил все силы где-то там, в бушующем шторме.

— Это Иоаким, мой сын.

Иоаким вопросительно посмотрел на отца, затем с сомнением протянул гостю руку для пожатия.

— Я напугал тебя? — спросил Фалк.

— Немного, — у Иоакима внезапно проснулся интерес к местной культуре, и он снова открыл книгу.

— Я вас искал, — Рино жестом пригласил Фалка сесть на диван. Только сейчас он заметил, что напарник промок до нитки.

— Мне нужно было кое-что выяснить, — Фалк смотрел на журнальный стол.

— Боа?

Фалк кивнул.

Рино уже догадался, что между Фалком и хулиганом из Винстада имеется какая-то связь.

— Я пытался отвлечься от звуков, — Фалк не поднимал взгляд.

Рино взглянул на перепуганного Иоакима.

— Она кричала, кричала.

— Как ее звали?

Фалк закрыл лицо кулаками.

— Астрид, — сказал он.