Шторм

Пахнуло подвальной сыростью и еще чем-то, что он не мог разобрать. Он посветил фонариком внутрь люка. Лестница вела в пустой подвал.

— Когда-то здесь хранили картошку, — извиняющимся тоном произнесла Каспара.

То есть отсюда и пробрался в комнату Шур Симскар, тот самый, который с трудом мог взглянуть своим односельчанам в глаза? Рино переглянулся с медсестрой и стал спускаться по лестнице. Отверстие было слишком мало, чтобы Симскар вытащил Боа на спине, почему же тогда он не воспользовался дверью? Сделав первые шаги по щербатому полу, Рино наклонил голову. Он находился в квадратной комнате примерно три на три метра, и лишь небольшое отверстие в стене вело в соседнюю комнату. В свете фонарика Рино заметил темное пятно на полу. Он наклонился и коснулся пятна пальцем. Кровь. Может быть, Симскар пытался протиснуть Боа через люк, но уронил? Нет, что-то не сходится. Он прошел в следующее помещение, здесь лежала перевернутая тачка. Боа сопротивлялся? В следующей комнате весь пол был покрыт какой-то вязкой маслянистой жидкостью. Очевидно, здесь хранили уголь или кокс[10]. Но сейчас здесь было влажно, а на полу кто-то явно пытался нарисовать ангела. Это ты, Боа? Рино стоял неподвижно, пытаясь уловить озарение. Казалось абсолютно нелогичным, что Симскар притащил Боа с собой в подвал, и даже если так, он ведь сразу вытащил бы его наружу, не так ли? Почему же тогда здесь перевернута тачка? Откуда кровь на полу? Не пытался ли ты сбежать, Боа? Не ползал ли здесь вслепую, пытаясь отыскать путь на свободу?

Рино двинулся к входной двери и посветил на пол фонариком. Маленькие катышки засохшей земли. Нападали с ботинок? Конечно, не исключено, следы очень старые, а иначе, кто-то поджидал тебя здесь, Боа? Приполз ли ты прямо в руки своему похитителю? Рино снова зашел в подвал и еще раз осветил пятно крови. Ты упал и ударился головой, потом пополз дальше. Рино обнаружил новые пятна в следующей комнате. Потом ты ошибся, Боа, ты искал выход, а попал в старое хранилище для угля, тут ты лежал и барахтался. Теперь инспектор видел, что следы вязкой массы вели прямо до выхода из подвала. Так все и было, не так ли, Боа? Симскар вовсе не вытаскивал тебя из люка, ты пытался сбежать. Зачем, Боа? Чего ты боялся? Внезапно раздался глухой стук, свет, проникавший в подвал сверху, погас. Люк захлопнулся.





Глава 44




Первый упавший камень был размером с чемодан, но к тому времени, как он добрался до шоссе в шестистах метрах ниже, он разбился на метеориты примерно с кулак, так что проезжавшим спустя несколько минут через гору Хамнойфьеллет даже не пришлось снижать скорость. Следующий камень сорвался через пятнадцать минут, по пути он напоролся на несколько препятствий, сделал сальто в воздухе и разбился о свежеположенный асфальт. За ним последовал целый каменный блок, центр тяжести которого смещался на протяжении нескольких тысячелетий миллиметр за миллиметром. С глухим вздохом он оторвался от горного склона, на котором с начала времен вода потихоньку вымывала маленькие лакуны. Гул достиг окружающих гор и громким эхом вернулся обратно. Облако песка, похожее на туман, поднялось над дорогой, и когда острые камешки упали на землю, масштаб оползня стал очевиден. Метровые валуны лежали повсюду, еще пара метров — и автомобиль смело бы с дороги в бушующие осенние волны. Шофер ударил по тормозам, и на полицейский автомобиль обрушился град мелких камешков и земли.





Глава 45




Фалк не чувствовал пронизывающего ветра, не ощущал моросящего дождя, от которого волосы и подбородок сразу намокли. Фалк вообще ничего не чувствовал. Только внутренний хаос из ненависти и отчаяния. Миновав Рейнехалсен, он даже не заметил, что машина стоит возле полицейского участка. Усталыми шагами, как будто после долгого горного похода, шел не шестидесятидвухлетний мужчина, а десятилетний мальчик. Мальчик, который хотел сбежать, но не находил способа. Теннес — местечко отдаленное. Лишь высоченные горы и глубокий фьорд. Он знал каждый камешек, каждую гряду на маленьком выступе у подножия горы, много раз он с надеждой смотрел на пролив. На Винстад, который сулил свободу. Почему никто не вмешался? Почему мать вела себя так, как будто ничего не знала? И даже хуже: покрывала случившееся?

Уже в те времена он очень любил бездомных кошек, относил в их укромные местечки в расщелинах рыбью требуху, страшась, что узнает отец. Ведь уже не раз он выходил с ружьем на охоту на тех, кого называл вонючим отродьем. И всегда, против собственной воли сопровождая отца на рыбалке, Бергер с отвращением отворачивался всякий раз, когда отец отработанным движением сворачивал рыбе голову или вспарывал брюхо, выбрасывая кровавые внутренности. Он ненавидел боль и страдание и ненавидел отца за то, что тот был их причиной.

Резкий вой прорезал воздух. Никто не издает таких душераздирающих звуков, как лисы. И снова вой, от которого у него похолодела спина. Как и от криков в тот самый день. Хуже всего, что он знал: все обернется бедой. Страшной бедой. И он сам поучаствует в той беде.





Глава 46




Рино замер. Интуиция настойчиво долбилась в подкорку мозга с того самого момента, когда он вошел в дом, пытаясь сообщить ему, что что-то здесь не так. Боа пытались убить, и все свидетельствовало о том, что рисунок, обнаруженный на месте происшествия, нарисовала женщина, которая в данный момент находилась этажом выше. Месть. Все дело в мести. Боа вернулся домой, полагая, что о нем, как и о том, за что его когда-то возненавидели, давно забыли. Но вышло иначе, потому что Астрид Клевен, одна из жертв его юности, узнала его. Так ли это? И правда ли, что начатое несколько месяцев назад в гараже должно было закончиться здесь, в доме одной из медсестер, ухаживавших за ним? Если Каспара каким-то образом замешана в отмщении Боа, у нее были все возможности осуществить возмездие в пансионате. Зачем же она перевезла его к себе домой?

Пока он добирался до двери из подвала, наверху послышались приглушенные голоса, затем люк открылся.

— Простите, — сказала Каспара.

Хотя люк был закрыт всего несколько секунд, Рино уже начал сомневаться в намерениях женщины, которая в данный момент смотрела на него сверху.

— Мы не хотели вас пугать.

Он выключил фонарик и поднялся по шаткой лестнице.

— Пора бы рассказать мне, что происходит.

Каспара присела на край кровати.

— Это Астрид. Она совершенно вне себя в это время года. Видимо, она поняла, что произошло здесь сегодня вечером, и когда услышала, как вы здесь шуршите, с ней случилась истерика. Она ворвалась в комнату и захлопнула люк. Мне пришлось успокаивать ее — и только потом я смогла его снова открыть.

— Я говорю не о люке. Я говорю о рисунках Астрид. Почему один из них оказался в гараже, где чуть не сгорел Сигурд Овесен?

— Астрид в том гараже быть не могло.

— Но кто-то же там был. От ее имени. Все указывает на то, что пожар подстроен, а от того, что пострадавшего перевезли именно сюда, становится еще удивительнее.

Отвечая, Каспара чуть не плакала.

— Я всегда хотела только самого лучшего для своих пациентов, особенно для Героя, которому мы все так сочувствуем.

— Маски, — сказал Рино и захлопнул люк. — Я хочу знать, зачем Астрид их рисует и что они означают.

— Она с детства не рисовала.


— А почему она рисовала эти маски в детстве?

Каспара закусила нижнюю губу. По лицу было заметно, что она врет.

— Астрид плохо видит, так было всегда, но рисовать ей нравилось, хотя она сама с трудом различала свои творения. И внезапно она начала рисовать лица, отвратительные лица, одно злее другого.

Рино испытующе смотрел на нее.

— В детстве она посещала школу для слепых Хюсебю.

Каспара кивнула.

— И там она рисовала маски, злые маски. Один из учителей разработал специальную теорию о том, почему она их рисовала.

— Астрид приходилось тяжело, — затравленно прошептала Каспара.

— Маски, — твердо сказал Рино, когда продолжения не последовало.

— Она уже много лет их не рисовала.

— Но ведь когда-то она их рисовала?

Каспара кивнула.

— Вы знаете почему?

— Я думаю, потому что Астрид сильно разозлилась.

— Вот и учитель в Хюсебю сказал то же самое. Его теория состоит в том, что причина этой злости кроется в серьезной непрожитой травме.

Каспара спрятала лицо в ладонях, на которых уже проступали старческие пигментные пятна.

— Я не уйду отсюда, пока вы мне не расскажете.

— Хорошо, я расскажу, — согласилась она.





Глава 47




Нос судна вздыбился до небес, а через секунду рухнул в откатывающуюся волну, но у него не было сил бороться, он просто перекатывался из стороны в сторону, как мертвый. Хотя корпус судна постанывал, он не чувствовал страха. Впереди его явно ждало худшее.

Очень скоро они преодолели сильнейшие волны, и лодку стало качать меньше. Перед его внутренним взором предстал фьорд, а когда судно стало замедляться — покосившийся причал, к которому уже после того, как он покинул Винстад, приделали плавучий док. Он снова вернулся. Круг замкнулся.

Судно проскользило последние метры до пристани, и скоро он услышал, как борт царапается о швартовочные столбы. Капитан спрыгнул на причал, чтобы закрепить канаты, затем мотор остановился.

Ничего не произошло. Может, он курит? Или просто наслаждается моментом?

В те времена, когда в Винстаде кипела жизнь, причал служил местом встречи, причем не только тех, чья работа была связана с морем, но всех жителей деревни. Здесь все и произошло. Мальчишки бежали сюда сразу же, как только заканчивались уроки, и, если погода была хорошей, торчали здесь до тех пор, пока их не прогоняли домой. В те годы они сгрудились бы возле причалившей лодки, сгорая от нетерпения узнать, кто же к ним прибыл. И находившийся в данный момент на причале человек никогда бы в ту пору не смог незаметно проделать то, к чему готовился. Но годы лишили Винстад жителей — осталась лишь одна женщина. Он проходил мимо ее дома, когда ездил сюда зимой, но саму ее не встречал. Слышала ли она, как причалило судно? Вполне возможно, ведь ветер доносит звуки до берега. Может, она даже вышла посмотреть, зачем приехал этот чужак?

В этот самый момент он услышал, как капитан снова поднимается на борт. Затем раздался металлический стук, на лестнице послышались тяжелые шаги. Правильно: запах крепкого табака. Одна нога под ребра, мощный толчок, затем сильные руки подхватили шею и колени. Когда его поднимали наверх, ноги и голова задевали стены. Не успел он понять, что сейчас будет происходить, как его вынесли на плавучий док и положили на бетонное покрытие. Он как будто лежал на куске льда, тело затрясло от холода.

Последнее желание.

От понимания близости смерти возникло сильное, безнадежное последнее желание. Ему захотелось увидеть небо над Винстадом. Скорее всего, сейчас темно, как ночью, но, если ему повезет, оно будет усыпано миллионами звезд. А может быть, появится северное сияние? Господи, как же хочется увидеть северное сияние, зеленоватые отблески, пронизывающие все небо от горного хребта Киркефьорда вплоть до самого Рейне! Только взглянуть на северное сияние, и можно умирать, но не раньше. И снова раздался звук, металлический, угрожающий.

— И вот мы снова вдвоем.

Голос был хриплым и грубым, как будто голосовые связки вечность стояли без дела.

— Кто бы мог подумать.

Похоже, его похититель присел на корточки рядом с ним.

— Ты веришь в судьбу?

Верит ли он?

— А я верю. Видимо, было суждено, что все так закончится. Когда начали ходить слухи, кто же такой на самом деле этот пострадавший при пожаре, я все сразу понял. А ведь ты мог сбежать от меня, если бы не старые связи. Я отвечал за службу скорой помощи здесь больше пятидесяти лет, а когда ее перевели в центр, мой шофер остался в деле. А он такой болтун, знаешь ли. Тайны хранить совсем не умеет. И когда самого беспомощного пациента в пансионате Рейне перевезли на дом к одной из медсестер, он, конечно, сразу же прибежал ко мне.